Работать там было интересно, хотя и довольно сложно. Я попал в непростой период – время разлома исторического и политического развития государства. В начале 1965 г. президентом Индонезии был Сукарно – известный деятель, который считался националистически настроенным человеком, боровшимся против американского и английского империализма. Он даже запретил своим дипломатам в МИД разговаривать на английском языке. Поэтому, для того чтобы общаться по долгу службы, как-то контактировать, я выучил индонезийский язык. Через год после моего назначения в стране произошёл военный переворот, к власти пришли военные во главе с генералом Сухарто. Началась внутренняя гражданская война между военными и коммунистами Индонезии, в которой погибли свыше ста тысяч человек. Страной стали править военные. А ведь компартия Индонезии в то время считалась одной из крупнейших в мире (около трёх миллионов человек). Вот в такой сложной и трагической обстановке мне пришлось начинать дипломатическую службу. Навсегда запомнил следующий момент. Однажды, когда я проезжал мимо рисовых полей, которые обычно заполнены водой, я увидел, что в нескольких местах они были алыми от крови убитых в противостоянии.
Индонезия – красивейшая страна в мире с точки зрения природных богатств. Это крупнейшее мусульманское государство, население которого составляет 200 млн человек. Там проживает мусульман больше, чем в 20 арабских странах, вместе взятых. В этом смысле страну можно сравнить с Бангладеш или с Пакистаном. В первый год моего пребывания там, при президенте Сукарно, отношения между СССР и Индонезией были на довольно высоком уровне. Они носили многоплановый характер: военные, военно-политические, экономические, культурные. В Индонезии находились советские военные корабли, мы строили там множество предприятий. Но после прихода к власти военных долгое время отношения с СССР и потом с Россией находились в кризисном состоянии. Правда, сейчас торгово-экономические и культурные связи постепенно восстанавливаются, но они никак не достигли того уровня, который был тогда, в 1965 г.
В качестве старта дипломатической службы этот период был для меня довольно интересным и весьма поучительным. После возвращения в Москву я пару лет работал во вьетнамском секторе отдела Юго-Восточной Азии. А в Пакистан поехал лишь в конце 1967 г., где прослужил около 10 лет, сначала в качестве вице-консула, затем – консулом в Карачи.
– Всем известна классическая фраза «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». Насколько Вы согласны с этим утверждением?
– Выдающийся английский писатель Киплинг, фразу которого вы процитировали, родился в Индии, недалеко от Калькутты, поэтому он хорошо знал, что говорит. Долгие годы наши писатели, побывавшие на Востоке всего несколько недель, «успешно» пытались опровергнуть его высказывание. Так, например, Илья Эренбург, дважды посетивший Индию и Японию, написал целый очерк, где пытался уверить читателей в том, что грань, отделяющая Восток от Запада, практически стирается. Это категорически неверно. Восток настолько своеобразен и экзотичен, что, находясь там несколько месяцев, хочется написать целую книгу об увиденном. Но через несколько лет ты, в лучшем случае, пишешь пару статей, поскольку непросто понять многие моменты. И когда начинаешь осознавать, насколько всё это сложно, ты берёшь длительную паузу или вовсе ничего не пишешь.
Когда я думаю о странах Востока и хочу понять происходящие там события, я обращаюсь к трудам выдающихся русских и советских востоковедов начала ХХ в. Патриарх востоковедения академик В. В. Бартольд, выдающийся арабист академик А. П. Баранников, синолог академик В. М. Алексеев, замечательный тюрколог, профессор КГУ Н. Ф. Катанов. Какое созвездие востоковедов с мировыми именами блистало в начале ХХ в.! Это было слияние умов и талантов, оставивших сотни блестящих трудов, сохранивших свою научную ценность и сегодня. Они твёрдо исходили из того непреложного факта, что без востоковедения нельзя строить историю мировой культуры, вообще историю человечества. Кроме того, они утверждали, что опыт восточных стран гораздо богаче и глубже, но для его лучшего понимания необходимо усвоить и основные формы европейской культуры. К сожалению, позже мы значительно отошли от этих научных постулатов, а в середине ХХ в. по разным причинам прекратили комплексное изучение Востока, перестали учиться у него.
Восток гораздо труднее объединить в одно целое понятие, чем Запад. Культура арабов и ислама, Индии и индуизма плюс буддизма, Китая и конфуцианства – это отдельные вертикальные культуры, в отличие от горизонтальной христианской культуры Запада. Жизнь восточного общества имеет свой непростой узор, логику, далеко не всегда понятную европейцу. Не всегда и дипломатам удаётся это сделать, особенно тем, кто не знает восточных языков.
Однажды, помню, мой хороший друг – главный редактор крупнейшей пакистанской газеты, выходящей в Карачи, «Морнинг ньюс» Султан Ахмад – пригласил меня к себе на обед домой вместе с американским консулом. Так получилось, что из всех дипломатов, находящихся в стране, только я и американский консул говорили на языке урду. Двухчасовой разговор происходил на этом языке, журналист «подкидывал» нам проблемные вопросы и сравнивал наши ответы. А потом опубликовал большую статью под таким заголовком: «Американцам и советским дипломатам нужно знать не только то, что говорят официальные лица, но и то, что говорит на кухне у президента и премьер-министра обслуживающий персонал».
– В последнее время наблюдается тенденция к сближению России со странами Ближнего Востока. В подобных контактах важную роль играет и Татарстан.
– Сказать, что наши отношения бурно развиваются в настоящее время, я не могу. Они развивались гораздо более плодотворно в советский период. Мы имели тесные связи со многими арабскими странами. Потом эти связи потерялись. Радует, что постепенно мы их восстанавливаем. Не так давно впервые Саудовскую Аравию посетил Президент Российской Федерации Владимир Путин. Очень приятно, что вместе с ним в делегации находился и Президент Татарстана Минтимер Шаймиев. Участие республики в рамках общей внешней политики России отрадно наблюдать и мне – как татарину. Я хорошо и давно знаю Тимура Акулова. У него наработанные связи с представителями арабского мира, он прекрасно владеет арабским языком, я наблюдал, как он свободно общается с шейхами из разных стран.
В июле я был в Татарстане по приглашению Президента Академии наук РТ Ахмеда Мазгарова. В Казани проходило общее пленарное заседание вновь избранного Президиума Академии наук РТ и президиума исламской академии наук, базирующегося в Амане. Делегацию мусульманских учёных возглавлял президент Исламской академии наук Абдуссалям Маджали. Кроме того, в Казань приехали исполнительный директор (Иордания), вице-президенты – один из Туниса и двое из Турции. Нас приняли Президент РТ М. Шаймиев и Председатель Госсовета РТ Ф. Мухаметшин. Была достигнута договорённость о проведении ежегодного Конгресса исламской академии летом будущего года в Казани. Я вхожу в состав организационного комитета по созыву этого Конгресса. Это один из примеров совместных научных связей, который тоже говорит о расширении связей с исламским миром.
– За Вашу многолетнюю службу в разных странах, наверняка, возникали внештатные ситуации, когда надо было срочно принять правильное решение в интересах своей страны, но найти однозначный выход было сложно…
– Приведу лишь один эпизод. Непал. Июль-август 1991 г. Судьба так распорядилась, что в 1991 г., в период серьёзных испытаний и потрясений для нашей страны, приведших к распаду советского государства, я находился на посту Временного Поверенного в делах СССР в Королевстве Непал. Мне пришлось с болью в сердце наблюдать этот трагический процесс с «крыши мира». И не просто наблюдать и переживать, а, по возможности, разъяснять суть происходящих событий влиятельным политическим деятелям Королевства, чтобы не оттолкнуть Непал от нас. Это была непростая задача. Ведь дружественный характер между двумя государствами был накоплен десятилетиями сотрудничества, и потерять всё это в один момент было недопустимо. Буквально за месяц до августовских событий в СССР 1991 г. я устроил приём в посольстве по случаю 35-летия установления дипломатических отношений между нашими странами. С непальской стороны на приёме присутствовало около тридцати человек: премьер-министр Г. П. Койрала, четыре бывших премьера, все пятнадцать министров непальского кабинета и лидеры парламентских фракций всех политических партий. Это был очень приятный момент. И вот практически через месяц мне пришлось очень постараться, чтобы не вызвать негативные настроения в связи с развалом Советского Союза. Когда великая страна вползает в болото непредсказуемости, трудно убедить трезво мыслящего собеседника в чём-то обратном. Но ты должен попытаться это сделать, это твой долг.
Через 15 лет после отъезда из Непала, в июле 2006 г., я как вице-президент общества «Россия – Непал» открывал торжественное собрание в непальском посольстве в Москве по случаю 50-летия установления дипломатических отношений между двумя странами. Это был, несомненно, приятный момент. К тому же 85-летний Г. П. Койрала к тому моменту вновь стал премьер-министром – в сложный период развития гималайского государства.
– Юлдуз Нуриевич, дипломат сегодня – это защитник политического строя или защитник Отечества? Или нельзя разъединять эти понятия?
– Разъединять можно, но нужно ли – вот вопрос. Безусловно, при всех формациях истинные патриоты своей страны должны быть рьяными защитниками своего Отечества. Но ведь дипломат – лицо политическое, он посланник своего правительства, соответственно, должен защищать интересы того строя, которому он служит. Защита интересов новой России, к чему мы были призваны, обрастала не всегда понятными для нас задачами. После 1991 г. часто было неприятно наблюдать, как крупные бизнесмены, приезжая в те страны, где мы работали, вели себя нагловато и требовали от нас, чтобы мы обслуживали их. Хотя их интересы не всегда совпадали с интересами государства. Более того, порою было трудно провести грань между интересами государства и новоявленной высшей элиты российского общества.
Когда-то мне в душу запало высказывание французского путешественника XVIII в. Ф. Монброна, который сказал буквально следующее: «Мир подобен книге, и тот, кто знает свою страну, прочитал в ней лишь первую страницу». Прожив долгие годы в семи странах Востока от Индонезии до Казахстана, я никак не могу похвастаться тем, что мне удалось прочитать, по крайней мере, семь страниц Книги мира. Причина тому – моя профессия. По долгу службы мы были обречены смотреть на весь мир через призму интересов Советского Союза и России, двусторонних отношений. В сущности, так и должно быть, на то мы и были призваны государством, чтобы защищать его интересы.
Сегодня мы вернулись на круги своя: нам нужно заново прочитать первую страницу Книги и узнать о своей стране, претерпевшей столь кардинальные изменения в своём развитии, чтобы сделать очередной скачок к прогрессу. Думаю, что это задача последующих поколений.
Беседу вела Альбина Хазиева,
журнал «Элита Татарстана», сентябрь 2007 г.
Первая глава
Эпизоды дипслужбы
Зигзаги жизни. В течение 14 лет жизни в деревне вплоть до отъезда в Казань на учёбу в электромеханическом техникуме я находился под «протекторатом» замечательной бабушки Фахернисы, безграмотной, но глубоко религиозной женщины, практиковавшей пятикратный намаз ежедневно. Тогда я мечтал при содействии невидимых ангелов быстро изучить арабский язык и научить этому языку бабушку, чтобы она смогла самостоятельно читать священный Коран и от этого испытала бы безмерное счастье. Этого, конечно, не случилось, но через полвека эти детские мысли были озвучены на английском языке в интервью корреспонденту Би-би-си во время международной конференции в Лондоне.
Русский язык я с большим опозданием «штудировал» в техникуме – техническую терминологию, изучая законы электротехники и высшей математики, а литературный язык через поэзию Александра Пушкина и Михаила Лермонтова. В татарской семилетней школе «выучил» немецкий язык (знал около 500 слов и десятки фраз наизусть), что оказалось вполне адекватным знанием, чтобы успешно сдать вступительные экзамены в МГИМО МИД СССР.
Детские мечты остаются в детстве, но иногда они сбываются. Судьбе было угодно, чтобы я к 25 годам овладел государственными языками Индии и Пакистана – хинди и урду, смог свободно общаться с государственными деятелями этих стран на их родном языке. Наряду с английским три восточных языка – урду, хинди и индонезийский стали моими лучшими спутниками жизни, о чём я написал в предыдущих книгах, изданных в Алма-Ате и Казани.
В этой главе излагаются некоторые эпизоды из дипломатической жизни в пяти странах Востока. Говорят, что дипломат подобен айсбергу, надводная часть которого то, что он может сказать, подводная же то, что он знает. Я далёк от мысли, что в приводимых эпизодах «айсберг всплыл на поверхность», но некоторые куски льда я всё-таки «вытащил из-под воды», чтобы показать собственные методы действия.
Предварительные размышления
Шәһәрдә авылныкы мин,Авылда – шәһәрнеке,Чит илләрдә йөргән чакта —Туган газиз илнеке[1].Р. ФәйзуллинПоследний год ХХ в. я встретил в Алма-Ате на посту старшего советника посольства России в Казахстане. Накануне завершения дипслужбы в этой стране местное издательство «АВС» выпустило мою книгу, подготовленную на скорую руку, которая вопреки ожиданиям разошлась в течение двух недель. Но я был недоволен содержанием книги, поскольку тогда ещё как «действующий носитель закрытой информации» я не мог свободно высказаться по многим аспектам дипломатической службы в странах Востока, где в общей сложности я проработал около двадцати лет (Индонезия, Пакистан, Бангладеш, Непал, Шри-Ланка, Мальдивы, Кыргызстан, Казахстан).
Когда дипломаты находятся за рубежом, они как бы живут в двух-трёх измерениях одновременно: жизнью своей страны среди своих сограждан; жизнью страны пребывания, подчиняясь её обычаям и традициям; и наконец, жизнью дипломатического корпуса, куда входят представители многих стран. Следовательно, так или иначе, дипломат находится под пристальным наблюдением различных спецслужб – «своих», «чужих» и «совсем чужих». Любые нарушения и отклонения от норм такой многослойной жизни могут быстро и навсегда отлучить дипломата от работы в этой специфической сфере. Многие не выдерживают такого прессинга, и те, которые остаются в строю, должны подчиняться этим строгим требованиям в течение всей служебной деятельности.
Чтобы «встряхнуться» от этого груза после выхода в отставку с государственной службы я незамедлительно поехал в свою родную деревню Иске Кызыл Яр, где я впервые за последние сорок лет почувствовал себя вполне свободным, «освобождённым» человеком. Именно посещение родных мест подтолкнуло меня на откровенные размышления: я обнаружил, что с такого расстояния гораздо удобнее трезво и спокойно взглянуть на все перипетии ускользающей от нас жизни.
…Раннее утро 19 августа 2001 года. Брожу по полям и лесопосадкам родной деревни. Бывшие колхозники, ныне пожилые пенсионеры, крепко спят – им некуда больше спешить. Звонко поют запоздалые жаворонки, как это было и 50 лет назад, когда я пятнадцатилетним мальчишкой покинул эти места. Впервые у меня появилось ничем не ограниченное время для досужих размышлений. Вперемежку с детскими годами вспоминаю о прожитой жизни в далёких азиатских странах: за экватором – на Яве и Калимантане, под Гималаями и Тянь-Шанем, в большом мегаполисе на берегу Аравийского моря и на северных островах Индийского океана.
Почти тридцатилетняя служба в МИД СССР и затем десять лет в МИД России постепенно уходит в прошлое, забывается и как-то растворяется в будничной суете. Пройдёт ещё несколько лет, и в разговоре с женой с грустной улыбкой буду вспоминать, что когда-то я около сорока лет служил в загадочном для многих внешнеполитическом ведомстве и в дипломатических представительствах некогда могучей державы.
Прислушиваясь к щебетанию птиц и шелесту берёзовых листьев, я почему-то стал припоминать о том, где я был и что делал ровно десять лет тому назад, в те грозные дни августа 1991 г. А находился я тогда в буквальном смысле слова «на крыше мира» и был посланником одной из двух сверхдержав – Временным поверенным в делах СССР в Королевстве Непал. Перед моим взором, как в кадрах документального фильма, стали «проплывать» лица руководителей горного Королевства, в беседах с которыми я пытался разъяснить суть происходящих в нашей стране событий, приведших вскоре к распаду великого государства.
Я невольно стал заново переживать тогдашние волнения и политические заботы, как будто что-то важное при этом упустил или не так сделал. Мне остро захотелось запечатлеть эти роковые дни 19–22 августа 1991 г. Я быстро воссоздал их в памяти с единственной целью, чтобы самому хотя бы мысленно вернуться к тем временам, в ту до боли привычную атмосферу размышлений и действий, вновь почувствовать себя полноценным человеком. И заодно «втянуть» любознательного читателя во «внутреннюю кухню» нашей работы за рубежом в такие переломные моменты истории – воспроизвести по часам всего лишь несколько дней.
В попытках конкретно «приземлить» освещение работы дипломата за рубежом и дать больше информации для потенциальных туристов я, возможно, слишком увлёкся этим занятием, хотя и здесь я далёк от мысли, что мне это удалось. В результате этих раздумий в глухой татарской деревне появилась новая книга о Востоке, которая была выпущена издательством «Магариф» в конце 2001 г. Книга была издана небольшим тиражом и в торговую сеть не поступила. Я раздал книги по библиотекам и друзьям. Можно сказать, что в Казани книга прошла незаметно, за исключением положительных рецензий в некоторых газетах («Татарстан яшьләре», «Восточный экспресс», «Мәгърифәт»). Позже появились выборочные публикации из книги в журнале «Казан утлары» (№ 10, 11, 12 за 2003 г.). Совершенно неожиданным сюрпризом для меня стало издание отдельной брошюрой одного из разделов книги («В заоблачном Королевстве») в далёком Катманду на двух языках – английском и непали.
Позже по заказу гендиректора «Идел-Пресс» я подготовил второе, дополненное издание книги «Восток глазами дипломата» с приложением к нему небольшого очерка о татарской дипломатии. Одновременно была достигнута договорённость с издателем о подготовке к 1000-летию Казани научно-популярной книги «История татарской дипломатии» объёмом порядка 15 печатных листов.
Представленный мною издательству макет будущей книги состоял из десяти глав: 1. Введение. 2. Дипломатия и внешнеторговые связи Великой Булгарии. 3. Дипломатия Золотой Орды (под углом зрения расчленения роли татар). 4. Внешняя политика и дипломатия Казанского ханства. 5. Татары в дипломатии в период расширения Российской империи (XVII–XIX вв.). 6. «Служилые татары» Посольского Приказа и МИД России. 7. Политики и дипломаты зарубежной татарской диаспоры. 8. Татары в дипломатической службе СССР и РФ. 9. Дипломатия Татарстана в постсоветский период. 10. Заключение.
По непонятным для меня причинам издательство всячески затягивало выполнение достигнутых договоренностей и в результате оба упомянутых проекта остались не выполненными. Потом произошёл резкий поворот в моей жизни: от дипломатии к науке. По приглашению директора крупнейшего в мире Института океанологии имени П. П. Ширшова академика Роберта Нигматуллина я подключился к совершенно новой работе – научной публицистике.
Вот уже несколько лет я увлечённо занимаюсь «пропагандой» научных исследований по Мировому океану и не только! Как уже отмечалось, упомянутые два блока сборника как раз составляют статьи последних лет, опубликованные главным образом в «НГ – Наука» – в газете, наиболее популярной и престижной в научных кругах Российской науки.
Встреча с президентом Сукарно (Индонезия)
О чём писать? Восток и ЮгДавно описаны, воспеты.М. ЛермонтовВспоминается первая встреча с президентом Сукарно. Это было в начале февраля 1965 г. Посольство СССР в Джакарте решило провести празднество в связи с 15-й годовщиной установления дипломатических отношений между СССР и Индонезией. Президент Сукарно выразил согласие лично присутствовать на этой церемонии.
В назначенное время к зданию прибыл кортеж автомашин. Через несколько минут в сопровождении посла в зал вошёл Сукарно – стройный, коренастый человек среднего роста. Его сопровождали два адъютанта – бригадный генерал и полковник. Президент в прекрасно сшитой военной форме без каких-либо орденов и медалей, на голове – чёрный продолговатый фес – национальный головной убор яванца. Такое сочетание одежды как бы подчёркивает, что президент одновременно является главнокомандующим вооружёнными силами, а также главой гражданского правительства и Индонезийского государства.
Заняв отведённое ему почётное место, Сукарно снял тёмные очки и, широко улыбаясь, медленно поднял правую руку, приветствуя собравшихся. Затем быстрым привычным движением передал одному из адъютантов жезл главнокомандующего, напоминающий укороченную трость. Выступивший с краткой речью Н. А. Михайлов, обращаясь к Сукарно, поблагодарил его за оказанную честь. Охарактеризовав основные этапы развития дружественных отношений между нашими государствами, посол особо подчеркнул личный вклад Сукарно в утверждение благоприятных условий для развития дружбы и сотрудничества двух стран. Потом мы слушали выступление Сукарно. Это было, безусловно, яркое выступление великолепно владеющего аудиторией оратора, видного и общепризнанного государственного деятеля международного масштаба. Никто из сидящих в зале, конечно, не предполагал тогда, что ему, провозглашённому конституцией страны пожизненному президенту, всего лишь через каких-то шесть месяцев придётся начать смертельную схватку за сохранение за собой поста главы Индонезийского государства.
Сукарно (1901–1970) был бессменным главой государства и правительства Индонезии с 1945 по 1967 г. Он родился в городе Сурабае (остров Ява) в семье учителя. Будучи сыном мусульманина и индуистки, он проповедовал религиозную терпимость и ратовал за создание в стране светского общества, где различные религии, имея полную свободу, были бы вне политики. Сукеми – отец будущего президента – был искренним почитателем индийского народного эпоса. Он назвал своего сына именем прославленного героя «Махабхараты» – смелого, любящего свою родину воина Карно. К этому слову он решил прибавить индонезийский префикс «су», что означает «лучший». Так мальчик получил имя Сукарно. К двенадцати годам он стал признанным заводилой среди своих сверстников, а в двадцать три года покинул родительский дом: предстояла учёба в голландской школе города Сурабай. Вскоре Сукарно установил контакты с политической организацией «Сарекат ислам», познакомился с её лидером Чокроаминото. Это было началом его политической деятельности, которую он успешно продолжал в годы учёбы в технологическом институте в Бандунге.
В 1927 г. Сукарно с группой своих сторонников создал Национальную партию Индонезии (НПИ), провозгласившей чётко выраженную цель – завоевание Индонезией полной независимости через антиколониальную революцию. Зажигательные речи, организационная работа по укреплению НПИ, четыре года тюрьмы. Пламенный оратор-трибун, активный организатор, динамичный представитель нарождающейся национальной буржуазии, он постепенно становится общепризнанным лидером национально-освободительного движения Индонезии. 17 августа 1945 г. в Джакарте на митинге он провозгласил Декларацию независимости Индонезии. Через два дня он стал первым президентом республики и главой правительственного кабинета, оставаясь на этом посту более двадцати лет.
О Сукарно написаны десятки книг и монографий на различных языках мира. Среди них, пожалуй, наибольший интерес (во всяком случае, среди книг, прочитанных мною) представляют четыре солидных издания. Это книга американской журналистки К. Адамс, вышедшая ещё при жизни Сукарно. Вторая книга привлекает внимание читателя ещё и потому, что её автором является старший сын Сукарно, Гуптур, и, видимо, поэтому носит почти «семейное» название «Бунг Карно – отец, друг и учитель». Много малоизвестных и важных фактов из политической жизни Сукарно можно почерпнуть из монографического исследования индонезийского историка Р. Суарто, вышедшего из печати в начале 70-х гг. И наконец, в СССР в 1980 г. была издана политическая биография Сукарно, одним из авторов которой является М. С. Капица – тогдашний заместитель министра иностранных дел СССР.
…Во всех книгах о Сукарно отмечается, что он был очень влюбчивым человеком. Сукарно не раз говорил, что в женщине больше ценит не ум, а сердце и красоту. (Заметим, что шариат допускает полигамию, а в индийском эпосе говорится о праве героев на многожёнство.)