Ловушка судеб
Воитель отшвырнул парня в сторону, как пушинку.
– Пошли вон! Обе! – Ральф гневно глянул на жену и дочь. – Стража! А этого в темницу! На рассвете казнить!
– Нет, папа, прошу, – девушка, плача рухнула перед отцом на колени. – Я выйду замуж за кого ты пожелаешь, только не убивай его. Прошу.
– Вон! – злобно прохрипел отец.
Мать подняла дочь с колен и увела из зала.
Пару часов из темницы раздались звуки скрипки – это было последним желанием осуждённого на казнь. Лилась такая музыка, что злобные охранники прослезились. Йозеф играл бы до утра, но его выпустили из темницы и вывели за ворота.
– Посмеешь вернуться, тебя тут же казнят, – озвучил Сверр приказ конунга.
Парень, прижимая скрипку к груди, неспешно отступал назад, понимая, что его выгнали из собственного, пусть и захваченного, города.
– Пошёл-пошёл! Или прибить на месте? – выкрикнул Сверр, и для убедительности достал меч из ножен.
Йозеф, оглядываясь, поплёлся к лесу. Он заметил человека у ворот, но тот быстро скрылись за воротами.
Гостевой дом, отведённый важным гостям, охранялся с особой надёжностью. В покои князя вошёл один из его воинов и низко поклонился князю. Зигмунд наполовину лежал среди мягких подушек и жевал яблоко.
– В жизни не видел столько подушек, – улыбнулся Зигмунд. – Южане славно обустраивают свои дома. Эти пришлые тоже наверняка не знают, что с ними делать, – князь откинул одну из подушек в сторону. – Что-то случилось?
– Она пыталась сбежать, – ответил воин.
– Это интересно, – князь подался вперёд. – Одна?
– С каким-то музыкантом.
– Его казнили? – Зигмунд благородно откинулся на подушки.
– Нет. Конунг приказал вышвырнул его за ворота.
– Ещё интересней, – хмыкнул князь. – Ты сам это видел?
– Да. Убить его? – предложил воин. – Мальчишка не мог далеко уйти.
– Нет. Если конунг не стал омрачать казнью завтрашний день, то и мы не станем.
Воин поклонился и вышел из покоев.
– Значит, она любит музыку? – усмехнулся князь. – Это куда лучше, чем мечи.
Князь отшвырнул огрызок на пол.
Много зим с того времени прошло. Много лет пролетело. Что музыкант только не делал, где он только ни был, а мастерство игры, так и осталось его единственным любимым занятием. А родных мест он боялся, как огня. Чужие дороги были гораздо приветливей и милей.
А годы берут своё. Вот и лицо прорезали морщинки, появились седые волосы на голове, руки ослабли, глаза плохо видеть стали. Всё о чём Йозеф переживал и беспокоился, так это то, что некому своё мастерство передать. Детей у него не было. Не мог он Ингу забыть. По слухам он знал, что выдал её конунг замуж за князя, а спустя год – она умерла.
А бедный музыкант скитался по бесконечным дорогам, городам, да посёлкам. Ничего у него не было, а сейчас и силы покидали. Только скрипка и осталась.
Сделав последний аккорд, Йозеф опустил инструмент. А публика молчит. Люди смотрят на него заворожёнными глазами. Кто-то хлопать начал, потом ещё, и ещё. Глаза слушателей засияли от восторга. Старик улыбнулся и поклонился. Тут же под его ноги посыпались монеты.
– Спасибо, – хрипло поблагодарил Йозеф.
К нему подошёл полноватый мужчина средних лет и вложил в его ладонь несколько монет.
– Идём со мной. У меня таверна за углом, – улыбаясь проговорил он. – Такой игры я в жизни своей не слышал. Дрожь по телу пробежала. Идём. И поесть дам. Меня зовут Ким.
– А я Йозеф, – кивнул музыкант.
Посетителей в таверне было немного. Ким всё сделал, как обещал: жаркое на стол поставил, свежеиспечённых ватрушек, пирог ягодный, и про эль не забыл.
Йозеф сел за стол. Давно он такой еды не видел. В дороге чёрствыми лепёшками, собранными грибами и ягодами перебивался, а тут – пир горой.
– Нечем мне с тобой расплачиваться, – сомнительно вздохнул музыкант. – Моих денег даже на похлёбку не хватит.
– Ешь, – улыбнулся Ким. – За такую игру и мёда пахучего не жалко.
– Марта! – крикнул он в сторону. – Мёд неси!
– Опять бездельника из подворотни притащил? – женщина зло оглядела Йозефа. – Ещё один циркач?
– Музыкант! – гордо ответил ей муж, указав на скрипку.
– Ну да, что-то староват для музыки, – хмыкнула она.
Йозеф встал с лавки и взял со стола скрипку. Зазвучали переливы, словно утро ясное, весёлые, задорные, ноги сами так в пляс и просятся.
Люди в двери стали заскакивать. Все дивятся, улыбаются, в такт музыке каблучками отстукивают. Вскоре в таверне не осталось свободных мест. Даже в открытое окно протиснулись любопытные головы.
У Марты улыбка на лице сияла, а муж ей подмигнул.
Не успел Йозеф смычок опустить, как грянул гром аплодисментов.
– Ух, радость-то какая, – заулыбалась женщина. – Садись, ешь. Заслужил. Вон сколько народу к нам привлёк, – она оглядела всех. – Заходите, присаживайтесь! Места всем хватит!
Посетители расселись по лавкам. Хозяйка, вместе с двумя дочками, забегала по залу, собирая заказы.
– И откуда ты к нам? – спросил Ким.
– Отовсюду, – вздохнул Йозеф.
– Значит места для тебя нигде не нашлось? – улыбнулся хозяин.
К Йозефу подошла худенькая блондиночка, лет семи. Глаза большие, круглые, и голубые словно озеро. Волосы растрёпанные, кое-как лентой старой перехвачены. Одежда старая, поношенная. Платье на два размера меньше, всё в заплатах и грязных пятнах.
Девочка осторожно коснулась струн скрипки. Они звонко ей ответили.
– А ну убери руки! – рыкнул Ким.
Девочка боязливо отскочила в сторону.
– Зачем ты так, – улыбнулся Йозеф и протянул девочке ломтик пирога. – Иди сюда? Ты чья такая?
Девочка робко взяла угощение.
– Ничья, – ответил за неё Ким. – Приблудилась, откуда невесть. Марта её подкармливает, а она даже по хозяйству толком не помогает. Сказала, что через пару дней выгонит.
– Вот, держи ещё, – улыбнулся музыкант и протянул ещё кусочек пирога. – Как тебя зовут?
– Диса, – девочка схватила протянутую еду, быстро запихивая её в рот.
– Не спеши. Ешь, – улыбнулся музыкант.
– И я так хочу, – Диса кивнула на скрипку. – Ты меня научишь?
– Ты этого хочешь? – удивлённо, спросил Йозеф.
Диса кивнула.
– А помогать по хозяйству будешь? – вновь спросил он. – Музыка, она такая, лодырей и бездельников не любит. Терпение, упорство, а главное – любовь и нежность.
Взял он скрипку и заиграл так, что душа счастьем и гармонией налилась. И плакать хотелось, и смеяться.
– Вот так, – Йозеф опустил смычок и осмотрел девочку. – Готова?
– Да, – Диса вновь кивнула. – Только научи.
– Ох, что-то не вертится, – вздохнул Ким. – Ты даже уборку на половине бросаешь.
– Я смогу, дяденька, смогу, – на Йозефа глядели голубые глаза. – Научи. Пожалуйста.
Глаза девочки не врали. Виден был азарт и стремление.
А поначалу всегда так. Были как-то у музыканта два ученика, рвались, горели желанием, а после трёх занятий сбежали. А его сочли плохим учителем и выгнали.
«Учителя плохими не бывают, – вспомнил он слова отца. – Главное – настрой, упорство и желание ученика, а навык придёт с годами».
– Оставайся у нас, – вдруг предложил Ким. – Будешь играть по вечерам. Большую плату не обещаю, но жильё и еда будет. Место есть.
– Тогда тебе и её оставить надо, – ответил Йозеф, кивнув на Дису.
Девочка улыбнулась. А Ким сомнительно оглядел белокурую дурнушку.
3
Шло время. Уже год обучал Йозеф Дису. Упорства у неё было хоть отбавляй. А вот с уборкой и правда нелады. Но готовила она отменно. Так они привыкли друг к другу, что стал он её дочкой называть, а она его отцом.
Чтобы не раздражать хозяев и посетителей, как он утверждал, «противным визжанием», уходили они с Дисой в лес, или к реке, где их могла слушать только природа.
– А почему не в городе? – удивлялась девочка. – Ты же прилюдно играешь.
– Прежде чем людской слух удивлять, научись сначала с природой разговаривать.
Диса провела смычком по струнам и в уши ударил противный треск. Из кустов вылетала стайка птиц и бросилась врассыпную.
– Я, как ты, не смогу, – чуть было не заплакала девочка.
– А кто меня уговаривал остаться. Сейчас же уезжаю, – Йозеф направился в сторону поселения.
– Нет-нет, постой! – Диса стёрла слёзы с глаз. – Я готова. Продолжай урок.
– Хорошо, – музыкант вновь подошёл к девочке. – Не сжимай так смычок, не скалка тебе. Он должен быть невесомым, словно пёрышко. Расслабься. Тихо, не спеша.
Девочка вновь провела смычком. Звук стал легче, приятнее. Она улыбнулась.
– А когда я для людей играть буду? – спросила она.
– Как только научишься птиц не пугать, а музыкой к себе призывать, – улыбнулся мужчина. – Слышишь, как поёт.
Где-то на дереве звонко и переливисто пел соловей. Девочка вглядывалась в кроны.
– Никто его не учил, а слушать готов каждый, – продолжал музыкант. – И ещё запомни: слушать – это одно, а слышать – это другое. Слушать мы готовы почти всех, а вот выслушать – не каждого.
Девочка бодро несколько раз провела по струнам.
С дерева вспорхнула весёлая певунья и тут же улетела.
Диса опустила смычок. Слёзы вновь наворачивались на глаза.
– Музыка – это не просто красивые звуки, – вздохнув улыбнулся Йозеф, – это мир нашей души и сердца. Разумом музыку не понять. Её надо почувствовать. Это слова, которые никто никогда не скажет. Это тайные и запредельные мысли и чувства.
Йозеф взял у девочки скрипку и заиграл так, что ветер перестал шелестеть листвой, а из-за туч выглянуло солнце. Где-то в ветвях вновь запел соловей. А над головой закружились бабочки.
– Ты – волшебник, – восторженно проговорила Диса. – И я так смогу. Обещаю. Я научусь.
– Знаю, – Йозеф присел возле неё на корточки. – Вижу твоё упорство и горящие глаза, – он ласково смахнул слезинку с её щеки. – Не плачь. Дом не за один день строится. А про упрямство – забудь. Иначе уеду.
– Нет, не бросай меня, – девочка обняла его, уткнувшись носом в плечо. – Я с тобой уеду. Куда угодно. Лишь бы ты был рядом, – плакала она. – Никто меня никогда не жалел, никто обо мне не заботился. Все только прогоняли.
У Йозефа чуть у самого слёзы не полились. Вот то счастье, которое он всегда искал. Счастье детских обнимающих рук. Счастье, которое обеими руками прижать к себе можно. Пусть не родственная по крови, но родственная по душе.
– Я тоже один, – вздохнул он. – Всегда один.
– Нет, – девочка шмыгнула носом и взглянула ему в глаза. – У тебя скрипка есть, а у меня никого.
– Что ж, тогда нас уже трое, – улыбнулся музыкант.
– Папа… папочка… – Диса вновь повисла у него на шее.
Йозеф отложил на траву скрипку и поднял девочку на руки.
– Доченька ты моя любимая, – проговорил он. – Никуда я без тебя не уеду. Обещаю.
4
Как же бежит время. Не догонишь его, не поймаешь, и не остановишь. Десять лет пролетели, как один день.
Обосновался Йозеф в таверне. Хозяева тоже к нему привыкли, а в таверне завсегдатаи появились. Даже гостевые комнаты пустовать перестали.
Помимо вечерней игры на скрипке Йозеф охотился, дрова рубил, за валежником в лес ходил. Не боялся он работы. В сытости, в тепле – это самое главное. А работящие руки дело всегда найдут.
Диса, смотря на отца, росла и расцветала, душой, делами и телом. Из маленькой пугливой замарашки, превратилась она в красавицу, что постояльцы, больше на неё заглядывались, чем на хозяйских дочек. Всё спорилось в её руках: и уберётся, так чисто, что сверкает и блестит, и еду приготовит, что пальчики оближешь, и огород прополет, посадит, польёт. Марту зависть взяла, что не распознала, в этой пугливой серой мышке, настоящую труженицу.
Недавно девушке семнадцать исполнилось. Вся краса и задор в самом разгаре.
Но никто не видел, как она играла на скрипке. Уходила Диса далеко в лес, в сопровождении отца, а вскоре и одна. Все тропинки выучила, все деревья и кустики друзьями считала. С деревьями и цветами разговаривала. Птицы и звери её не боялись. И она не боялась, даже медведей и волков.
Однажды зимой, когда Диса с Йозефом за валежником ходили, на их пути вдруг оказался медведь. Самый страшный зверь зимой – это медведь-шатун, сам не спит, а кушать-то хочется, а кругом холод и голод. В такое время зверь запросто напасть может, не успеешь оглянуться, как станешь обедом, или ужином.
Стоит это чудо лохматое, когтями кору с дерева дерёт. А людей увидел, в два прыжка оказался около них. Принюхался, на задние лапы поднялся. Диса и Йозеф остановились и затаились.
– Беги, – шепнул музыкант девушке. – У меня нож есть. Как-нибудь справлюсь.
– Нет, – ответила Диса и положила скрипку на плечо. – Стой и молчи.
Девушка начала играть колыбельную, ту, что хозяйка своим дочкам частенько в детстве напевала. Музыкант удивился столь необычному решению, стоит, а сам потихоньку старается нож из-за пояса достать. Если что, к сражению он готов.
– Уходи, – еле слышно шептала Диса, смотря медведю прямо в глаза, и не переставая играть. – Уходи в чащу. Там твой дом.
Медведь опустился на лапы и зевнул.
У Йозефа стали закрываться глаза, того гляди упадёт в сугроб и уснёт. Он встрепенулся и протёр глаза. Смотрит, а медведь ковыляет от них прочь, и даже не оборачивается. Вскоре лохматый скрылся за деревьями и поваленным валежником.
– Как ты это сделала? – не мог понять музыкант.
– Сама не знаю, – удивилась девушка. – Я разговаривала с ним, с помощью музыки. Как ты учил.
– Ты меня чуть не усыпила, – Йозеф не мог понять такого. – Всё, до весны в лес не ногой. Идём.
– Но папа, а как же занятия? – испугалась девушка.
– Я сказал, нет. Идём, – грозно заявил он.
Диса покорно и разочарованно вздохнула. Она не мыслила и дня без скрипки. В дождливые и сурово-зябкие зимние дни она места себе не находила. А в таверне отец запрещал ей играть. Говорил: «Ещё не время», и придумывал разные отговорки, вроде её неправильной постановке пальцев, и техники игры.
Но дело было вовсе не в этом и даже не в музыке. Как только девушка оказывалась в лесу, или в саду и огороде, то даже цветы оборачивали к ней свои головки, сорняки долго не росли, а плоды быстрей созревали. Животные и птицы словно понимали каждое её слово. Дворовой пёс перестал гоняться за хозяйским котом и поймал две лисы, которые чуть не залезли в курятник. Такие необычные способности могли быть только у фей и эльфов. Но Йозеф давно не верил во всякие легенды и всё же придерживался старых общепринятых правил, вроде тех, что стоит поклониться, когда в лес входишь, и попросить разрешения, а когда из лесу уходишь, не забыть поблагодарить за дар, взятый у духов леса, будь то ягоды, или дрова. Но таких чудес, что творила Диса, он никогда не видел. Он боялся даже представить, что случится, если она на людях будет играть. Но этого не избежать и рано или поздно, это произойдёт.
Йозеф неназойливо стал расспрашивать Кима и Марту откуда девочки появилась. А они лишь плечами пожали – пришла откуда-то и всё тут.
Свои наблюдения музыкант держал в тайне, а то на смех пустят, или он сам беду на девушку наведёт. Он тоже много тайн и секретов знал, рассказанных ещё отцом. Много чего в мире происходит из того, что мы объяснить не в силах. А из-за недобрых слухов и наговоров страдают хорошие люди. Его и самого считали чуть ли не колдуном, говорили, что играть его научили демоны. Вот он и молчал, лишнего никогда не болтал.
Диса почти треть зимы не брала в руки скрипку. Она с жалостью и сожалением наблюдала, как отец по вечерам гостям играл. Девушка занялась прядением и вышивкой. Так и коротала она зябкие зимние дни, которые никак не хотели отпускать землю.
В этом году весна оказалась поздняя. А радость начала весны была омрачена болезнью Йозефа. Он простудился и ослаб. Травы и припарки плохо помогали. За какие-то несколько дней постарел и поседел совсем. Ноги еле держали, руки тряслись, едва ложку мог удержать, не говоря уж про скрипку.
А весна была в самом разгаре. Играть по вечерам стало некому. В таверне стало тихо и неуютно. Посетителей поубавились, а хозяева втайне сетовали, но ничего поделать не могли. Привели они музыканту лекаря, но запоздалое лечение шло очень медленно.
5
Утром, едва открыв глаза, Йозеф услышал музыку. Нет, не почудилось и не приснилось. Он глянул на стол – инструмента нет.
Он встал с постели, вдохнул полной грудью, и улыбнулся. По всему телу прошла удивительная бодрость. В руках и ногах появилась сила, кашля нет, и дышится легко.
А звуки скрипки так и льются. Отдаёт радостью, мужеством и упорством. Словно это не музыка, а речи командира своим бойцам. Такой мелодии он давно не слышал, с того времени, когда его отец играл. И всё же в его душу вкрался страх. Что он увидит, когда окажется в зале?..
Он не спеша спустился с лестницы. А в зале – не протолкнёшься.
Вчера заехали богатые путники. Ким думал, что Йозеф поиграет на прошлом ужине, но не сложилось. Музыкант был совсем плох.
Ким уговорил Дису сыграть вместо Йозефа, уверяя, что заплатит вдвойне, и она сможет ещё лекарства для отца купить.
Ради отца Диса готова была на всё. И несмотря на то, что она давно скрипку в руки не брала, она безошибочно вспомнила все аккорды. А когда она заиграла – просветлело пасмурное небо, а надвигающиеся тучи, словно пыль метёлкой смело. Засияло яркое солнце, отражаясь в молоденькой, только что распустившейся листве.
Бодрость, силу и резвость ощущали все слушатели. Даже немощный готов был в бой ринуться.
Йозеф остановился на середине лестницы. Ничего необычного он не заметил, только радость и счастье по всему телу прошли. Самое главное для каждого человека – это увидеть своё продолжение. А он, как учитель, услыхав итог своего труда, почувствовал гордость и силу, что поверить не мог. Вот оно продолжение, поспело и поднялось, как тесто на дрожжах. Большего ему и не надо. Закончены уроки. Пора птичку в полёт отпускать. А там, будь что будет. Не вечность же её прятать.
Музыка резко оборвалась. Диса уставилась на отца.
– Прости, – жалобно проговорила она.
– Что ж… – гулко закашлял Йозеф и чуть не упал, он сел на ступеньках.
Девушка подбежала к нему и обняла.
– Прости, пожалуйста, я не хотела, – из её глаз готовы были политься слёзы. – Я больше не буду… я…
– Это было великолепно! – раздался позади неё молодой мужской голос. – Ничего подобного я не слышал.
На ступеньки за Дисой поднялся молодой мужчина. Его глаза сияли искренней гордостью. Но было в них и то, что приравнивало к высшей знати. И музыкант это уловил.
Йозеф пытался сам встать на ноги, но даже силе музыки, не поднять больного в одночасье. Диса поддерживала его, но он, вновь едва не упал, если бы парень не подоспел, поддерживая музыканта.
– Не должны вы, господин, выполнять дело слуг, – тихо проговорил Йозеф.
По ступенькам быстро бежал ещё один мужчина, постарше. Они помогли музыканту спуститься в зал и усадили на лавку.
Диса опустилась на пол перед отцом и положила скрипку на его колени.
– Чем она перед тобой провинилась? – спросил молодой помощник.
Старый музыкант осмотрел его с ног до головы. Его взгляд упал на резное клеймо на рукояти меча, в виде двух сплетённых змей. Он вздохнул и чуть улыбнулся.
– Значит помимо помощи, ты и на вопросы отвечать не хочешь? – гордо заметил молодой человек. – Твоя дочь замечательно играла. Это все подтвердят, – он обвёл рукой постояльцев.
– Да, – послышались отзывы.
– Здорово было!
– Просто слов нет.
– Великолепно!
– Сколько ещё ты собирался прятать от нас это сокровище? – подошёл Ким и чуть склонился перед величавым молодым гостем. – Простите его, он не в себе. Стар, пора на покой. А она, – он указал на девушку, – Кладезь таланта.
– Всё так, – вздохнул Йозеф и посмотрел на дочь. – Встань милая. Они правы. А я глупец старый, ничего не вижу. Только дай мне слово, что твоя музыка будет в добро направлена.
– Как же музыкой зло совершить? – удивлённо хмыкнул парень.
– Ты из семьи князя Зигмунда Бравого, ведь так? – обратился Йозеф к парню.
Парень нахмурился, улыбка тут же пропала с его лица.
– Как ты узнал? – удивился тот, не сводя глаз с музыканта.
– Такое оружие кому попало не раздают, – музыкант кивнул на меч, с тяжестью вспоминая прошлое. – Однажды я видел такой. Князь преподнёс его в дар конунгу Ральфу Гордому. Он им перед всеми хвастался.
– А потом им же и заколол, – с грустью высказал парень.
– Этого я не знал, – удивился Йозеф и вздохнул. – И замужество его дочери войну не остановило.
– Ты знал мою мать? – молодой князь обескуражено сверлил музыканта глазами.
– Твою мать? – Йозеф встрепенулся. – Кто она? Как её имя?
– Светлоликая Инга, – едва шевеля губами проговорил парень.
Йозеф отвёл взгляд в пол. Далёкие дни жгучими воспоминаниями ранили душу. Сколько раз он хотел вернуться, строил планы следующих побегов. Но всё окончательно рухнуло, когда он узнал о её смерти. Лишь издали он видел её погребальный костёр. Плакал и молился о мире и покое её души.
– Лучезарная Инга… – тихо поправил музыкант. – Лучезарная…
Из его закрытых глаз заструились слёзы, стекая по седым усам и бороде.
– Все вон! – провопил парень, злобно оглядев публику. – Пошли прочь!
Люди стали выбегать из таверны, стоило только троим княжьим слугам, внушительного телосложения, вытащить для устрашения мечи.
Зал тут же опустел. В углу боязливо жались хозяин и хозяйка.
– И вы уходите, – князь бросил под ноги Кима небольшой мешочек с деньгами.
– Да, да, да… – Ким схватил деньги и вместе с женой тут же скрылся за поворотом, ведущим в кухню.
Диса боязливо прижалась к отцу.
– Кто он? – тихо спросила она?
– Скрипач… Йозеф… – лицо парня наливалось злобой и яростью. – Музыкант, который обесчестил мою мать, – прошипел князь. – Встань, когда с тобой разговаривают!
– Что ты, я… – успел только выговорить Йозеф.
Князь махнул рукой и двое слуг, оттолкнув девушку в сторону, в два счёта поставили старика на колени перед господином.
Князь схватил упавшую на пол скрипку и замахнулся ею, желая разбить о стол, но перед ним оказалось злобное лицо молодой музыкантши.
– Не смей! – Диса ухватила за сильную руку.
Парень опешил. Девушка тут же отступила назад. Третий охранник вмиг поставил девушку на колени, но она тут же вскочила, тот попытался вновь, заломив ей руки назад. Диса упорно сопротивлялась и вырывалась.
– Нет, отпустите её, – взмолился Йозеф. – Она всего лишь невинное дитя. Я причина твоего гнева.
– Оставь её, – проговорил князь, осматривая Дису с ног до головы. – Она сегодня повеселила меня. После твоей музыки я чувствую невероятную силу.
– Которую ты решил применить к девчонке и старику? – безбоязненно спросила девушка.
– Гордячка, значит, – ухмыльнулся князь.
– Отпусти её, прошу тебя, – молил Йозеф. – Она тут ни при чём, – он силился подняться на ноги.
Диса подбежала к отцу, помогая встать.
– Я не знаю, в чём ты меня обвиняешь, – продолжил старый музыкант. – Я клянусь, что и пальцем не тронул Ингу. Я любил её больше жизни. Наша любовь не переступила грань дозволенного. Она была чиста и невинна, когда её выдали замуж. Зигмунд Бравый всегда зарился на богатые земли конунга, которые тот, так же приобрёл лишив жизни не одну сотню мирных жителей, в том числе и моих родителей. Инга стала лишь товаром. Она оказалась его третьей женой.
– Много ты знаешь старик, – молодой князь вертел в руках скрипку.
– Хотел бы забыть, но… – признался Йозеф и вздохнул. – Я не знал, что у неё были дети.
Ярость князя постепенно стихала. Он мало что знал о тех далёких временах. Лишь гневные пустые слухи, но никаких доказательств. Он никогда не был даже любимым сыном для отца. Воспитывался как бастард15, не получив родительской ласки и заботы.
– Она умерла после моего рождения, – князь подвинул ногой лавку. – Садись, – он мрачно вздохнул, положил скрипку на стол, и отошёл к окну.
Диса усадила отца. А потом схватила скрипку, подняла с пола смычок, и прижала к себе, как самую дорогую вещь на свете.
– А я думал, весь день будет лить дождь, – невзначай вздохнул титулованный воин.
– Как тебя зовут? – спросил музыкант.
– Эрланд, – он обернулся и глянул на Дису, а потом перевёл вопросительный взгляд на старика: – Ты говоришь правду? Иначе, тебе не жить.
Диса вздрогнула и сильней прижалась к отцу.
– Она говорила, так звали её старшего брата, – улыбнулся музыкант. – Она его очень любила. Он погиб в бою, – Йозеф смотрел на парня. – Суровостью и статью ты в деда, а глаза добрые, как у мамы.
Повисла молчаливая пауза. Эрланд старательно изучал взглядом музыка, а потом спросил: