Сейчас стояли осенние сумерки, снег выпал и тут же превратился в слякоть. Мальчишка должен был отнести пацанам пакет размером в два кулака, который ему передали на другом конце города, и шёл, прижимая его под курткой обеими руками к животу. Он проделывал это не в первый раз, маршрут был проверенный, но сейчас становилось холодно, и он решил срезать, чтобы добраться побыстрей.
В переулке, куда он свернул, за ним побежали. Кто это был – полиция или парни из чужого квартала, – он разбираться не стал и, не раздумывая, прыгнул через забор в соседний проезд. За ним тоже прыгнули, топот приблизился, и теперь паренёк бежал, задыхаясь, по кривым узким улочкам, понимая, что если догонят – могут отнять пакет. Тогда ему конец, пацаны не простят: предупреждали заранее.
Он знал один проходной двор неподалёку, проскочив который можно было затаиться между гаражами: по тёмному времени его там не найдут. Из последних сил, разбрасывая руки и ноги, мальчишка ещё раз свернул в подворотню и, почти уже падая, выскочил в тылы старого автопарка. Нырнув в узкую щель, отделявшую забор от ближайшей постройки, он ввинтился в проход и, задыхаясь так, что лёгкие готовы были разорваться, прижался к стене. Спустя минуту, слегка отдышавшись, он заполз в какую-то полуразрушенную мастерскую, нырнул под здоровенный щит, прислонённый к стене, и затаился там лёжа, вслушиваясь в собственное дыхание и звуки снаружи.
Его недолго поискали, потом ушли. На всякий случай, выждав время, мальчишка вылез, отряхнул руки и, передвигаясь с оглядкой, пошёл дальше – к своим.
Куртка и джинсы оказались чем-то перепачканы, лицо тоже. Паренёк попытался привести себя в порядок, но потом решил, что сделает это позже, дома. Сейчас нужно было отдать пакет в нужные руки, получить за это деньги и только после этого что-то делать дальше.
Он прекрасно понимал, что именно находится в том небольшом мешочке, который он нёс с собой, и не хотел об этом думать. Сам он не притрагивался ни к водке, ни к этому белому порошку, потому что видел, во что они превращают людей за самое короткое время. Мать свою он жалел и молча сносил её тихое пьянство, потому что она была единственным человеком на земле, который его любил. Остальные в лучшем случае не трогали. Когда случалось, что мать была трезвой, она обнимала его, и кроме её ладоней, на свете другого тепла не оставалось.
На улице совсем стемнело. Паренёк добрался до своего двора, где его уже ждали человек десять подростков – личности насквозь известные. Старшим среди них был узколицый, высокий и жилистый Рыба. Все контакты со взрослым криминалом лежали на нём, пацаны слушались Рыбу беспрекословно. Ему было уже за двадцать, и глаза у него были какими-то пустыми. Даже те парни, что показывали во дворе свой гонор, отчего-то боялись Рыбу, а тот обычно отдавал команды, не предполагая, будто его приказ можно не выполнить.
– Давай товар, – сказал Рыба, когда паренёк появился во дворе. – Чего такой грязный?
– Гнались, – односложно ответил парень и сунул руку под куртку, за пакетом.
Пакета не было.
Компания, стоя возле скамейки посреди двора, смотрела, как в свете зажигающихся окон паренёк снял с себя куртку, оставшись в одной рубашке, и проверил, не завалился ли куда-нибудь пакет. Стало ясно, что он выронил его по дороге, когда убегал, но Рыба уже ударил его, резко сбив с ног, а остальные по команде бросились топтать ногами. Первый удар ботинком пришёлся в лицо, разбив губы и, кажется, выбив часть зубов, другой, в живот, заставил скрючиться. Били остервенело, всё больше входя в раж, и в это время во дворе появилась женщина.
Она выглядела настолько нездешней, что спутать её с местными было невозможно. В короткой шубке из светлого меха, в такой же шапочке, с сумочкой в тон сапожкам на шпильках, она казалась только что сошедшей с экрана. На самом деле столичная гостья приехала сюда, чтобы продать свою квартиру, доставшуюся от дальних родственников по наследству, и снова улететь в Москву.
К сожалению, требовалось хотя бы один раз лично появиться в этом городишке, чтобы засвидетельствовать нотариусу своё физическое существование, то есть убедить его в том, что это не очередная риэлторская афера. Квартира стоила не слишком дорого, но весь жилой дом шёл под расселение, так что требовалось решить вопрос быстро. Она сама уговорила мужа отпустить её в поездку без сопровождения: дескать, день туда, день назад, и незачем беспокоиться по пустякам. Теперь, оставив в гостинице вещи, она взяла такси и поехала по адресу – посмотреть жильё.
В Москве у женщины было всё, о чём пишут в гламурных журналах: богатый супруг, хорошее авто, загородный дом. Не было только детей. Лет десять назад случились неудачные роды, но врач тогда сказал, что кое-какие шансы ещё остаются. В свои тридцать два женщина успела создать вместе с мужем хороший бизнес, нечто вроде интернет-рынка подержанных вещей. Они построили виртуальную торговую сеть на полстраны и с каждой купли-продажи получали свой процент.
Такси, на котором приехала женщина, остановилось за углом. Она входила во двор, где в полутьме избивали мальчишку, когда он, получив очередной удар ногой, вдруг в голос, по-детски тонко закричал:
– Мама-а-а!..
Через секунду женщина была рядом. Она подбежала и не раздумывая бросилась прямо в толпу, расталкивая парней руками. Кому-то она заехала своей сумочкой по голове, так что оторвался хлястик, кого-то сходу пихнула в бок, с каждым шагом стараясь пробиться к лежащему в снегу и грязи пацану с окровавленным лицом. Она что-то выкрикивала как сумасшедшая и, когда ей удалось добраться до мальчишки, присела над ним, закрывая собой от ударов. Рыба взмахнул рукой с кастетом, попав точно ей в затылок, и женщина распласталась лицом вперёд, почти поперёк лежащего под ней паренька. Она не шевелилась, и все смотрели, как она лежит в своей светлой шубке. Никто не понимал, что делать дальше.
– Уходим, – сказал Рыба. – Слышь, – он наклонился к пареньку, – если скажешь чего, убью, понял?
Он снял с руки кастет, вытер его о куртку и первым двинулся вглубь двора. Там, если отогнуть металлическую сетку, открывался проход на соседнюю улицу, и пацаны один за другим пролезли в образовавшуюся дыру. Когда последний покинул двор, раздался отдалённый сигнал полицейской сирены – наверное, кто-то из жителей успел позвонить в отделение, и там, как ни странно, отреагировали вполне оперативно.
…Ее муж, высокого роста, с окаменевшим лицом, прилетел через два дня, привёз столичных оперов и трёх человек из собственной службы безопасности. Хоронить женщину должны были в Москве, а пока нужно было разобраться с деталями – здесь, на месте.
В больничной палате на пятерых он нашёл избитого парнишку. Лицо у того опухло, всё было в фиолетовых подтёках, дёсны кровоточили. Сломанные зубы торчали острыми углами во рту, когда он пытался говорить, и мальчишка то и дело трогал их языком.
Муж убитой, в накинутом поверх костюма белом халате, сел на стул рядом с койкой, спиной к другим пациентам.
– Мамке моей поесть отнесите, – слабым голосом попросил мальчишка. – Одна она там, пропадёт без меня.
Он не знал, кто перед ним, да ему всё было безразлично. Полиция уже побывала здесь пару раз, парень ничего путного им не рассказал: ну, кто-то набросился на него в темноте, а тётечка шла мимо, вмешалась, больше ничего не помню – вот и все показания. Из тех, кто его избивал, паренёк ни одного имени не назвал.
– Я её муж, – сказал тот, кто пришёл в палату. – Её убили, когда она тебя закрыть пыталась. Мы их всё равно найдём, а тебе здесь жить не дадут: ты – свидетель. К тому же ты товар потерял… пакет уже нашли, там твои отпечатки.
– И чё? – спросил парень.
– Поехали со мной в Москву, – устало, без каких-то интонаций предложил мужчина. – Определю тебя в интернат, профессию получишь. О мамке твоей позабочусь, вылечим.
Мальчишка взглянул из-под опухших век, фиолетовых после побоев.
– Чего надо-то от меня? – спросил он, заранее понимая, какая сейчас последует просьба.
– Главного назови и где его разыскать, – тяжело и спокойно глядя на него, сказал мужчина. – Он мне раньше нужен, чем до него опера доберутся.
– Если я его сдам, меня самого убьют, – ответил парень, шепелявя.
– Да тебя здесь и так убьют, – равнодушно констатировал мужчина. – А этого, который мне нужен, посадят, но срок дадут небольшой, потому что он начнёт отпираться, будто в толпе и в драке неясно было, кто её ударил, а кастет он давно уже выкинул. Известная история, у меня на неё времени нет. Если сдашь его, в Москву поедешь с мамкой. Если нет – делай что хочешь.
Паренёк лежал и молча смотрел в потолок.
– Наплевать мне на вашу Москву, – шепеляво сказал он. – Никуда я не поеду, врёте вы все. Если мамке сегодня пожрать отнесёте, то и хорошо… Только денег ей не давайте – пропьёт.
У мальчишки очень болела голова, он потрогал лоб рукой. Вошла медсестра, принесла капельницу:
– Заканчивайте свидание!
– Сейчас, – попросил мужчина. – Через три минуты ухожу.
Та отошла к другим пациентам.
– Знаете, – сказал наконец парнишка, – что ваша тётечка этим кричала? «Сына моего, – кричала, – не троньте, сволочи вы поганые…» То есть меня, значит, сыном называла.
Мужчина кивнул и закончил за парня:
– …А они её – кастетом по голове. Выходит, они мамку твою убивали. – Он говорил по-прежнему, вроде бы без эмоций, но паренёк после этих слов вдруг приподнялся на койке и повернулся к нему, несколько секунд он о чём-то раздумывал.
– Рыбой его здесь кличут, – сказал он внятно. – Фамилия Григорьев, зовут Александр, адрес такой: Гаражный проезд, десять. Привет ему от меня передайте, скажите: я лично попросил.
Мальчишка снова откинулся на подушку – сил у него ни на что не оставалось.
– Обязательно передам. – Мужчина поднялся, поправил халат и, прежде чем выйти, сказал на прощание: – Ты, малый, поправляйся, всё ещё впереди.
Начальник службы безопасности ждал его в холле, и вместе с мужчиной они пошли по коридору, обмениваясь краткими репликами. Вроде бы жизнь в городке текла по-прежнему, но теперь в ней явно что-то должно было поменяться. Хотя бы в некоторых деталях.
И, возможно, к лучшему.
В «десятку»
Чемпионат военного округа по стрельбе проводили в просторном помещении бывшего ангара, оборудованного под тир. Прямо на земле установили деревянные скамейки для участников, а секретариату и судьям на помосте, сбитом из досок, поставили два стола и стулья. Столы для солидности накрыли красными скатертями, положили на них по микрофону, поставили бутылки с водой. Организаторы бегали с бланками участников, вывешивали на стенде результаты жеребьёвки с обозначенной очередностью подходов: шла обычная суета, предшествующая соревнованиям.
Площадка для стрельбы была посыпана гравием, её отделяла от участников и судей красная лента, растянутая на стойках поперёк ангара. Дальше виднелись мишени: специальный механизм на четыре секунды разворачивал их к стрелкам фронтально, так что становились видны зелёные силуэты, по которым нужно было вести огонь. Потом мишени вновь поворачивались плоским ребром к участникам и становились невидимыми: кто не успел – тот опоздал.
Сегодня проходила закрытая часть соревнований. Съехались по три представителя от разных силовых ведомств, начиная с управления тюрем и заканчивая федеральной службой безопасности. Всего собралось человек сорок, в основном в униформе. Каждый приходил сюда со своим оружием, и неторопливо передвигавшиеся вдоль помоста мужчины были между собой чем-то неуловимо похожи. Отличалась, пожалуй, только охрана губернатора, гуртовавшаяся в углу, – ребята там подобрались какие-то разбитные, больше похожие на гражданских. Один из них, детина в чёрной кожаной куртке, выделялся из прочей массы ростом и телосложением, напоминая издали быка. Говорил он громче всех и часто смеялся.
