Отец хорошо знал, что означает этот её тон.
– Уже поручил, – лаконично откликнулся он. – Приезжай, поговорим.
Она отключилась со связи и снова села за руль. Адрес будет известен не позже, чем завтра, но никто не гарантирует, что Олег вообще сейчас в городе. «Впрочем, это выяснится сразу», – подумала она.
Вечером состоялся напряжённый разговор с отцом, который ничем не закончился, а утром она уже ехала по адресу, который ей назвал человек, работавший на отца по специальным поручениям. Было рано – восемь или половина девятого, – когда она зашла в проходную парадную, пахнувшую застоявшейся мочой, и поднялась на третий этаж. На звонок вышел хмурого вида мужчина в трусах и майке – видимо, он ещё спал.
– Никого у них нету, – безо всяких интонаций сообщил он. – Уехамши третьего дня. Почём я знаю куда? Говорил, в Новгородскую область, у него там мать живёт.
Через час она знала адрес матери Олега в деревеньке под Новгородом. Расстояние дотуда было километров двести, не больше, поэтому, выбравшись из Санкт-Петербурга на трассу, девушка вывела «БМВ» в левый ряд и вдавила педаль газа в пол.
Мать всё-таки спросила её вчера ночью, что происходит, и получила ответ, содержащийся в одной фразе. После этого мать целиком была на её стороне, так что рано утром даже перекрестила её, благословив, пока не видел отец.
Машина чёрной торпедой шла по трассе, обходя редкие попутные грузовички или семейные драндулеты, на которых дачники ехали за город. Асфальт под лучами солнца блестел, создавая видимость лужиц воды, если глядеть далеко вперёд над капотом. Встречные машины, на секунду поравнявшись, рвали воздух, словно газету, с резким сухим хлопком.
В Новгороде ей показали, в какой стороне находится выезд на шоссе, ведущее к нужному ей посёлку. Девушка, остановив машину, зашла в придорожное кафе, больше похожее на столовую советских времён, и наспех глотнула там кофе. Во рту было сухо от дорожной пыли, глаза чуть слезились. Её разглядывали все, кто находился в помещении: юбка у девушки не отличалась излишней длиной, поэтому ножки, в сочетании с полуоткрытой блузкой, приводили население в ступор. Ей было на всё это плевать, и она, выйдя на солнечную улицу, снова села в «БМВ». Становилось жарко, и девушка, тронув с места, включила кондиционер.
В том райцентре, куда она приехала через полчаса, находился даже небольшой аэропортик для самолётов сельскохозяйственной авиации. Вздымая пыль, на просёлке она оставила сбоку взлётно-посадочную полосу, представлявшую из себя более-менее утрамбованную землю, и, увидев диспетчерскую, притормозила рядом. Нежаркое солнце плыло над низкорослыми сосёнками, а полосатый чулок, поднятый невдалеке на флагштоке и указывающий направление ветра, провис и болтался без дела.
Старый дядька, распоряжавшийся полётами, ответил девушке с основательностью в голосе:
– К Матрёнину сыну, значит, в гости? То-то он и вернулся третьего дня… Значится, так: езжай, дочка, до первого просёлка налево, а там ихняя улица – крайняя. Домик у ней жёлтый, сразу увидишь.
Девушка измученно улыбнулась, и дядька добавил:
– Погоди. Выпей хоть кваску на дорожку, а то лица на тебе нету. Небось, натряслась по дороге.
Он вынул из холодильника бутылку, налил ей стакан вкуснейшего кваса и, пока она пила, глянул по-доброму и с хитрецой:
– Вот они, дела-то сердешные, да?
Девушка только кивнула, с благодарностью возвращая стакан, и они улыбнулись друг другу, понимая одно и то же. Он покачал головой, одобрительно глядя на девушку, а она в своих туфельках уже бежала к машине, чей чёрный корпус стал уже серым от придорожной пыли.
Ещё через десять минут безлюдная улочка посёлка уставилась всеми окнами своих домиков, наблюдая, как «БМВ» останавливается возле нужного дома и как девушка открывает калитку, пересекает двор и всходит на крыльцо. Распахнув дверь, ей навстречу появился Олег.
Он остановился и остался стоять, пока она не подошла вплотную и не сказала то главное, что несла в себе все эти дни.
Она сказала:
– Ты знаешь, я всё-таки выиграла по твоему билету. Потому что встретила тебя.
Он ничего не отвечал, всматриваясь в её глаза, в её лицо, и тогда она сообщила:
– Я тебе наврала насчёт учительницы и всё такое. Просто я давно живу будто заведённый автомат и делаю только то, что кажется полезным. Вся моя жизнь расписана и расчерчена, и тут появляешься ты! Но я уезжаю за границу, и хотела… В общем, хотела тебя перед этим увидеть.
– Заходи, – пригласил он.
– Нет, здесь давай поговорим, – попросила она, и оба они присели на перила. – Ты должен знать одну вещь.
Девушка поправила каштановые волосы, которые чуть двинул ветерок. Солнце падало ей на лицо, так что видны были её похожие на вишни тёмные глаза, которые смотрели открыто и твёрдо.
– Ты должен знать, что я тебя люблю, – сказала она. – У меня очень богатые родители, и всю жизнь я подчинялась каким-то правилам. Но теперь решила стать самостоятельной… и вот, видишь: начинаю. Может, по правилам так и нельзя. Но через неделю я уезжаю, и ничего, понимаешь, – ничего не могу с собой поделать. Поэтому хочу тебя спросить: ты сможешь со мной сейчас вернуться в Питер? Хотя бы на два дня?
Она не отрывала от него глаз. В какое-то неуловимое мгновение, пока длился этот взгляд, молодой человек увидел в нём всё, что предшествовало появлению здесь этой девушки, и понял до самого конца, что же это появление означает для них обоих.
Он улыбнулся наступившему лету, своей молодости и счастью, которое входило в его дом. Он вспомнил, как ждал звонка всё это время и как уехал не дождавшись, потому что попросила мать.
– Конечно поедем, – как о чём-то само собой разумеющемся, ответил он. – Я же говорил, что билет с выигрышем! Думаешь, просто так тебе его подарил? Пойдём, я хотя бы с мамой тебя познакомлю. Э-э, что случилось?
Девушка внезапно побледнела и прислонилась к косяку.
– Понимаешь, устала я тут немного, – глядя на него, будто до сих пор не видела, произнесла она. – Ехала и всю дорогу слова про билет подбирала. Да и про всё остальное тоже.
Они стояли на крыльце обнявшись, а северное солнце светило так, как это бывает в хороший летний день, который длится долго.
Цикл «Такое разное счастье»
Консоме из свежих улиток с тмином
Вы спрашиваете, какие я сейчас испытываю чувства после случившегося только что триумфа, и хотите написать об этом в своей газете. Что ж, дорогая, включайте диктофон, я постараюсь объяснить это вашим читателям.
Когда мне было шесть лет, я сочинил моё первое блюдо: йогурт-кейк. Когда стал взрослым, освоил профессию повара и за двадцать пять лет работы придумал более тысячи рецептов. А после потерял зрение – что-то произошло с сетчаткой, и я практически ослеп. Поглядите на меня: импозантный высокий мужчина к пятидесяти, но при этом ничего не вижу, так что даже не могу, увы, оценить вашу молодую красоту… Вы ведь, по голосу, очень молоды… Но поверьте, я чувствую, как вы очаровательны, и в этом точно не ошибаюсь, хотя мир выглядит для меня светлым пятном, если глаза открыты, и погружается в полный мрак, когда я смыкаю веки. Вам это трудно представить – ну так зажмурьтесь покрепче и попробуйте встать и пройтись, сразу всё поймёте.
Остались помнившие работу руки и обоняние, которое, по мере того как угасали зрительные образы, стало заменять мне все прочие представления о мире. Как выяснилось, я мог воссоздать все элементы блюд, над которыми работал, и определить степень готовности с точностью до минуты, если делать блюдо на открытом огне.
Я – повар штучного разряда, таких, поверьте, в мире немного. Коллеги очень сожалели о том, что со мной случилось: я ведь создал целую поварскую школу, где обучал не только тонкостям приготовления пищи, но и творческому подходу к её ингредиентам, отдельным составляющим.
Моими блюдами искренне восхищались такие великие актёры, как Николас Кейдж, и многие выдающиеся политики. Но дело не в громких именах, а в качестве приготовления, которое ничуть не изменилось с тех пор, как я ослеп. По запаху я теперь гораздо точнее понимаю, когда и какие компоненты требуется добавлять в пищу, а когда блюдо сделано, аромат в целом подсказывает мне, удалось ли достичь желаемого.
Да, вы правы, я стал легендой ресторанного дела после того, как начал готовить вслепую. Это и вправду так. Но по-настоящему в это можно поверить только сейчас, когда для того, чтобы подтвердить своё высокое место среди профессионалов, я имел честь принять своих коллег – пятьдесят лучших поваров Америки, по одному от каждого штата. Чтобы не возникло мысли о каких-то подтасовках, я прилетел в Сан-Франциско и в присутствии высочайших и привередливейших знатоков сотворил то, что и должен был сотворить.
Я создал невероятное меню – пожалуй, самое дорогое за всю мою жизнь. Вы только не подумайте, что использование дорогих или изысканных продуктов обязательно даст на выходе какое-нибудь сверхблюдо! Хороший повар может приготовить классную еду из простых составляющих, лишь бы они были качественные и свежие. Но в этот раз мне доставили искомое из Франции – через океан. В меню вошли: консоме из свежих улиток с тмином, фуа-гра в сотерне с мини-артишоками и зелёной фасолью, тюрбо с эмульсией из лангустина, оленина со свежими трюфелями… Короче, свой бенефис я оформил так, как если бы композитор отыграл свой лучший симфонический концерт, что-то вроде.
Вы слышали, какие в мой адрес гремели аплодисменты. Вся моя жизнь вела к этому моменту, и вам остаётся лишь догадываться, что же я чувствовал в течение нескольких лет, когда тьма вокруг меня сгущалась, а я не знал, что делать, и разъезжал по разным клиникам в надежде остановить беду. Теперь я получаю глубокое удовольствие, если людям нравятся мои блюда, точнее – творения, ведь я знаю, что это по-настоящему качественные изделия: обоняние меня не подводит.
Я и людей различаю теперь по запаху: читаю их характеры, а иногда и помыслы. Можно лгать словами, но обоняние расскажет мне обо всём, что вы хотели бы скрыть. Например, я знаю, что вчера вы напились, а сегодня, как и всегда в последнее время, рассчитываете на близость с мужчиной… точнее, хотели бы близости. Не с кем-то конкретным, а вообще – с мужчиной, отсутствие которого в вашей жизни стало печальной правдой. Вы не понимаете почему? Всё дело в вашем внутреннем напряжении, неверии в будущее. Это скоро закончится, ведь вы слишком сильно хотите, чтобы кто-то появился в вашей жизни, а значит, всё произойдёт именно так, как вам мечтается. Не опускайте рук! До свидания.
…Мужчина поднялся, взял белую трость и двинулся прочь сквозь анфилады гостиничного пентхауза. Высокий и широкоплечий, в рубашке и лёгком свитере, он шёл, почти не сбиваясь с маршрута и не останавливаясь. Девушка щёлкнула кнопкой диктофона, открутила запись чуть назад и прослушала отрывок, чтобы убедиться в качестве воспроизведения. Удовлетворённо кивнув, она положила диктофон в сумку.
Появился служащий отеля – он помог девушке подняться и проводил к лифту. Она опиралась локтем на его согнутую руку и придумывала подзаголовок к завтрашнему интервью – на первой полосе местной газеты, что-то вроде: «Слепой берёт интервью у слепого», – или: «Им было о чем сказать друг другу и о чем помолчать». Свою белую трость девушка держала в той же руке, что и сумку, на глазах у неё были тёмные очки. «Вообще, – подумала она, на данную тему стоило бы написать большую статью – из разряда тех, где человек может всё, если захочет. По крайней мере, это могло бы стать комментарием, который сопроводит беседу».
Она чувствовала: интервью получится чрезвычайно удачным и заставит людей всерьёз задуматься. Мешало одно: она не знала, что такое консоме из улиток, и тем более никогда не пробовала такого блюда. Можно было, конечно, зайти в хороший ресторан и заказать консоме из свежих улиток с тмином, предварительно осведомившись о цене. А потом, в комментарии, вскользь упомянуть свои вкусовые ощущения, придав им необходимую пикантность, чтобы у читателя появилась слюна на языке.
Главным, однако, было передать слова мастера от первого лица: это казалось предпочтительнее любых экскурсов в поварское искусство – на чём и следовало остановиться.
Спустившись на лифте в сопровождении портье, девушка оказалась в просторном гостиничном холле, где её сразу окружил неявный шум шагов и голосов. Постукивая тростью, она безошибочно двинулась к выходу и оказалась на улице.
Ей вспомнился уверенный, спокойный и сильный голос мужчины, у которого она брала интервью. Привычная тоска последних месяцев внезапно отступила. Девушка стояла и прислушивалась к себе, вспоминая те слова, что проронил по поводу её судьбы слепой мастер.
Солнечные лучи согревали ей лицо и руки, и становилось очевидным (как это только что окончательно и бесспорно выяснилось), что ничего невозможного нет.
Девушка улыбнулась этому новому своему ощущению и отправилась в редакцию – набирать текст.
Грёзы юности
Он всегда был человеком творческим, хотя в свои сорок пять не особо себя реализовал: то ли писатель, то ли художник. Вот почему он сочинил для себя эту игру, будоражащую воображение и вызывающую выброс тестостерона. В интернете он выставил фотографию 16-летней девушки и стал от её имени искать себе подружек в социальной сети, чтобы не просто с ними общаться, а делиться главными новостями. Какими? Да о мальчишках же, конечно, о своих якобы с ними отношениях, которые этот писатель тут же придумывал, и о самых первых интимных переживаниях, вплоть до неловких попыток любви. Ему отвечали вполне откровенно, а он смаковал детали, вызнавая их у девчонок, и, подстраиваясь под примитивный молодёжный сленг, раскручивал собственные сериалы с продолжением, продолжая со сладострастием вникать в чужие истории. Иногда он давал подружкам вполне дельные советы, маскируя свой житейский опыт под обычный здравый смысл. Он призывал, например, к осторожности, когда у какой-нибудь девчонки всё шло с её женишком к кульминации, а когда на том конце интернета плакали по поводу расставания, он (то бишь девочка, за которую он себя выдавал) с горечью декламировал сентенции типа: «Я же тебя предупреждала». Он вёл себя так, словно сам был девушкой-тинейджером, и считал, будто этот опыт поможет ему когда-нибудь написать роман, подобный «Лолите». Но в глубине души в основе всего (в гораздо большей степени, чем творчество) лежала самая обычная похоть, поскольку в силу возраста он не мог в реальной жизни делать то, что диктовало пылкое воображение, а во время виртуальных сеансов связи это оказалось вполне доступным.
Он подсказывал девчонкам всевозможные вольности, якобы проделанные той, чьё фото он выставил в интернете, а потом получал от них ответы, как именно они воплотили его фантазии в своей девичьей жизни и что, например, получилось, когда за всем этим неожиданно застал папа. Он делился ощущениями, которых попросту не мог испытывать, и поэтому их придумывал – а девчонки, искренне поверив в его игру, делились собственными радостями, которые заставляли его помногу раз перечитывать их сообщения и воочию представлять происходившее.
Потом он начал присылать подружкам откровенные фото, скачанные с нескромных сайтов, и делиться впечатлениями от картинок. Некоторые девочки на это откликались, некоторые плевались с негодованием, но кое-кто рассказывал ему истории из собственной юной биографии, где уже встречались подобные сцены. Правда, описывались по большей части чувства, а не физиологические подробности, которые его больше всего волновали, но в конце концов всплывали именно подробности, в неуклюжем детском отображении представлявшие из себя наивную прелесть, столь любезную его опытному восприятию.
Помимо жены, у него была тридцатилетняя любовница, у которой он иногда бывал в гостях. Там тоже имелся компьютер, и, разжигая страсть, он иногда заходил с него на свою почту и вёл переписку с девчонками, подстёгивая их эмоции. Он взахлёб мог рассказывать подружкам о встрече со взрослым мужчиной и как это всё бывает интересно (до главного, конечно, не доходило, но сама ситуация…), а от них порой получал в ответ такие описания, что диву давался, как далеко продвинулась во многих вопросах молодёжь. В свои далёкие шестнадцать лет он таким, как они, конечно же, не был, а если бы знал тогда, как обо всём судят девчонки, шалостям его не было бы удержу.
Он и теперь, начитавшись их писем, шалил иногда со своей знакомой, представляя её юной школьницей, отчего всё получалось как-то по-молодому, во всяком случае – совсем не так, как складывалось с женой. Жена всегда была одинакова, но в этом тоже крылись свои преимущества, потому что можно было не задумываться, как себя вести. Каждый получал своё, и это устраивало обоих. А вот в интернете он разжигал у любой своей знакомой абсолютно иные эмоции и вместе с ней проходил особый путь первых ошибок, наказаний за которые молодые девчонки ещё не ведали.
Работа по обслуживанию телефонных сетей позволяла ему иметь много свободного времени, и он тратил его на переписку в интернете. Однажды он сидел за компьютером у своей любовницы и так увлёкся, что, когда женщина буквально силком затащила его в постель, так не вышел из почты. После любви он уснул, а ей зачем-то потребовался компьютер, и вся его игра оказалась перед её глазами.
Женщина читала его переписку с девчонками больше часа, и от подробностей ей становилось плохо. Потом она стёрла все письма без исключения – и его послания, и их ответы, – разбудила мужчину и, собрав его одежду в кучу, выбросила на лестницу, куда затем вытащила за руку и самого любовника, полусонного и ничего не понимающего.
Захлопнув за ним дверь со словами: «Убирайся к своим девкам!», женщина отправилась в спальню, сорвала с кровати постельное бельё, на котором он только что лежал, и отнесла его в стиральную машину. Больше всего её убивало то, что многие из описанных им от лица девочки-подростка ощущений она реально испытывала с этим мужчиной, а от его «упражнений с пальчиком», как он ласково называл такие вещи, она приходила в самое заветное своё состояние. Теперь выяснилось, что об этом её состоянии знал весь интернет, а то, что конкретного её имени не называлось, значения не имело.
Слово «подонок» было самым мягким из тех, которые произносились в адрес писателя, придумавшего себе безобидное, в общем-то, развлечение. Другие слова в его адрес, сорвавшиеся с языка любовницы, носили фольклорный оттенок и с трудом переводились на иные диалекты.
Когда он внезапно исчез из интернета, а фотография почти невинной шестнадцатилетней девушки, чьи подружки привыкли уже к её впечатляющим письмам, испарилась без следа, многие интернет-девчонки обиделись или недоумевали. Главной версией являлось то, что их подругу «засекли» родители, после чего ей стало невозможно пользоваться компьютером, а сама она, скорее всего, оказалась под плотным контролем. Больше всех переживала по этому поводу одна из самых активных подружек, она переписывалась со всеми участниками этой молодёжной тусовки, но больше всех общалась с «девочкой», фотографию которой писатель выставил в интернете. Однажды прислала им всем своё фото обнажённой, хотя и со спины. Общий комментарий к своей фотографии она дала следующий: якобы у неё имеется знакомый профессиональный фотограф, она к нему периодически ходит, пьёт кофе в его мастерской, фотографируется в разном виде, например с хризантемами, прижатыми к груди, но всегда почти без одежды («Смотрите, девчонки! Правда, классно?»). Потом в переписке с девочками она рассказала, как в фотостудии погас свет – видимо, выбило предохранитель, – а потом произошло такое… знаете, такое, когда всё воспринималось на ощупь… В самый интересный момент письмо прервалось, что сделало историю совсем интригующей.
Подружка эта, со всеми её портфолио, была точно такой же подставной фигурой, что и та, которую раньше придумал похотливый писатель. Интернет предполагал удовлетворение самых разных грёз и фантазий, и вот мужик под сорок, после развода решивший начать жизнь заново, размещал от имени молодой девчонки письма и получал ответы. Особенно его возбуждал обмен мнениями с той шебутной, изображаемой писателем девушкой, которую, по версии, потянуло на подвиги (сначала в интернете, а потом, похоже, и в жизни).
В итоге вся история сводилась к тому, что два взрослых мужика – писатель, ищущий остреньких ощущений, и разведённый фотограф – вели друг с другом переписку от имени двух весёлых девчат, и каждый из них не знал, какую игру с ним ведут. Зато для всех прочих участниц шоу это стало настоящей школой первого чувственного опыта: два десятка девочек попали в общий круг любительниц поделиться впечатлениями и понять, что же такое мужчина – на вкус, на цвет и на ощупь.
Самой старшей из них было семнадцать лет.
Старшая и оказалась той дурочкой, которую два взрослых дяди учили грамоте с первых взрослых шагов. Она делилась с ними своими охами и ахами, описывала впечатления от мальчиков, с которыми дружила раньше, и не знала, что делать потом. Если бы не эти уроки, девчонка, конечно, до многого не додумалась бы и не дочувствовалась за всю свою последующую взрослую жизнь.
Взрослая жизнь началась у неё сразу же, как только «подружка» предложила познакомить её (разумеется, случайно) со своим фотографом, который на самом деле сам всё это и организовал, а теперь сидел, изображая одиночество, в кафе. За соседний столик, как он и задумал, села девушка из сети, от «подружки» заранее знавшая, какое у него, фотографа, нежное сердце, отважный характер и светлый ум. Спустя короткий срок не было уже силы, которая могла разъединить восемнадцатилетнюю дурочку с опытным и даже можно сказать, мудрым, но таким несчастным в душе мужчиной, которого отчего-то хотелось пожалеть. Они встречались каждый день: кино, боулинг, дискотека и, трудно поверить, музей, так что девушка вскоре стала обмирать, глядя на телефон, где во время его звонка высвечивалось дорогое лицо улыбающегося мужчины.
Она писала сдержанные короткие письма на его почту, боясь сказать лишнее, и безудержные, взахлёб – своей интернет-подружке, то есть ему же, выстраивавшему всю игру. Он отвечал ей, и это были прекрасные письма на отвлечённые темы, а от лица подружки давал нужные советы, подталкивая к каждому следующему шагу, который она затем и делала – навстречу своим чувствам. Ну и, конечно, навстречу постели фотографа.
Вот тут и произошло самое интересное. Когда-то в юности фотограф мечтал о любви, в которой пропадёт с кем-то вместе и которую отождествлял со счастьем. Жизнь, естественно, внесла коррективы, от которых иногда хотелось удавиться. Позитивного финала в данном направлении явно не просматривалось, и к тёртым его сорока годам это стало очевидным, а вот теперь, словно мечта из юности, возникла эта девчонка, которую он словно бы создавал собственными руками, разбудив в ней то лучшее, что, казалось, навсегда заснуло в нём самом.
Девчонка стала нужна ему не меньше, чем он ей. Фотограф не успел даже заметить, как въехал вдруг в собственную юность и почувствовал себя влюблённым мальчишкой. Вообще-то, следовало над этим подумать, но думать уже не хотелось – хотелось летать.
Они с девочкой начали словно бы невзначай соприкасаться руками, а потом случился первый беглый поцелуй, которого ждали оба и после которого в её письмах к подружке появилось слово «люблю» с таким количеством восклицательных знаков, что они заполнили весь экран ноутбука. Она хотела… нет, она грезила, чтобы на первой чистой странице её судьбы оказалось написано именно это главное слово. Она хотела только так, а не иначе. Мужчина пригласил её в гости, потому что любовь, чтобы состояться, не нуждалась более в промедлениях.
…Она родила ему троих детей: мальчика и двух девочек. Муж её действительно оказался таким, каким она его и представляла из писем «подруги»: сильным, умным и нежным. Он помог ей окончить педагогический вуз и спустя время устроил в консультационную фирму, занимающуюся решением семейных конфликтов. Он попросту не мог не соответствовать высоким критериям, которые к нему предъявляла молодая жена, и, кстати, сам помолодел внешне. За то время, пока подрастали дети, он создал компьютерное направление по спецэффектам для фильмов и сильно продвинулся со своими технологиями, по праву став в этой сфере одним из ведущих специалистов. Друзьям он рассказывал, что причина его успехов – любовь, и был недалёк от истины.
Теперь, когда с обложек некоторых книг по семейной психологии на читателя смотрят глаза его жены – повзрослевшей, доброжелательной женщины, – можно с уверенностью сказать, что за каждым её словом кроется желание сделать нас счастливыми. В этих книгах до нас доводят простое правило: чтобы грёзы сбылись, нужно очень этого захотеть.
А прочее случится само.
Фирма «Next»
В полуподвальные окна кафе пробивался летний вечерний свет.
– Не бывает такого, перестань сочинять, – заявила рыжеволосая голубоглазая девушка, продолжая посасывать через трубочку свой коктейль. Губы у неё вытянулись и слегка напряглись: вряд ли она проделывала эти манипуляции умышленно, но на спортивного вида парня, сидевшего с ней лицом к лицу за столиком, это должно было произвести нужное впечатление. Тот был аккуратно пострижен, хорошо выбрит и одет в модный свитер, обтягивающий фигуру.