Разговор
Закат над кромкою дощатого забора
И куст, похожий на разодранный чулок.
На сером поле – штрих застывшего курсора.
В мозгу – извечный, бесконечный диалог.
«…Вчера, мне помнится, мы не договорили:
Чего толочь со мной, когда я раздражён?..
Так что ты думаешь об этой тёмной силе,
Которой был мой мир так долго поражён?».
«Твой мир не может быть подвержен подавленью:
Он есть твой мир, и ты хозяин в нём всегда.
А что до силы, ты был молод, к сожаленью,
А значит, слаб и неразборчив иногда.
Пока мы рыскаем душою неуёмной,
Наш дух – как спящий, безобидный исполин,
И мы открыты этой самой силе тёмной,
И горделиво-бестолковы, как павлин.
Но дух проснулся, и приходит осознанье,
Того, что мир и есть та сфера, что внутри;
И в ней – вся сила, весь талант и всё призванье.
Вот так-то, друг мой, – не сложней, чем раз, два, три».
«Но, если просто всё, зачем так сердце бьётся,
Когда я думаю о мире, что вокруг?
И почему мне до сих пор не удаётся
Почуять мощь в костях и мышцах этих рук?».
«Забудь о мощи для начала: эти руки
Даны тебе не для сгибания подков;
Чтоб уловить в пространстве сумеречном звуки
Не надо рук, не надо петель и силков…
А сердце бьётся оттого, что ощущает
Всю меру истинности странных этих лет.
И пусть ничто ему и впредь не помешает
Тревожно биться и на всё искать ответ».
«Со всех сторон звучат назойливые мненья
О том да сём, о том, как лучше жить и быть.
Всяк лоб – эксперт в делах и нуждах поколенья…
А мне всё мнится: Не убить и Возлюбить».
«Да верно мнится, только знаешь ведь прекрасно,
Что мнить – одно, иное дело – претворять.
Так что давай, живи и помни ежечасно:
Чтобы найти, бывает нужно потерять.
Не сожалей о том, что якобы пропало,
Не изменяй интуитивно взятый курс;
Пусть не пугает тебя карма-прилипала:
Сама отстанет, как закончится ресурс».
«Да знаю я, да только как-то неуютно
От мыслей, цепких, как навязчивый фантом».
«А ты гони их, суесловных, поминутно —
И в хвост и в гриву, и поленом и кнутом».
«Но если смерть в глаза заглянет безучастно,
А вера в подлинную жизнь ещё в пути?
Неужто всё, о чём судили мы, – напрасно,
И страх – единственный указ, как ни крути?».
«Иди навстречу, друг мой робкий и пугливый,
В судьбе у каждого есть личный Рубикон.
Что ж до меня, не усомнись: я терпеливый,
Дождусь идущего ко мне – таков закон.
Закон и воля – вот основы мирозданья.
А смерти нет, как и не будет никогда.
Смотри: вокруг тебя – ни тени увяданья!
Какая смерть, когда есть поле для труда!».
Июль, 2006
Отрезвление
Печать усталости на всех моих словах,
И мне по жизни не пуститься уж трусцою.
Но небо в звёздах всё, как прежде, и в домах,
Как прежде, люди с простотой своей людскою.
Чужие судьбы за завесой пыльных штор
Где начинаются, где тихо угасают.
И кто-то гонит лошадей во весь опор,
Так, что с боков кобыльих хлопья облетают.
А кто-то спит весь век, не склеив пухлых век,
И просыпается к закату дней беспечных…
И так всегда, как будто бедный имярек —
При чьей-то шее, на правах каких заплечных.
И я там был, в сем мире сонных и глухих,
Лихих наездников и просто пассажиров,
И я желал вещей, по сути не плохих:
Успеха, баб, благоустроенных сортиров…
И где, и что, и как в итоге, и куда?
Дошёл до ручки, то бишь жажды суицида…
Ничто так ум не отрезвляет, как нужда
И близость некой дамы сумрачного вида.
Как только принято решенье на убой
И наготове горсть драже аминазина,
Ты всё ж не властен расплеваться сам с собой
Легко, без спросу, как по зову муэдзина.
Даётся шанс – сомненье, просто ли намёк,
Или виденье в духе личных представлений,
Но смысл один: «Эге! Полегче, паренёк!
Жизнь – не картошка и не корт для развлечений.
Уж если вздумал прекратить её, вот год,
Вот книга, травма, просто новое знакомство.
Не отметай: могила к чёрту не уйдёт,
Она заложена в природу, как потомство».
