Испытания жизни

Тяжеленная известковая глыба, с большим трудом, но совместными усилиями была откинута в сторону и дальше дело пошло быстрее. Стоны неизвестного человека, по голосу напоминающий мужской, по мере спасательной операции, становились все более отчетливыми и близкими.

– Сейчас, Настенька, нам с тобою надо действовать аккуратнее и, главное, быстрее. Давай откинем в сторону следующую глыбочку. Умница. Хорошо. На очереди следующая и мы дружно возьмемся за нее. Минут через десять Александр, полностью освобожденный от всех нагромождений, которые были на нем, попал в надежные руки спасительниц. Он был без сознания и. временами, из его поднимающейся и опускающейся груди, указывающей, что он жив, раздавался протяжный, хриплый стон. Вся одежда, сапоги и лицо были покрыты кровью и толстым слоем извести и земли. Кровоточащие раны раненного человека были разбросаны по всему телу. Часть повреждений покрылась слегка затвердевшей кровяной коркой, а из других – медленными струйками вытекала кровь. Взглянув на лицо Ульянова, Екатерина Филипповна чудом устояла на своих, правда, пожилых, но крепких для ее возраста, ногах. Для удивления имелись все основания. Перед нею лежал в промерзшем, холодном карьере ее единственный и незабываемый сын Иван, которого привезли домой из армии после тяжелых ранений, посчитав его безнадежным и неизлечимым. Но все нахлынувшие и захлестнувшие ее целиком чувства любви и жалости к сыну, появившиеся у Екатерины Филипповны перед видом несчастного, молодого человека, через короткий промежуток времени, сменились ее четкими и ясными указаниями.

– Надо Настенька нам с тобою поторопиться. Может быть, мы его и вытащим, но нам надо спешить. Бери его за ноги и так, аккуратненько, кладем на санки. Ну, а теперь, вперед.

Обе женщины поспешили обратно, с трудом передвигаясь по рыхлому снегу. Узкие полозья саней местами касались каменистой поверхности дороги, и тогда им приходилось прикладывать большие усилия, чтобы пройти трудный, неподходящий для санок отрезок пути. Но и останавливаться им для отдыха, на короткое время, тоже было рискованным делом из-за состояния раненого. Его стоны, по мере продвижения вперед, становились все реже и короче, а бледное, осунувшееся лицо иногда пронизывали страдальческие гримасы боли. Была пройдена большая часть пути, как будто осталось совсем немного до спасительного крова, но Настенька полностью выбилась из сил.

– Все! Больше не могу. Сейчас сердце у меня выскочит из груди. Тетя Катя! Делай со мной, что хочешь, но, я пока, дальше не могу идти.

– Хорошо, Настюша. Отдохнем минут пять и вперед. Мы с тобою дома отдохнем. Там у нас времени будет предостаточно. Бедненькая ты моя. И зачем нам с тобою страдания, которые мы сейчас испытываем?

– Дорогая сестра, испытания требуется всем нам для очищения наших душ от всей телесной, ненужной скверны и, прежде всего от гордыни, которая незаметно оседала и оседает на нашей душе в течение прожитых лет. Вы все думаете, что гордыня к вам не имеет никакого отношения. Мы, дескать, безгрешны. Нет, дорогие мои, кто так говорит, тот сильно ошибается. Все испытания и, тем, более, страдания, выпавшие нам, идут нам во благо.

– А, это ты, дорогой брат! Как же ты сумел к нам так тихо подойти, что мы и не заметили. Я раньше никогда не обижалась на свой слух.

– Хватит нам Катя говорить о пустяках. Давай, я повезу болящего, а вы мне поможете, – и Фотий скоро повез Александра к домику Екатерины Филипповны. – Скажи мне брат, как ты догадался искать нас, именно здесь? Я никому из соседей не сообщала, что буду в карьере. Как ты умудрился найти нас?

– А, я Катюша, увидел следы санок, идущие по дороге. И, сразу подумал, что не зря же моя сестра собралась неизвестно куда, да еще на ночь глядя. Что-то в карьерах случилось необычное. И, как вы видите, недаром я вас искал. Да, что я стал хвалиться перед вами, видать и во мне гордыня взыграла.

Фотий перекрестился и дальше шел молча с серьезным и суровым выражением лица, шепча про себя покаянные молитвы. Уложив раненного на кровать, где совсем недавно находился Иван, и полностью раздев Александра, отец Фотий и Екатерина Филипповна тщательно осмотрели его. Все тело Ульянова было изранено и кровоточило в местах, задетыми осколками гранат. Но сильного, серьезного кровотечения, представляющего угрозу для жизни при не профессиональном, но тщательном осмотре обнаружено не было.

– Ну и ладно, Катенька. Мне думается, что наш раненный, возможно, и выкарабкается из передряги. Он совсем молодой, а хватил лиха. Катя, перед нами следователь, который вел мое дело и освободил меня от дальнейшего преследования. Звать его, дай мне Бог памяти, Александр Ульянов. И, поэтому, мы с тобою Катенька, как истинные православные, должны его выходить любой ценой. Скипятим много воды и я займусь его лечением своими травками, благо я сегодня захватил их с собою. Видно Господь знал, что они сегодня нам пригодятся. Выну из сумки травку снимающую боль. Другая – успокаивает и сон дает. Слава Богу, что наши отцы кое-что передали мне из своих секретов. Запомни Катенька: хотя его преследовали и думают, что он погиб в карьере и завален обвалившейся породой, но мы должны быть сейчас с тобою крайне внимательны и осторожны. Во имя твоего погибшего сына мы назовем его Иваном, тем более что внешне он на него похож и черты лица схожи. Наши соседи по поселку, как я полагаю, вовсе не заметят никакой в нем разницы. Когда к нам объявятся различные посторонние из органов и станут наводить справки о молодом человеке, то мы им покажем документы нашего Ивана и, как я полагаю, дальше они не станут возиться с раненным. Пусть твой сын Иван, которого наш Господь призвал к себе, послужит на Земле одному праведному делу: спасению жизни молодого человека. И нам с тобою, дорогая сестрица, придется сегодня основательно поработать. Вот смотри: он пришел в себя, и произносит непонятные слова. Пойду я, приготовлю нового отвара, а ты побудь с Настенькой рядом. Мало ли что может случиться с нашим больным.

Ближе к утру вновь пошел снег, падающий крупными, не тающими хлопьями, обычно выпадающими в середине зимы.

– Наконец, и пришла к нам матушка-зима, с долгими темными ночами и короткими деньками. Нескоро мы дождемся тепла и нашего солнышка. Но при тщательном разборе событий все происходит неслучайно. И я полагаю, что сегодня все наши следы так замело, что ни одна ищейка их никогда не обнаружит. Нам остается только выходить нашего Ивана, так мы все будем называть бывшего следователя, – заметил Фотий в конце длинной, беспокойной ночи.

Две недели Ульянов не приходил в сознание. Первое время, он метался на деревянной кровати в горячечном бреду, выкрикивая вслух слова, малопонятные окружающим. Но, при внимательном прослушивании, казалось бы, ничем не связанных между собою слов, все же можно было понять, что чаще других, он упоминал: Мария, Хватов и работа. «Видать крепко засела в голове у нашего Ивана неизвестная Машенька, если больной, находясь на грани жизни и смерти вспоминает ее так часто. Кем она ему приходится? Знакомой девушкой, сестрой или может матерью? Нам приходиться только догадываться. По существу мы о нем ничего не знаем, кроме того, что узнал о нем батюшка Фотий. Когда же он достаточно поправиться, а исцеление может занять не малый промежуток времени, тогда я буду знать про него значительно больше, чем сейчас» – раздумывала Настя, смачивая полотно целебным настоем и прикладывая ткань к израненному лицу страдальца. Выздоровление шло своим чередом. Раны на теле затягивались. Лицо стало чище, и кожа стала выглядеть более молодой и здоровой, но поперечный рубец, проходящий под волосистой частью головы, был по-прежнему багров и воспален. На лбу Ульянова была хорошая отметина от одного из осколка гранаты, и служащая причиной длительного беспамятства, в котором сейчас и находился новый Иван.

Отец Фотий, перепробовал все известные ему средства и травяные настои, но домашнее лечение только замедляло дальнейшее течение опасной раны на голове, но никак не способствовало ее дальнейшему заживлению.

– Исход в дальнейшем будет зависеть не от нас, а от нашего Господа. Вы: Катя и Настя, по-прежнему, со всем старанием ухаживаете за больным, а мне пора отлучиться по церковным делам. Оставаться мне здесь в настоящее время опасно. Напоминаю вам, что если кто будет интересоваться больным, объясняйте им, что перед ними Иван. При возникших сомнениях в его личности скажите, что сейчас у него идет обострение болезни и не исключено присоединение к старой раны неизвестной инфекции, возможно, заразного начала. Я полагаю, что услышав страшные слова, мало кто, из любопытствующих, рискнет докапываться до истины, до самого дна: кто здесь лежит на самом деле? Для подтверждения слов, я оставляю вам медицинскую справку, подписанную известным врачом-инфекционистом. В ней написано, что непосредственное, прямое общение с нашим больным представляет реальную угрозу для жизни. Ну, а вы все не заболели от него потому, что за время длительного общения с больным приобрели значительную невосприимчивость. Ну, а как с ним будет дальше, вы и знать не должны. У вас чисто женские заботы и хлопоты, а не обширные медицинские знания.

– Спасибо тебе брат за все, что ты сделал для нас с Настенькой. Буду стараться вместе с ней выполнять в точности и аккуратности все указания. Да и сам береги себя, – и Екатерина Филипповна обняла Фотия, и подарила ему, теплый, благодатный поцелуй, сравнимый по силе с материнским, когда сын отправляется на поле брани, и возвратится ли он обратно домой, никому не известно.

Александр пришел в себя неожиданно для ухаживающих за ним женщин. Можно было подумать, что некая, внутренняя, дотоле плотно сомкнутая пружина, находившаяся где-то внутри его головы, по своим неведомым законам, внезапно разжалась и поток сознания заключенный в некую, невидимую, но плотную оболочку вырвался, наконец, наружу.

– Вы кто такие будете, и где я сейчас нахожусь? – проговорил Александр тихим, слабым голосом, но четко выговаривая все слова. – Я не знаю, как я оказался здесь.