Книга Испытания жизни - читать онлайн бесплатно, автор Валерий А. Уваров. Cтраница 9
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Испытания жизни
Испытания жизни
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Испытания жизни

– Для чего ты, Хватов мне рассказываешь такие вещи, – всплеснула руками Мария. – Не нагнетаешь ли ты мне излишние страсти и тревоги? Но, мне, кажется, что от меня ты что-то хочешь добиться?

– Хочу дорогая Машенька добиться от тебя взаимности и любви ко мне. Признаюсь, что ты мне давно сильно нравишься, но я могу сказать тебе и больше: я тебя сильно люблю и жду не дождусь того момента, когда мы с тобою навсегда будем вместе.

Хватов, с незнакомым дотоле Марии исступлением и неистовством, обхватил девушку за плечи и принялся покрывать горячими губами лицо, шею, грудь, бормоча вслух: «я люблю тебя Маша». Наконец, овладев расстроенными чувствами и приведя их в относительный порядок, Истоминская с силой оттолкнула от себя Хватова. Он зашатался, чудом сохранив равновесие.

– Ты почему так поступаешь со мною, Эдик? Я тебе никак не ответила на твои высказывания, а ты сразу ведешь себя так, словно я давно твоя любовница. Так порядочные молодые люди не поступают по отношению к незамужним девушкам, пользуясь тем, что они более сильные и прямолинейные. Я буду честна с тобою. И скажу по правде, ты мне тоже раньше нравился. Но, сейчас, мое сердце принадлежит Ульянову. И, я буду всегда с ним, несмотря на его незаконный арест. А, сегодня я поеду к отцу. Пусть он нам поможет связями в этом темном и запутанном деле. Я, вижу Хватов, что ты спасовал перед всеми грядущими неприятностями и ничем не хочешь помочь человеку, которого ты недавно называл своим другом. Теперь я поняла, что вы никогда не были друзьями, а вас связывали непрочные, приятельские отношения.

Хватов стоял молча, не проронив больше не единого слова. «До чего же хороша Машенька в неподдельном гневе. Одно любование и все так естественно, так натурально, что если захотеть повторить происходящую сцену где-нибудь в театре, то никакому режиссеру не удалось сделать подобного Что же: пусть наша Машенька немного покрасуется в своем гневном порыве. Никуда она от меня после не денется. Когда мы с Соколовым уничтожим Ульянова, у нее останется единственный выход: найти спасение от всех свалившихся на нее бед в моих объятиях». Он с подчеркнутой вежливостью распрощался с Машей и поспешил с Пилипенко к полковнику, который с утра справлялся о нем.

– Хватов, тебе предстоит совсем не легкое дело, и сделать его надо без единого сучка и задоринки. Да ты Эдуард Николаевич расслабься. Не надо так тянуться передо мною и изображать усердного служителя закона. В предстоящем деле, которое я поручаю тебе и думаю, что ты его выполнишь блестяще, мы с тобою равны, хотя я по-прежнему являюсь твоим начальником. Выполнишь его хорошо, пойдешь на повышение и займешь мое место. При провале задания и плохом исполнении, ты уж брат извини, обеспечу трибунал: таковы у нас законы и правила игры. Повторяю задачу: надо доставить нашего арестанта в столицу для проведения дальнейшего следствия и наказания, что и будет указано в казенных бумагах. Но я думаю, впрочем, так же, как и ты, что лучше будет для всех нас, когда Ульянов не доедет до нашей столицы. Не исключена и попытка к бегству при конвоировании, или открытое нападение на наших сотрудников, вынужденных применить оружие. А, зачем я тебе рассказываю и поучаю, говоря о банальных случаях. Надеюсь и знаю, что ты неоднократно проделывал подобные упражнения над подследственными и прекрасно знаешь, как надо вести в критических ситуациях. Выедешь завтра с Ульяновым с утра. Возьми с собой офицера и двоих сотрудников из оперативной части. Я дам соответствующие распоряжения. Твоя задача: спровоцировать Ульянова на побег и ликвидировать его при попытке к бегству. Напоминаю, что событие должно выглядеть убедительно и натурально, да так, чтобы не одна комиссия (а, она появится после ликвидации изменника) не могла бы заподозрить что-либо с нашей стороны и тем, более, обвинить нас в халатности. Надо дерзкий побег Ульянова обставить так, что было бы и ежу ясно, что произошла ликвидация вражеского агента, попытавшегося сбежать из-под стражи. Все ясно, Хватов?

– Так точно, товарищ полковник! Разрешите выполнять ваше указание?

Хмурое, темное утро, с пронизывающим насквозь ветром и хлопьями липкого, мокрого снега, беспорядочно снующими в утреннем полумраке и быстротающими на сырой хваченной первым морозцем пожухлой траве. Наступил девятый час, но на улице было темно и, поэтому, Хватов задержался с выездом, внимательно осматривая автозак, на котором планировалась перевозка Ульянова. Убедившись в достаточном количестве бензина и моторного масла, он тщательно осмотрел состояние двигателя под капотом и остался довольным. «Техника исправна. Осталось доставить нашего арестанта». Приказав Пилипенко привести Хватова, он забрался в кабину машины, пытаясь более тщательно обдумать ход дальнейших действий. Хотя, планируемое отчетливо сидело у него в голове, тем, не менее, по собственному опыту, Хватов знал, что любая малейшая деталь, не продуманная до конца, может привести к неприятным последствиям и совсем неожиданным результатам. Александр Ульянов давно понял, какую роль в, так называемом, деле антисоветчиков, сыграл его бывший друг Эдуард Хватов. Мало того, что он явно действовал по личным карьеристским мотивам, он вдобавок, лишил всего привычного обихода жизни близких ему людей и, в первую очередь, любимую Машеньку. Ульянову грозила реальная угроза от Хватова и его подельников. Его непосредственный начальник, руководитель следственного отдела полковник Соколов тоже оказался карьеристом и подлецом. Опасаясь за себя и дальнейшее продвижение по службе, он не остановил Хватова в его гнусных намерениях, а напротив, поддержал афериста, обрекая Александра на явную гибель. Подталкиваемый сзади конвоирами, со связанными руками, Ульянов, подходя к открытой двери стального фургона, остановился рядом с Хватовым, который молча курил, наблюдая за посадкой арестанта.

– Ты подлец, Хватов, вместе с Соколовым! Творите вы неправедное дело и прекрасно понимаете, что сделали. А с тобою я обязательно встречусь и тогда я посмотрю: каков из тебя настоящий мужик.

По усмешке, выступившей на напрягшемся лице Хватова и по тонкому прищуру плотно сомкнутых глаз, выдававшее плохо скрытое презрение, Александр отчетливо понял, что не до какого военного трибунала и не до какого суда, он сегодня не доедет. «Выведут меня в поле, где-либо посредине пути, подальше от людских глаз, да и шлепнут на месте из наганов, объяснив начальству, что пришлось ликвидировать арестанта, так как им была совершена реальная попытка к бегству. «Вот и все! И на этой печальной ноте закончится моя земная жизнь, а злодеи, которые придумали и осуществили свои дьявольские замыслы, будут жить долго и процветать. Но не все так плохо, как мне кажется. Бывало и хуже. Хватит мне раскисать как баба или, вернее, женщина, от которой ушел очередной любовник. Сейчас, на кону стоит моя жизнь, и сегодня мне придется изо всех сил поднапрячься, чтобы суметь выжить».

Дорога до столицы занимала около четырех часов. Большей частью, она была выложена старинным булыжником, но ближе к столице дорога имела твердое покрытие. Александр сидел в железном коробе, где не было никаких оконцев, и он мог видеть впереди сидящих напротив друг друга конвоиров, нещадно курящих дешевый крепкий табак. Иногда, эти ребята, переговаривались между собой, обильно снабжая словесные выводы матерными словами, набор которых, судя по их размаху и диапазону, был внушительным, и мог вызвать неподдельную зависть истинному ценителю русского фольклора. Но Александра не интересовали побасенки своих тюремщиков, занятых неприличными любовными анекдотами, которые они рассказывали, перебивая друг друга. Но, иногда, кто-то из них обращался к зарешеченной дверце, за которой находился арестант, и неохотно открывая рот, цинично цедил сквозь плотно сжатые, прокуренные зубы:

– Как у тебя дела, капитан? Еще ты гнида шевелишься и живой. Но жить тебе скотина осталось совсем ничего. Вот когда наши «специалисты» пообломают тебя, то ты проклянешь день, когда появился на свет.

И далее, как обычно, следовала матерная фраза, где слова мать и тебя ети…виртуозно переплетались между собой. Хватов и Пилипенко, сидя в кабине, молчали всю дорогу. Каждый из них размышлял о своем, о том, что ему было ближе всего. Пилипенко раздумывал о том, что сегодня ему не удастся насладиться в объятиях вновь приобретенной любовницы – молодой, пышнотелой Люськи из милицейской столовой, где она устроилась на работу буфетчицей. «А, я обещал ей, что приду, сегодня обязательно и целую ночь, мы проведем вместе. Но, теперь, навряд ли встреча состоится. Из – за проклятого Ульянова, я должен лишиться неземных удовольствий, на которые я рассчитывал сегодня вечером. Чертов изменник и мое начальство. Пошли они все далеко на хутор, ловить бабочек вместе с моим начальником и Ульяновым». Он, непроизвольно, от наплыва подобных мыслей, широко открыл щербатый рот, и смачный плевок оказался рядом с блестящим хромовым сапогом Хватова.

– Ты что мне здесь Пилипенко творишь! Ты не на своем грязном хохляцком базаре, где лузгают семечки, где попало. Немедленно останови и вытри скотина здесь все тщательно. А это тебе урок.

И размахнувшись, как следует, Хватов от всей души приложился кулаком в живот лейтенанта. Пилипенко поневоле согнулся, и некоторое время жадно глотал холодный, осенний воздух, редкозубым, большим ртом, смахивающим на пасть щуки.

– Так будет лучше, Пилипенко. Сделаем пятиминутный перекур на воздухе, да и капитану нашему, как я полагаю, тоже надо облегчиться, а то, наверняка, он обоссал…, если не сделал еще большего.

И Хватов засмеялся неестественным, циничным смехом, своей, как ему показалось, удачной шутке.

– Выходи, Ульянов! Шевелись быстро, контра. Мне тоже надо сходить в кусты.

Он подтолкнул прикладом винтовки Ульянова и вывел его наружу. Пилипенко стал осматривать мотор арестантской машины, бормоча про себя различные ругательства направленных против всех и вся на этом свете, но, в первую очередь, адресованных Хватову, последствия удара, которого он ощущал до сих пор. Остальные сгрудились в кучу возле капитана и ждали его дальнейших указаний.

– Вы двое, ведите арестанта, куда следует. А остальные, пока пусть курят.

«Ребята! Кажется, мы и приплыли. Похоже, на конечный пункт моего назначения. Никто со мною дальше церемониться не станет. Пройдет две-три минуты и все – моя жизнь закончится. Надо именно сейчас попробовать уйти от конвоя, потом будет слишком поздно». Ульянов внимательно осмотрелся, как позволяли обстоятельства, и понял, что они стоят на заброшенной дороге, рядом с которой находились обширные карьеры, из которых прежде добывали песок и известь для новостроек столицы. Сейчас, бывшие разработки находились в запустении и не использовались, по крайней мере, последние десять лет. Развязав руки Александру, якобы для того чтобы он мог облегчиться, конвоиры подвели его к ближайшим кустам, тонко звеневшими обледенелыми ветвями в пронизывающих токах холодного северо-западного ветра. Один из сопровождающих его сержантов злобно произнес, цедя сквозь плотно сжатые губы каждое слово:

– Беги быстро, отсюда, парень! Не затягивай нам всю канитель. Давай беги вперед, все равно тебе не уйти от нас.

Он ударил прикладом винтовки в плечо Ульянова, давая понять, чтобы арестант поторопился прибыть на тот свет.

«Сейчас он выстрелит в меня» – решил Александр. Он наклонился вперед и пуля, пролетела как раз над тем местом, где секунду назад находилась его голова. Александр при маневре успел сильно ударить сжатым кулаком в живот своего палача и, больше не теряя времени, ринулся к чернеющей группе ветел и осин, чудом уцелевших при разработке щебеночного карьера. На что он надеялся в дальнейшем, Ульянов не думал, и в его действиях не было никакого расчета. Сейчас, им двигало одно инстинктивное, главенствующее чувство: избежать любой ценой одной из пуль, роем несущихся ему вслед. Он бежал зигзагами, как раньше учили в армии, чтобы избежать рокового для него выстрела и беглецу удавалось оставаться неповрежденным до определенной поры. Вскоре, Ульянов почувствовал, что левая нога словно одеревенела и потеряла необходимую скорость. «Сумели зацепить, сволочи. Но и сдаваться мне рано, не все кончено. Только бы успеть добежать до карьера, а там, мне куда легче скрыться от преследователей».

Крики милицейских, перемежающихся вместе с матерными проклятиями, стали громче и ближе. «Догоняют меня проклятые сволочи, но мы ребята посмотрим, сумеют ли они достать меня? Как у нас говорят: живы будем, не помрем». Александр напряг остатки всех ослабевших сил и через пару секунд оказался на краю обрывистого края одного из известняковых карьеров, стены которого представляли сплошные нагромождения различных обломков глины, песка, известняка, сломанных и поваленных деревьев. Но мало того: стенки карьера были не только пологие, но и отвесными, где торчали местами хищные зубы хаотично нагроможденной породы, удар о которой с высоты означал немедленную гибель. Наверху оставаться тоже было нельзя. Его преследователи через минуту обязательно окажутся рядом с ним. Александр спустил ноги вниз и, повернувшись лицом к стене обрыва, хватаясь руками за торчащие повсюду куски породы, заскользил вниз, обдирая в кровь руки и все неприкрытые части своего измученного тела. Он оставлял на камнях не только клочки одежды, но и распарывал при скольжении целые участки кожи. Дальнейшее продвижение вниз, которое никак нельзя было причислить к обычным методам спуска, а скорее всего, к экстремальным и сверхъестественным и грозило любому человеку увечьем или гибелью, метров через тридцать, было остановлено потемневшими массивными кусками металла, полузаваленными известковой породой. Не веря, что он до сих пор жив и цел, Александр, невзирая на боль, острую и жгучую, пронизывающуюся его тело, с трудом приоткрыл сквозь набухшие веки глаза и осмотрелся вокруг. Он остановился при вынужденном продвижении в пяти метрах от дна карьера, покрытого тонким слоем темно-черной воды, не до конца замерзшей, но уже схваченной по краям приличным ободком осеннего «сала». Александр смог отчетливо различить и преследователей, продолжавших стрелять сверху по его неподвижной фигуре. Так как Александр лежал в своеобразном укрытии, из-за неровного рельефа местности, попасть в него было затруднительно, но и возможно. Вероятность получить пулю от рикошета оставалось большой. Он лежал, вконец обессиленный, но мысли его продолжали оставаться четкими и ясными. «Мне надо как можно быстрее забраться под металл. Под ним меня никакой пулей не возьмешь. А повторить спуск, совершенный мной, никто из преследователей не решится».

Наверху, Хватов кричал своей команде, сгрудив людей над обрывом карьера.

– Ко мне ребята, самая пора закидать его гранатами. Пилипенко, быстрее тащи бомбочки сюда, да все, сколько их там есть.

Ульянов не слышал команд Хватова, но он твердо был уверен, что преследовали не оставят его в покое. Они до конца должны убедиться, что с ним все закончено. Время пока работала на него. Стало отчетливо смеркаться. Из серо-свинцовых туч, нависших над карьером, повалил густой с большими хлопьями снег. Фигуры его конвоиров стали совсем нечеткими. Пилипенко и сержант, отличающийся от всей компании тем, что он далеко и метко кидал гранаты, стали прицельно их метать в импровизированное укрытие Ульянова. Осколки свистели по сторонам, с оглушительным треском и громом ударяясь обо все, на что они натыкались. Ульянов подтянулся на плохо слушающихся руках чуть повыше, насколько хватило у него сил, и полностью вполз под обнаруженное им металлическое укрытие. Он плохо понимал, что с ним происходит. Глаза его ничего не видели от известковой пыли и земли, но все же он сумел прочитать по краю серебристо-белого металла надпись на церковнославянском языке: «Господи спаси и сохрани». Громадные глыбы, вывернутые взрывами, погребли под себя неустойчивую конструкцию, под которой сейчас находился Александр. Хватов и Пилипенко, несмотря на все усиливающий снегопад, отчетливо видели все происходящее.

– Все. Настал конец нашему контрику. Теперь точно ему пришла крышка. Несмотря на антисоветскую деятельность, парнем он был крепким и смелым. Но наши враги испортили его вконец. Не так ли, товарищ капитан?

Хватов молчал, с высокомерием смотря на лейтенанта. Что старается хохол Пилипенко ему объяснять, когда и без него все понятно. Дальше, не говоря ни слова, он вытащил из желтой кобуры лейтенанта наган и, внезапно, для всех, выстрелил, не целясь в бедро Пилипенко.

– За дело, лейтенант, чтобы ты поменьше молол ерунды своим непотребным языком. Да, ты не бойся. Рана в мякоть, затянется быстро. И запомните бойцы: арестант при побеге пытался убить нашего лейтенанта, но до конца не успел этого сделать. А всем вам и, в особенности, Пилипенко, я обязательно добьюсь того, чтобы вы получили денежные премии.

Вся компания угрюмо побрела к автозаку. Двое поддерживали с обеих сторон Пилипенко. Он подпрыгивал на здоровой ноге и, чертыхаясь на каждой кочке, медленно двигался вперед, мысленно проклиная Хватова и всех остальных начальников. «Только погодите немного ребята, и я обязательно расскажу, кому надо обо всем, что вы тут натворили. Вот только поправлюсь и примусь за тебя Хватов. Достаточно ты начудил на свободе. Посмотрим, как ты у нас запоешь, когда я настучу наверх о твоих подвигах». Поздней ночью вся группа вернулась в город. Несмотря на поздний час Соколов, сидя в кабинете, просматривал скопившиеся у него бумаги и документы, готовясь к скорейшему переезду в столицу.

– Так. Так! В целом Хватов сработал ты неплохо. Жаль, что пострадал Пилипенко, и изменник его ранил. Обязательно предоставь мне подробный рапорт обо всем. И не забудь отметить отличившихся бойцов. Я их обязательно поощрю. Сейчас, мы с тобою отметим законченное дело. День у меня был тяжелый, да и у тебя Хватов, я думаю, он был не простым. Возьми коньяк. Он хорош. Такого ты нигде не найдешь. И запомни капитан: теперь мы с тобою квиты. Если вздумаешь меня подсиживать и стучать наверх, что я не работаю, как надо работать достойному и честному чекисту, запомни твердо и знай: я тебя не пожалею. Один из конвоиров, который сегодня был с вами в поездке – мой человек. Он мне все подробности изложит письменно: как ты стрелял в лейтенанта Пилипенко. Никакая тогда защита сверху, Хватов тебя не поддержит. Зачем я тебе подробно все объясняю на пальцах? Ты капитан, у нас парень неглупый, если меня заставил считаться с тобою и не пожалел своего лучшего друга, который, как ты превосходно знаешь ни в чем не виноват. Если будешь молчать скотина, гарантирую тебе мое место. Но, начнешь возникать и расставлять мне различные уловки, берегись, капитан. Сотру тебя в порошок.

Глава 8

Александр очнулся от ощущения, что сейчас он перестанет дышать. В груди все замерло, и все было так стиснуто, что он не мог сделать свободного вдоха. Его сердце бешено колотилось и, порою, ему казалось, что оно может остановиться в любое время. Ульянов был сплошь покрыт кусками породы, известняка и земли. Но, Слава Богу! Голова и его плечи оставались относительно свободными от всех ненужных наслоений, нагруженных на нем. Медленно продвигаясь вперед и чувствуя, что в любой момент от перенапряжения у него может остановиться сердце из-за нехватки воздуха, он, теряя последние силы, дополз до неровного отверстия снаружи завала. Ульянов долго и жадно вдыхал холодный, ночной воздух, опьяняющий и ударивший ему в голову, словно старое, выдержанное вино. Вначале он не понял, где находится, в каком месте и почему в таком плачевном положении. Но, постепенно, последние события, происшедшие с ним, всплывали у него в не совсем ясном сознании, и он понял, что чудом избежал верной гибели. Вокруг него было тихо, словно здесь не происходило никогда никаких событий. Временами, ему казалось, что все оставалось неизменным в течение многих лет, и что, он, следователь Ульянов является одним из многочисленных элементов или предметов, какой-то составной частью, странного «неземного ландшафта» простиравшегося вокруг. Он не чувствовал холода, но чувствовал, что его руки и, в особенности, ноги, прижатые породой, начинают неметь и терять чувствительность.

«Мне надо отсюда выбираться. При задержке, хотя бы на полчаса, я могу остаться лежать навсегда». Ульянов начал медленно выбираться из-под завала, но дело шло медленно и туго. Зрение обрело прежнюю четкость. Мелкие снежинки непродолжительное время свободно висели в ветровых потоках, пересекающихся между собою, опускаясь, а порою, и поднимаясь вверх, но, после, они неизменно опускались и ложились на своих соседок, которые густым, толстым слоем покрыли и сгладили все выступающие неровности заброшенного карьера. Метровый слой известки, земли и снега нависшего над Ульяновым, освободившегося из-под своего невольного укрытия, неожиданно пришел в движение и с шумом и треском заскользил вниз, увлекая за собою и Александра. Он при падении получил сильнейший удар от ударившей его известковой глыбы с дальнейшей потерей сознания, которое и до этого эпизода было не полностью восстановлено.

От рабочего поселка и до карьера, где происходили описанные события, было не более двух километров. В домике, в котором проживала Екатерина Филипповна, вместе с племянницей Настенькой, отчетливо были слышны и выстрелы, и приглушенные разрывы гранат. «Неужели снова кого-то расстреливают. Вроде бы прошли лихие времена» – подумала она. Пожилая женщина, когда была совсем юной девушкой, в двадцатых годах служила сестрой милосердия в одном из красноармейских отрядов и, естественно, она не только слышала, но и видела, как падают люди от пуль и разрывов снарядов. «Почему стреляют у нас в карьере? Слава Богу, у нас на дворе не годы гражданской войны», – размышляла она над приглушенными звуками, доносившимися до них. Случилось нечто трагическое и необычное. Екатерина Филипповна не могла оставаться спокойной к происходящим событиям. Она хорошо поняла и усвоила для себя истину: в земном мире ничего случайного не бывает, и быть не может. «Все происходящие события, как в целом мире, так и в любой, отдельно взятой местности и в семьях, незнакомых друг с другом, теснейшим образом обязательно связаны и переплетены между собою. Нам, порою, происходящее неизвестно, но может быть для нас неизвестность к лучшему, чтобы мы не могли зря расходовать нервные силы и энергию. Люди, познавшие и испытавшие горести, страдания и смерти близких и страшные, хронические заболевания, поражающиеся их родных, задумываются о связи их страданий с другими, казалось бы, вовсе случайными событиями. Наиболее опытные из них, отчетливо и ясно понимают вселенскую связь событий и явлений».

Было темно, когда Екатерина Филипповна и Настенька направились к местам, где часа два тому назад раздавались выстрелы. Выпавший по щиколотку молодой снег смягчал и сглаживал все неровности дороги, ведущей к карьеру, но одновременно и затруднял их продвижение вперед. Дорога была хорошо знакома, так как местные часто ходили в карьер, собирая доски, остатки высохших деревьев и прочий древесный хлам, использовавшийся в качестве топлива для обогрева домов.

– А зачем нам понадобились санки, тетя Катя? Снега совсем мало, везти будет тяжело.

– Это Настенька для людей, которые могут нам случайно встретиться и будут любопытствовать у нас: что вы здесь делаете в позднее время? А мы им покажем на наши саночки, и тогда любопытным станет ясно: мы за деревянными ящиками для нашей печки собрались. Но, на самом деле, дорогая Настенька, я всем сердцем чувствую, что они нам могут пригодиться. Мало ли кто там может оказаться в беде и ему потребуется наша с тобой помощь. А, если и никого в старом карьере не окажется, тогда мы найдем и погрузим на санки каких- либо досок. Мы с тобою не только прогуляемся перед сном, но и топливо для нашей печки добудем.

Незаметно для себя, рассуждая о необходимых житейских нуждах и как лучше с ними справится, Екатерина Филипповна и Настя подошли к месту, где обычно чистая и протоптанная многочисленными походами местных жителей дорога, сейчас была завалена различными кусками породы, глины и земли и они в хаотическом беспорядке смешались вместе.

– Настенька! Кажется, мы пришли и попали туда, куда и хотели. Давай внимательно и не торопясь осмотримся. Может кто-то из людей попал под завал? В нашем карьере всякое бывало. Смотри внимательно кругом и, самое главное, сейчас, надо слушать. Может кто-либо из заваленных и подает нам звуки?

Снег, к ночному времени прекратился. Стены карьера, большей частью покрытые снежным покровом, давали тусклый, но достаточно видимый свет, который давал возможность осмотреться вокруг. Стояла удивительная тишина, какая бывает в отдаленной деревушке, которую не постигли и не настигли блага городской цивилизации. Неясный, но отчетливо слышимый стон раздался рядом сбоку завала.

– Кто-то там все же есть, – рассудила Екатерина Филипповна. – Ты, доченька, не робей, а делай то, что я буду делать. Для начала откинем большую глыбу, она нам все последующие обломки закрывает.