– Изымем и приобщим к уликам. Арнольд Ромуальдович, я слышал, в медицине появился какой-то метод, при помощи которого можно установить, кому принадлежит кровь. Вы не слышали об этом? – спросил Викентий Леонтьевич, поскрипывая пером.
– Слышал. Это называется группа крови[14 - Понятие группы крови, принятое в современном мире, предложено австрийским ученым Карлом Ландштейнером в 1900 году.]. У меня есть необходимые реактивы, можно попробовать, – ответил доктор.
Пока помощник устанавливал над трупом треногу и укреплял аппарат Бертильона, следователь успел написать протокол осмотра места происшествия и скомандовал: – Начинайте снимать, Аполлон Игоревич.
Во время съемки, при вспышках магния, Лавр Павлович мягким пружинистым шагом прохаживался по горнице, водя глазами по сторонам.
– Викентий, погляди, – от возбуждения он забыл о правилах хорошего тона и указал на стену, где на побелке явственно отпечатался окровавленный след ладони.
Арнольд Ромуальдович, приглядевшись, уверенно сказал:
– Мужская… Хозяин ладошки – высокий и крупный мужчина. Здесь и Пинкертоном быть не надо.
– Спасибо, Лавр Палыч. Вашей внимательности можно только позавидовать, – благодарно произнес следователь. – Жаль только, что снять отпечатки нельзя, как назло, смазаны.
– Для определения группы достаточно, – Арнольд Ромуальдович достал из саквояжа пробирки и, подумав, добавил: – Я б, сударь, изъял бы коньячную бутылку: довольно-таки необычная вещь для станицы. Я практически в каждой хате побывал, но шустовских коньяков наблюдать не приходилось.
– Спасибо Арнольд Ромуальдович, очень дельное замечание! Аполлон Игоревич, обязательно дактилоскопируйте труп. Если ее пальцы не совпадут с отпечатками на бутылке, то это будет весомейшая улика, – сказал Викентий Леонтьевич, азартно потирая руки.
– Лавр Палыч, я думаю можно заканчивать. Будьте любезны, распорядитесь: пусть подгонят телегу и доставят тело в больницу.
– Как вы думаете, Арнольд Ромуальдович, – следователь обернулся к врачу, – за день управитесь?
– Всенепременно, батенька, думаю уже к обеду успеть, – внимательно продолжая разглядывать труп, ответил доктор.
Следующей ночью, взяв лопаты, Митрич и Тихон пошли на берег прятать добычу. От реки веяло прохладой. Кубань тихо несла свои воды куда-то далеко в неведомые края. Ярко сияли звезды, изредка прочерчивая на небе длинные сполохи. Тишину нарушали лишь всплески рыб, охотившихся на всякую летучую мелочь.
–Митрич, а куда Кубань течет? – спросил Тихон.
– Никшни[15 - Никшни (разг.) – замолчи, заткнись.]! – коротко ответил Митрич, и, сделав несколько шагов, неожиданно остановился. – Копай тут.
Когда яма достигла желаемых размеров, Митрич аккуратно опустил в нее чугунок.
– Закапывай, – приказал он. Затем утрамбовал землю, накидал сверху веток и удовлетворенно оглядел схрон.
– Теперь все. Пошли до хаты – не грех и обмыть.
Отойдя на некоторое расстояние, Тихон обернулся:
– Я сам и не найду теперь.
– А тебе и не хрен туда лазить, только попробуй! Я клал, мне и забирать.
– А моя доля??? – удивленно спросил Тихон.
–Придет срок, получишь! Хабар отлежаться должен,– сказал Митрич и, смачно высморкавшись, добавил:– Я – честный бродяга и подельников не обманываю, не беру перед блатным обчеством греха на душу.
Затем, вытерев пальцы об штаны из синего муслина, с угрозой произнес:
–А если сам надумаешь полезть без меня, то знай! Живой я буду или мертвый, только ты чугунка коснешься, я тебя за руки цап, и скажу: «Не тобой положено, ложи взад».
***
– Сейчас, господа, зашью, приведу себя в порядок и выйду к вам, это займет не более четверти часа, а пока прошу в кабинет. Там, кстати, и самовар, наверное, еще не остыл, – сказал Арнольд Ромуальдович, выглядывая из дверей прозекторской в черном клеенчатом фартуке, забрызганном кровью.
– Весьма признателен, вы чертовски гостеприимны, – с иронией сказал следователь. Гости нещадно дымили папиросами, старались дышать только ртом.
– Черт… –произнес Лавр. – Знал бы, трубку взял бы.
Викентий Леонтьевич улыбнулся неожиданному каламбуру: – Действительно, аромат весьма непрезентабельный.
Наконец, когда они уже всерьез начали опасаться, что для борьбы с ужасным запахом не хватит имеющегося запаса папирос, из прозекторской вышел Арнольд Ромуальдович, уже без фартука и в чистом халате.
– Ну вот, господа, картина в принципе ясна. Как и предполагалась нами ранее, за небольшими, а может, и большими деталями. Удар был нанесен тупым твердым предметом, человеком большой физической силы, проломлена os temporale[16 - Оs temporale (лат.) – височная кость.], что собственно и явилось причиной смерти. На maxilla[17 - Maxilla(лат.) – верхняя челюсть.] слева трещина, по ее проекции выбито два зуба: premolares[18 - Premolares (лат.) – предкоренной зуб.] и molares[19 - Molares(лат.) – коренной зуб.], и еще два, соответственно, справа и слева шатаются в лунках. На лице слева обширная гематома. Справа сломаны два ребра, причем одно из них пробило плевру и легкое, вследствие чего образовался пневмогемоторакс, который и дал обильную кровь из полости рта. Кровь из vagina[20 - Vagina(лат.) – влагалище.]– это, безусловно, не mensis[21 - Mensis(лат.) – менструация.], как полагал милейший Гаврила, а последствия удара, по всей видимости, ногой, в подвздошную область, что привело к разрыву правого яичника.– Арнольд Ромуальдович поднял вверх палец с безукоризненно отполированным ногтем.– Но, господа, прошу заметить, что это дает нам внутреннее, или, в крайнем случае, незначительное кровоизлияние. А здесь мы имеем классическое профузное[22 - Профузное – обильное.] маточное кровотечение, вызванное, как вы думаете, чем? – Хитро прищурившись, спросил он, и сам же ответил:– Правильно, abortus[23 - Аbortus (лат.) – выкидыш, преждевременные роды.]! Она была на третьем месяце беременности, – печально добавил он. – От удара случился выкидыш. Я вообще поражаюсь, как с такими травмами и кровопотерей она смогла обороняться и еще травмировать преступника.
– Следы соития? – подался вперед следователь.
– Нет, – твердо сказал Арнольд Ромуальдович. – Никакого сексуального насилия не было, и никаких характерных в данном случае повреждений наружных половых органов или иных следов я не обнаружил… а теперь господа, попрошу обратить самое пристальное внимание!
– Господи, Арнольд Ромуальдыч! Не томите, – простонал Лавр Павлович. – Уже сил нету нюхать эту вонь!
– Так давайте выйдем на воздух, погодка нынче прекрасная, – предложил доктор и, приобняв за плечи, подтолкнул их к двери.
Выйдя из морга, они присели на лавочку. Лавр Павлович снял фуражку, все закурили, и доктор продолжил:
– Кровь из-под ногтей идентична крови на лезвии ножа, а на рукоятке кровь Дарьи. Отпечаток ладони на стене другой группы, то есть преступников было как минимум двое, один из них ранен и предположительно имеет царапины на лице, частиц ткани под ногтями я не обнаружил, а у второго сильно повреждена ладонь.
– Я попросил Аполлона Игоревича дактилоскопировать[24 - Дактилоскопия в Российской империи была введена циркуляром Главного тюремного управления в 1906 году в тюрьмах, а в сыскных отделах крупных городов 6 июля 1908 года.] труп, он заходил?
– Да, с утра был, – ответил Арнольд Ромуальдович и, закурив новую папиросу, проговорил: – Я сказал, чтобы тело обмыли и, по возможности, привели в порядок для похорон, Вы уж, Лавр Палыч, будьте любезны, скажите там старосте, что ее можно забирать.
***
Хоронили Дарью по православному обычаю на третий день. Последние два дня своей земной юдоли[25 - Юдоль (церк.-книжн. (https://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/1100454), поэт. (https://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/1100400)устар. (https://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/1100448)) – жизненный путь, жизнь, с ее заботами и печалями.] она пролежала в хате, которую под пристальным взглядом Лавра Павловича (вдруг еще какая улика отыщется?) прибрали станичные бабы. Стол передвинули в центр и головой к красному углу поставили гроб, на который печально взирали Николай Чудотворец и образ Семистрельной Пресвятой Богородицы.
– Да… Не умягчила Богородица сердца душегубов, прости Господи, – перекрестившись на иконы, сказал кузнец. Ему и в голову не могло прийти, что один из душегубов – его сын, который стоит рядом с ним, скорбно опустив голову.
Дарья при жизни была красивой женщиной, и сейчас на ее лице, освобожденном от земных забот, лежала печать умиротворенности и покоя. Все морщины разгладились, и казалась, что она просто спит.
Ее обрядили в новое платье, которое нашли висящим на самодельных плечиках за печкой, и укрыли кипенно-белым саваном с вышитым Распятием, в память о тех белых одеждах, в которые облекают младенца при крещении. Умело наложенный венчик скрыл рану на виске, здоровую руку положили поверх изуродованной, и, глядя на покойницу, ни за что нельзя было сказать, что она приняла мученическую смерть.
– Авдей, бедный, и не ведает, какое горе его дома ждет, – всхлипнула одна из женщин.
– Никто не знает, у кого он батрачит, – тихо ответила другая. – Как его известить? Один Бог знает.
Священник, услышав, нравоучительно произнес: – Таинственен промысел Божий, – и, осенив себя крестом, добавил: – Пора выносить. Берите с Богом!
Четыре мужика взяли гроб и вынесли во двор. Процессия выстроилась, отец Игнат взмахнул кадилом, и женщины слажено запели «Трисвятое».
