– Мстишь за своё детство своей же дочери – маленькому беззащитному ребёнку?!
Софья, переменив горделивую позу на страдальческую, уныло тянула слова:
– Пойми меня, Мила, я не могу жить одна, не могу! Мне муж нужен, а не память об Андрее, пойми …
При упоминании Софьей об Андрее у Милы к глазам подступили слёзы. И она низко наклонила голову, чтоб Софья этого не увидала. Убирая с подола своего платья не существующую соринку, Мила старалась сглотнуть ком в горле и унять слёзы. Кое-как совладав с собой, спросила:
– Когда отвезли, – у Милы подступившим плачем перехватило горло, пересохло во рту, вопрос прозвучал полушепотом.
– Да, недавно же, с неделю всего, – как будто это обеляло её, воскликнула Софья.
Глава 4.
Домой Мила вернулась как в угаре, до неё никак не могло дойти, что про детский дом и Вику, это – правда. Уснуть она не могла. Лежала с широко распахнутыми глазами и перед ней опять и опять возникало лицо Софьи. И её голос с нелепыми словами о Вике …
Мила осязаемо чувствовала прикосновение рук малышки, её лепет, видела её улыбку, слышала её смех …
В голове у Милы была всё та же пустота, как там у Софьи, когда та сказала ей про детский дом и Вику.
И только за полночь Милу как ожгло – это реальность. Вика уже минимум неделю где-то среди чужих людей, маленький беззащитный ребёнок! Так чего же она ждёт?! Мила вскочила с постели и поспешно стала одеваться.
По ночному городу Мила едва не бежала, но ей всё казалось, что она очень медленно идёт. Остановив какое-то ночное авто, Мила умоляюще попросила подвезти её. За рулём сидела крупная женщина в военной форме. Внимательно посмотрев на Милу, она отрывисто спросила – куда.
Открыла Миле дверь Лима Валерьевна и, стоя у дверей, сказала, что Софья теперь живёт у мужа, а сюда наведывается, вот вчера заезжала. «Так, значит, я вчера застала её здесь случайно! Знает Лима Валерьевна, что Вика в детдоме или нет?». И Мила, набравшись смелости, спросила:
– А Вы знаете, что Вика в детском доме?
Лима Валерьевна, растягивая слова, ответила:
– Я не могу влиять на решения Софьи, она уже совершенно взрослая.
– Но Вы же – бабушка! – непроизвольно воскликнула Мила.
– Я же сказала, что не вмешиваюсь в решения Софьи, она уже давно вышла из-под моего контроля, – ещё более растягивая слова и качнувшись вперёд, каким-то странным голосом, промямлила Лима Валерьевна.
И тут Мила поняла, что Лима Валерьевна пьяна. Мила в растерянности стояла в дверях, как-бы, не давая их закрыть. Лима Валерьевна, видя, что Мила не уходит, пьяно прокосноязычила:
– Сейчас я поищу её новый адрес …
Мила в отчаянии всё так же стояла в дверях, Софья теперь неизвестно, где живёт, Лима Валерьевна еле на ногах держится, что же это такое?! И найдёт ли Лима Валерьевна адрес в таком состоянии? Может, она уже там уснула и вообще не выйдет к ней?!
Наконец Лима Валерьевна вышла из комнаты, куда ушла искать новый адрес Софьи, пошатываясь и читая на ходу …
Твердя мысленно адрес Софьи, Мила выбежала на улицу. Лима Валерьевна сказала, что где-то «должно быть, не очень далеко» в частном секторе. Не обращая внимания на свирепый лай собак из частных дворов, Мила бежала по тёмной, без фонарей, улице. Наконец она нашла дом с нужным номером. Рядом с этим домом на фонарном столбе горел единственный фонарь на всю улицу. Это был частный дом с высоким забором и неприступными воротами, на которых прибитая дощечка остерегала, «Осторожно, во дворе злая собака!» Мила долго звонила, стучала в железные ворота, но так никто и не отозвался.
Что с Викой? Сейчас это больше всего волновало Милу. «Надо отыскать детский дом, куда они сдали ребёнка». – решила Мила. И ей больше ничего не оставалось, как поспешить за помощью опять всё в тот же военкомат.
Уже знакомый майор быстро разыскал по телефону, где находится ребёнок. Мила поспешила по указанному адресу …
Детский дом встретил Милу множеством умоляющих детских глаз – возьми меня!
Мила спросила у одной из старших девочек – где находятся самые маленькие. Девочка с готовностью провела Милу в комнату. Вика сразу узнала Милу, заплакала и потянулась к ней. Мила прижала к себе всхлипывающего ребёнка. Вика крепко обхватила ручонками её за шею. Так Мила и зашла в кабинет к заведующей, с заплаканной Викой на руках.
– Ребёнку нужно больше внимания, но у нас не хватает людей, всем малышам не хватает внимания, всем … – сокрушалась заведующая.
– А мама к Вике приходит? – спросила Мила.
– Какая «мама»?! Ребёнок «отказник», – казённым голосом ответила заведующая.
– Как это «отказник», – спросила Мила, не понимая, что это значит.
Заведующая пояснила, это значит, что от ребёнка отказались.
– А теперь что?! – ничего не поняв, в страхе спросила Мила.
Заведующая терпеливо стала пояснять, что теперь такого ребёнка «отказника» могут усыновить (удочерить) приёмные родители. Мила опять испугалась и взмолилась:
– Нет, нет, не надо приёмных, я, я, родитель!
Мила в страхе, что сейчас у неё отберут ребёнка, прижала к себе вцепившуюся обеими ручонками в неё всхлипывающую Вику.
Мила сказала, что забирает ребёнка немедленно. Но заведующая объяснила, что нужно оформить документы. Мила, с Викой на руках, попросив разрешения позвонить, опять прибегла к помощи майора. Она и на час не могла оставить плачущую Вику среди чужих людей. И Мила забрала Вику из детского дома. Приехав с Викой домой, рассказала про Софью, умоляюще глядя на мать. Нина Павловна выслушала и приняла Вику, как родную, поняв, что дочь не могла поступить иначе.
Узнала об этом Софья или нет, но Миле она не звонила и Мила ей тоже не звонила.
Контору, в которой мать Милы работала бухгалтером, закрыли. Нина Павловна, в связи с появлением в семье маленького ребёнка, понимала, что с Викой кто-то должен быть и весь домашний быт взяла на себя. Теперь Миле с матерью прибавилось забот – достать еды для маленькой Вики, у которой был очень плохой аппетит, но малышке необходимо было набрать в весе.
Периодически Мила ходила в военкомат, нет ли каких известий об отце и Андрее Плетнёве. Но известий, кроме того, что Глухов и Плетнёв числятся в безвести пропавших, никаких не было.
– Мы известим, если что новое будет, – успокаивал Милу в военкомате усталый майор. Но проходило несколько дней и Мила снова шла в военкомат …
На введенном всеобщем обязательном военном обучении противовоздушной и противохимической обороны, Мила ещё острее чувствовала ужас происходящего – ужас войны. Приходя домой, Мила тревожно всматривалась в поблекшее лицо матери и худенькое личико Вики, в страхе за них. А Нина Павловна, из красивой жизнерадостной женщины превратившись в поблекшую горемыку, виноватилась перед дочерью, что опять ничего не удалось обменять на рынке на продукты. Мила обнимала мать, бодро говорила, что продуктов у них ещё достаточно, а самой было тоскливо, страшно. Но плач проснувшейся Вики звал к себе, просил есть. И Мила улыбалась матери, брала на руки Вику, и все вместе шли на кухню. И над всем этим больше всего, больше голодного желания еды, больше стремления от усталости лечь вот так, не евши, куда угодно, больше всех желаний, было одно желание – вот бы утром встать, а войны нет, закончилась война, и нет ни фашистов, ни сводок о войне, ничего этого нет …
И все – живые.
Жалея девушку, майор в очередной её приход сказал Миле, что в тылу самостоятельно формируются партизанские отряды из бойцов, попавших в окружение, и вполне возможно, Андрей Плетнёв и её отец в одном из таких отрядов.
Глава 5.
Шёл второй год войны. В конце лета в сводках было известие, что Анапу оккупировали фашисты. Теперь из Анапы не было никаких известий, как там они? …
Во второй половине ноября, в 514 день войны, советские войска в ходе кровопролитных боев сорвали план Гитлера захватить одним броском Сталинград, 6-я армия Паулюса должна была «перерезать Волгу, важнейшую транспортную артерию страны и захватить Сталинград, центр военной промышленности и узел коммуникаций».
Шёл 515 день войны, наши войска под Сталинградом перешли в наступление. Продолжалась жестокая битва за Сталинград. В тылу дни были наполнены страхами за близких, борьбой за выживание, на фабрике Мила часто работала по две смены подряд, все думы были о фронте, об отце, об Андрее, как они там, где, главное, чтоб были живы и Мила мысленно взывала к ним: «Вернитесь … Вернитесь живые …».
Мамой Вика назвала Милу, без подсказки, сама. Была у Вики и заботливая любящая бабушка, мама Милы, напевающая ей колыбельную, которую пела своей дочке, только имя другое и пела Нина Павловна теперь уже не дочке, а внучке.
Солнышко за лесом,
