Ему не нравится, что я занимаюсь чем-то своим.
Если б я сидел без дела, а это угнетает всякого, он бы наслаждался втихомолку – неврастеник в себе! – он бы и не давал работы. А тут этот архарка чего-то своё исподтишка карябает. Надо отвлечь от безобразия! Загрузить!
– Анатолий, – подносит он мне заметку. Я встаю навстречу. – Сделай эту. «Удачный эксперимент».
С заметкой я выхожу в коридор и бреду в его глухой конец. К четырём телефонным будкам.
Хоть у нас на каждом столе стоит по параллельному телефону, звонить из редакции нежелательно, если разговор предстоит обстоятельный.
Ответить на звонок – пожалуйста. Но если предстоит длинный разговор, а тем более, когда надо переговорить по личным делам – пожалуйте в коридор. Там вы никому не будете мешать.
Я консультируюсь в рыбном министерстве.
– Есть здесь что-то новое?
– Абсолютно ничего! Сельдь ловят разноглубинными тралами уже лет десять. Какой же это эксперимент? Что ж тут нового?
Заметку я забраковал и вернул Медведеву.
– Погода с ума сошла, – жалуется Татьяна. – В Алма-Ате тридцать два мороза!
– Сильно за Алма-Ату не переживай, – успокаивает её Александр Иванович. – Надо бы узнать в министерстве речного флота о дне актива.
– Ха! – восклицает Татьяна. – Я могу позвонить начальнику мореплавания Грузинову. Я познакомилась с ним в Архангельске, когда он, Грузинов, был капитаном, а мне было всего-то двадцать два сладких годочка. Только кончила журфак. За критику на вступительном экзамене советских романов меня, медалистку, чуть не приняли в МГУ. Ой… Ну… Было… От «Труда» поехала в первую командировку в Архангельск. Весна. Начиналась навигация. Приходило первое судно. Слетелась куча столичных корреспондентов. Все мужики. Одна я баба. Боялась напутать в материале. Помнила поговорку «Вечёрка» и «Труд» всё переврут. Как-то… Не пойму… Провалилась я в прорубь и проболела в Архангельске две недели. Капитан этого первого судна Грузинов поил меня ямайским ромом. Приятный, не пахнет духами. Теперь Грузинов в министерстве. Так что я ему позвоню. А вы, извините, на планёрку не опоздаете?
Медведев смотрит на настенные часы и хорохорится:
– Ещё три минуты до боя Богов на Олимпе.
Олимпом у нас называют планёрку заведующих редакциями у Колесова.
Звонит местный телефон.
Трубку взяла Татьяна:
– Его нет. Он давно ушёл!
И кивает Медведеву:
– Вас вызывает Таймыр!
– Я понял. Я давно уже там!
Медведев кладёт ей и мне по заметке:
– Ну, я пошёл, – говорит он так, будто вплавь отправляется пересечь океан.
Татьяна постучала ногтем по заметке:
– Что за новостюху подвалил мне товарищ Медведёв? – и поворачивается к входившему Новикову: – А ты где пропадал, тов. Новико?в?
– По очень важному делу.
– И у меня не менее важное. Пойду-ка стрельну папироску.
Странное дельце. В нашей комнате не курит ни один мужчина. Зато курят одни женщины. Хорева с Аккуратовой. Курит даже заходящая к Владимиру Ильичу законная супружница Лидочка, редактриса из отдела культуры.
Татьяна накурилась. Ждёт Медведева, чтоб отпроситься на кофе.
Питьё кофе, обед – очень важные и ответственные мероприятия. О них начинают говорить с утра. С десяти часов прилежно ждут открытия буфета и столовой и говорят о них с таким вожделением, что, кажется, они сюда приходят не работать, а только попить кофе и отобедать.
Без медведевского согласия Татьяна не решается двинуться в буфет. Преданно ждёт начальника.
По радио – здание радиофицировано – объявили об общем собрании в конференц-зале по случаю выдвижения кандидатов.
Кончилось собрание, а Медведева, как и пушкинского Германа, всё нет.
– Сколько они там заседать будут? – ворчит Татьяна. – Офонарели, что ли? Пойду-ка я трахну с горя кофейку!
И она решительно уходит.
А Медведев вернулся только через полтора часа.
– Что так долго? – с вызовом выкрикивает ему навстречу Татьяна.
– Медленно работаем. Побыстрей надо шевелиться.
– А чем мы виноваты? – вскидывает руку Ия. – Мы выдаём нормально…
Медведев бухтит под нос:
– Заколебал всех этот принцип новой метлы…
Это камешек в огород Колесова. Не нравятся Медведеву навязываемые новшества «новой метлы». Не нравятся, но говорит Медведев о них чуть ли не шёпотом.
Медведев быстро надевает бледно-коричневое пальто, шапку-ушанку:
– Володь! Я поеду на площадь Борьбы в седьмой диспансер. За справкой.
– Между прочим, там проверяют шофёров, – говорит часто болеющий дедушка Кошельков с выпуска Б. – Я рядом там живу.
И он переводит взгляд на окно, расписанное морозом.
– Любуетесь зимним пейзажем? – улыбается ему Ия.
– Я на больничном. Пришёл погреться. А то дома холодно…
Выходя, Медведев начальственно, с подкриком советует:
