Сероводород

Вскоре на столе появились пироги с капустой, сложенные в глубокое блюдо и прикрытые белым вафельным полотенцем.

– Тыкву с утра парила, теперь уже, пожалуй, остыла, – она пододвинула к нему чугунок и приоткрыла крышку. – Все яства. Чай магазинный, сейчас заварю. Ешь пока, а я твоей обуткой займусь.

Женщина вытянула из-за занавески низкую лавочку и присела у порога, очищая острой щепой налипшую грязь.

– По делам к нам? То, что не в гости, я поняла сразу. При родне ночлег у чужих людей не ищут, – обратилась она к нему, не поворачивая головы и не отрываясь от своего занятия.

Набитый едой рот не дал возможности сразу ответить. Было очень вкусно и ему пришлось себя ограничить, чтобы не оставить гостеприимную женщину без ужина.

– Скажите, баба Настя, почему так? Одни обманывают, неверные адреса дают, другие незнакомого человека в дом приводят, угощают, обувь ему чистят?

– Почему незнакомого? Я тебя знаю, – улыбнулась Анастасия Ивановна, отставляя в сторону один ботинок и приступая к другому.

– Откуда?! – поперхнулся Генка.

– Чудак-человек. Подошёл, поздоровался, никого не обидел, а мог бы. Нашим девкам окорот порой нужен. Опять же, предложил вёдра донести. Как же я могу не знать? И не важно, как тебя зовут, сколько лет, какие школы окончил или неучем живёшь, – всё одно, видно добрую душу.

– В командировку я приехал, Анастасия Ивановна. Письма в дорогу позвали. Предстоит разобраться с причинами смерти учителя вашего посёлка.

– Так ты, что же, доктор? – удивилась баба Настя.

– Нет, я корреспондент. Журнал есть такой, «Российский патриот» называется. Может читали?

– У нас, сынок, почта есть, а почтальона нет. Давно уже никто ничего не выписывает. Молодёжь в «тырнете», а мы в телевизоре. Бывало, раньше, себе – «Сельскую жизнь», мужику своему «Труд» оформишь. Я всё больше любила «На житейских перекрёстках» читать, а муж любил из газеты самокрутки ладить. Теперь, вот, ни мужа, ни газеты. Так с Сенькой-то что разбираться? Слышала, что сердце у него прихватило, а лекарства под рукой не оказалось.

– Так, да не так. Люди жалуются, что полиция не разобралась толком. Мол, убили Арсения Филипповича. А кто убил и за что, непонятно. Вот и просят журналистов помочь правды добиться.

– Чудно, – подивилась старушка.

– Не понял?

– Чудно, говорю. Столько лет правду под лавку прятали, а тут решили её на свет белый доставить. Кому она теперь нужна? Сенька на кладбище покоится, ему всё равно. Народ? Слышал баб у колодца? Вот, Галька, к примеру. Ей точно эта правда ни к чему. Ей больше интереса перед тобой хвостом покрутить. Даже и подумать не на кого, кому бы эта правда сдалась.

– Что же, вы считаете, что следует всё оставить так, как есть? – недоуменно произнёс гость.

– Ни в коем разе. Бог с ним, с Арсением, пусть покоится с миром. А вот понять кто и для чего проявляет интерес к этому делу, стоит. Оттуда и клубок придётся распутывать. И нитка та к убивцу приведёт.

– Я не понял, баба Настя, – изумился Генка. – Вы тоже считаете, что учитель умер не своей смертью?

– А разве человек может умереть чужой смертью? – в свою очередь спросила старушка, поднимая в руке его штиблет, тщательно очищенный от засохших комьев земли.

– Подождите, вы меня совсем запутали. Я имел ввиду то, что учитель умер либо сам, либо ему «помогли» умереть, то есть – убили. Мне это и предстоит выяснить.

– Так не бывает, чтобы к человеку чужую смерть подослали, – в задумчивости произнесла женщина. – Каждый умирает в одиночку и в обнимку со своей смертью отправляется в мир иной. А кто её принёс, доставил по адресу – это уже тайны и дела земные.

Геннадий слушал и не понимал, куда она клонит. Внезапно его озарило, он встал из-за стола, подошёл к старушке и присел рядом:

– Вы хотите сказать, что рано или поздно он умер бы именно той смертью, которая ему уготовлена, но кто-то или что-то ускорили эту роковую встречу?

– Так оно и есть. Не стали девушку ждать, пригласили войти. Она уже притомилась у порога стоять.

– Какую девушку? – ему стало не по себе. Умирающее солнце ярко вспыхнуло на горизонте, прорвав осеннюю небесную хмарь, раздробилось тысячью осколков об оконные рамы, освещая комнату неверным малиновым светом.

– Какую? – женщина внимательно посмотрела на гостя. – Ту, что забрала его с собой.

– Баба Настя, это вы про «костлявую» что ли, которая с косой?

– «Костлявая» ко мне придёт. Состарилась, пока меня ждала. А Сенькина – молодая, терпеливая. Ей и коса не нужна, серпом управится.

– Что же, у покойного шея была тонкой? Не понимаю я ваших аллегорий, Анастасия Ивановна, – ему не нравился разговор, Геннадий чувствовал, что упустил очень важное, но что, не мог уловить.

Бабушка улыбнулась, поднимаясь с лавочки и держась ладонью за поясницу:

– Ты думаешь, что коса ей нужна для того, чтобы головы срезать? Нет, сынок, это она высокую траву косит на тропинке, по которые наши души на суд спешат. Позарастали они от нашего беспамятства, от лени и распущенности. Вот и приходится ей за нас стараться, чтобы не блуждали мы в потёмках.

Сумрак упал неожиданно, словно задёрнули окна тяжёлыми шторами.

– Хватит о ней на ночь глядя. Обутку я в порядок привела, сейчас отправимся на ночлег. Не думаю, что тебе со старухой вольготно будет. А потому мы пойдём к Игнату. С ним поинтереснее вечерять. Опять же, работали они вместе с покойным Арсением, может что любопытное вспомнит и делу твоему пособит.

– Даже не знаю, как вас благодарить, баба Настя. – Генка запустил руку в сумку и вытянул красочный календарь с видами Кремля на следующий год. Иван сунул ему перед отъездом корпоративный презент, а он забыл выложить его, торопясь на поезд. – Вот. На добрую память.

Женщина взяла подарок в руки:

– Красивый. Только на кой он мне? Вон у меня численник висит на стене с советами, да приметами.

– Так это на следующий год.

Видя, что её гость огорчился, она снова вгляделась в красочную ламинированную картинку:

– Красивая. Что же, оставлю, пусть глаз радует. Только вряд ли мне его перелистывать придётся.

– А это ещё почему? – шутливо возмутился Генка. – Простите, вам сколько лет?

– На Крещение будущего года девяносто сравняется.

– Сколько?! – Генка не смог скрыть своего удивления. Он полагал, что его гостеприимной хозяйке «достаточно» лет, но, чтобы такой почтенный возраст, и представить не мог. – Ну, вы даёте.

Они вышли на улицу. Старушка замешкалась у двери, пытаясь накинуть замок на дверной пробой. Подморозило. Но даже студёный вечер по-прежнему не смог развеять удушливый кисло-горький запах, витавший в воздухе.

– Чем тут у вас всё время пахнет? – поморщился Геннадий, когда женщина вышла за калитку.

– Прошли времена, когда городские приезжали в Каменные Ключи, чтобы воздухом нашим надышаться. А лет десять назад приехали какие-то оглоеды на заброшенную базу, сделали там ремонт и стали варить своё зелье. Только, что они варят и для чего, никто толком не знает. Догадки разные были. Покойный Арсений сильно с ними воевал, но всё без толку. Слышала, приезжали к нему молодцы, после этого он немного утих. Всё утверждал, что газом нас травят. Сероводород называется. Что, мол, через небольшое время будут дети рождаться с двумя головами и тремя ногами, существовать будут недолго, и не жить, а только мучить своих родителей.

«Вот так поворот, – Генка даже приостановился. – Может клубок-то с этой базы разматывать надо?»

Анастасия Ивановна ушла вперёд, и он не понимал, как она ориентируется в темноте, поскольку единственный уличный фонарь едва брезжил в отдалении, не освещая дорогу, а, скорее, слепя и мешая идти. Они возвращались назад, туда, откуда Генка начал свой поход по Каменным Ключам. Вскоре старушка свернула налево, и по узкой тропинке между двумя покосившимися изгородями они вышли на край посёлка.

– Здесь же никто не живёт, – озабоченно воскликнул он, озирая серую унылую поляну и рощу из редких голых деревьев.

– Мы уже пришли, – откликнулась его провожатая, когда они наткнулись на высокий серый забор, увитый пожухлыми плетьми «девичьего» винограда и укрытый такими же серыми и унылыми сумерками позднего ноябрьского вечера.

– А я-то думаю, кто ко мне на ночь глядя, – раздалось неожиданно из-за изгороди. – Здорово, Настасья! С кем это ты?

Ворота распахнулись и появился старик лет семидесяти. У его ног неподвижно стояла рослая собака и внимательно изучала незваных гостей.

– Верный, ты меня не узнал? – баба Настя откинула край телогрейки и достала из кармана кофты свёрток. Пёс завилял хвостом и подошёл поближе, оглянувшись на хозяина.

– Можно, – старик согласно кивнул, разрешая принять угощение.

– Игнат Степаныч, приюти человека на недельку пожить. А если ему понравится, то может и подольше.

Геннадий поздоровался и представился:

– Нет, мне на семь дней. На работу надо возвращаться.

Старик протянул руку:

– Не могу пока сказать, приятно или нет. Надо приглядеться. Проходи в дом. Верный, проводи, а я с Настасьей потолкую.

– Нет, я Анастасию Ивановну назад должен проводить. Теперь дорогу знаю, не заблужусь.

– А вот это по-нашему, – старик снова протянул ладонь для рукопожатия. – Теперь с полным правом говорю «очень приятно». Верный, пойди вместе с ними и возвращайтесь. Ужинать будем.

Собака, забежав вперёд, уверенно повела их к посёлку.

– Вы меня до проулка сопроводите и возвращайтесь. Дальше я сама потихоньку докондыхляю.

– Так вы говорите, что Арсений Филиппович воевал с хозяевами базы? А как он это делал? – Генка решил вернуться к прерванному разговору.

– Знамо как. В районный «брехунок» писал, на сходах выступал. Доводы приводил научные и эти, как их …, аргументы, вот! Как-то кино показал, таблички разные. Я слепая, издали ничего не разглядела, но шуму в клубе было много. Только с них, как с гуся вода, всё нипочём. Да и не ходит руководство базы на эти собрания. Кстати, начальника этой «вонючки» из местных назначили, воспитанник Сенькин, больно хорошо в химии разбирался. Вот какая оказия: учитель с учеником столкнулись на одной жёрдочке.

– Не помните, как зовут начальника? – встрепенулся Геннадий. Они подходили к переулку, и Верный, словно подслушав их уговор, остановился, прядя ушами и принюхиваясь к скверному запаху.

– Как же не помнить? Помню. Он по весне мне подарки привозил и цветы, – она тихонечко засмеялась. – Всех старух в деревне, которым за восемьдесят, уважил к женскому дню. Мне, беззубой, прибор достался, сухари сушить. А цветы так и стоят в вазе.

– Искусственные что ли?

– Зачем, искусственные? Были живые, потом высохли. Жёлтенькие с белым, не помню, как называются, но аромат приятный, долго свежестью пахли.

– Почему вы всё время про деревню говорите, у вас же посёлок городского типа? – поинтересовался Генка и приостановился.

Снова зазвенел колокольчик бабушкиного смеха:

– Деревня и есть. Посёлком-то назвали, когда база образовалась, да два дома трёхэтажных для рабочих построили. Только от этого названия одни неприятности: пособие фельдшерице уменьшили и учителей обидели, мол, не положена за сельскую местность доплата. Чудно, деревня-то никуда не делась.

– Спасибо, баба Настя. Может мы вас дальше проводим?

– Нет, сынок! Тут дорога прямая, – возразила она и направилась к дому. – Приходи днями, я тебя затирухой накормлю.

Он проводил её взглядом и, спохватившись, крикнул вслед:

– Вы не сказали, как начальника базы зовут?

– Витька Мордасов, – послышалось издали. А потом ещё что-то неразборчиво, но Генка не расслышал, поспешив за псом вернуться назад.

Ветер стих, вязкая тишина приближающейся ночи изредка прерывалась дальним лаем собак и гулом мотора на противоположной окраине села, словно какой-то неутомимый и невидимый глазу акын исполнял свою заунывную песню.

Верный проводил гостя до крыльца и юркнул в отведённое псу под ночлег место.

– Игнат Степанович! Мы пришли, – крикнул Генка в приоткрытую дверь, но никто не отозвался. Он прошёл к дивану и присел, оглядывая комнату. Вместо портретов родных и близких стену украшали фотографии лесных пейзажей, на некоторых из них можно было увидеть скрытных и пугливых обитателей здешних мест: чёрные бусинки глаз белки, едва различимые в густой хвое, косуля, застывшая в прыжке через песочный вал, зайчонок у красной шляпы огромного мухомора.

– Проводили Настасью? – раздалось сзади через некоторое время. Хозяин с охапкой поленьев обивал на крыльце ноги от налипшей слякоти. – Заходи, будь смелее. Мы теперь вдвоём с тобой хозяйничать будем. Сейчас грубку растопим, чтобы нам ночью не замёрзнуть и почаёвничаем. Если голодный, то я тебе щей вчерашних разогрею.

Он вывалил на предтопочный лист мелко наколотые дрова, отряхнул щепу и опилки с рукава тёплого, ручной вязки, свитера и склонился перед маленькой печью.

– Спасибо, я у Анастасии Ивановны поел. А от чая не откажусь, – Генка поискал глазами свой саквояж и, обнаружив его в переднем углу, раскрыл, извлекая подаренную редактором банку с экзотическим чаем и две пачки овсяного печенья. Потом, секунду подумав, сунул одну из них назад в сумку: «Это бабе Насте».

В печи на колоснике занялись поленья, загудело пламя, стреляя в приоткрытую дверцу яркими искрами, запахло берёзовыми углями.

– Тут такое дело, Игнат Степанович, – извиняясь, потёр лоб Геннадий, – я в магазин не успел зайти. Завтра утром закуплю необходимые продукты. Вы мне только подскажите, что надо.

– Тю, – улыбнулся старик. – Я уже и забыл, когда последний раз в магазин ходил. Неделю поживёшь на моих харчах. А уж если затоскуешь по привычным, то сам определишь, чего тебе требуется.

– Хорошо, вы мне сразу скажите, что я вам буду должен за проживание и стол, – Генка раскрыл портмоне, готовясь рассчитаться с хозяином.

Тот поднялся с колен, подошёл к столу, посмотрел на постояльца:

– Перестаёшь ты мне нравиться.

Генка растерянно опустил руки.

– Шучу, – Игнат Степанович свёл брови к переносице. – Для меня гости Настасьи – святые люди. Где ты видел, чтобы с ангелов деньги собирали?

– Да какой я ангел, – смутился москвич.

– Не ангел, – тут же согласился старик и пояснил, – Настасья святой человек. Она людей насквозь видит. Не знаю, как это удаётся. Уж если ей пришло в голову тебя приветить, значит ко двору молодец, без червоточины. Верю я ей больше, чем себе. И потом, у меня же не гостиница. Хороший человек за тебя попросил, потому и пустил. Закончим на этом?

– Закончим, – Генка продолжал испытывать неловкость.

– А чтобы не вержилось, что живёшь у меня на дармовщину, определю тебе трудовую повинность. Согласен?

– Конечно, – радостно закивал гость, – и дров нарублю, и воды принесу.

Игнат Степанович захохотал, вытирая ладонью выступившие на глаза слёзы:

– Ну ты даёшь. Здесь дров наготовлено на две мои жизни. А вода – в доме. Лет десять назад пробурил скважину. Ты, наверное, думаешь, что раз мы в селе живём, то за водой с коромыслом ходим?

Он снова хотел рассмеяться, но передумал:

– Эту неделю на тебе Верный. Накормить, напоить. Я порой на полдня в лес ухожу. Пусть он с тобой побудет. Да и собаке к тебе стоит привыкнуть.

– И всё?

– Нет, не всё. Ты же по делам, наверняка, приехал. Что же я грузить занятого человека стану? Но просьбу одну мою необременительною чуть позже озвучу. Договорились? Имей ввиду, договор дороже денег.

– Конечно, – согласился Генка, – только, всё равно, неравный у нас договор.

– Эх, мил человек, не спеши раньше времени выводы делать, может мне у тебя ещё придётся в должниках ходить. Всё, к этому вопросу больше не возвращаемся. И вот ещё что, в моём доме нет секретов, так что чувствуй себя вольготно, что потребуется – находи и бери, не обременяй меня лишними разрешениями и прочей бабской чепухой.

Геннадий согласно кивнул. Если бы он только знал, приняв на веру последние слова Игната Степановича, может быть всё обернулось бы совсем иначе. Если бы он только знал …

Глава вторая. База.

Виктор с утра заявился на работу не в духе. «Чёрт её знает, что ей нужно? Как сыр в масле катается, в деньгах ограничений не знает, а всё одно, живёт, как в займы даёт. «Мазду» на день рождения подарил. Огонь, а не машина. И цвет такой же броский, «Красная душа» называется. Может врезать ей как следует?»

– Витёк, новости есть, – вывел его из раздумий начальник службы охраны, распахнувший широко дверь и застывший на пороге.

Виктор побагровел, поманил Захара пальцем и, дождавшись, когда тот прикроет дверь, свистящим шёпотом произнёс:

– Ты где здесь Витька увидел, клоун? Мы с тобою где находимся? В баре? Может быть в сауне? Нет, если захотел сменить должность и заступить на проходную, то, всегда-пожалуйста. Или «вьюноша» захотел на вольные хлеба? И это можем устроить. Ещё одна такая выходка, напишешь заявление и адью.

Помощник захлопал белёсыми ресницами и постарался изобразить на лице испуг. Судя по всему, получилось это у него как всегда талантливо и убедительно. «Лицедей, хренов», – удовлетворённо подумал начальник базы. Они оба знали, что Захар давно уже не боится своего шефа. Скорее, наоборот. Сумма знаний о своём руководителе и старом приятеле была столь велика, что даже малая её часть, преданная огласке, могла свергнуть его с начальственного трона. И не просто отправить в тартарары вместе со всем своим барахлом, связями и прочими «результатами непосильного труда», но и обеспечить долгосрочную командировку в самые отдалённые места. Каждый из них играл свою роль, но порой Виктор забывался, что называется «выходил из образа» и Захару, как терпеливому режиссёру, приходилось возвращать взбунтовавшуюся марионетку в успешную пьесу с неизвестным финалом.

– Ладно, выкладывай свои новости, – Виктор крутанулся в кресле и, нажав кнопку внутренней связи, попросил секретаршу сварить кофе.

– Журналист из Москвы приехал, – Захар заговорщицки склонился над столом. Выцветшие глаза смотрели вопросительно из-под покрытых коростой краёв век.

– И что? Про базу писать собрался? Свяжись с нашими на Кузнецком мосту. Нет, лучше я сам.

– Гутарят, что про Арсения хочет писать, – помощник ухмыльнулся.

– Чё ты лыбишься? – снова разозлился Виктор. – Что про него писать, если он на кладбище уже как полмесяца? И потом, причём здесь мы?

– Ну как же? – Захар хотел снова улыбнуться, но вспомнив реакцию шефа, передумал. – Витё…, Виктор Михайлович, что с писателем-то делать, если заявится.

– Что-что, помаринуй его около проходной с полчасика, мол, сейчас узнаем может ли руководство принять, а потом извинись, дескать нет в планах встречи со столичными штучками.

– Понял! Разрешите исполнять, – щёлкнул каблуками Захар.

– Хватит паясничать. Что у нас с отгрузкой на железной дороге? Они вагоны ещё вчера обещали поставить.

– Сейчас у «сбытчиков» узнаю и доложу, – помощник заспешил на выход.

– Да подожди ты. Пусть начальник отдела сам зайдёт и доложит. А ты займись вот чем. Сегодня две бабёнки приедут с «потребнадзора» для проверки, собери им подарки, созвонись и где-нибудь у переезда встреть, вручи и отправь восвояси. Некогда мне с ними сегодня возиться. А то пустишь в огород, будут весь день под ногами мешаться.

Когда дверь за приятелем закрылась, Виктор снова погрузился в размышления о взаимоотношениях с женой. Эти бесконечные и бесплодные диалоги с самим собой изнуряли его. Но сколько бы он не моделировал предстоящий разговор с Лерой, все заготовленные фразы вмиг улетучивались из головы, как только ему приходилось возвращаться домой и видеть её. Виктор мучительно вспоминал, когда же произошли эти разительные перемены в любимой женщине. «Любимой? Да брось. Сознайся, что главное в этом браке было не желание обладать Валерией. Мало ли таких девчонок крутится вокруг? Любая готова на замену выйти. Не обманывай себя! Больше всего ты хотел Артёму досадить, побольнее сделать, чтобы не заживало. Разве не так?»

– Не так! Люблю я …, – вскричал он и тут же осёкся при виде вошедшей секретарши с подносом в руках.

– Что не так, Виктор Михайлович? – узкая полоска бровей на её ухоженном лице взлетела вверх. – Ваш кофе.

– Всё не так. Присядь, – Виктор раздражённо поднялся, обошёл приставной стол и положил руки на плечи девушки. – Скажи мне, что нужно сделать, чтобы женщина тебя любила?

Помощница попыталась наморщить лоб, но у неё это плохо получилось. Морщины не смогли образоваться на гладкой глянцевой коже.

– Цветы подарить, – протянула она и тут же бросилась развивать свою мысль. – Сто алых роз. Или вот ещё, купить колье к платью в пол.

Она вспомнила, что её пригласили на вечеринку в райцентр, а к «розовому макси» ровным счётом ничего из имеющейся бижутерии не подходило.

Внезапно её озарило:

– А ещё лучше, купить ей такую машину, как у Валерии Аркадьевны!

– Всё? – Виктор в задумчивости смотрел сквозь девушку.

– Пожалуй, хватит, – та растерянно поднималась со стула. – Куда уж ещё?

– Хорошо. Спасибо за кофе. Идите, – он снова присел за стол и поднял трубку телефона. Через некоторое время на другом конце провода ответили.

– Надо встретиться. Можешь сегодня прийти? Как обычно, в то же время, – Виктор отхлебнул из бокала, кофе показалось ему невкусным, и он отставил чашку в сторону. – Ничего не случилось. Новости есть, стоит обсудить. Окей.

В кармане ожил «сотовый». На экране смартфона высветился унылый контур места под фотографию звонившего. Это была Лера. «Почему я до сих пор не разместил её фото на заставке?» – вдруг с удивлением подумал он. «А патамушта не уверен», – кто-то другой ответил ему развязанным тоном. «В чём не уверен?» – возмутился Виктор, догадываясь, каким будет ответ. «Да ни в чём! В себе не уверен, в ней сомневаешься. Ты же знаешь, что скоро всё закончится …»

– Дрянь! – хлопнул он в ярости по столу. Блюдце с чашкой вздрогнули, издав фарфоровый писк. Было непонятно, кому адресована эта брань: то ли к самому себе, то ли к жене, то ли к невкусному остывшему кофе.

– Слушаю.

– Я сегодня уеду в город по делам. Кое-что посмотрю в магазинах. Тебе что-нибудь нужно? – не называя его по имени, произнесла Лера.

«Дьявол! Это каким даром нужно обладать, чтобы так безжизненно прошелестеть, словно стая умерших лебедей? Звонит, будто одолжение делает», – зло подумал он и ответил. – Нет, милая! Я днями сам смотаюсь в Рязань. Будь аккуратнее, не гони.

– Хорошо, – тем же бесцветным голосом согласилась супруга и отключилась.

«Надо срочно поставить на тачку «маяк». Посмотрим, в какие такие магазины она зачастила».

А ведь он помнил её такой «оторвяжкой». Всё случилось в ту ночь, когда она сбежала с вечера встречи выпускников. Кажется, это было после третьего курса института. После этого они её не видели неделю. Родители сказали, что она уехала в город, но, как оказалось, обманывали. Как-то вечером Витька, наблюдая за их домом из-за кустов сирени, увидел подъехавшего на мотоцикле друга Артёма. Тот прислонил старенький «чезет» к загородке и постучался в дверь. Через короткое время вышел Леркин отец. Витьке не было слышно, о чём они разговаривали, но было видно, что речь шла не о чудесной погоде. И пока он отвлёкся на впившегося в щиколотку комара, момент «леща», который отвесил Тёмке мужик, был упущен. Судя по тому, что Артём отлетел к загородке, оплеуха была знатная, и Витька в восторге потирал ладони, наблюдая из засады неравный бой. «Интересно, за что он его так приложил?» Именно в этот момент на крыльцо выбежала Лера. Оттолкнув отца, она склонилась над «павшим воином», помогая ему подняться. Не прошло и минуты, как послышался звук пощёчины, и девушка, рыдая, скрылась в доме. А дважды поверженный Тюша, вскочил на мотоцикл и дал газу. «Интересно, за что они Артёма отметелили в две руки? – гадал Витька, прячась в кустах. – Это даже хорошо. Теперь Лерка точно со мной будет». Он давно подбивал к девчонке клинья, но остерегался приятеля. Да и с позиции мальчишеского кодекса чести, он не имел права подступиться к их паре, пока они дружили. «Вот и ладненько, вот и хорошо», – приговаривал Витька, возвращаясь с дозора, так и не поняв добровольного затворничества девушки в такую замечательную пору, когда кажется, что весь мир у твоих ног.

Зуммер внутренней связи запищал под рукой. «Захар домогается. Этому-то, что ещё надо? Только расстались. Неужели проверяющие заартачились? Может он им скудные презенты приготовил? Всё надо проверять самому».

– Что ещё?

– Ну вот явились к нам они – сказали «Здрасьте!» Мы их не ждали, а они уже пришли…, – приблатнённым голосом пропел в трубку начальник службы охраны.

– Давай по делу, – устало ответил Виктор и провёл ладонью по лицу.

– Журналистик припёрся, как я и говорил. Что предпринимаем?

– Я с кем сегодня на эту тему общался? – в груди снова начало вскипать раздражение. «Надо что-то с этим делать. Так дальше продолжаться не может». – Ты что глумишься надо мной? Я тебе полчаса растолковывал о том, как поступать в случае его прихода. Ты когда перестанешь «ваньку валять»?