Большая алия. Сборник рассказов о репатриации в Израиль
Через какое то время, она развелась с мужем и переехала к Аркадию.
До отъезда они прожили вместе несколько лет, и лишь незадолго до его отъезда поженились.
Все годы до отъезда, она была его домработницей, секретаршей, горничной.
Во время его сеансов и встреч с важными людьми, вся ее роль ограничивалась лишь тем, что она приносила и уносила чай с робкой улыбкой, накрывала и убирала со стола, стараясь при этом быть как можно более незаметной, отвечала на телефонные звонки холодным, бесстрастным голосом и ублажала его в постели по ночам.
Но он был всегда рядом, и это было для нее высшим счастьем
Она ловила каждое его слово, каждый его взгляд и даже не смела думать о том, чтобы упрекнуть его в изменах. Почувствовав следы другой женщины на его лице или на теле, она лишь внутренне сжималась как от удара. При этом ее большие, темно-карие глаза становились еще больше.
Она покланялась ему как Богу и видела в служении ему свое высшее предназначение.
Она стояла на этой Земле твердо, как коренастый, закаленный солнцем и тяжелым трудом крестьянин и работала с утра до ночи чтобы иметь возможность снимать хорошую по здешним меркам квартиру в самом центре Тель-Авива.
Аркадий нуждался теперь в ней как никогда раньше. Так во всяком случае ей казалось и так оно было на самом деле.
Она стала тем спасительным кругом, благодаря которому он не утонул.
А Дора была бы совершенно счастлива, если бы не депрессия мужа.
Ей все казалось, что она держит в руках упавшую звезду и пытается вдохнуть в нее жизн, согрев собственным дыханием.
Она была готова на все, лишь бы снова любоваться его сиянием.
В конце концов, она сама организовала ему группу из своих клиентов- маклеров, уборщиц, официанток и прочего люда.
Он демонстрировал им то, чем когда-то очаровывал своих пациентов: пытался читать их мысли и рассказывать об их жизни.
Но это ему плохо удавалось, потому что его новые пациенты воспринимали все его попытки как дешевый трюк и сам Аркадий был в их глазах лишь старым клоуном, пытающимся заработать себе на жизнь поднадоевшими фокусами.
И он действительно был похож теперь на клоуна – одинокого и постаревшего.
Бенгальский огонь догорел и лишь верная жена по-прежнему видела в нем всемогущего Гуру.
К нему приходили несколько из его бывших членов секты.
Один из них был одним из первых, кого он в свое время приблизил к себе.
Тогда он боготворил своего учителя и ловил буквально каждое слово, слетавшее с его уст.
С тех пор прошло десять лет и теперь уже Аркадий искал поддержки у своего бывшего апостола.
За эти годы, апостол сильно изменился. Волосы на макушке сильно поредели. Некогда восторженный взгляд стал недоверчивым, губы вытянулись ниточкой в саркастическую ухмылку, мягкая ладонь с длинными, нервными пальцами огрубела.
Изменился и Аркадий. Некогда строгий взгляд его казавшихся стальными глаз, казался теперь растерянным и он напоминал человека, которого несет мощным горным потоком и он пытается ухватиться за что попало.
Подобно тому, как слабый и ранимый юноша открывал когда-то душу некогда полу-богу, так теперь и полу-бог пользуясь занятостью своей жены, стригшей кого то, он открывал своему бывшему почитателю самые сокровенные и наболевшие проблемы.
Но даже откровенничая, он не замечал что сильно переигрывает.
«Меньше всего я хотел быть гуру». «Да, я давно уже понял, что никому не помог. Скорее наоборот, принес колоссальный вред.
Бывшего почитателя раздражало самолюбование этого человека, умудрявшегося любоваться собй даже в нынешней ситуации. Сострадания к нему он не испытывал.
«Если ты Мессия, спаси самого себя» вдруг подумал бывший почитатель, но сдержался и не произнес этого в слух.
«Если бы кто-нибудь из пророков попал сегодня по ошибке в наш мир, он был бы безработным», пытался острить Аркадий.
Но Вы же не пророк- вдруг сказал гость.
Аркадий явно не ожидал этого выпада.
Он пытался что-то говорить про свой колоссальный опыт и интуицию, но молодой человек снова его перебил:
– Здесь ваши умения, он еле удержался, чтобы не сказать «трюки» имели бы определенный успех в цирке, но вы ведь в цирке работать не станете, равно как и на стройке, или на уборке- это ниже вашего достоинства.
«А здесь нужны не экстрасенсы и пророки, а парикмахеры, педикюристки, как Ваша жена например, сварщики, слесари. А если у вас этого нет, то станьте маклером, продавайте квартиры».
От такого пассажа, у Аркадия отвисла челюсть как от мощного боксерского удара. Он был совершенно растерян и только сейчас осознал, что его можно не только любить, но и презирать.
Он рассчитывал на сочувствие этого когда то восторженного юноши, но вместо сочувствия натолкнулся на стену холодного презрения.
В этот миг в комнату вбежала его жена.
Ее глаза беспокойно бегали.
Она переводила вопросительный взгляд с мужа на гостя, пытаясь оценить ситуацию.
Молодой человек поднялся и криво усмехнувшись, произнес: «Если ты спаситель, спаси самого себя» и направился к двери.
«Не сотвори себе кумира» тихо но внятно бросил ему вслед бывший Гуру.
Бывший апостол вышел вон не оборачиваясь, а жена тревожно заглянула мужу в глаза.
Он стоял перед ней такой же прекрасный как и тогда, двадцать лет назад, с густой темной бородой и умными, насмешливыми глазами цвета стали.
И хотя хозяином положения была теперь она, ее никогда не оставляло чувство тревоги, что даже находясь в полной зависимости от нее, он рано или поздно от нее ускользнет.
Так оно и произошло.
Все это время ему казалось, что если он вернется, то все можно будет начать сначала.
Его там помнят.
У него там связи.
И вообще, там все будет совершенно иначе.
Уверовав в собственные иллюзии, он однажды сбежал от нее обратно. Прошел год. Аркадий так и не вернулся к ней, Он живет по прежнему в России и даже что то пишет для какой то газеты. Иногда пишет или даже звонит ей. А она все ждет, когда он позовет ее к себе, или вернется к ней обратно.
В Рай
– Пойдем со мной! – Требовательно сказал он.
– Куда? Зачем?! – Испугалась она.
– Я сделаю тебя счастливой, – нетерпеливо сказал он. -Пойдем! -Он решительно взял ее за руку. Она попыталась высвободить свою руку, но но он схватил ее мертвой хваткой. Он смотрел на нее горящими глазами и был полон решимости увести из этого Содома.
– Отпусти меня! – В отчаянии крикнула она, -Я не хочу!
– Не бойся! – Решительно сказал он, -Со мной тебе нечего бояться! Никто не посмеет нас остановить! – И он потащил ее к выходу.
– Пусти меня! – Орала проститутка, -Я никуда не хочу идти! Мне здесь хорошо!
Но он не слушал ее и тащил к выходу, в одной своей руке сжимая ее руку, а в другой, уже готовый к стрельбе пистолет.
Когда он распахнул дверь ее комнатки, на пороге возник огромный охранник заведения, услышавший крики девушки. Но освободитель был человеком решительным и тренированным. Ствол моментально ткнулся в шею охранника. Тот изменился в лице и стал трусливо пятиться назад.
– Палец с курка убери, – жалобно попросил амбал.
– Заткнись! – Прошипел освободитель- На колени!
Охранник послушно опустился на колени а ствол тем временем уперся в его бритую голову.
От страха охранник старался даже не дышать, чтобы случайно не спровоцировать психа на выстрел.
Ожидавший своей очереди клиент, при виде высокого, полного решимости вооруженного мужчины и верещавшей полуголой девицы, вжался в продавленное кресло, на котором сидел, девчонки в ужасе поджали под себя ноги, а у сидевшей в центре комнаты за массивным столом жирной бандерши отвисла челюсть.
Сама полуголая жертва освобождения тоже была в шоке перестала визжать и уже совершенно послушно шла за своим освободителем.
Он решительно открыл входную дверь и держа перед собой ствол двинулся вперед, увлекая за собой девушку. Сидевшие в импровизированном кафе возле киоска охранники заведения, изображавшие весь день случайных посетителей, спохватились поздно. Встреть они его прямо у входа и у них был бы шанс остановить этого бешенного Ромео. Но сейчас они лишь выстроились перед ним в ряд и послушно подняли руки, когда он рявкнул на них, требуя поднять руки и наставив на них ствол. «Сукин сын!» – С досадой подумал главный из них. То ли случайно, то ли намеренно этот мужик оставил между ними как раз такое расстояние, когда они не могли его никак достать, а он бы уж точно не промахнулся. Коренастый бритый парень лет тридцати, главный среди четырех охранников держал руки на высоте чуть ниже плеч, ладонями вперед, как-будто говоря этим жестом нарушителю порядка: -«Успокойся, мы совершенно безобидны». У себя на лице он пытался изобразить добродушие, но колючий взгляд парня отслеживал каждое движение беспокойного клиента и в уме он просчитывал варианты, как задержать этого «козла» не поднимая лишнего шума.
Но шансов у парней было немного. Никто из охранников заведения не решился остановить неадекватного посетителя, уж слишком решительный был у него вид. Парни поняли это сразу- он готов был стрелять не раздумывая. Похититель девушки видимо все хорошо продумал, прежде чем явиться сюда с пистолетом. Двигался он легко, реакция у него была как у змеи и парни уже поняли, что если они попытаются его остановить, это дорого им обойдется. Когда коренастый попытался было заговорить с похитителем, тот рявкнул на него: – «Заткнись! Одно слово – выстрелю в живот! Дернетесь- положу всех!»
Случайные прохожие, наблюдавшие эту сцену, оцепенели, а похититель стремительно увлек за собой девушку дальше, в сторону одного из многочисленных переулков старой автобусной станции.
Еще несколько мгновений и похититель скрылся бы со своей добычей. Но в последний момент девушка вдруг обхватила свободной рукой фонарный столб на тротуаре и заверещала: – «Отпусти меня! Я не хочу! Не хочу-у-у!»
– Глупая! – развернулся он к ней. Похититель смотрел на нее влюбленными глазами и голос его, еще несколько секунд назад такой грозный, был ласковым, как-будто он говорил с обожаемым капризным ребенком. – Я вытащу тебя из этого Ада! Я устрою для тебя настоящий рай! Я буду лелеять тебя как ребенка… У нас все будет… Мы будем жить как в раю! – горячо, как в лихорадке убеждал он ее.
– Не надо мне твоего рая! Я не хочу твоего рая! Ты сумасшедший! – С ней сделалась истерика и она отчаянно пыталась вырвать свою руку из его мертвой хватки.
С растекшейся косметикой и гримасой отчаянья на лице она была похожа на большую куклу.
В этот момент одна из полицейских машин загородила узкий вход в переулок, где собирался скрыться похититель, а две других блокировали его с другой стороны. В один момент похититель оказался блокирован между домами и проезжей частью.
– Отпусти девушку и положи пистолет на землю, – сказал ему один из полицейских, – Ты же не хочешь, чтобы она пострадала.
– Она уйдет вместе со мной, – решительно сказал похититель.
– Ты отпустишь ее и сдашься. Это твой единственный шанс. Если ты начнешь стрелять, девушка может погибнуть. Ты ведь этого не хочешь, правда?
В эту секунду девушка впилась своему незванному освободителю в руку, едва не прокусив до кости. От боли и неожиданности похититель дико заорал и непроизвольно нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел. Ответными выстрелами похититель был ранен в ногу и в шею. Ранение в шею оказалось опасным, но не смертельным. А вот пуля попавшая в ногу повредила артерию и от этой раны он умер по дороге в больницу.
Похищенную девушку и ее товарок депортировали на Украину и в Молдавию. Бордель закрыли, но через несколько месяцев он снова открылся и продолжал свою деятельность как ни в чем ни бывало.
Девушку звали Маша. В Израиль она попала по туристической визе через одну из многочисленных сомнительных фирм. Она прекрасно знала, на что шла. После развода и смерти отца она никак не могла найти никакой работы. Пыталась торговать на рынке, как все, но не только ничего не заработала, а по уши залезла в долги. Везде, куда бы она ни приходила, ей тут же намекали на постель за возможность работать на тяжелой и копеечной работе. Мать тем временем стала часто болеть, а денег не было даже на самое необходимое. Она ожесточилась и сделала свой выбор. Так, в начале девяностых, она оказалась в Израиле.
– «Все из-за этого козла!» – С досадой думала Маша все время полета. -«И откуда он взялся на мою голову со своим Раем?! Кто его просил делать меня счастливой?! Ведь у меня все было спланировано: еще три-четыре года и я смогла бы купить квартиру, иметь собственный магазин, закончить институт, снова выйти замуж… А теперь все придется начинать сначала, из-за этого идиота!»
Ей не помогли ни слезы, ни многочисленные аппеляции в суд, поданные через всевозможные организации. Единственным шансом остаться для нее было дать показания против своих «работодателей». Но на это не решилась ни одна из работавших в борделе девушек. Почти у всех были дети и родители на Родине.
Убитым был Гиль Амзалег – сорокасемилетний охранник супермаркета.
Все, кто знали Гиля не могли поверить, что он на такое способен. Гиль работал с тринадцати лет, помогая отцу на мясной фабрике. Его призыв в армию как раз совпал с Шестидневной войной. Во время войны Судного Дня, он воевал в составе элитной парашютной бригады. Из-за полученного ранения Гиль он не смог продолжать службу в элитном подразделении, был комиссован и вернулся на фабрику, где работал до призыва. Здесь он проработал двадцать пять лет, пока не начались проблемы со здоровьем. Женился он рано и у него было трое уже взрослых детей.
Когда он ушел с фабрики и за счет полученной компенсации выплатил ипотеку и многочисленные ссуды, жена в один прекрасный день выгнала его из дому. Он ушел в чем стоял. Полученная пенсия позволяла скромно существовать, а чтобы жить ни в чем себе не отказывая, он устроился охранником в супермаркет, где и работал до этого происшествия.
Несколько раз он знакомился с женщинами, пытался строить с ними семью, но из этих попыток ничего не вышло, лишь досада копилась. Женщины, с которыми он пытался связать свою судьбу, были немолодыми, практичными, битыми жизнью и были заняты собою и своими детьми, а на семью смотрели уже как на предприятие.
Короче говоря, у него не было ощущения ни дома, ни семейного тепла.
В какой-то момент Гиль решил, что ему будет лучше без семьи, а физиологические потребности он сможет удовлетворить у проституток. Так спокойнее- без обязательств и лишних потрясений. После всех жизненных дрязг ему хотелось теперь просто спокойной жизни.
И тут он встретил ее и вдруг почувствовал что уже не сможет без нее жить. Она была моложе его лет на двадцать, но это обстоятельство совершенно не смущало его. Ее насмешливая улыбка, взгляд голубых глаз, аромат ее пепельных волос сводили его с ума.
С тех пор, как он впервые появился в этом борделе, всю свою зарплату и половину пенсии он тратил на нее, вдобавок покупая ей дорогие подарки.
Она в ответ демонстрировала ему знаки особого расположения, была с ним страстной и сердечной.
Но главное, еще ни одна женщина не была с ним столь ласковой.
Он жил как в дурмане. Если думал, то только о ней. Если спал, она ему снилась. Гиль вспоминал аромат ее волос и нежную белую кожу. Раньше он никогда не мог представить себе что такая кожа может быть у кого-то еще кроме ангела.
Сутенеры цинично эксплуатировали его любовь продавая ему время с возлюбленной. Да и сама возлюбленная не проявляла особого желания оставаться с ним наедине больше отведенного сутенерами срока.
Гиль как в болоте увяз в долгах, но это его не останавливало. Он стал подобием наркомана, готовым за дозу на все, только вместо дозы у него была Маша.
Больше смерти он боялся потерять ее.
– «Я старше тебя на двадцать лет», – говорил он ей.
– «Ну и что?» – Отвечала она, – «Это даже хорошо. Ты нежный, а молодые, они как самцы- грубые и жестокие».
В борделе к нему привыкли. Когда у него не было денег, он подолгу сидел с ней, держа Машу за руку, пока ее не звал с собой очередной клиент. Товарки и персонал борделя почти в открытую смеялись над Гилем, просадившим все деньги на проститутку, а он в это время страдал от ревности. Ему было невыносимо даже думать о том, что кто-то другой может прикасаться к ней.
– «Я вытащу тебя отсюда!» – как-то сказал он ей.
Она стала серьезной и отстранившись от него сказала: -«Мне нужна спокойная жизнь».
– «У тебя будет спокойная жизнь. У тебя будет та жизнь, которую ты захочешь!» – Горячо говорил Гиль.
В ответ она усмехнулась и ласково погладила его голову, но при этом глаза ее смотрели на него испытующе.
У нее были совсем другие планы. Она не любила Гиля и не любила его страну. Где-то глубоко-глубоко в душе, как иконку на груди она спрятала самое сокровенное, защищаясь от жестокого мира равнодушием и цинизмом. Мелкая хищница, ставшая жертвой хищников более крупных, но все равно отвоевывающая у жизни свой кусок благ не считаясь ни с чем и ни с кем.
Гиль всего этого не видел и не хотел видеть.
Они познакомились в конце февраля, а в середине марта город был взбудоражен серией дерзких ограблений. Грабитель в мотоциклетном шлеме заходил в отделение банка и подойдя к стойке, где выдавали наличные, совал служащей банка записку и полиэтиленовый мешок. В записке было лишь несколько слов: -«У меня пистолет. Наличные- в мешок».
Камеры фиксировали мотоциклиста, но опознать личность преступника никто не мог.
Грабителем был Гиль. Когда банки были вяты под усиленный контроль полицией и грабить их стало небезопасно, он переключился на ювелирные магазины и обменные пункты. Улов был разным, но постепенно у него скопилась довольно круглая сумма, которой вполне бы хватило на просторный дом и безбедное существование.
– «Я вытащу тебя из этого болота!» – Говорил он ей при встрече. В ответ она лишь усмехалась. Он думал, что она не верит ему и это только еще больше его раззадоривало.
Когда он наконец собрал нужное, по его мнению, количество денег, Гиль пришел за ней.
– «Пойдем со мной!» – Сказал он ей.
У него уже все было спланировано. Они улетят далеко отсюда и остаток жизни проведут вместе у океана. Она забудет о своем прошлом как о страшном сне. Они будут счастливы как Адам и Ева в Раю.
Он готовил для нее все это как свадебный подарок, готовясь обрушить на ее голову счастье, как водопад.
– «Куда? Зачем?!» – Всполошилась она, когда он сказал ей: «Пойдем со мной!» – и решительно сжал ее руку..
– «В рай», – Со счастливой улыбкой на лице ответил он.
– «Ты сумасшедший», – сказала она, все еще надеясь, что он пошутил.
Но он схватил ее за руку и потащил за собою в рай…
Потом, во время обыска, полицейские обнаружили у него на квартире целый шкаф, забитый ассигнациями и драгоценностями. Жил Гиль весьма скромно и шкаф с несметными сокровищами совершенно не вписывался в убогую обстановку его жилища.
Воспользоваться своими богатствами Гилю было уже не суждено.
Весельчак
С Серёгой мы познакомились во время учёбы в ульпане-на курсах иврита для иммигрантов.
Из всех нас Серёга был самый жизнерадостный, и было отчего: с такими связями как у его отца, уж кто-кто, а он-то точно устроится в новой жизни. Серёга, несмотря на свои сорок лет, тоже ни минуты в этом не сомневался и оттого был постоянно весел: шутил, смеялся, успевал любоваться красотами местной природы и везде успеть.
Так говорили у него за спиной многие.
Но насколько я успел узнать его за время нашей учебы, расчитывал Серега не столько на связи отца, который снабдил его чуть ли не десятком рекомендательных и сопроводительных писем ко всяким важным особам и чуть ли не к самому премьер-министру, сколько на самого себя. Способный он был, в отца, и очень энергичный: в тридцать два года уже главный инженер на крупном заводе…
Коренной москвич, родившийся, что называется, с золотой ложкой во рту: отец-академик, мать-профессор в МГУ, он мог бы после института остаться в Москве и пойти по стопам отца. Но он сам выбрал для себя эту работу, хотя во время учебы в течении трех лет получал ленинскую стипендию и вовсе не благодаря родителям.
И армию отслужил как мужик – в разведбате десантно-штурмовой бригады, потом только пошел учиться. В память об армии у него остались протезы вместо передних зубов: когда запрыгиваешь в самолет, то твои зубы нередко становятся жертвой приклада твоего же автомата.
В общем, не маменькин сынок был Серега, хоть и бывший москвич.
Конечно любил он, особенно после первой бутылки, поговорить о своих достижениях, но при этом не было в нем ни капли снобизма: если кому что нужно, Серега безотказен был: настроить телевизор, починить что из электроприборов или электронники, разобрать замок- не было ничего такого, в чем бы он не разобрался.
Мы любили его именно за эту доброту и веселость, хотя были и такие, кто завидовали Сереге: вот же, везде ему медом намазано! И здесь, и там!
Но вслух этого никто не произносил-он ведь половине нашего ульпана вещи на своей машине перевозил и вручную по лестнице поднимал и по первому зову приезжал если вдруг нелады с электричеством или электронникой…
Подтверждение своим дипломам в высоких инстанциях Серега получил одним из первых и сразу же начал ездить по всей стране в поисках работы, соответствующей его образованию и опыту.
Может, одевался он как-то не так – костюм, галстук и лакированные туфли выглядели, мягко говоря, непривычно в глазах уроженцев страны, довольствовавшихся шлёпанцами на босу ногу, застиранными майками и дедовскими трусами вместо шортов. А может, всё дело было в слабом знании языка, хотя учил он иврит весьма усердно, часами… Может, ещё в чём… Но как-бы то ни было, ни всевозможные рекомендации, ни связи отца, академика, обласканного сначала прежней властью, а потом и новой, ни даже личное обаяние самого Серёги не помогли: работы инженера, несмотря на все свои старания, Серёга не нашёл, хоть и устроился, по нашим олимовским меркам, так, как дай Бог каждому: в ремонтные мастерские Эгеда.
Работать в такой фирме как Эгед, крупнейшем транспортном кооперативе страны, пускай даже подсобным рабочим, это значит иметь все социальные условия, высокую зарплату, дорогие подарки к праздникам – словом, всё то, о чём обычный оле хадаш даже во сне не мечтает.
Казалось бы, живи да радуйся. А Серёга вместо этого помрачнел, начал ворчать и ворчал всё больше и больше.
– Как они здесь работают?! – возмущался он, – элементарных вещей не знают! А если им сказать, злятся, вместо того, чтобы поблагодарить или хотя бы прислушаться.
В Союзе Серёга был заслуженным изобретателем и по старой привычке на своей новой работе тоже всё старался изобрести что-то новое и постоянно делился с начальством своими идеями. Может, он таким образом хотел заслужить признание начальства и продвинуться по службе, а может, просто привык всё доводить до ума, но только результат для Серёги оказался прямо противоположным: начальство пригрозило ему, что если он не заткнётся, то его уволят. К тому же, ещё не то в шутку, не то всерьёз мастер цеха вообще запретил ему в течение трёх дней открывать на работе рот, если он не хочет схлопотать крупный штраф или вовсе вылететь с работы.
После этой истории Серёга замкнулся и от прежней его веселости не осталось и следа. А ещё где-то через месяц он таки вылетел со своей работы, избив какого-то марокканца.
Марокканец был здоровый и на голову выше Серёги. Но откуда ему было знать, что у Серёги чуть ли не чёрный пояс по карате? Не подозревая о грозящй ему опасности, марокканец стал постоянно дразнить Сёрегу: «Русия, Хорбашо» (Сочетание из двух слов: горбачев и хорошо. Уроженцы страны считали это свое словоизобретение чуть ли не гениальным и любили часто его повторять). Серёга старался не обращать внимания на наглеца, но это давалось ему с трудом. Он всё больше и больше становился похожим на сильного и опасного пса, из тех, что долго молчат, не лают и даже не рычат, а потом сразу рвут жертву на куски.
В столовой Серёга сидел всегда мрачный и смотрел либо в тарелку, либо куда-то в никуда. Коллегам по работе его вид и поведение казались забавными, а марокканец всё подливал масла в огонь: в столовой на обеде постоянно спрашивал, усаживаясь возле него и указывая то на хлеб, то на упаковку сметаны или ещё что-нибудь из того, что было на столе:
– А это в России было?
Однажды Серёге надоело, и он двинул марокканцу по шее, да так, что тот перевернулся вместе со стулом. Обиженный марокканец рыпнулся было снова на Серёгу, но тот наподдал ему ногой так, что марокканец на этот раз пролетел метра три и распластался на грязном полу. Серёгу уволили, да ещё и дело в полиции открыли.