Мирай Тойота рассказывает о своем конце

Мирай Тойота – переводчик «Глории»

Внимание! Все персонажи и события вымышлены. Любые совпадения являются случайными.

– Господи, хоть бы он меня прогнал! – скулил Мирай Тойота, выходя из лифта. – Если он меня прогонит, я буду та-а-ак счастлив! Это будет просто лучший подарок на День рождения! Я уж не прошу, чтобы на мой День рождения вообще не случалось никакой мерзости и я спокойно засыпал, не сожалея о том, что родился двадцатого февраля! Так, спокойно, Мирай! Ты взрослый двадцатисемилетний парень с восемнадцатисантиметровым членом! Неужто ты не справишься с каким-то малолетним дебилом?

Еще раз сверившись с телефоном, он отыскал нужную дверь и, собравшись с силами, неуверенно в нее позвонил.

– Ну, наконец-то! – раздалось за ней. – И года не прошло! Сколько вас можно ждать, козлы?

Дверь распахнул Курт Хартлесс, и Мирай Тойота потерял дар речи от его вида. Он представлял себе отожратого толстощекого европейца с бандитской стрижкой под ежик, в спортивных штанах, но никак не тоненького Курта Хартлесса с прелестным лицом, огромными глазами, черными гладкими волосами и в милой белой рубашке с каким-то скромненьким анимешным принтом. Разве так выглядят малолетние головорезы, отмотавшие срок в исправительной колонии, укокошившие двоих человек, ставшие свидетелями убийства собственных родителей и страдающие от какого-то жесткого психического заболевания?

– Э-э-э, Вы кто? – вякнул Курт, откровенно пялясь на Мирая своими огромными черными глазами.

Тот вышел из ступора и поклонился.

– Меня зовут Мирай Тойота, я работаю переводчиком в «Глории». Мои любимые начальники попросили меня присмотреть за племянником Харатересу-сана. Приятно познакомиться.

– А, это я, – ответил Курт растерянно и неловко поклонился в ответ. – Меня зовут Курт. То есть, Куруто. Куруто Харетересу. Приятно познакомиться.

Когда позвонил змеючий Юки и сказал, что не сможет с ним посидеть (потому что им с Мартином нужно срочно ехать в Киото, ибо в тамошнем филиале «Глории» случилась авария и присутствие их обоих крайне необходимо) и за Куртом приглядит их переводчик, некий Мирай, тот тоже нафантазировал себе невесть что, но только не Мирая Тойоту. Потому что Мирай Тойота был очень привлекательным и ухоженным молодым человеком ростом метр восемьдесят, сильно похожим на женщину. Он был тонкокостным, обладал нежными и аккуратными чертами лица, глаза у него были карие и по-европейски большие, а волосы довольно длинные, волнистые, осветленные до каштанового оттенка с выжженными прядями. Если уж совсем конкретно, цвет его волос чем-то напоминал шоколадно-арахисовую пасту. При этом у него был крупный кадык, большие руки (с длинными костистыми пальцами, как у вампиров в фильмах ужасов, и накрашенными ногтями!), и одет он был абсолютно как молодой мужчина: раздолбайская фланелевая рубашка с теплым подкладом, раздолбайская шапка-чулок, раздолбайская футболка с закосом на фаната какой-то рок-группы, раздолбайские драные джинсы на тонких ногах, раздолбайские стоптанные кеды, какие-то браслеты на руках (но скорее мужские, чем женские), на угловатых, по-мужски широких плечах – раздолбайский потертый рюкзак с вещами, наверняка такими же раздолбайскими.

Оба в гробовом молчании водили глазами вверх-вниз, разглядывая друг друга с ног до головы и категорически не веря тому, что видят.

– Я представлял тебя немного по-другому. Если ты меня прогонишь, я буду очень расстроен, – вдруг сказал Мирай. У него был обычный мужской голос, даже немножко низковатый, и разговаривал он в совершенно нормальной мужской манере, как разговаривают самые обычные японские мужчины (*Японская речь разделяется на мужскую и женскую).

– Ах, да. Проходите, пожалуйста, – ответил Курт, снова неловко поклонившись и неуклюжим жестом приглашая гостя войти.

– Простите за вторжение, – пробормотал Мирай, оглядываясь.

В тот самый миг, когда его раздолбайский кед переступил порог токийской квартиры Хартлессов, существование шлюхи Мирая Тойоты подошло к концу.

Присяжные дамы и господа! Меня зовут Мирай Тойота, и я шлюха. Нет, не потому что меня так однажды назвал отец. И не потому, что надо мной так прикалывались одноклассники. И даже не потому, что обо мне так думают прохожие, когда я иду мимо, а они благопристойно опускают глаза и боятся на меня посмотреть, будто я убийца какой, а не обыкновенный гомосек, которому просто не наплевать на свою внешность. Я шлюха, потому что люблю трахаться в отелях с малознакомыми мужиками, чтобы заставлять их подписывать контракты с «Глорией» и получать дорогие подарки.

Я люблю секс и всякие эксперименты, склонен к драме и мазохизму, поэтому занимаюсь этим добровольно и с удовольствием. Клянусь, мои слезы, жалобные вопли, мольбы остановиться и «не делать этого» – всего лишь умелая актерская игра. Моя мамаша была костюмером в театре, и иногда мне приходилось подолгу торчать вместе с ней на работе. А вы сами знаете, чего неусидчивый любознательный ребенок шести лет может нахвататься у взрослых дядь и теть, которые любят наряжаться и играть на публику.

Мои старые вонючие благодетели с большими кошельками – всего лишь зажравшиеся извращенцы, которым хочется острых ощущений. Не все, конечно. Иногда попадаются и конченые психи, которым важно кому-то доказать, что они непревзойденные любовники, поэтому они так щепетильно соблюдают технику и бросают все силы на то, чтобы довести меня до оргазма, что забывают о собственном удовольствии. А один раз мне подарили чудесный платиновый браслетик просто за то, что я участливо выслушал жалобы моего визави по поводу его бизнеса, посоветовал вложиться в банковские акции, а потом до утра проиграл с ним в шахматы (я даже не пытался поддаваться!). При любом раскладе с хорошим вознаграждением меня, бестолкового неудачника из маленького прибрежного городка на острове Хоккайдо, которому в этой жизни повезло разве что с внешностью, все устраивает. То, чем я занимаюсь, законно, доставляет удовольствие и приносит дополнительный доход. У меня много опыта, и на такие встречи я всегда прихожу подготовленным. Поэтому если какой-нибудь молодой женоподобный педераст, которого вы сняли на вечер, визжит так, словно ему вспарывают брюхо, и умоляет «вынуть из него эту штуку», убедитесь, что он не сыночек театралов, охочий до больших денег и постыдных наслаждений.

Год назад я решил, что мне нужна нормальная работа со стабильной зарплатой. Увидел объявление о вакансии переводчика в «Глорию» и рискнул. С английский я дружил еще в школе, матушка научила меня кое-чему на французском, а в Немуро, моем родном задрыпенном городке на острове Хоккайдо, всегда было до чертовой бабушки вывесок на русском языке, потому что там когда-то жили депортированные с Курил и Сахалина. Так что моя предрасположенность к иностранным языкам определенно не должна была пропасть задаром.

Явившись в «Глорию» на собеседование, я ни на что особо не рассчитывал и занял очередь среди пары дюжин таких же неудачников, как я. Они все были студентиками и недавними выпускниками. Уверен, что я был старше всех. Не выгляди я, как двадцатилетняя девица, в свои-то двадцать шесть, они бы меня непременно раскусили. И по какой-то неясной и совершенно нелогичной причине должность переводчика в компании «Глория» досталась именно мне.

Я не старался произвести впечатления, я вел себя, как обычно. Мои знания иностранных языков были далеко не блестящими, убогое резюме вызывало восхищение только у меня, я не скрывал, что мне уже двадцать шесть и я ничего в этой жизни не добился. Но почему-то Марутин Харетересу, тамошний топ-менеджер и мой любимый начальник, мною заинтересовался. Не то, чтобы он хотел меня трахнуть. В его взгляде и ухмылке было нечто другое, и я целых полгода ломал голову над тем, ЧТО это было, хотя разгадать иностранцев обычно довольно просто – в отличие от нас, японцев, у них все на лбу написано. Скажу по секрету (который знают абсолютно все), от Харетересу-сана я тащусь! Не то, чтобы я хотел, чтобы он меня трахнул… Это что-то другое. Я бы объяснил это так: будь я котом, при виде Харетересу-сана я бы каждый раз задирал хвост и тряс им, как полоумный. Я тащусь от того, как он одевается, закидывает ногу на ногу, закатывает глаза, пожимает плечами, достает дорогущую коллекционную ручку из держателя, чтобы подписать документ. Меня сводит с ума его благородная худоба и стервозность, от него так и веет богатством, роскошью и чувством собственного достоинства. А еще он шарит по-французски, и я могу перекидываться с ним очаровательными картавыми фразочками! Готов поклясться, когда я познакомился с Харетересу-саном, я впервые обрел для себя образец для подражания. Также Харетересу-сан стал первым в моей жизни человеком, которому я захотел сделать подарок просто так, от чистого сердца, не ожидая ничего взамен. На его тридцатипятилетие я подарил ему самые стильные запонки, которые специально заказал в моем любимом магазине брендовой одежды для мужчин. Позвольте похвастаться – мои запонки он носит чаще всех!

В общем, ответив взаимностью на мою заинтересованность его эффектной персоной, Харетересу-сан тут же познакомил меня с Юки Кириямой, генеральным директором «Глории», моим нелюбимым начальником и просто хитрой узкоглазой сволочью с собачьей мордой. Я это, конечно, несерьезно. Кирияму-сана я тоже очень люблю, просто мы с ним постоянно цапаемся – стиль общения у нас такой. Мы все-таки оба японцы, оба Водолеи, поэтому прекрасно друг друга понимаем. На его День рождения я тоже подарил ему дорогой набор профессиональных карандашей для чертежей, и это был второй в моей жизни случай, когда я делал кому-то подарок совершенно бескорыстно. Во время нашей первой встречи Кирияма-сан тоже посмотрел на меня как-то странно. Не то, чтобы он хотел попросить своего коллегу Харетересу-сана держать меня, пока Кирияма-сан будет меня насиловать… Он смотрел на меня так, будто хотел вознести мне молитву и перегрызть горло одновременно. Я целых полгода не мог понять, ЧТО за взгляд был у этих двоих. А когда, наконец, понял, они уже окончательно стали для меня целым миром…

Мирай Тойота – элитная шлюха

Мартин впервые что-то заподозрил несколько месяцев спустя, когда Мирай Тойота заявился на работу весь помятый, сонный, отрешенный, но какой-то… духовно удовлетворенный. И так уж совпало, что клиент, которого они вчера обрабатывали (старый жирный француз, редкостный несговорчивый ублюдок), соблаговолил явиться в «Глорию» с утра пораньше, чтобы объявить о своем щедром решении подписать контракт с их «скользкой шарашкиной конторой», и настаивал, чтобы на переговорах присутствовал именно вчерашний переводчик. Это был Мирай, потому что других переводчиков в «Глории» не было в принципе. Усадив его за стол переговоров, Мартин не мог не заметить, что старый лягушатник поглядывает на их новенького смазливого переводчика, как изголодавшийся пес на кость, а тот спит на ходу и игнорирует его самым хамским образом.

– Ну-с, все хорошо, что хорошо кончается! – сказал Мирай после переговоров, сладко потягиваясь.

В костюме и белой рубашке при галстуке, с кое-как убранными в хвост непослушными пышными волосами, он выглядел, как нерадивый старшеклассник.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Мирай? – спросил Мартин. – Ты сегодня какой-то вялый.

Тот лишь криво усмехнулся.

– Я в порядке, Харетересу-сан. Спасибо за беспокойство.

Когда Мартин вернулся в их с Юки офис, Мирай вломился туда без приглашения и учтиво поставил перед своим непосредственным начальником чашечку горячего кофе. На Юки, недовольно стреляющего в него невидимыми молниями, он даже не посмотрел, словно того в кабинете вообще не было, и швырнул ему чашку с такой небрежностью, что чуть не залил ему чертежи.

– Я решил сделать себе кофе, чтобы взбодриться, и вспомнил о вас, господа. Давайте отпразднуем очередной успешный контракт «Глории». Кампай!

Мартин с благодарностью принял чашку и сделал глоток.

– М-м-м, какой приятный вкус! – сказал он. – Кто-то из завсегдатаев комнаты отдыха притащил новый кофе?

– Нет, я просто добавил щепотку ванили, – ответил Мирай, отпивая из своей чашки. – От Вас всегда пахнет ванилью, Харетересу-сан, поэтому я подумал, что Вы ее любите.

– Это правда. Я пользуюсь ванильным маслом, чтобы перебивать тягу к сладкому. У меня страшная аллергия…

– Вернись, пожалуйста, к работе, Мирай! – гаркнул Юки из-за своего стола.

Мирай пострелял глазками во все стороны, помялся и фальшиво поклонился.

– Прошу прощения за доставленные неудобства, ç’est de ma faute (*Это моя вина (фр.)).

– Это что сейчас было?! – рыкнул Юки в сторону Мартина, когда Мирай томно и лениво закрыл за собой дверь.

– А что такого необычного? Он же всегда носит нам кофе. Очень учтивый молодой человек, – буркнул Мартин недовольно и присосался к своей чашке. – И вообще, будь так любезен, ори на своих подчиненных, а не на моих.

– Сначала ты разрешаешь ему ходить с накрашенными ногтями, потом он врывается к нам в кабинет, как к себе домой, ублажает тебя кофейком с ванилью, а мне даже нельзя поставить его на место! Что дальше? Он усядется к тебе на колени, начнет целовать в шею, а потом ты завалишь его на стол и прикажешь мне смотреть, как вы развлекаетесь?

– У тебя, как всегда, очень буйное воображение, – покраснел Мартин и допил кофе.

Он увидел, что Мирай красит ногти, когда тот в первый раз принес ему кофе. До того дня Мирай носил перчатки, что казалось Мартину странным. Но вот, Мирай впервые решился переступить черту официоза и перевести их сотрудничество в более интимное русло. Он приготовил себе кофе в комнате отдыха и решил отнести чашечку своему начальнику. Перчатки он, естественно, снял, потому что держать в них посуду было неудобно. Тогда-то Мартин и увидел его накрашенные ногти. Они были холодного темно-синего цвета – берлинская лазурь. Не какие-то банально черные, а берлинской лазури. Длинные тощие пальцы с холодными темно-синими ногтями.

– Я прошу прощения, Харетересу-сан, – сказал Мирай, увидев, что его начальник пялится на его ногти. – Я знаю, что это не соответствует дресс-коду. Я сегодня же все сотру.

– Да я не против, тебе идет, – ответил Мартин, неловко пожав плечом.

– Вам, правда, так кажется? – просиял Мирай.

– Да, конечно.

Если бы Мирай сам не обратил на это внимание, Мартин бы вообще ничего не сказал. Но он был рад тому, что сумел сделать комплимент их новому переводчику. Он симпатизировал этому парню и не видел причин это скрывать. С того дня Мирай перестал носить перчатки.

– Он просто дурачится, – сказал Мартин, аккуратно отставив чашку. – Он чем-то напоминает мне Зайца. У них очень похожие повадки.

– Не сравнивай эту мразь с нашим нежным невинным Сахарком! – надулся Юки.

– Вчера твой нежный и невинный Сахарок послал тебя туда, куда даже я преподов в Гарварде посылать боялся…

– Он всего лишь ребенок, никакой деликатности.

– В конце концов, меня радует уже то, что я способен испытывать теплые чувства к кому-то, кто не связан со мной кровными узами. Выходит, у проклятья Хартлессов тоже есть свой предел.

Юки закатил глаза, взялся за карандаш и вернулся к своим чертежам.

– Увижу этого гаденыша на твоем столе – переведу его в охранный отдел. После того, как вы закончите, – сказал он. – А там пусть наших телохранителей развлекает. У нас же везде видеокамеры стоят?

– И все-таки главный извращенец во всей этой истории – это ты, – отозвался Мартин.

Потом последовало еще два-три эпизода, когда проблемные партнеры неожиданно согласились заключить с «Глорией» контракт, а Мирай на следующее утро приходил выжатый, как лимон. Когда это случилось в последний раз, Юки поклялся Мартину, что случайно подслушал, как за день до этого их клиент, отведя нахального мальчишку в уголок, спрашивал его, свободен ли тот вечером. Мирай смущенно опустил глаза, еле слышно ответил «да», и клиент тут же подавился широкой маниакальной улыбкой.

– Оставь бедного паренька в покое, – отмахнулся Мартин. – Что ты к нему прицепился? Не ты ли громче всех орал, что это идеальная кандидатура на должность нашего переводчика?

– Одно дело, когда он вешает лапшу на уши нашим партнерам, и совсем другое, когда он разводит в «Глории» содомию! У нас ее и без него предостаточно!

– Ну, а где еще?.. К тебе в Синдзюку тащиться далеко, а ко мне нельзя – у Зайца слишком нежная психика, я не хочу, чтобы он все узнал…

На следующее утро, когда контракт был подписан и «Глория» заполучила голландских партнеров, Юки собственными глазами увидел, как вчерашний клиент отводит Мирая в укромное местечко, всовывает ему в ладонь небольшую коробочку, перевязанную ленточкой, а тот краснеет, прячет глаза, делает вид, что ему это в тягость, а сам тем временем намертво стискивает подарок своими жадными бесстыжими пальцами с накрашенными ногтями – в этот раз виноградного цвета. С замиранием сердца Юки притаился за углом и принялся наблюдать, что же будет дальше. Клиент схватил деликатный подбородок Мирая своими толстыми короткими пальцами – это был огромный коротко стриженный белобрысый здоровяк скандинавской внешности, не очень молодой и не особо заботящийся о здоровом питании и умеренных физических нагрузках.

– Прошу Вас, нас могут увидеть… – проблеял Мирай, отводя взгляд и безбожно краснея.

– Мой самолет уже в полдень…

Юки не понял, что его взбесило сильнее, – то, что желторотый мальчишка смеет разыгрывать свои гнусные аферы у них с Мартином под носом, или то, что рядом с этим здоровенным безвкусным бугаем он смотрится совершенно неэстетично.

– Тойота-сан! – позвал Юки громко.

Тот вскинул голову, ошарашенный и застигнутый врасплох.

– Марутин зовет. Живо!

– Слушаюсь, Кирияма-сан!

Мелкими шажочками, низко опустив голову и жадно сжимая в руках драгоценную коробочку, Мирай радостно посеменил прочь-прочь-прочь. Новый голландский партнер, слегка покрасневший, поглядел на Юки с нескрываемой досадой. Тот ответил ему триумфальным взглядом благородного самурая, который прогнал из деревни разбойников и спас всех женщин от изнасилования.

– Харетересу-сан! – вскричал счастливый Мирай, вломившись к Мартину в кабинет. – Вы меня звали?

– Нет, – опешил тот, – я тебя не звал, Мирай.

– Я звал, – сказал загробным голосом Юки, пришедший следом, и схватил Мирая за волосы. – Покажи-ка, что тебе дал этот обрюзгший любитель азиатской экзотики.

– Кирияма-сан!.. – заскулил Мирай.

– Кирияма, что ты вытворяешь, твою мать?! – возмутился Мартин, подскочив.

– Показывай! – гаркнул Юки.

Мирай, всхлипнув, разжал пальцы и показал подарочную коробочку.

– Что там? – дернул его за волосы Юки.

– Кирияма-сан, прошу Вас…

– Показывай!

Мирай, обливаясь слезами, открыл коробочку и явил взору обалдевших начальников добротную платиновую цепочку на шею. В ярости уставившись на его профиль, Юки вдруг заметил свежий засос под ухом. В ухе, кстати, была платиновая серьга с бриллиантом.

– Вот же шлюха! – рявкнул он и наигрубейшим образом толкнул Мирая на стол Мартина.

– Кирияма, что на тебя нашло?! – закричал Мартин, перехватив своего подчиненного и надежно прижав к себе. Мирай тут же к нему прильнул и беспомощно зарыдал в отворот пиджака.

– Харетересу-сан, спасите…

– Марти, а тебе не кажется, что мы платим нашим сотрудникам неприлично много, раз они позволяют себе такие предметы роскоши? – сказал Юки сторого. – Или наши сотрудники по вечерам подрабатывают где-то еще и оказывают услуги несколько иного рода?

– Что ты, мать твою, несешь?!

– Я собственными глазами видел, как этот нидерландец зажимал нашего дорогого переводчика прямо в фойе административного крыла и чуть было не наставил ему новых засосов!

– Харетересу-сан, не слушайте… – всхлипнул Мирай.

– Посмотри на его шею, – сказал Юки тоном, не терпящим возражений. – Не то, чтобы я приглядывался к этому животному, но готов поклясться, что вчера на его шее этой мерзости не было.

– Харетересу-сан, силь ву плэ (*Прошу Вас (фр.))… – проскулил Мирай.

Мартин мягким отеческим движением убрал волосы с его шеи и увидел свежий засос под ухом.

– Господи, Мирай! С тобой плохо обращаются?..

– Харетересу-сан… Это не то, что Вы думаете…

– Он прав, Марти, это не то, что ты думаешь, – сказал Юки жестко. – Никто не обращается с этой тварью плохо. Это просто шлюха, которая отдается нашим клиентам, чтобы те подписывали наши контракты, а мы отстегивали ему премии! Еще и дорогие подарки за это получает!

– Харетересу-сан, не слушайте, пожалуйста! – заскулил Мирай, обливаясь слезами.

– Не строй из себя невинность, мразь! – гаркнул Юки. – Безмозглого гайдзина ты еще можешь облапошить, но не меня!

– Довольно, Кирияма! – значительно повысил голос Мартин. – Выйди, пожалуйста!

– Чего?! Ты в своем уме?! Стоит мне выйти, как эта мерзопакость наврет тебе с три короба, а ты поведешься, как очкастая нецелованная старшеклассница!

– Прекрати его оскорблять и выйди! – рявкнул Мартин, теряя терпение.

Юки сдался и насилу взял себя в руки.

– Твоего босса расстаривает мое поведение, ты, существо, которое я не знаю, как назвать приличными словами. Поэтому я ухожу, – прошипел он, тыча пальцем в сторону Мирая. – Но я с тобой не закончил!

– Вон отсюда, – повторил Мартин на пару тонов спокойнее, но по-прежнему непоколебимо.

Юки показал ему средний палец и ушел, сердито хлопнув дверью.

– Ну и ну, – вздохнул Мартин и отстранил от себя Мирая за плечи. – Ты в порядке, Мирай?

– Харетересу-сан… – проскулил тот, низко-низко опустив голову, как обиженный ребенок.

– Зачем ты это делаешь?

Тот вскинул голову и посмотрел на него по-европейски большими, полными слез, такими преданными и невинными глазами.

– Делаю что, Харетересу-сан?..

Мартин вздохнул и отвел взгляд, силясь выдержать тяжесть этого разговора.

– Мирай, – сказал он, наконец, проникновенно глядя их переводчику в глаза, – я очень ценю тебя как сотрудника, и мне очень больно, что ради денег ты идешь на такое унижение…

Последние слова настолько не соответствовали действительности, что Мирай немножко обалдел и растерянно забегал глазами по сторонам.

– Э?..

– Мирай, если тебе так сильно нужны деньги, я просто увеличу тебе оклад…

– Э?!

– У тебя проблемы, Мирай? Большой долг? Кому-то из близких нужно дорогостоящее лечение? Какая сумма тебе нужна?

– Харетересу-сан… – проблеял Мирай, готовый лишиться чувств от переизбытка эмоций. – Уверяю Вас, со мной все в порядке…

– Замолчи! Знаю я это ваше японское «со мной все в порядке»! Сначала вы делаете вид, что с вами все в порядке, а потом сигаете с крыш! Скажи мне, какие у тебя проблемы и сколько денег тебе нужно, и я помогу тебе, чем смогу! Обещаю, что никому не расскажу и позабочусь о том, чтобы это не навредило твоей репутации!

– Э?!!

Мирай был так шокирован, что одним мощным движением вырвался из отеческих лап своего начальника и оказался в другом конце комнаты.

– Мирай, в чем дело?.. – пробормотал побледневший Мартин. – Я сказал что-то такое, чего нельзя было говорить?..

– Харетересу-сан… – прошептал Мирай дрожащими губами, а затем рухнул на колени и горько разрыдался.

Присяжные дамы и господа! Этот тупой иностранец был таким наивным, что мне стало его жалко, и со мной произошло то, чего не происходило уже очень давно, – я расплакался совершенно искренне и по-настоящему!

– Харетересу-сан!.. – процедил Мирай сквозь отчаянный плач. – Простите меня! Пожалуйста, простите! От всего сердца прошу, простите! Мирай Тойота – это грязная шлюха, которая любит заниматься сексом с богатыми уродливыми мужчинами! Он любит притворяться жертвой! Ему нравится, когда его мучают! Ему нравится получать за это деньги и подарки! Ему нравится склонять клиентов «Глории» к партнерству через секс, чтобы потом получать большие премии за удачные контракты! Мирай Тойота – это гнусный извращенец, бездушная корыстолюбивая тварь и последнее ничтожество! Мирай Тойота не заслуживает доброты Харетересу-сана! Пожалуйста, Харетересу-сан, простите Мирая Тойоту за то, что думали о нем иначе! Пожалуйста, примите искреннюю и глубочайшую благодарность Мирая Тойоты за то, что повысите ему оклад!

С последними словами Мирай Тойота пал ниц и коснулся лбом пола. Охреневший Мартин глядел на него сверху вниз с раскрытым ртом и даже уперся рукой в спинку стула, чтобы не упасть.

– Мы с Юки, конечно, всякое повидали, но чтобы такое… – пробормотал он еле слышно.

– Простите, Харетересу-сан… – хлюпнув носом, прошептал Мирай в пол.

Мартин собрался выйти в холл и выпить воды, потому что в горле после этих откровений катастрофически пересохло. Взявшись за ручку, он потянул на себя дверь. Вместе с остолбеневшим Юки.