– Я знаю, что это глупый вопрос, но ты, мать его, подслушивал?! – заорал Мартин.
Вместо ответа Юки ринулся к униженному Мираю и осуждающе ткнул в него пальцем.
– И вот это наш сотрудник, Марти! Ты только посмотри на это ничтожество! Вместо того, чтобы сказать: «Да, мужик, за мои огромные долги якудза завербовали в бордель мою любимую прабабушку, а там у нее отказала почка, и теперь ей срочно нужно делать операцию, дай мне сто миллионов йен!», в нем просто проснулась совесть! Скажи мне, пожалуйста, мы ради этого тебя нанимали?!
– Э?! – вякнул обалдевший Мирай, вскинув голову.
– Э?! – вякнул не менее обалдевший Мартин. – Я действительно готов был дать ему сто миллионов йен, если бы он попросил!
– Я же говорю, облапошить безмозглого гайдзина легче легкого! – покачал головой Юки.
– Харетересу-сан! Кирияма-сан! – сказал Мирай, поднявшись на ноги и поклонившись. – Я искренне благодарен вам за оказанную мне честь работать в вашей компании! Но я всегда задавался вопросом – почему я? Многие из ребят, с которыми я проходил собеседование, на мой взгляд, представляли более подходящую кандидатуру.
– Потому что ты не на тех нарвался, работник коммерческого секса, – сказал Юки с исключительно деловым видом. – Наша компания применяет к своим переводчикам несколько другие критерии. Нас не интересуют прилежные мальчики и девочки, с отличием окончившие университет и выучившие три тысячи английских слов. Нам нужны беспринципные сволочи и хитрозадые ублюдки, которые за деньги продадут собственную мать. На твое счастье, ты идеально соответствуешь нашим требованиям. А еще ты чертовски симпатичный.
– Э?.. – прошептал Мирай, не зная, как принимать все сказанное – как глубокое оскорбление или как лестный комплимент.
– Мы с Юки тоже в свое время много дел наворотили, поэтому своих чуем за версту, – сказал Мартин, вышедший из ступора, и закурил, хотя курить в офисах «Глории» было строго запрещено.
Присяжные дамы и господа! С момента моего собеседования на должность переводчика «Глории» прошло полгода, и я, наконец, понял, ЧТО это был за взгляд, которым эти двое на меня смотрели. Этот взгляд означал: «Парень, мы знаем, что ты последняя сволочь и мразь, но ты в деле!»
Мирай Тойота – воспитатель
Изо всех сил стараясь быть гостеприимным, Курт усадил Мирая за стол и налил чаю. Потом они минут пятнадцать сидели друг против друга, пили чай, молчали, украдкой друг на друга пялились и смущенно улыбались, когда перехватывали эти взгляды.
– Вы с Харетересу-саном очень похожи, – сказал Мирай.
– Да, так и есть, – ответил Курт.
Снова неловкая тишина на пять минут. Чашки опустели, и Мирай молча вызвался их наполнить. И еще немного тишины минут так на семь. Курт вконец стушевался и просто опустил голову, исподлобья глядя на руки Мирая, сжимающие чашку. В этот раз его ногти были накрашены лаком цвета блошиного брюшка.
– А Вы-ы…? – начал Курт, пялясь на эти ногти и умирая от неловкости.
– М-м? – поддержал его инициативу Мирай.
– …Из какой страны приехали?.. – вымучил Курт свой вопрос.
Мирай засмеялся. Он уж было подумал, что пацан собирался спросить, не педик ли он!
– Я японец, – ответил Мирай.
Курт вытаращил глаза.
– Врете!
– Нет же! Родился на острове Хоккайдо, а после старшей школы приехал в Токио учиться.
– Ясно, извините… – улыбнулся Курт, застыдившись еще сильнее.
– Все нормально, у меня мамаша наполовину француженка, поэтому я действительно выгляжу не совсем по-японски, – сказал Мирай. – Меня туристы постоянно за европейца принимают и спрашивают дорогу по-английски. А японцы травят комплименты, что у меня очень хороший японский.
Курту, кажется, стало полегче. Он поднял голову. Лицо было красным, а черные глаза просто горели.
– Француженка, значит?..
– В годы послевоенной оккупации по Японии кто только ни шлялся. Тогда много полукровок нарождалось.
– Вот как…
– Маман видела своего отца только на военной фотографии, а бабуля покупала ей конфеты монпансье и говорила, что это от папá из Парижу. О, маман обожала Францию! Даже уехала в Париж, когда я пошел в среднюю школу. Нашла там работу, а потом позвонила, чтобы поздравить меня с Днем рождения, и заодно сказала, что больше не вернется, но ждет меня в гости, когда я вырасту. Это был последний раз, когда я с ней разговаривал.
Курт вздрогнул и уронил голову.
– Мне очень жаль… Извините…
– Да брось ты, мелочи жизни, – махнул рукой Мирай, которому уже порядком поднадоела эта игра в стесняшки. – Я не всегда так выглядел.
Он достал смартфон и отыскал там фотографию миловидного японского старшеклассника с нежным девчачьим лицом, красивой улыбкой и нормальной пацанячьей прической.
– Мои сладкие семнадцать, – сказал он, показав фотографию Курту. – Такой уродец был, что смотрю и не верю, что это я.
– Хорошенький, – смущенно отозвался Курт.
– Спасибо, но сейчас лучше. Когда я начал взрослеть, то все больше стал походить на матушку. С генами мне повезло, тут уж ничего не скажешь. А тюнинг сделал все остальное.
– Тюнинг? – переспросил Курт, не понимая, что значит это слово.
– Тюнинг, – повторил Мирай, проведя своими накрашенными пальцами по волнам пышных волос. – Косметика, прическа, шмотки. Как в автомобиле – тонировка, стереосистема, крутые колесные диски, наклейки на бампер. Ты любишь автомобили?
– Не очень, а Вы?
– Обожаю! У меня даже фамилия Тойота, это одна из крупнейших автомобилестроительных корпораций в Японии (*На самом деле, фамилия основателя корпорации – Тоёда). Моя мечта – сменить мою ржавую старушку на крутой суперкар красного цвета. Или ярко-желтого. Или серебристого.
На шее Мирая бесстыже блеснула платиновая цепочка, полгода назад подаренная голландцем.
– Круто! – оживился Курт. – А у меня видеоигра с гонками есть. Там много крутых тачек. Хотите сыграть?
Мирай был растроган и улыбнулся, глядя на него и искренне восхищаясь его детской непосредственностью.
– Я не очень хорош в видеоиграх, но изо всех сил постараюсь тебя обыграть, – сказал он.
– Не надейтесь! – фыркнул Курт, принимая вызов.
Они играли полчаса, и Мирай честно продул все заезды, ему даже поддаваться не пришлось.
– Ты так хорошо играешь, мне никогда тебя не обойти! – захныкал он.
Курт гордо заулыбался и собрался брякнуть что-то европейское и бесцеремонное, но затем вспомнил, что он в Японии и симпатичный парень, сидящий рядом с ним, тоже японец, поэтому соблаговолил вспомнить о хороших манерах.
– Что Вы, я играю очень плохо, это мне Вас никогда не обойти, – вымучил он, тщательно подбирая каждое слово.
– Э?.. – искренне охренел Мирай.
– Ну, эта ваша японская традиция принижения собственных способностей, когда надо говорить, что ты делаешь все плохо, но на самом деле ты все делаешь хорошо, а когда кто-то другой делает что-то плохо, надо говорить, что он делает это очень хорошо!
Мирай не выдержал и засмеялся. У него был обычный мужской смех, но очень красивая симметричная улыбка с ровными белыми зубами. Курт опять стушевался.
– Господи, какой ты смешной, – сказал Мирай, не переставая улыбаться.
– Правда?! – обрадовался Курт. – Стоп! – тут же осекся он. – А это хорошо или плохо? Кажется, в Японии быть смешным плохо. Я здесь уже полтора года живу, а у меня до сих пор все через энное место. Но сейчас еще более-менее, а сначала был такой атас, аж вспоминать стыдно!
Мирай проникновенно посмотрел в его разгоряченное лицо и ободряюще улыбнулся.
– Ты очень стараешься, – сказал он искренне, – и у тебя очень хорошо все получается.
– То есть, у меня вообще ничего не получается?!
Мирай расхохотался и в знак прекращения этого разговора потянулся к большой коробке, откуда Курт достал для него джойстик. Там он с удивлением обнаружил парочку тяжелых металлических пистолетов и винтовку.
– Харетересу-сан знает, что ты прячешь холодное оружие в своих игрушках?! – спросил он Курта строго.
– Оно ненастоящее, это для стрелялок, – засмеялся Курт, затем взял пистолет, щелкнул предохранителем, тем самым его активировав, и навел засветившееся синим неоном дуло на экран. Там сразу же появилась электронная мишень. – Хотите зомбаков помочить?
Мирай очень аккуратно взял из рук Курта пистолет, чуть не заставив того скончаться от неловкости, и начал тщательно его изучать.
– Как настоящий… – пробубнил он себе под нос.
– Разработка «Глории», – пожал плечом Курт. – Не зря же это передовая компания по разработке электронных устройств. Даже как-то закон умудрились обойти. По-хорошему, делать игрушки, похожие на настоящее оружие, и оружие, похожее на игрушки, запрещено. Но Мартин и Снежок шарят – Гарвард, как-никак, закончили.
Мирай удивленно глянул на Курта и вынужден был признать, что парень не обделен интеллектуальными способностями. А затем раздался звонок в дверь.
– О, нет! – всполошился Курт. – Ребята пришли! Извините, Мирай-сан, я тоже представлял Вас немного по-другому и с самого начала собирался выгнать, поэтому сказал друзьям, что всю ночь буду один, и позвал их в гости! Вы не против?.. Мне неловко сказать им, что все отменяется, и отправить обратно по домам…
– А с ними весело? – спросил Мирай, удивляясь и хмурясь одновременно.
– Очень! – живо закивал Курт.
Выйдя вместе с Куртом к его друзьям и увидев, какие они «веселые», Мирай закатил глаза и приготовился к самому несуразному вечеру в своей жизни.
– Куруто, ты носишь мою рубашку! Я думал, ты ненавидишь это аниме! – расслюнявился Кицуне, который за год общения с Куртом превратился в трушного гота с выжженными перекисью волосами.
– Аниме ненавижу, а рубашка классная, – ответил тот и полез к нему обниматься. – Между прочим, досматриваю последний сезон.
– Необязательно его смотреть, если тебе не нравится.
– Но я же обещал, что посмотрю. К тому же, я много новых слов оттуда узнал.
– Куруто, в благодарность за то, что ты устраиваешь для нас ночевку, я приготовил темпуру! – сказал Гин, поклонившись и протянув надежно запакованную в пакет тарелку со своей стряпней.
– Да не стоило, староста, у нас полный холодильник еды, Рейджи столько всего наделала!
– Полный холодильник еды? – вдруг хныкнул Мирай. – А почему мне не предложил? Я голодный! Я сегодня только утром ел!
Все остальные дружненько сказали «ой» и замолчали, словно воды в рот набрали.
– Извините, я правда… – начал было опозоренный Курт после этой неловкой паузы.
– Так это мужик?! – заорал Акума, тыча пальцем в Мирая. – А я смотрю и думаю, че это за девка! Сначала подумал, что у тебя телка появилась, но потом подумал, че-то она какая-то старая и плоская…
– Это Мирай Тойота… – проскулил Курт, пряча побагровевшее лицо за шториной своих тяжелых гладких волос и обнимая пакет с темпурой Гина.
– Тот самый хрен, которого собирался прислать Юки-сан? Ты же сказал, это будет какой-нибудь занудный узкоглазый тип из «Глории» и ты выставишь его ко всем чертям!
Присяжные дамы и господа! Я – грязная шлюха Мирай Тойота. Сегодня, двадцатого февраля, мне исполнилось двадцать семь лет. И этим вечером я буду воспитателем в детском саду.
Мирай Тойота – старший братик
Пока Курт заваривал новую порцию чая, Мирая усадили за стол и первым заставили продегустировать темпуру Гина. Он скептически на нее посмотрел, поколебался пару секунд, потом взял хаси и подцепил креветку.
– Итадакимас, – сказал Мирай и отправил креветку в рот.
Прожевав ее и задержав во рту, он вытаращил глаза в полном изумлении. Гин, Акума и Кицуне в молчаливом нетерпении ждали, что же он скажет. Проглотив креветку, Мирай подцепил кружочек кабачка и прежде, чем отправить его в рот, обвел всех взглядом и произнес на одном дыхании:
– Обалдеть…
– Вкусно?! – загалдели все трое.
– Очень! – живо закивал Мирай и начал набивать рот темпурой.
– Вам следовало сказать, что Вы голодны… – пробурчал все еще смущенный Курт, пододвинув к нему полную чашку с горячим чаем.
– Как ты себе это представляешь? – поперхнулся Мирай, жуя темпуру и смеясь. – «Здравствуй, я Мирай Тойота, покорми меня»? Чтобы ты позвонил в полицию и сказал, что в дом ворвался незнакомый взрослый дядька и требует еды?
Курт захихикал, открывая холодильник.
– Где-то два месяца назад у кого-то из наших жильцов поехала крыша, и он начал подсовывать пачки денег в почтовые ящики, – сказал он. – Соседи тут же вызвали полицию, отдали деньги и потребовали его арестовать. До нашего ящика он, правда, не добрался. Как же Мартин из-за этого возмущался! Даже собирался в суд подать. Орал, что этот хрен не положил нам денег, потому что мы иностранцы. Короче, с тех пор я решил, что буду тщательно думать, прежде чем звонить в полицию.
– Ох, когда же у меня от богатства крыша поедет? – вздохнул Мирай, затем затащил в рот еще один большой кусок темпуры и воздел руки к небу. – Боже, как же это вкусно!
– Ну что Вы, Мирай-сан, ничего вкусного, но я счастлив, что Вам нравится, – застеснялся бугай Гин, зажимаясь на своем стуле.
Акума стервозно вскинул бровь.
– Судя по тому, что Вы питаетесь один раз в день, до богатства Вам еще очень далеко, дяденька, – сказал он.
Мирай помотал своими пышными волосами, не прекращая жевать.
– Где-то к обеду позвонили из Киото и сказали, что в тамошнем филиале «Глории» чего-то загорелось, – сказал он набитым ртом, – поэтому всем стало не до ланча.
– Много жертв было? – забеспокоился Гин.
– О да! Случилась короткое замыкание, полетело много оборудования, вся система коммуникации, стены поплавились… Восстановление обойдется в кругленькую сумму.
– А люди?..
Мирай отмахнулся.
– Кое-кто траванулся угарным газом и получил легкие ожоги. Вызвали скорую, им тут же оказали первую помощь и отправили по домам, даже госпитализировать никого не пришлось.
– Что ж, ничего не поделаешь…
– Есть суши, салат, мисо-суп, лапша, курица в соусе терияки, – начал перечислять Курт, разглядывая содержимое холодильника, – такояки, остатки окономияки, какие-то морепродукты-яки, пицца, чаван муши, омурайсу, еще какая-то японская хрень, названия которой я не знаю… Что Вы будете, Мирай-сан?
Тот тяжко вздохнул и махнул рукой – была не была!
– А давай всё, у меня сегодня День рождения!
– ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ?! – заорали все четверо.
– Да что у вас за мода о своих Днях рождения молчать?! – схватился за голову Курт.
– Мы же без подарка! – запаниковал Гин.
– Надо срочно сходить за тортом! – предложил Акума.
– К черту торт! – возразил Кицуне. – Пойдем за бухлом!
– СТОП! – рявкнул Мирай, ударив ладошкой по столу. – Какое еще бухло, малышня?! Я здесь, чтобы за вами присматривать, а не спаивать!
– Все в порядке, мне уже двадцать, – примирительно сказал Кицуне. – Пятнадцатого января исполнилось.
– О, так среди вас есть взрослый! – тут же подскочил на ноги воодушевленный Мирай. – Тогда мы скажем, что я был против, а ты притащил выпивку и насильно всех напоил!
– Отличная идея!
– Я схожу с тобой, а то один не унесешь!
– Вы собираетесь так много взять, Мирай-сан?
– О-о-очень много!
Впадая в панику из-за того, что он совершенно теряет контроль над ситуацией, Курт попытался сказать хоть что-нибудь, но Мирай резко прервал его, погрозив пальцем прямо перед его лицом.
– Так, мелюзга, взрослые пошли за бухлом! Дверь никому не открывать, конфеты у богатых дяденек не брать, в мерседесы к ним не садиться! Мы скоро вернемся!
Затем они с Кицуне наскоро обулись и упорхнули прочь.
– Что за тип? – фыркнул Курт, глядя на щелкнувшую за ними дверь. – Он какой-то…
– Мирай-сан такой классный, да? – вскричал Акума, весело напрыгнув на него сзади.
– Совсем, как Юки-сан, правда? – закивал Гин, уже взявшийся за подготовку праздничного стола. – Когда мы познакомились с Юки-саном, он вел себя так же просто и непринужденно. А еще он напоил нас пивом из лепестков сакуры, помните?
«Нет, это совсем другое!» – хотел было выпалить Курт, но что-то заставило его попридержать язык. Что именно, он сам не понял.
– Так и есть, не правда ли? – выдал он фирменную фразу, которую японцы всегда произносят в ситуациях, когда не знают, что сказать, или, напротив, не хотят чего-то говорить. Обычно они при этом щурятся и фальшиво улыбаются, что сделал и Курт.
– Э? – тут же разоблачил его обман Акума. – Тебе не нравится Мирай-сан?
– Да я с ним знаком всего час! – вспыхнул Курт. – Кажется, он неплохой, но какой-то… не знаю… как ветер…
– Ты хочешь сказать, ветреный? – подсказал Гин.
– Нет, – сказал Курт серьезно. – Как ветер. Прилетел, улетел, еще и волосами постоянно трясет.
– Мне тоже показалось, что у него красивые волосы, – сказал Акума.
Тут уж Курт совсем раскраснелся.
– Как у вас, японцев, это получается?! – вспылил он. – Вам просто скажешь «доброе утро», а вы уже знаете, в каком я настроении, что у меня случилось и что мне следует сказать, чтобы меня подбодрить! Ничего от вас не скроешь!
Нет, Мирай был совсем не то, что Юки. Последнего Курт воспринимал как взрослого, который о нем заботится. А Мирай был не таким взрослым, и он очень походил на девушку…
Мирай и Кицуне вернулись с двумя пакетами с пивом. Мирай достал из своего рюкзака миниатюрный бонг (*Прибор для курения) и курительную смесь. Вечер повернул в более раскрепощенное русло, а «Мирай-сан» стал «старшим братиком Мираем».
– Смесь легкая, – сказал Мирай, раскуривая стеклянную трубку, – так что если вы надеетесь превратить мой День рождения в оргию и полное свинство, то не рассчитывайте на это.
– Жаль, что у тебя больше не осталось Джелли Белли, Куруто, – вздохнул Акума, подперев щечку рукой и мечтательно глядя на Мирая. – А то мы бы заставили старшего братика Мирая обкушаться собачьих какашек и вонючих носков.
Мирай подавился дымом и закашлялся.
– Не волнуйся, старший братик Мирай, – похлопал его по спине Кицуне. – Мы знаем много других интересных игр.
– «Угадай персону», пантомимы… – начал перечислять Гин.
– В пантомимы вы меня никогда не обыграете, – погрозил пальцем Мирай, смеясь и откашливаясь. – Я все детство с мамкой в театре проторчал и закончил отделение театрального искусства. С горем пополам, конечно, но все равно немного шарю.
– Тогда в «угадай персону»! – радостно подскочил Акума и побежал в комнату Курта за стикерами и фломастером.
– Ты знаешь эту игру, старший братик Мирай? – спросил Кицуне. – Тебе загадывают человека, а ты должен угадать, кто это, задавая вопросы, на которые можно ответить только «да» или «нет».
– Окей! – кивнул Мирай, выпуская дым через нос, и передал ему бонг.
Акума прискакал обратно, с грохотом завалился за стол и, скрипя фломастером и закрывая свободной рукой листочек от Мирая, начал вписывать слово. Любопытный Курт глянул на надпись через его плечо и вспыхнул.
– Нет, не надо!
Выхватил листочек и яростно его скомкал.
– Эй, я же еще не дописал! – возмутился Акума.
– А что там? – полюбопытствовал Мирай и потянулся к Курту за смятым листком.
– Ничего! – фыркнул тот, весь красный.
– Ну, покажи, – надулся Мирай.
– Нет!
Курт отодвинулся от него на безопасное расстояние и разорвал листочек в клочья.
– Злыдень, – нахально бросил ему Мирай.
Курт обиженно на него посмотрел и снова фыркнул. Мирай умиленно заулыбался. Ему хотелось сказать, что Курт очень милый, когда злится, но знал наперед, что Курта это взбесит и он вообще убежит из кухни. А Акума тем временем закончил писать другое слово и показал его Гину и Кицуне.
– Ни за что не угадает! – хихикал он злорадно.
Курт фурией бросился проверять листок.
– Кто это?! Что это за слово?! Я таких иероглифов не знаю! Оно приличное?!
– Это одна очень известная в Японии персона, Куруто-кун, не волнуйся, – успокоил его Гин.
– Не подсказывай, семпай! – вмешался Кицуне.
– Старший братик Мирай! – объявил Акума и торжественно прилепил стикер Мираю на лоб. – Теперь угадывай, что это за персона!
– Я? – засмеялся тот, изо всех сил подавляя желание сорвать этот чертов листок и посмотреть, что же написали мерзкие дети. – Я рассчитывал сначала посмотреть, как вы играете…
– Старший братик Мирай, сегодня же твой день! – возразил Кицуне, передавая бонг Курту. – Поэтому все внимание достанется тебе.
– Вот как? Это так мило… – с улыбкой покраснел Мирай и попытался сосредоточиться на игре. – Думаю, я знаю слово, которое вы написали. «Педик»?
– А вот и нет! – захохотали парни, один Курт покраснел и надулся.
– Я начал его писать, но этот козел порвал листок! – сказал Акума, тыча в него пальцем.
– Так вот, что там такого страшного было написано! – офонарел Мирай, не зная, то ли ему смеяться, то ли поражаться тому, как яростно племянник его начальника защищает его честь.
– А ты меня еще обозвал… – буркнул Курт обиженно.
– Прости! – порывисто выпалил Мирай и чисто машинально взялся обеими руками за его плечо, чтобы утешить.
Однако Курт резко дернулся, будто его ударило током, и с перепугу зарядил коленкой в столешницу, отчего остальные парни грохнули безудержным хохотом.
– Ты аккуратнее, старший братик Мирай, он у нас дикая обезьяна, спустившаяся с безлюдных гор! – заголосил Акума.
– Вот как, прости… – улыбнулся Мирай виновато и очень смущенно, аккуратно убирая руки. – Что ж, если это слово не «педик», – быстро-быстро переключился он на игру, чтобы замять эту крайне неловкую ситуацию, – то это очень сильно усложняет мне задачу. Это женщина?
– Нет! – хором отозвались трое юных японцев.
– Ну, слава богу, это хотя бы мужчина. Он традиционной сексуальной ориентации?
– О боже! Да, старший братик Мирай!
– Он симпатичный?
– Это, конечно, дело вкуса, но нет.
– Он… – Мирай стиснул зубы, боясь задать этот вопрос. – Жив?..
– Не-а.
– Ну блин, спасибо! Загадать в мой День рождения человека, которого уже нет в живых! Постойте! Вы проболтались, что это известная в Японии личность! Это какая-то историческая персоналия?
– Ну-у-у, можно и так сказать…
– Это император?
– Нет.
– Военачальник?
– Нет.
– Самурай?
– Нет.
– Это поэт! Мацуо Басё!
– Нет.
Мерзкие дети издевались над бедным Мираем добрые сорок минут. Он даже близко не подобрался к тому, что они загадали, и уткнулся лбом в согнутые локти.
– А-а-а! Я больше этого не выдержу! У меня уже мозг кипит! Я сдаюсь!
– Ну ладно, посмотри.
Мирай снял листок со своего лба и прочитал:
– Киитиро Тоёда. Кто это?
– Основатель автомобилестроительной корпорации Тойота, балда!
– Ах, вы маленькие пакости! – захохотал Мирай. – Теперь поиграем в мою игру! Ты тоже, – он забылся и снова хапнул Курта за запястье. На этот раз тот лишь легонько вздрогнул и замер.
– Что за игра? – спросил Курт на одном дыхании.
– Сиритори.
– А как в нее играть?
– Я называю любое слово, а ты придумываешь новое, которое начинается на тот же слог, на который заканчивается мое. Называешь мое слово, потом называешь свое, затем мелкий повторяет оба слова и называет свое, которое начинается так же, как заканчивается твое. Потом Ки повторяет три слова и называет свое, которое начинается так же, как заканчивается слово мелкого. А потом Гин-тян…
– Мы поняли, поняли! – замахали руками дети.
– Тогда начинаем. Чашка.
– Чашка, – повторил Курт. – Какао.
– Чашка, какао, – повторил Акума. – Облако.
– Чашка, какао, облако, – повторил Кицуне. – Колесо.
– Чашка, какао, облако, колесо, – повторил Гин. – Собака.
– Чашка, какао, облако, колесо, собака, – зашел на второй круг Мирай, поочередно тыча своим элегантным пальцем в того, кому принадлежало слово. – Карамель.
– Чашка, какао, облако, колесо… – Курт замолчал и в панике вытаращил глаза. – Со… со… Что-то на со…
– Ну? – Мирай приложил ладони к голове и помахал ими, наивно полагая, что это очень похоже на собачьи уши.
– Сооооо… Заяц?..
Все захохотали.
– Да нет же, собака, – поправил Мирай.
– Так нечестно! – возмутился Курт. – Я еще мало японских слов знаю!
– Вот заодно и подучишь. Все, заново!
Курт снова принял вызов и в отместку начал загадывать англицизмы, которыми активно пользовались японцы: всякие «айсу куриму», «хагу», «доринку», «намбаа», «горуфу» и так далее. Чаще всего на его словах и заваливались.
Наигравшись и раскурив бонг, они начали болтать обо всем на свете, попивая пиво.
– Нет, сколько я себя помню, я всегда знал, что есть такая страна, – сказал Курт, когда подвыпивший Мирай по простоте душевной завел с ним разговор о Японии. – Мартин просто постоянно трындел: «Юки, Юки, Япония, Токио», вот я и стал обращать внимание на все японское. В школе даже презентацию делал. Но конкретно японцев увидел, когда вместе с родителями посмотрел этот сериал… Его по выходным еще гнали… Этот… Как его… Ну этот… «Сёгун», во!