– А друг твой? Как думаешь, ищет тебя?
– Я думаю, искал вначале, – он поджал нижнюю губу и свел брови домиком. – Сейчас поди и вовсе уже прекратил. Не может же он вечно меня искать, но помнит точно. Я иногда во сне его вижу. Он каждый раз спрашивает: куда я подевался? Он настоящий друг, понимаешь? Таким не каждый похвалиться может, а тут сам же видишь, – он обвел руками серую коробку. – Да и больше года я здесь уже. Время, оно ведь адаптирует к новым условиям и событиям.
– Значит, я тоже не каждый, – произнес я и упершись затылком в стену и застрял на пару секунд своим взглядом в узоре сетки верхнего яруса кровати. – Мне интересно, как скоро меня Свят искать начнет.
– Свят – это Святослав?
– Да.
– Ну, надо же как созвучно, – удивленно произнес учитель. – Святослав и Ярослав.
– Да, почти, как Мишка и Лешка, – улыбнулся я. Михаил Палыч тоже улыбнулся. Я же после недолгой паузы вернулся к теме. – Мы с ним с младших классов вместе. Тренировались на одной секции по смешанным единоборствам. Он одногодка мой, а рост два метра. Крепкий и очень надежный человек. Правда, я однажды его чуть не застрелил.
– Из-за чего?
– Из-за одной неприличной девушки, – выдавил я, слегка оскалив клыки. – Я только из армии вернулся и устроился в бар трудиться. Не то, чтобы была потребность в деньгах великая, просто характер горячий и много внимания к себе привлекал ненужного. Вот, я там для галочки и бывал, там же и с ней познакомился. Немного времени прошло, встречаться стали. И тут она с моими друзьями затусила и со Святом в том числе. У меня к ним доверие серьезное и против ничего не имел. Мне Свят пишет, что они из клуба к Григору поедут. Это еще один наш друг – он армянин, но свой – обрусевший. Я отписался, что подтянусь после смены. И мне в моменте осталось минут двадцать до конца смены, как вдруг заходит она. По лицу каким-то типа лезвием чиркнули. Ну, не порез, а как типа царапина, но такая… Глубокая. В ссадинах вся, губы разбиты и колготки порваны. Естественно, я рассвирепел. Кто? – спрашиваю ее. Она говорит, что Свят приставал, а она отказалась. У меня прибамбасы падают. Я на алкогольный склад за пушкой. Там, знаешь, хранить безопаснее. Дома обыск может быть. В-общем, она такая, типа не поеду и боюсь. Я, говорит, лучше домой поеду. Я ее домой увез, а сам к Григору пулей. С такой скоростью, как будто не мстить, а прямиком в Валгаллу. Приехал и возле подъезда увидел Свята. Выскочил я из тачки и пушку на него навел. Он стоит молча и в глаза мне смотрит, а рядом его любимая, Лиза, и вид у нее тоже потрепанный. Свят оттолкнул ее от себя.
– Ты чего? – не поняла девочка.
– Вали отсюда! – крикнул Свят.
Только в эту секунду Лиза увидела пистолет у меня в руке. Я весь кипел и готов был стрелять.
– Тебе своей мало? – спросил я его.
– Стреляй, братик! – вдруг сказал мне Святослав.
– Это я ее избила! – влезла Лиза и встала перед дулом моего ТТ. – Хочешь расквитаться – стреляй в меня. Она сама к нему лезла. Он ее оттолкнул, а я ее избила. Лицо ей чиркнула тоже я. Вот этим лезвием, – она вынула из клатча острозаточенный складишок. – И где увижу, там ее на куски разрежу!
Я подумал в этот момент: «Малолетка, а уже такая сука!»
– Почему малолетка? – спросил Михаил Палыч.
– Лизе тогда едва шестнадцать исполнилось. Она Свята сильнее себя любила. Выслеживала его все время и около дома караулила. Лиза за ним на нашу секцию единоборств приперлась, когда Свят ее отшивал. Мало того, что там результата достигла хорошего, так и его добилась. Сейчас они в браке и малыша воспитывают. Такая целеустремленная, – я еле улыбнулся. – Я бы свидетелем этого не был, никогда бы не поверил в такое.
– А ты что же сделал? – вытаращился Михаил Палыч на меня. – Ну, когда она его собой закрыла.
– Ничего, – чуть улыбнулся я. – Позавидовал другу слегка, после пистолет убрал и уехал молча. И никогда мы со Святом эту ситуацию не обсуждали. Общались, как и всегда, будто и не было ничего. С той сукой больше не общался. Не хотел ее видеть, боялся не сдержусь на самолюбии и зашибу со злости.
– Ну, и дела, – вдруг выдал Михаил Палыч. – Странными обстоятельствами твоя жизнь наполнена.
– Да, вообще, неважно какими обстоятельствами она полна, – цедя сквозь зубы произнес я. – Живем все, как насекомые. Копошимся все чего-то, думаем, что на что-то влияем, а по факту… – поменял я позу, ощущая боль по всему телу, и чуть поморщился. – А по факту появляется в нашей судьбе Прохор, Аким или еще кто и толкает нас в коробку. Как тараканов.
– В черепную, – ввернул учитель и легонько улыбнулся.
– Чего?
– Ну, я пошутить пытаюсь, – он явно чувствовал себя неловко. – Не все же грустить и бояться, – Михаил Палыч выдержал паузу и принялся разъяснять свою мысль. – Ну, мы – тараканы в черепной коробке, то есть, в голове.
– Да, ты прям комедиант.
– Ага, – он снова переминался с ноги на ногу. – Слушай! Я просто про то, что согласен с тобой. Вот глянь на эту ситуацию в ином свете. Что, если мы и впрямь тараканы в чужой голове. Сидим тут, суетимся и копошимся, а на стенах наши мысли выведены и выцарапаны. Мы, получается, его череп мыслями изнутри щекочем.
– Кого его?
– Обладателя той самой головы.
– Ты серьезно? – ухмыльнулся я. – Может, еще со мной о Боге поговоришь?
– О нем не говорят. Его или чувствуют или нет и не иначе. Моя мысль про другое совсем, – начал он озвучивать мысль как-то взахлёб. – Вот смотри! Я сколько времени все это передумал и вдоль, и поперек. Вот давай честно! Ты в каком таком мире себе эту ситуацию представил бы? Век двадцать первый! – он последнюю фразу превознес эмоцией, голосом и жестом. – Это ведь такой же бред, как и то что мы всего лишь тараканы в чьей-то голове. Понимаешь? Сидит какой-то аутист и смотрит дни и ночи напролет в одну точку на стене. Сидит и задает себе вопросы. Сам ведь на них ответов-то не знает. Да, и где ему их искать? В себе ведь, весь с головой зарылся. Возьми, да и придумай он эту коробку в голове своей. И нас в ней тоже. И ситуации эти нелепые. Мы не в курсе. Мы ведь, типа люди, и просто очутились здесь. Сидим тут, общаемся. Ну, так думаем, а он от нашего имени вопросы здесь свои озвучивает. Мы в диалоге на них, думая будто друг другу, а по факту ему отвечаем. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, – скрючился я от боли в теле, меняя позу. – Только боль какая-то ни фига невыдуманная, – рукой указал на стену. – Плохо видно, что там написано?
– Там строки стихотворения, – произнес учитель. – Его наш современник написал.
– Кто такой?
– Он малоизвестен. Разве, что в очень узких кругах. – Михаил Палыч поправил свои разбитые очки на носу. – Его имя – Стас Пеньков. Меня самого на него натолкнул лишь редкий случай. Знаешь, он в очень странной форме излагает зачастую, и если бы мы были в книге, то, будь уверен, это бы он ее написал. А строки я сейчас прочту, – он покряхтел голосом и набрал воздуха в легкие.
Это не мудрости древнего грека
И совсем далеко не пророчество.
Бог создавал человека
Во избежание одиночества.
– Грамотная мысль, – умозаключил я.
– Так, а как ты-то сюда угодил?
– Ну, блин, – вдруг я почувствовал себя не по себе. – Знаешь, я не привык откровенничать.
– Ты веришь в то, что проживешь еще хотя бы один день? – спросил учитель, глядя на меня.
– Нет, – выдал я и приопустил голову. – Но сделаю всё, что от меня зависит, чтобы выжить.
– Но ведь пока еще не сделал этого и фактически мы с тобой почти мертвы. – он уставился на меня и легонько кивнув, добавил. – Терять нечего. Расскажи. Есть тот свет или не существует – это неважно. Там твой багаж никому совсем не нужен. Так не лучше ли его оставить здесь?
– Ты психолог?
– Нет, – произнес задумчиво учитель. – Я тот, кто тебя по-настоящему услышит. Большинство людей в современном мире о таком и мечтать не смеют.
– Ну, ладно, – произнес я и чуть помялся, но после продолжил. – Я, в-общем, работал в баре. За стойку уселась девушка. Она красивая была очень. Я как ты рассказать не сумею. Она просто мне понравилась. Аккуратная и ухоженная. Видно было, что мы из разных слоёв общества. Она ждала кого-то, в телефоне все время сидела. Пила кофе, короче. К ней приехала подруга, и они начали общаться. Ну, там про девичье. Про какие-то сумки и курорты. Я мало улавливал, ведь запара была адская. Её подруга сразу с вина начала. После, когда заказы успокоились, в бар вошел парень второй девушки. Я знал его. Мажор знатный, этот парнишка в нашей школе учился в моей параллели, когда его отец еще не поднялся. Он духом слабоват был в детстве, и я пару раз за него вступался. Мы друг друга сразу узнали. Он мне руку пожал, затем свою девушку поцеловал. И так получилось, что заобщался с ними, короче. Та, что мне понравилась сразу, оказалось, Алина. Она из Англии на лето прилетела. Первый день в городе была. В-общем, я сам на себя стал не похож. Моя вот эта грубость ушла куда-то, и я очень воспитанно себя с ней вел. Я улыбался и шутил, а она смеялась и мне от этого было так хорошо, что не объясню в словах. Так мы все увлеклись, что время подошло к закрытию бара. Мажор говорит: «Давайте по домам!» Наташа – это подруга Алины, сказала мажору: «Давай Алину подвезем». Тут я влез и предложил ее сам подкинуть. Та согласилась, а Наташа как-то прищурилась и улыбнулась. Короче, сидит Алина, одетая в дорогие бренды, в моей «Ладе», – я непроизвольно улыбнулся. – Летим по дороге, общаемся, и довёз я ее до дома. До ее дома. Я сразу офигел. Домина просто огромный, и все очень дорого так. Мне такие вещи и не снились никогда. Позвал ее прогуляться вместе. Так и завертелось. Я с ней на ролики впервые в жизни встал. Цветы, не цветы. Я таким не был никогда. Всегда упрямство и дерзость, решительный был и в одну секунду все на карту мог поставить. Меня друзья прозвали «Дикий», но с ней общаться стал и сразу думать начал. Наперёд, понимаешь? А тут недавно Алине лететь пора. Обратно, в Англию. У нее лицо мрачнеет. Учеба начинается, но она не хочет. Я уговаривал малую лететь. Обещал загранник сделать и догнать Алину в Лондоне. Та ни в какую. Я и так ей и так. Нет, и все! Вдруг, говорит, тебя не выпустят ко мне. Но времени еще оставалось немного. Думал: уговорю, успею. Че ей в этой помойке со мной делать, если за нее зарешали и будущее светлое у нее будет по-любому. А тут вчера ко мне в бар приходит этот Прохор. Усаживается напротив меня. Злой, как собака, лицо красное. Подбородок как наковальня. Сам здоровый, толстый и кулаки сжимает, – вдруг я отвлекся. Рисуя жестами размеры кулаков в воздухе. – Огромные, как чайные блюдца, кулаки у него. С ним охрана. В-общем, говорит мне: «Я – Прохоров Лев Николаевич. Знаешь меня?»
– Да ладно? А ты?
– Я и сказал: «Конечно знаю, вас весь город знает». Он мне: «А Алину?» Я не понял, какую, а Прохор мне пояснил, что это дочь его.
– Да, ну?
– Да. После денег предложил, тридцадку, чтобы я ее бросил. Он бесился, что та на учебу лететь отказывается. Я ему сказал, что бросать не стану, но и сам ее уговариваю лететь. Он в крик сорвался и стаканом в меня бросил! Я увернулся. Кричать на меня начал, что задурил девочке голову и что пожалею. Вот меня после смены и привезли сюда. Утырки!
– Ты парень крепкий! Ты обязательно выстоишь! – сказал учитель. – Себя побереги! Ну, не хочешь деньги за такое брать – не бери, но согласись и выберись! Жить нужно по-человечески, а не как таракан в коробочке. К чему тебе эта серость квадратная? – учитель обвел руками, сколько сумел, пространство. – Откажись от нее, выбери для себя жизнь! Ты ведь молод еще совсем. У тебя Алин этих всяких разных еще много будет.
– Да, не только в этом дело! Я и так понимаю, что вероятности на успех этих отношений нет. Мы из разных миров.
– А в чем тогда еще?
– Не хочу я по чужим правилам играть! – вздохнул я. – А тут, как ни возьмись, так все он в выигрыше. Я уважаю тех, кто хозяин своей судьбы, но ненавижу тех, кто возомнил себя главным над другими. Должна быть лазейка. Не хочу я идти у него на поводу. Тут, как ни возьмись, он по-любому в шоколаде, а я по-любому по уши в дерьме. Я раз уж в любом варианте проиграю, то хочется как-то в бою проиграть, понимаешь? Хочется наплевать на всю его власть и деньги! – вдруг я зевнул и понял, что силы меня оставляют. Как-то резко накатилось это ощущение. – Устал я, короче. Ты не против, если посплю чуток?
– Да, поспи, конечно. Я наверх залезу, а ты прям тут, где сидишь, – учитель задул свечу и вскарабкался на второй ярус.
Мои веки закрылись и звуки стали растянутыми. Я уснул в одно мгновение. Мне снилась моя Алина. Она смеялась, а я шутил. Мне казалась, будто даже во сне в этой холодной коробке я ощущал тепло ее ладоней. Нам светило яркое солнце и обогревало обоих. Я понимал, что это неправда, и мне хотелось умереть прямо в этой иллюзии. Умереть, не дождавшись этого упыря-Прохора. Умереть и освободить себя от выбора. Оставить мир в то мгновенье, когда мои губы и ее во сне соприкоснулись.
Скрежет! Это ключи. Они уже вращались в замочной скважине. Я приоткрыл глаза и в этот момент по ним ударил яркий свет из коридора. Зашел огромный парень и поставил стул прямо напротив меня. После он помог мне усесться. В коробку вошёл Прохор и тоже сел на стул лицом ко мне. Он улыбался с явным наслаждением от увиденного. Он еще немного созерцал мою слабость и ничтожность.
– Подумал?
– Да.
– И чем обрадуешь старика?
В этот момент Михаил Палыч аккуратно слез со второго яруса. Он забился в угол и был как тень. Все его лицо выразительно желало, чтобы я спасся. Я глянул на старика вскользь, а он вопрошающе взирал на меня. Казалось, я слышал его мысли и уговоры спасать свою жизнь.
– Я возьму те деньги, которые вы предлагали мне, Лев Николаевич, – после этих слов Прохор чуть не утонул в улыбке. Он был буквально счастлив в эту секунду. Ему, как человеку искренне жаждущему власти, всегда мало физических страданий тех, кто был совсем неугоден. Прохор хотел видеть принятие условий и, не такое покорное. Нужно было, чтобы все лицо униженного отображало ненависть к самому себе, соглашающемуся с новым хозяином жизни. Он хотел видеть беспомощность соперника и свой абсолютный триумф. Но я все испортил и добавил: – Только не тридцать, а двадцать и деньги отдайте Акиму.
– Что? – Прохор явно был удивлен. Он абсолютно не понял, в чем подвох. Не любил этот человек неожиданные повороты в своей игре.
– Двадцать тысяч Михаил Палыч задолжал Акиму, – я указал на учителя. – Он такой же отец, как и вы. У него сын снаружи. Человек уже взрослый и сердце может не выдержать. Дайте ему увидеть сына!
– А взамен? – спросил Прохор. Это было необычно для него – понять новую правду. Он сидит в условиях полной безнаказанности и его заставили задуматься о сути происходящего.
– То, что вы просили.
– Значит, так, – сказал Прохор и чуть подумал. Все же, затем добавил. – Мы тут все мужчины уже взрослые и должны понимать, что происходящее здесь – дело только наше и ничье больше. Я дам вам обоим выйти отсюда, но не дай бог вам проболтаться. В-общем, не подведите меня, ведь я вам обоим даю шанс правильно и самостоятельно распорядиться своими жизнями, – он пригрозил указательным пальцем несколько по-отцовски.
– Вы же видите, что он запуган, – я вновь показал рукой на Михаила Палыча. – Он скорее язык себе отрежет, чем нагонит на себя проблемы. Тем более, мы прекрасно знаем, что вы – хозяин в нашем городе.
– А ты – парень дерзкий! – произнес Прохор и заулыбался от того, что возникла возможность видеть себя со стороны. – Я таким же был, – он заулыбался еще сильнее и искренне, глаза его будто блеснули азартом. – Я, как и ты, ненавижу играть в чужие игры. Даже в самых тяжелых ситуациях, я навязываю свои условия. Толя! – он обратился к одному из своих громил и встал со стула. – Меня в центр, а этих отмыть и отвезти туда, куда попросят. Ярослав, так тебя зовут? – он опять обратился ко мне.
– Да.
– Ярослав, а ты позвони ей, чтобы не плакала. Я же все-таки отец и очень за нее переживаю, – он махнул рукой на мою одежду, намекая, что я плохо вышляжу. – Придумай что-нибудь, вроде, машина сбила. Самое главное теперь: я не знаю, как ты ее уговоришь, но на учебу она должна улететь. Понял меня?
Я кивнул, а он развернулся и вышел из бетонной коробки.
Вот такая странная реальность. Было так или не было на самом деле – не в этом суть. Можете мне не верить, но и этого рассказа то же нет, как и вас, его читающих. Вы думаете, что меняете старое или познаете новое, но нет! Вы просто копошитесь чего-то там себе и отвечаете своими поступками на мои вопросы. На те, что ранее оставались для меня без ответа. Вы и весь ваш мир всего лишь тараканы и серость в коробке. Я вам обещаю, что все у вас будет в жизни прекрасно. Потому как вы в моей черепной коробке…
Доставим с улыбкой!
Склад суетился и кипел от работы. Кладовщики, как трудолюбивые муравьи, рыхлили списки своих обязательств и занимались приемкой и размещением товаров. Все их труды надежно упрятаны за стенными перегородками, и ситуация на месте приемки заказов разительно отличалась в эту минуту. Полусонные курьеры сидели на стульях в ожидании первых клиентов. Слышно было только улыбчивого Серегу. Он всегда, когда заводил беседу пытался, в нее вовлечь максимум людей. Он буквально устраивал расспросы с неимоверным любопытством. Этот курьер вел диалоги так, чтобы в любой момент спросить мнение кого-то из кладовщиков или водителя-экспедитора, который скучал в ожидании печатей на документы. Вдруг дверь в склад отворилась и через порог переступил Никита.
– О-ооо, здорово, боец! – громко и чуть демонстративно выдал Серега и протянул руку.
– Привет! – ответил Никита ровным и спокойным голосом. Радости у него было мало. Никита ненавидел эту работу, но ничего делать больше не умел. Хотя, нет! Он умел драться, но имени в спортивной среде пока еще не заработал. Плюс недавняя травма уже долгое время вынуждала самбиста тренироваться в легком режиме и не позволяла подрабатывать на фейсконтроле в ночном клубе. Полулунная кость, она очень капризная на зарастание, и, вроде, как срослась, но тренер нагружал бойца с опаской.
Никита бросил свою курьерскую сумку на полку и принялся заполнять свои данные в листы: здоровья, выдачи велосипеда и передачи термопакетов, в параллель здороваясь с остальными, кто был из сотрудников на складе. Помимо него из доставщиков там уже сидели курьер Виталя – бывший полицейский и курьер Аня. Эту девочку, казалось, не разговорить. Она всегда зависала в наушниках и почти ни с кем не общалась. Серега, как вы уже догадались, был парень с огоньком. Высокий и атлетичный, он все свои рассказы сопровождал шквалом шуток и жестов. Это человек – настроение, он никогда не падал духом. В дождь и ветер Серега все время улыбался. Хорошо, наверное, ни о чем не париться.
– Ты, кстати, Виталя, почему из органов уволился? – начал свой допрос Серега.
– Тут спокойнее, чем там, – ответил бывший сотрудник полиции. Виталий – уже взрослый дядька. Дружелюбное лицо и возраст чуть младше сорока. Старые привычки и любовь к спорту давали знать о себе, ведь в отличие от большинства сверстников он имел крепко сбитое телосложение, практически без живота. Глаза спокойные и умные. Имел семью: супругу и сына. Тоже чаще находился на позитиве, но на тему предыдущего места работы говорить не любил.
– Ты про риски? – продолжил вытянутый двадцатисемилетний атлет Серега.
– И про них тоже, – ответил Виталя и добавил. – Да, и руководства здесь нет у меня.
Никита подсел к ним рядом на стул и принялся ждать заказ. Все они общались о разных вещах: спорт, политика, доставки, города в которых доводилось бывать и многое другое. Как обычно, спустя несколько минут, полетели заказы. Ребята принялись за доставку, и день в процессе пролетал незаметно, но не сегодняшний. Дождь сгустил тучи в небе и, не жалея сил, поливал всё ливнем, лишь изредка прерываясь на мелкую морось. Странная вещь – это самое время. Муки, сложности и ожидание всегда так долго тянутся, а ужин на кухне с любимыми пролетает в одно мгновенье.
Пока курьеры спешили с доставкой, а потребитель предпочитал в плохую погоду быть в тепле и комфорте, неподалеку в школе №37 преподаватель русского языка, молодая девушка двадцати четырех лет от роду, зачитывала оценки ученикам. Отметки были проставлены за сочинения по теме: «Я и мои родители». Список шел вниз и, дойдя до фамилии Филатов, она вдруг сделала паузу.
– Филатов Витя! – обратилась Виолетта Константиновна к ученику и устремила на него свой взгляд.
– Я, – произнес немного потеряно мальчик одиннадцати лет и поднялся со стула.
– Витя, я ничего не поставила за твое сочинение, – она кашлянула и продолжила. – У тебя очень хорошее сочинение и совсем ни одной грамматической ошибки. Но, его придется переписать.
– Почему? – растерялся Витя.
– Я, конечно же, твой учитель, но такие вещи тебе лучше объяснят твои родители.
– Что я не так сделал? – испуганно посмотрел Витя на учительницу. С сильным волнением он спросил: – Причем тут мои родители, если сочинение хорошее?
– Витя, ты все написал очень правильно, – произнесла Виолетта Константиновна. – Я не смогу тебе объяснить, почему такие сочинения нельзя показывать другим. Это лучше сделать твоим родителям. Ты большой молодец, и это – правда! Твои родители должны гордиться тобой, но я в силу своей профессии и требований школы не могу принять такое сочинение. Прости! – ей было тяжело объяснить своё решение ребенку. Любое её неверное слово может убить в нем амбиции и мечты. Ей было стыдно смотреть ему в глаза, но она и впрямь была воспитана не так, чтобы портить прекрасный детский внутренний мир в угоду требованиям школы и карьеры.
– И что мне делать? – Витя вдруг ощутил свою беспомощность. – Я не смогу сказать родителям, что их в школу вызывают, потому что я молодец.
– Не бойся, я их не вызываю, – мягко произнесла Виолетта Константиновна. – Ничего говорить не нужно. Я сама позвоню твоей маме и все ей объясню. Мама у тебя хорошая и все поймет. Просто мне мое воспитание не позволяет по этому сочинению делать замечания. Ты написал в общей картине прекрасные вещи. Я не смогу их оценить в соответствии со школьными требованиями, так как оценка твоего сочинения совсем не «пять», а гораздо выше.
Спустя пару часов на светофоре под диким ливнем стояла хрупкая Аня с розовыми волосами. Насквозь промокшая обувь доставляла ей жуткий дискомфорт, а дождевик напрочь отказался справляться со своими прямыми обязанностями. К ее коже не то от сырости, не от бессилия прочно прилипла промокшая одежда. Это было невезение, так как Аня вдобавок ощущала тяжесть нескольких двухлитровых бутылок воды в сумке за спиной. В этот момент пролетел черный дорогой автомобиль и накрыл девочку волной из лужи. Грязные ручейки текли по ее лицу и собирались в крупные капли на пирсинге. Аня начала плакать.
– Дерьмовая работа, – еле слышно прошипела она сквозь слезы. – Долбанные дебилы. Ну, на хера им в ливень столько воды?
В этот самый момент пришло сообщение. На дисплее смартфона высветилось слово «Мать». Аня зашла в мессенджер и открыла диалог.
Мать: «Где мои сережки?»
Аня: «Я не брала».
Мать: «Не ври мне».
Аня: «Я не вру. Я не знаю, где они».
Мать: «Ты постоянно мне врешь. Вырастила суку».
Аня: «???»
Мать: «Лучше бы не рожала тебя, мразь!»
Аня: «Это я уже знаю. Еще что-нибудь?»
Мать: «Придешь домой, собирай вещи и проваливай!»
Аня: «Я тоже тебя люблю, мама!»
Вдруг светофор показал зеленый свет. Девочка засунула смартфон в карман и вытерла лицо рукавом дождевика. Потихоньку ступая по лужам в страхе поскользнуться, она толкала свой велосипед вперед себя. Она уже несколько последних дней была в жестоких жерновах между матерью-тираном и ублюдской работой. Каждый новый поворот перестал быть для Ани сюрпризом, и она ощущала только скученность плохих ситуаций вокруг себя. Еще утром, проснувшись перед рабочим днем, она почувствовала, что этот день будет самым хреновым, но вероятнее всего именно он изменит всю жизнь.
Навстречу пролетел крепыш Никита. Он мчал на лавку за очередным заказом. Вертел педалями и, казалось, будто на скорости асфальт, если не перепилит колесами велосипед, то подожжет точно. Никита всегда старался выкладываться на максимум. Был убежден, что неприятности делают его только сильнее. Пару часов он катался, как бешенный, пока не очутился в малознакомом месте. Никита остановил свой велосипед и достал смартфон. Дождь заливал его гаджет и тот, в свою очередь, отказывался слушаться. Нервы Никиты потихоньку превращались в натянутую тетиву лука. Он кое-как, скользящими по экрану пальцами, перешел в карту. В попытках разобраться на местности пару раз из-за вредных дождинок его выбрасывало из карты в основной интерфейс.