Псевдовселенная Безумного Деда или терапевтические сказки для взрослых

– Как я могу помочь Вам?

– Пристрели этих сук, – сперва Серега высказался грубо, но стал успокаиваться, хотя руки все еще дрожали от злости. – Это меня не жаль. Я – бесполезен, – агрессия стала уходить и меняться на сильную грусть. – А вы думайте! Вдруг псы на ребенка кинутся. Это же будет полная дичь! – он повернулся к месту падения и, делая шаги к развороченной сумке, отбросил в сторону горлышко бутылки.

После случилась переписка с оператором. Серега объяснял, что произошло и что его вины нет. Отправлял фото заказа и своего разбитого лица. Сняли этот заказ и дали паузу по времени, чтобы курьер хоть как-то добрался до склада и привел себя в порядок.

Заказ на Сереге отменили и перенаправили на склад. Кладовщики заново укомплектовали заказ и ждали курьера. Эта работа выпала на Виталю, так как бывший полицейский оказался ближе других к пункту выдачи. Виталя без слов забрал заказ и повез по адресу.

– Кто там? – вырвался голос из шипящего домофона.

– Добрый вечер! «Доставим с улыбкой!» – название компании Виталя озвучил без всякого энтузиазма. День получился долгим и сложным. Добавили экстрима дождь с ветром, они длились почти всю смену. Трудности забирают много сил. Благо, хоть под вечер все успокоилось.

– Седьмой этаж, – произнес клиент, и послышался звуковой сигнал открытия двери.

Во время звонка голос клиента показался знакомым. Это Виталю чуток насторожило, но лифт распахнулся, и он оказался на нужном этаже.

– О, здорова! – раздался голос, еще более знакомый, чем по домофону.

– Здорова! – машинально произнес Виталя и протянул пакеты с едой в открытую дверь, затем поднял глаза на клиента. Перед ним стоял бывший сослуживец – Гена. Они вместе работали в полиции. Гена выглядел здорово. Улыбчивый и розовощекий, он вышел встречать курьера в футболке, трениках и мягких домашних тапочках.

– А я думаю: куда пропал?

– А ты не думай! – отрезал Виталя и, улыбнувшись, обнажил оскал. Было ясно, что судьба его решила добить окончательно и вдобавок загнать пулю в лоб самооценке. – У тебя это никогда не получалось. Хотел бы узнать, где я, – позвонил бы!

– Ну, ладно тебе, – как бы извиняясь, начал Гена. – А то пять звезд не поставлю, – издевательски сообщил он и расхохотался в голос.

– Оставь себе! Еще кого-нибудь подставишь, и на погоны пригодятся.

– Так ты из-за этого! – будто удивленно начал оправдываться бывший сослуживец. – Виталя, ну, что мне делать-то было. Ты же и без того знаешь. Наше дело нехитрое. Приказали – делай!

– Даже если приказ преступный? Сокол бы тебя закопал , будь он жив.

– Ну, твои слова про преступный приказ – этого уже не доказать! – развел руками Гена. – Дело-то закрыто. Кто-ж знал, что за этого борца диаспора впишется. Тут уж либо пан, либо пропал. Да, и тебе тоже на кой черт он дался? Ну, а без Сокола ты и сам видишь, как правила изменились.

– А ты, я смотрю, перебрался в новое жилье?

– Ну, да, – улыбнулся Гена. – У меня ведь счастье! Аленка вторую дочку принесла.

– А старшая-то взрослая уже?

– Незаметно вымахала. Уже двенадцать.

– А теперь вспомни, на кого тот борец руку поднял! Вспомнил? – Виталя врезался взглядом прямо в глаза. Его верхняя губа подрагивала от злости. – Представь, что через шесть лет на месте той девочки твоя дочь окажется.

– Я за свою дочь постоять смогу, – начал говорить на повышенных Гена. Его буквально вывело из себя такое сравнение.

– Ты за нее уже постоять не смог, – продолжал Виталя низким голосом в более давящей манере. Он стоял на площадке в курьерской куртке и был ниже почти на голову. Эти моменты не меняли сути вещей, и Гена себя ощущал таким же подчиненным, как и раньше. Будто ранг – это не наличие погон, а состояние души и вагон правды за плечами. – Ты меня оговорил сначала и меня со службы поперли. А потом дело тихонько закрыли с твоего покорного молчания.

– А что я мог сделать? У меня дети. Мне ведь их кормить, – уже оправдывался глядящий из-под потолка Гена.

– Ты мог все сделать! Но делал только я. Это я о твоих детях заботился в том числе. Об их будущем. Обо всех детях в этом городе и стране. Я бы этого выродка закрыть мог! Это я мог постоять за твоих детей. Хотя у меня свой есть, и он – самое дорогое! Ты же можешь только за звездочки кланяться!

– Не надо мне врагом становиться! – опомнился Геннадий и начал пытаться опять доминировать.

– Не вижу в этом никакого смысла. Удачи в защите своих детей! –Виталя повернулся к кнопке лифта и нажал на нее.

– И тебе удачи! – со злостью в голосе произнес Геннадий. Его голос задрожал, и он немного путался в словах. Ситуация заставила служителя закона выйти из себя. – Может, курьером справедливость с-себе найдешь. Ты вылетел не потому, что ты прав или что т-тебе там казалось. Ты вылетел потому, что ты не годишься для этой службы. Ты – твердолобый идиот, – Геннадия переполняла гордыня, хотя в нем все еще оставался внутри другой человек. Тот самый, которого Гена в течение всей службы запинывал старательно в самый темный уголок своего сердца. Этот самый человек победил другого, черствого снаружи. Он вдруг неожиданно проявил себя и заставил полицейского гореть от стыда, глядя в глаза не то друга, не то злейшего врага. Он начал повышать голос, но на нервах нота взлетела до небес и очень тоненько прорезала воздух на пару-тройку звуков. – Если ты мне еще раз нахамишь, то я найду причины тебя закрыть. Ты просто оказался хуже других и незачем себя честностью оправдывать.

Виталя вошел в приехавший лифт. Двери закрылись и лифт двинулся вниз. Голос Гены утихал, а потом и вовсе пропал. Выйдя на улицу Виталя вскинул взгляд в небо. Оно было полное звезд и чистое-чистое после дождя. Ни единой тучки не осталось. Виталя вдохнул полной грудью. Его серые глаза налились слезами, а легкий ветерок взъерошил светлые волосы. Казалось, еще чуть-чуть, и слезы ручьем покатятся по щекам. Он еле шепотом произнес:

– Неужели, у всего этого есть какой-то, неведомый мне, смысл? Я не так часто общаюсь с тобой? Может, ты хоть сейчас ответишь на мой вопрос? Зачем я столько лет верил в справедливость? – Виталя уселся на скамью около подъезда. Схватив себя за голову руками, с силой зажмурил глаза на пару секунд и, когда расслабил веки, лоб изрезали глубокие морщины. Пальцами он укутался в свои волосы, что были все еще влажными от длительного дождя. – Зачем искал? Зачем творил ее? Все что сделал и сколько на кон поставил, это ведь ничего не стоит и не имеет никакого смысла. Мало того, что ничего не вышло, так и не ценится никем! – Виталя глубоко вдохнул. Немного подержал воздух в груди и выдохнул. – Фу, мне кажется, нужно поспать.

Он побрел к велосипеду. Время смены подошло к концу. Осталось вернуть велик на склад и добраться до дома.

Никита вошел в свою комнату. Его мать ходила по квартире и вовсю поливала его с ног до головы. Он, по мнению матери, не мог поступить в нормальный институт и не мог найти нормальную работу. Он иногда жалел, что все это ему говорит мама, но не потому, что ему это доставляло боль. Мать, вообще, всегда была им недовольна. Никиту раздражало, что эти слова ему придется пропустить мимо ушей. Ведь у него был единственный инструмент для решения споров, но он никогда не применит его против своей матери. У него сейчас вовсю летела переписка с рыжеволосой Алисой. Этот диалог совсем упрятал от упреков матери. Ее слова окончательно превратились в «белый шум».

Внезапно раздался звонок от тренера.

– Але.

– Никита, здорова, боец!

– Драсьте, дядь Саня!

– Я радость сообщить хочу. Слушай внимательно и до конца.

– Ок.

– Кароч, во-первых: режим легких тренировок у тебя прекращен, и мы снова начинаем на результат работать.

– Ну, круто!

– Во-вторых: я с хорошими людьми в баньке попарился. У тебя будет бой через три месяца. Надо размотать человечка, как ты умеешь.

– Гавно вопрос.

– Третий момент – новость спорная, конечно, но после этого боя я передам тебя в чужие руки. Это начало твоей карьеры, сынок. Никита, они готовы платить тебе за тренировки. Нужно просто будет хорошо поработать. Ты готов?

– Мне жаль будет от вас уйти, но меня уже во все дыры задрала эта конченая работа.

– Мой совет: когда у тебя получится… Не «если», а именно «когда»… Когда у тебя все получится, начни учебу хотя бы учителем физры. Услышал?

– Да, дядь Саня!

– Теперь не бери в голову! Спать ложись и сил набирайся! Режим питания и тренировок обсудим завтра.

– Спасибо, дядь Саня! Спокойной ночи!

– Ага, давай.

Никита встал с кровати и прошел в кухню. Там сидела мама, она была явно не в духе. Он подошел к ней, обнял и поцеловал в щеку.

– Мама, я поступать на следующий год буду. Я уже решил на кого. Просто подготовлюсь, чтобы на экзаменах не тупить.

– И на кого?

– На учителя физкультуры пойду. С таким дипломом можно фитнес тренером стать.

– Ну хоть так, – явно недовольно ответила мать. Она часто плакала и стресс сделал внешность непоправимо старше. Черные крашеные волосы собраны в нелепый хвост. Сама низкого роста, гораздо ниже сына. – Пойми, я за тебя боюсь. Я боюсь, что ты станешь работягой, а их не ценят. Они же – расходный материал. Боюсь, завалит, как отца твоего, в шахте, – прикрыла рот рукой и начала ронять слезы.

– Мам, ну ты чего? – Никита сел рядом за стол. – Попей со мной чаю.

– А чего там, давай попьем! – она вытерла кухонной салфеткой глаза.

Когда мать накрыла на стол, они сели пить чай. Никита слушал мамины происшествия за день и улыбался. Все было, как обычно. На работе в её магазине бардак и все бабы там сплетницы.

– Мама, я девушку встретил.

– И-ииии? – вдруг она отвлеклась от своего монолога.

– Она очень классная.

– Красивая хоть?

– Самая! – улыбаясь счастливой улыбкой ответил Никита и тут же добавил. – Правда, есть один момент.

– Какой еще момент? – немного напряглась мать.

– Не красивее тебя, – сказал Никита и засмеялся.

– Да, ну тебя! – отмахнулась она, хохоча. – Давай рассказывай! Как зовут?

Их диалог продолжался и продолжался. Они и не помнили, когда в последний раз так душевно общались. Такого не случалось со смерти отца, а он погиб четыре года назад. Складывалось ощущение, будто они, вообще, все это время были оторваны друг от друга и вдруг встретились. Мать и впрямь боялась за сына, потому и увезла его из родного городка, где оставалась лишь одна жизненная перспектива – работа на шахте.

Хромой Серега кое-как добрался до склада и сдал велосипед. Он еле дошел до своего подъезда. Войдя внутрь, вспомнил про сюрприз.

– Ну, наконец-то. Хоть что-то хорошее за сегодня, – сказал он и снял замочек с почтового ящика. В подъезде половина лампочек не работала, и он сразу не понял, что это такое выпало и звякнуло. Нагнулся и ухватил предмет рукой. Это оказалась связка ключей Кати. Он тут же набрал ее номер, но телефон оказался отключен. Отключенный смартфон ему казался не то пренебрежением, не то человеческой трусостью. Он понял, что за события начались, но, прикипевший к Кате, отказывался верить. Серега с какой только мог скоростью доковылял до лифта и судорожно тыкнул пальцем кнопку вызова. Приехал! Скорее наверх. Он открыл квартиру. Вбежал в зал и включил свет. Она демонстративно оставила открытыми те ящики, где еще утром лежали ее вещи. Катя ушла. Серега подошел к письменному столу. Там стояло их совместное фото. Он все еще видел в ней чистоту, как и в том моменте, в котором они навсегда застыли на изображении. Да, она не сахар, но как теперь? С силой сжатый кулак угодил прямо в лицо Екатерины, улыбающейся из фоторамки. То, что раньше украшало их совместный быт, стало искренним объектом его ненависти и спустя несколько секунд дополнило внутреннюю атмосферу мусорного ведра. Он немного растерялся, разозлился, а после собрался и принялся думать. Вытирая кровь с разрезанного стеклом кулака футболкой, обратил внимание на надпись на этой подаренной одежде. «Лучший мужчина в мире!» Как вы уже догадались, и футболка угодила в ведро вслед за совместным фото. Он не видел в этом символизма, а просто делал, что делал. После он бросил сумку-короб и прямо в форме курьера вышел из квартиры. Он ехал в лифте и писал ей сообщения во все мессенджеры и соцсети. Но повсюду он был уже заблокирован. Серега вышел на улицу и сел в беседку посреди двора. Он начал писать катиным подругам и звонить, но везде получал игнор и сбросы. Вдруг одна взяла трубку…

– Да.

– Яна, привет! Ты же, наверное, уже в курсе?

– Конечно, в курсе.

– Как так? – спросил Серега. Он не успел пока еще расстроиться, просто не понимал еще ситуации. – Я же ведь все для неё!

– Сережа, я очень к тебе тепло отношусь. Я давай скажу, как есть.

– Ну, давай!

– Она долго не решалась уйти к нему.

– К кому, к нему?

– Что-ооо?

– Что? – напряженно спросил Серега. – Яна, говори, как есть, короче.

– Стоп! Я сейчас сама в шоке, – она сделала паузу. – Короче, я ни за кого, но она – моя подруга. Раз уж она меня не предупредила, то расскажу тебе. Только потому, что, правда, считаю, что ты хороший. Иначе не взяла бы трубку.

– Окей, Яна! – вдруг сделал более спокойный голос Серега. – Я слушаю внимательно.

– Все херня, Сереж! Она парня себе нашла еще месяц назад. Не знаю, спала или нет.

– Не ври, все ты знаешь, – с некоторой грустью в голосе выдал курьер. – Даже я понимаю теперь, что да.

– Ок, давай, как есть. Она к нему ушла, потому что ей стремно жить с курьером. И да, она с ним трахалась. Однажды даже на вашей кухне.

– Яна, спасибо! Спасибо, что сразу правду. Правда – это очень правильно. Я теперь точно знаю, что я один. Быстрее думать об этом перестану. Не буду тратить время на поиски встреч с этой сукой.

– Сережа, ты, вообще, не думай! Будь мужиком! Просто пойди и дери других!

– Пока, Яна! Спасибо и удачи!

– И тебе удачи! Крепись!

Он принялся удалять Катины фото со своего смартфона. Сидя в беседке, хотел сбежать и скрыться от всех, но для этого уже не надо прятаться. Достаточно просто вернуться домой и закрыть пустые ящики в шкафах и тумбочках.

Виталя вошел в коридор своей квартиры. Он сбросил с себя сумку-короб и снял дождевик курьера. В попытках повесить его на вешалку случайно уронил ярко-оранжевую куртку сына. В коридоре появилась супруга, Олеся. Ее каштановые волосы удерживал ободок. Она обняла Виталю и чмокнула в щеку. Непонятно почему, но от нее ощущалось то же самое тепло, какое было в первые месяцы отношений. Она будто вспомнила, за что его полюбила когда-то и вновь достала это чувство откуда-то из глубины. Виталя поступил аналогично, но обнимал жену несвойственно разбитым. Таким она его вообще не видела. Спокойным или упрямым да, но таким, будто смирившимся, – точно нет.

– Устал?

– Не особо, – улыбнулся супруг неимоверно грустной улыбкой. – Все больше как-то скучал по тебе.

– Иди купайся и кушать. Я пока разогрею.

– Конечно, – кивнул он.

– Милый, нужно будет еще поговорить с Витей, – чуть озабоченно произнесла Олеся.

– Что-то случилось?

– Он написал очень хорошее сочинение, но преподаватель не может принять такую работу. Я бы сама ему все рассказала, но не знаю, как объяснить, что правда нравится не всем.

– Как-то запутано.

– Ты скоро все поймешь.

Спустя пятнадцать минут Виталя ел суп вприкуску с бородинским хлебом. В кухню вошел сын. В его руках была тетрадь по русскому языку, а Олеся в этот момент разогревала следующее блюдо.

– Что случилось, сын? – улыбнулся Виталя.

– Папа, я не понимаю, – начал Витя. – Я написал сочинение, и оно всем понравилось, но меня заставляют его переписать, потому что оно не подходит.

– Давай я прочту его, – протянул руку Виталя в сторону тетради. – Хотя, может ты сам хочешь?

– Я сам, – сказал Витя. – Я его написал, и я за него буду отвечать.

– Ну, давай, – улыбнулся Виталя. После сказанного главу семейства одолела гордость за отпрыска. Олеся поставила на стол толчёнку с котлетами и села на стул рядом. Она приобняла мужа под руку и положила голову на его плечо. Виталя в ту же секунду вспомнил, как они в молодости так же сидели на озере Байкал, на Рускеала и Севастопольском побережье. Что-то теплое и приятное вдруг стало просыпаться у него внутри.

– Сочинение, – вдруг выразительно начал Витя. –

Я и мои родители.

Я делаю все, чтобы соответствовать моим родителям. Они очень хорошие и они самые лучшие мои друзья. Мама очень вкусно готовит и никогда не ругается, даже за грязные джинсы. Она не знает этого, но я на самом деле не успеваю уснуть к тому моменту, когда она тихо входит в комнату и целует меня на ночь. Ей часто бывает с нами тяжело. Ведь нас же двое у нее. Нам нужно гладить вещи и готовить. Я часто стараюсь помогать ей с уборкой и ношу сумки из магазина, потому что она у нас одна. Ее нужно беречь и ее нам никто никогда не заменит. Если бы у меня было миллион мам, то мамой я бы считал лишь ее. Она, правда, самая лучшая, и нам очень сильно повезло. Она ухаживает за нами, когда мы болеем, всегда нас прощает и заступается за нас, чтобы ни случилось. Я очень ее люблю и папа тоже.

Мне очень сильно повезло, ведь у большинства моих одноклассников нету папы или он есть, но неродной. Мы с мамой его очень любим. Он много работает, чтобы у нас была еда и одежда. Нам с мамой повезло, что у нас такой папа. Он самый лучший и научил меня кататься на велосипеде и плавать. Он раньше был полицейским и у него была крутая форма. Я гордился папой тогда. Он защищал людей от преступников и воров. Я хотел и сам стать таким, как он. Два года назад он ушел из полиции. Я сначала жалел об этом. Папа в этой форме был для меня героем. Когда же я общался об этом со старшими ребятами на кикбоксинге, то они мне сказали, что из полиции часто выгоняют честных и хороших. После этого я стал уважать своего папу еще сильнее. Ведь, если в полиции не нужны такие как он, то я могу быть уверен, что еда на столе всегда была наша и честно добытая. Сегодня я уверен, что никогда не буду работать в полиции. Там не нужны такие как я, но уверен, что буду таким же хорошим отцом и честным человеком.

Может мои родители тоже ошибаются, но я этого не видел. Одно знаю точно, все что они делают, это для меня и друг для друга. Всё!

После прочитанного в воздухе повисла неловкая пауза. Виталя, сидя на стуле, обнял Олесю и протянул руку к сыну.

– Подойди ко мне, я тебя обниму, – Витя подошел к отцу и Виталя обнял сына. – Ты сделал все правильно. Ты большой молодец! Ты уже кушал?

– Да, пап.

– Сын, пойми! Виолетта Константиновна не поставит тебе за него пятерку, потому что она не может допустить, чтобы высокая оценка ставилась за критику полиции. – сказал Виталя и выдержал паузу. – Но и ставить оценку ниже ей тоже совесть не позволила. Потому что это лучшее, что я когда-либо слышал. Понимаешь?

– Почти.

– Правда – очень важное явление сегодня. Даже горькая, но ведь я оттуда ушел, и я там был такой не один. Там есть еще такие же ребята, которые не прекращают нас защищать. Они все еще на местах и не факт, что все они оттуда уйдут. Просто, когда вот так их постоянно обобщают с плохими людьми, им становится незачем там работать, а они нам всем очень важны. Ты очень прав в своем сочинении, но даже среди самых гнусных всегда найдется правильный, который стоит дороже прочих.

– Я понял, пап.

– Тебе, наверное, уже спать пора.

– Да. Я пойду чистить зубы.

– Сын, мы перепишем с тобой его завтра, – произнёс Виталя выпуская сына из объятий. – И еще сынок. Подари мне это сочинение.

– Хорошо, пап. Я завтра перепишу его на другой лист и отдам тебе.

Виталя повернул голову к жене и поцеловал ее в губы. Олеся улыбнулась и сказала:

– Кушай давай! Стынет ведь.

Виталя был поражен услышанным от сына. Он ел и наслаждался едой. Он ощущал себя счастливым. Это была та самая секунда, в которую он ощутил, что был прав в каждом своём шаге и поступке. Именно эти его действия повлекли за собой сложившуюся ситуацию. Насколько же дети все-таки все видят. Он вдруг решил сменить работу, а то, не дай бог еще, сын захочет курьером стать. В эту секунду он вспомнил какая же всё-таки прекрасная у него жена. Олеся сидела рядом и гладила его по плечам и по голове, пока он ел приготовленные с любовью блюда.

Мать: «Купи картошки, а то сама и не додумаешься».

– Долбаная сука, – выругалась вслух Аня, выходя со склада.

Она заглянула в круглосуточный магазин, затем пошла в сторону дома. Она глядела на свою порванную курьерскую куртку и прокручивала в голове случившуюся неприятность. Аня уже по тропинке пересекала двор по направлению к своему подъезду, как вдруг увидела Серегу в беседке.

– Ты чего сидишь?

– Сижу.

– Сережа, что с лицом? – вдруг перепугалась Аня. – Это эти уроды?

– Нет, – улыбнулся Серега и повернул голову в ее сторону. – Меня на самом деле собака укусила, и я упал. Не парься! Я не сейчас… Потом в другой раз все расскажу.

– Я сейчас переоденусь и приду к тебе, – выпалила она, отходя в сторону. – Все расскажешь, хорошо?

В коридоре горел свет. Аня только начала разуваться, как вышла мать и что было силы ударила кулаком по лицу.

– Где, сука, мои сережки?

– Вот твои сережки! – вдруг выкрикнула Аня и не менее сильно ударила в ответ. В эту секунду маленькая и слабая Аня прекратила свое существование. Он ударила мать еще несколько раз по лицу. Та, пытаясь отступить спиной, не устояла и рухнула на пятую точку. Это был тот самый щелчок и тумблер. Аня впервые в жизни противопоставила себя обстоятельствам. Это было совсем неудивительно, скорее, закономерно. Она впервые в жизни дала бой человеку, которого боялась сильнее всего на земле. Анины ноздри раздувались от злости, руки трясло, легким перестало хватать воздуха, и она с жадностью хватала его ртом. Глядела на свою мать или на своего врага и ей не хотелось прекращать этот бой, но, став сильнее этой суки, Аня следом победила еще и себя. Удары по лицу ее мучительницы прекратились. – Я не знаю где твои сережки. Кто-то из твоих дебилов хахалей украл! – вдруг еле остановила себя Аня.

– Ты… – растерянно начала мать. – Ты что себе позволяешь?

– Это что ты себе позволяешь? Я дочь тебе или кто? Да, ты же меня уже задёргала, сука. Я тебя презираю.

Мать поднялась на ноги, взяла табуретку и выставила ее перед собой в попытках защититься:

– Аня, я предупреждаю. Если хоть шаг в мою сторону, то я ударю стулом.

– Если ты меня ударишь стулом или хоть раз мне хотя бы позвонишь, или даже просто смс напишешь, то я перережу тебе глотку во сне. – Аня вышла в подъезд. Задумалась на секунду и обернулась на мать. – Ключи я себе оставлю, так что бойся меня, сука.

Аня подошла к беседке, скинула с себя сумку и села рядом с Серегой.

– У тебя кровь, – заметил Серега. – Губа разбита.

– На меня тоже собака напала, – Аня принялась снимать пирсинг из ушей, бровей и носа. Серега просто молча смотрел на несвойственное ей поведение. Анина ладонь заполнялась металлическими аксессуарами и, когда на лице и ушах от них остались лишь дырки, она высыпала все в мусорную урну.

– Зачем?

– Надоели они мне уже, – произнесла Аня. – Волосы тоже чуть отращу и срежу эту фигню розовую. Не хочу больше фриком быть. Хочется побыть человеком.

– Какие-то проблемы? – спросил Серега.

– Да. – ответила девушка.– А у тебя проблемы?

– Да.

– И что за проблемы?

– Херовый день, бывшая – сука и есть хочется, – улыбнулся Серега. – А у тебя какие?

– Херовый день, мать – сука и есть хочется.

– Как похоже.

– Да, но первое у нас уже позади, – Аня взглянула на Серегу.

– Да, и второе не от нас зависит, – кивнул и улыбнулся Серега.

– Может, тогда поедим? – улыбнулась Аня

– Поедим, – кивнул Серега. – Ща, гляну по карте, что есть поблизости?

– Зачем? – спросила Аня и достала из сумки пакет с картофелем. – Можно пожарить.

– Блин. Я корявый и не умею, – отмахнулся Серега.

– Я умею, – сказала Аня, повернулась на свои окна и добавила с ухмылкой. – Только мне походу теперь негде её жарить.

– У меня есть, где приготовить картошку, – заявил Серега и поднялся с лавочки. Он поднял Анину сумку и повторил, – Ну, пошли поедим.

– Пошли поедим! – ответила Аня, медленно встала, и они вместе побрели к Серегиному подъезду.