Исповедь коралловой женщины

Имя Ирина по гороскопу означает «закрытая женщина с яркой, ранимой душой. А с древне-греческого – это имя означает «согласие, мир и покой».

В генетике есть такие термины: доминантные и рецессивные гены. Фотографии моего отца в семье нет. У мамы были большие глаза, удлинённый носик, неправильный прикус и узкие губы. У меня – лоб маленький, носик маленький, правильный прикус, тонкие губы и всегда были персиковые щёчки. Меня мужчины всегда так и называли «персик». Я больше была похожа на бабушку в юности. К старости у меня лицо похудело, волосы выпали, лоб стал больше, и все говорят, что я сейчас очень похожа на маму.

Концерт. Выступает Кристина Орбакайте. Глаза у неё совсем не мамины, овал лица не мамин, но до операции был папин. Некрасивая девочка «чучело» превратилась с помощью хирургии в красавицу.

Так вот, длинный нос, большой лоб, удлинённый овал – это доминанты. Маленький лоб, маленький носик, голубые глаза – это рецессивы, и проявляются они, когда встречаются два гетерогенных носителя рецессивных признаков у обоих родителей. Ни черт характера, ни внешних признаков отца я не знаю. Если бы искала? Если бы нашла? Сколько разочарований у тех людей, которые находят по телевизионным программам, сколько слёз. Я всегда уважала оскорблённое чувство мамы: в 4 месяца беременности она осталась одна. Я всегда уважала её восторженное воспоминание о первом муже – Вите Данциге, поэтому беспрекословно принимала «родство» с Данцигами. И не захотела даже в замужестве стать Тихоновой. Кабы знала я, кабы ведала – из русской народной песни.

Школа № 47

Вы поняли, что моя школа находилась в 1-ом Неопалимовском переулке. Когда мы с мамой в августе 1944 года шли записываться в школу, мне не было 7-ми лет. У ворот школы я нашла половину буханки чёрного хлеба. Это событие я запомнила на всю жизнь. И строгую, в деловом костюме, директрису, Ольгу Вячеславовну Кечкину, заслуженного учителя СССР, «вселенскую маму» я тоже помню. Школе нашей было присвоено звание Лёли Колесовой, такой же партизанки как Зоя Космодемьянская, героини войны. Когда-то на дачу я ехала на электричке им. Лёли Колесовой. Для остальных пассажиров её имя ничего не говорило, кроме меня. Сразу нахлынули воспоминания о моей первой учительнице, Клавдии Ивановне Плечёвой. Она тоже одна поднимала дочку Лидочку, которая впоследствии стала учительницей. И, не смотря на то, что я всегда была растрёпана и в зелёнке, т.к. лихорадка на губах всегда была, она не вызывала мою маму для нравоучений, как в старших классах делали другие. Может, что-то от Клавдии Ивановны говорило во мне, когда я сама стала учителем. Мы были на «продлёнке», спали в классе, питались в столовой. Родители за нами не приходили, мы сами шли домой. Знакомство с театром состоялось тоже в школе. В кабинете химии шло представление «Снежная королева». Т.к.там была химическая лаборатория, то переодевались артисты «в театральной уборной». Сказка о Герде и Кае до сих пор трогает души детей. 2022 год. Театр Пушкина вспоминает эту пьесу…

Однажды, Фая Богомолова, из многодетной татарской семьи, живущей в подвале, на уроке английского языка сказала: «Повторяй за мной стихи Пушкина, через каждое слово вставляя «топай, топай кверху жопой»». Мой дядя, топай, топай, самых честных правил кверху жопой, когда не в шутку занемог, топай, топай, он уважать себя заставил кверху жопой. От истерического смеха я свалилась с парты на пол. Вот был спектакль! Анна Алексеевна Горская, учительница английского языка, нравоучительно сказала: «Будете, Данциг, учительницей, вспомните обо мне!». Вспоминала каждый день. И раз на трамвайной остановке через 20 лет встречаются пенсионерка и молодая учительница.

Математика мне давалась с трудом. Седая старушка, Мария Спиридоновна, была очень строга. Тригонометрию я вообще не понимала. Что две прямые не пересекаются в пространстве, я не понимала. Мама нанимала студента Алёшу, чтобы мне хоть тройку поставили. Однажды мне всё это надоело, совесть заговорила, я избила сама себя портфелем и стала учиться только на 4 и 5. Звонок на перемену осуществляла уборщица колокольчиком. Позже появились электрические звонки.

Перед глазами и сейчас стоит сценка: рядом со входом в школу – двухэтажный деревянный дом. Первое весеннее Солнце, огромные прозрачные сосульки с крыши этого дома. Сбиваем их, каждая тащит в рот кусок «конфетки», радуется весне и не задумывается о том, что на крыше была грязь, что холодное может вызвать ангину… Вот это всё называется детством.

Когда училась в начальной школе, тетрадочки были тоненькие, в 12 листов. Только потом появились общие тетради. На обложках были таблица умножения и меры веса, длины. Писали чернилами, на столе стояли чернильницы-непроливайки. Ручки были деревянные, в них вставлялись стальные перья. Кляксы устранялись промокашками. А ещё были специальные тряпочки для прочистки перьев, скреплённые пуговкой. Клякс у меня было полно. Набор цветных карандашей из 6-ти штук был доступен, а из 12-ти, не круглых, а гранёных, – был только у богатеньких. Карандаши точили ножичком, потом – лезвием. Как назло, грифель у меня часто ломался. Потом, через много лет, появились точилки. Изложения, а потом и сочинения были о Гастелло, о Покрышкине, о «Мальчише-Кибальчише», о «Молодой гвардии». За отличные отметки в первых классах мама водила меня в кафе-мороженое на Арбат, напротив Театра Вахтангова, на углу, где сейчас магазин «Самоцветы». Самое вкусное – это была калорийная булочка – кусок сдобного теста с изюмом, с коричневой лакированной корочкой, из которой выглядывали кусочки зелёных фисташек.

Новогодние поздравления писались мною на листе серой бумаги, куда через копирку из календарей я переводила фигурки Деда Мороза и Снегурочки. И только у Иры Машинской были немецкие открытки. Её родители работали в МИДе. Маму с праздником 8-е Марта и Новым Годом я тоже поздравляла на самодельных открытках. А ещё зажимался уголок, где было написано «Прочти на счастье». Все поздравления были одинаковы у всех как под копирку. Они у меня сохранились.

А кукол мы тоже вырезали из бумаги. Конечно самая красивая была у Иры Машинской. Одежду для кукол сочиняли, вырезали из бумаги, раскрашивали. Платья были на бретельках, которые загибались за плечики картонной куклы.

Заборов вокруг школы не было. Поэтому выход к Зубовской площади и к Смоленскому бульвару был через арки дома № 15 и дома № 17. Это были в длину 6-ти этажные кирпичные дома, где жили в основном ученики 47-ой школы. Со мной в классе Таня Ельцина и Катя Сухова жили в подъезде, выходящем на Садовое кольцо. В этом подъезде когда-то жил герой Советского союза генерал Карбышев. В подворотне стоял бюст ему, и каждый год мы приносили 9-го мая цветы. Теперь – это барельеф, но 94-летняя Люда из нашего двора 9-го мая несёт туда букетик.

Люда Макарцева и Ядя Войткевич, и Ира Машинская – все из этого дома. У этого дома были чёрные ходы. В одном из подвалов жила семья дворников-татар. Шурочка Мишустина проучилась с нами только до 5-го класса. Чудесная была девочка! Там был детский садик, где через лет 40 было отделение «Мосэнерго». А далее открывался двор Военной юридической академии, которая выходила лицом на Ружейный переулок. На Садовое кольцо смотрел дом № 17, где сейчас продают ювелирные украшения. А на 1-ом этаже дома № 15 всегда был магазин «Кулинария», потом – фешенебельный ресторан, а сейчас вина Абрау-Дюрсо. И сохранился 2-х этажный, с мансардой, особняк Римских-Корсаковых, где когда-то жил артист Эрнст Гарин, ученик Мейерхольда, игравший Гитлера в первых антивоенных картинах.

Военная юридическая академия была разрушена. Десятки лет здание пустовало, разрушалось, и только в 20-х годах XXI века сломали общепит «Ёлки-палки», впоследствии «Шаурма», и построили чудесный квартал. Наша школа оказалась в окружении «Неопалимовского» квартала с высоченным 17-ти этажным зданием, и «Смоленского» квартала», где здание построено лесенкой. До сих пор висят объявления на окнах «Здесь продаются квартиры». А на первых этажах – банки, банки, банки.

Когда я вступила в пионеры, Соколка (Галя Сокольникова) схватила меня за галстук с возгласом: «Отдавай мои селёдки!». До старости я не понимала это выражение. Оказывается, и определённая завязка мужского галстука обозначается словом селёдка. Эра пионерских галстуков ушла в прошлое.

После войны

Во дворе у нас был чудесный детский сад в красном кирпичном здании, в окружении бараков и огромного здания по 7-му Ростовскому с коммунальными квартирами, с нашим домоуправлением. Сейчас там Турецкое посольство. В подворотне этого дома уборщица тётя Клава, имея ключ, собирала тряпьё, а потом сдавала его старьёвщику. И тут я вспоминаю как мы ждали во дворе стекольщика: «Вставляю стёкла, вставляю стёкла», как мы ждали старьёвщика: «Старьё берём, старьё берём». Помню как зелёную шерстяную ручной работы кофточку я выменяла на мячик, набитый опилками» на резинке, а галошики – на пищалку «уйди, уйди».

От бараков до мужской школы № 31, где сейчас Хамовнический суд, дядя Миша Некрасов создал сад. Земля была насыпная. Иногда я помогала ему. Помню вазоны с настурциями, сетка забора оплетена вьюнком. Это была Дюймовочка (пестик, головка, чашечка и венчик – это юбочка с фартуком…). По 7-му Ростовскому ездили машины к Виноградовским баням – это была гора, с которой мы катались на санках. Зимой возили на грузовиках под брезентом кочаны капусты. Мальчишки с проволочными крючками подцепляли их и отбрасывали нам. Счастье! Бесплатные щи!

Каждую неделю с мамой отстаивали очередь в баню. У Виктора Астафьева эта сцена описана очень талантливо, как мальчишки подглядывали в окна бани на женские тела. Старческие тела, пар, едкое мыло и ты, малышка, в этом царстве.

В доме № 15, вместо которого сейчас выстроен фешенебельный дом, был расписной потолок. Не пощадили. А между судом и этим домом вход на новый крытый мост им.Богдана Хмельницкого. С крутых берегов Москва реки, за школой № 31, катались на санках. Сейчас там парк, склоны облагорожены. Купаться мы бегали к Метромосту у 1-го Смоленского переулка. Пляж назывался диким. Летом все берега были в зарослях лопуха, и я искала там грибы шампиньоны.

О дворе и играх

Играли в вышибалы. Одной команде надо было уворачиваться от меча, который кидала другая команда. А если поймаешь мяч, то очки начисляются. В ножички я не играла, а мальчишки чертили круг, бросали перочинный ножичек, отрезали часть круга, пока совсем места не оставалось. Я была болельщиком.

Все тротуары были исчерчены мелом, чертили квадратики-классики, и девчонки прыгали через два квадрата, в разной последовательности, с переворотом или катали по квадратикам банку из-под ваксы (гуталина). Заезжать за линию нельзя – проигрыш, уступаешь место противнику. Конечно, волейбол, даже сетка у нас была. штандер казаки-разбойники, я садовником родился, потом шашки, шахматы и домино. Потом стали взрослее, в бутылочку играли. На ком остановится крутящаяся бутылочка, те целуются. Волчок (юла) крутили, тоже противоположные субъекты целуются. Мальчишки играли в чеканку (тряпочки скреплялись пуговицей и обрезались по кругу. А потом скачешь на одной ноге, а другой подбиваешь чеку. Сейчас так мяч подбивают футболисты на тренировке. «Бояре, а мы к вам пришли, дорогие, а мы к вам пришли» – дна шеренга наступает на другую, а потом невесту выбирает. «Я садовником родился, не на шутку рассердился. Все цветы мне надоели, кроме».

А ещё помню, что мальчишки соревновались в катании обода от бочки по асфальту с помощью клюшки из проволоки. У кого дольше не упадёт, тот и победитель. А ещё вспоминаю загадочный калейдоскоп: трубочка, в которую смотришь, а на дне возникают фантастические картинки из мельчайших кусочков стекла. И при каждом встряхивании – новая картинка.

Новый год

Наступил-таки для меня ещё один Новый год! Сколько их накопилось-то! А помнится год, когда мне было лет десять. Ёлки продавали на дровяном складе. Это по Ружейному переулку, рядом с клубом Академии Фрунзе. Потом там была база военных машин. Вместо клуба теперь дом Хора им.Александрова, а вместо склада в ХХI веке выстроили огромный дом, где до сих пор ещё не проданы все квартиры. С антресолей достали с мамой почтовый фанерный ящичек. В нём были стеклярусы серебряные, ватный Дед Мороз, которого я пожертвовала потом на школьную ёлку. Помню из серебряного картона плоские игрушки: рыбок, белок, какого-то клоуна, крестовину из дощечек для ёлки, серебряный дождик, какие-то игрушки. С каждым годом игрушек становилось меньше, обязательно что-то разбивалось.

В юности я ставила только веточки, которые подбирала на ёлочном базаре на углу Смоленской площади. Позже весь ящичек я подарила Полининой дочке и купила маленькую пластмассовую ёлочку с такими же игрушками в коробочке. Сейчас из них сохранились только помидорка и Дедушка Мороз. Им более пятидесяти лет.

Вместо бенгальских огней я зажигала маленькие свечки. А в конце 90-х годов XX-го века я привезла из Италии искусственную ёлку из фарфоровой пирамидки, обложенной травой и мхом, увешанной маленькими блестящими сердечками и морскими звёздами. И ставила под неё маленьких Снегурочек, Дедушек Морозов и всех зверушек знаков Зодиака.

Сначала собирала гжельских, потом сшитых из меха.

Как-то решила украсить шарами и шишками ветки краснотала в огромной вазе ЛФЗ (Ленинградский фарфоровый завод), подаренной дяде Володе от Союза художников. А Сегодня один большой шар отнесла во двор и повесила на живую ёлочку. Каждый раз думаешь, что это последнее волшебство… Мы быстро стареем. Жизнь жестока… Но…

Игрушки детства

Помню эту куклу Машу, детскую колясочку из алюминиевых деталей и куска ситца, юлу (волчок) и пирамидку из деревянных колечек, и деревянный мячик из двух половинок, кажется он и сейчас живёт на антресолях. А эта кукла Маша с папье-машевской головкой, из паклевых рыжих волосиков, с голубыми глазами, тельцем, набитым ватой, голубоватым ситцевым платьицем с крылышками жила у меня до моих 50 лет. С нею спали и все мои кошки. Есть фотография её и девочки Маши, родителям которой мы сдавали комнату. Сдала я куклу в антикварный магазин «Акция» в Калашном переулке. А из игр родителей сохранились «Ма-Джонг», в которую Витя играл с Маяковским и Лилей. Буковая палочка от игры «Серсо». Кости для игры. Игральные карты (отдала в Музей Маяковского).

Наш быт

Об одежде

Как мы одевались? До войны были одни кружева. Бабушка-белошвейка обшивала меня. А после войны маме на работе по лизингу в 1944 году выдали некоторые вещи для меня. Особенным было пальтишко: сверху шотландская зелёно-красно-жёлтая шерстяная ткань, а внутрення сторона, швом внутрь, – бежевая плащёвка. Можно было носить на две стороны. Носила лет пять. Затем отпорола шерсть и её лет 40 использовала как косынки, аппликации к юбке, шарфики. А плащик носила лет до 14-ти (есть фотография). Ну, а синее штапельное платье мне перешила тётя Шура, и я в нём всегда сдавала в институте экзамены, оно считалось счастливым. Особенно, с бабушкиным вязаным крючком воротничком и кружевным. Я верю в вещи, и даже диплом с отличием защищала в этом платье. Так и в коралловые бусы я верю всю жизнь, и на операции с ними ложусь. И сейчас, если забуду, – несчастье.

Царствовала «дворовая» культура. Жизнь протекала во дворе.: играли, прощались с умершими, ходили в гости, одалживали продукты и деньги, бельё вешали во дворе на верёвке, шубы выбивали на турнике, тут же на травушке могли поваляться, но уж пьяниц были полные дворы. Потом были гаражи у чиновников, а сейчас вместо дворов одни автостоянки.

Об обуви

Я уже вспоминала о сандаликах 100 раз чинённые сапожником. А в юности я донашивала мамины коричневые ботики на каблуках, куда можно было или надевать туфли на каблуке, если идёшь в театр, или вставлять деревянный каблучок и весь день в носках ходить в них, А потом носила «скороходовские» галоши на ботиночки и на валенки, потом высокие резиновые сапоги на даче и даже унты, которые мне подарила ученица из Монголии. А дальше сапоги «прощай, молодость» вытеснили валенки и пошло разнообразие сапожек: и без каблуков, и с каблуком шпилька, и из замши, и из хромовой кожи, и из лаковой кожи, на ботильоны я уже не встала… А сейчас уже все в кедовых одеяниях. И рекламируют какие-то ботинки «комфорт» и для мужчин, и для женщин (унисекс) со скидкой за 1990 рублей. А за новые валенки и бурки на войлочной подошве дали по 500 рублей.

Вещи со времён бабушки и мамы все качественные и сейчас, через десятки лет, я ношу кофточки, перевязанные мною из распущенных бабушкиных жакетов, свитеров. Шёлковые и муаровые ленты продавались мною на «блошином рынке» – стилистам и модельерам. Ну, а уж единственная сохранившаяся с довоенных времён немецкая хрустальная конфетница звучит как колокольчик. Те же вещи, которые я покупала на антикварных салонах в 90-х годах, – сохранились чеки с Художественного салона на Октябрьской, – все оказались подделкой. У одних часов отвалились ножки в первый же день после покупки. У других часов отвалилась шпиатровая рамка. Механизмы оказались советские. И это я поняла только в этом году, когда собралась их продать. А те цены, например, 300 рублей, когда доллар стоил 60, а затем 92 копейки, сейчас никто не даёт. Москва полна дилерами, а не коллекционерами. Цены снижают до плинтуса, а потом для себя повышают до потолка. За неповторимую вышивку начала того века дают гроши, а потом на аукционах получают достойные бабки.

Прочитала у Людмилы Улицкой про инвалидов. Она вспоминает мешки-обрубки, висящие на крючках в госпитале на Валааме, и колясочников – тележка на подшипниках, в руках – две «щётки». Вот такой дядя Саша имел сапожную мастерскую в 1-ом Смоленском переулке. Сандалики чинились у него. Позже на углу Смоленской возникла палатка ассирийца, он дома чинил обувь и был уже на двух ногах.

О причёсках

Разбирая фотографии с самого детства я проследила эволюцию причёсок. Сначала «под горшок» стригли всех малышей. И в 1-ом – 2-ом классе на фотографии за партами сидят одни «горшки». Потом – пробор с бантиком. Волосы у меня непослушные, их очень много, никакие заколки не помогают, я всегда растрёпана, и маму вызывают в школу. Скольких слёз мне стоило это времечко. Не за себя волновалась, а за маму – что она теряет время. Потом две косы толщиной с кулак на прямой пробор. С этой причёской я окончила школу.

Сейчас на программе «Умники и умницы» увидела умнейших девочек из военных училищ с двумя косичками. Как это мне напомнило то время!

Потом в институте – косой пробор, волна и одна коса. А потом пошли начёсы. Я стала ходить в парикмахерскую, сидеть под горячей сушилкой, испортила себе кожу, появилась перхоть. Из-за несчастной любви я срезала волосы, и мне очень шла короткая стрижка. Но опять-таки надо было ходить в парикмахерскую. Купила японский парик из натуральных волос. Надоело, сделала шиньон из своих же срезанных волос и закрепила его на круглом гребешке. Мне очень шла эта причёска. А в 60 лет муж мне сделал подарок – бантик. Шиньон лежит в шкафу, парик лежит в шкафу, волос осталось с «гулькин нос», но я ношу бантик.

О домашнем хозяйстве