Рассказы ученого кота деда Николы

Иллюстратор Николай Колос

Корректор Елена Тарарина

© Николай Колос, 2023

© Николай Колос, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0059-7864-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

В предлагаемых рассказах, дорогой читатель, нет ни одной придуманной истории. Все события выхвачены из жизни, имеют свою географию и своё время, только пропущены через моё чувство и моё понимание прожитых лет.

Я стал писать очень поздно и знаю, что мои рассказы не имеют свежести восприятия подаваемого, только что приготовленного, блюда, приправленного недавно сорванными специями с грядки времени. Конечно, я смотрю на все прошлые события через призму пролетевших лет, и они, я думаю, замешаны, хочешь не хочешь на каких-то философских, лично мной усвоенных, постулатах.

В этом сборнике есть несколько рассказов – я их поместил в конце – списанных с совсем недавнего времени. Поэтому, по современным понятиям, они могли бы больше классифицироваться как эссе. Но я рассчитываю, что мои книги проживут какое-то время, прежде чем их выбросят на растопку шашлычных костров, и уже сам читатель, нарастив на них литературного жирку времени, воспримет как развлекательные опусы.

И именно последние рассказы, списанные из событий последних лет, я назвал бы прозой жизни. А все мои воспоминания далёкого прошлого я писал, как бы это выразится, продиктованными перебродившим сознанием жизненной закваски… в этил поэзии. Душа моя уже была опьянена величием калейдоскопа событий прошлого времени. – Ведь правильно говорят – «Лицом к лицу – лица не увидать…»

Поэтому не нужно удивляться, что один из своих рассказов – «Один патрон», я назвал поэмой. Я назвал бы поэмой и другой рассказ – «А есть ли Бог?». Но это я делаю только в предисловии.

Конечно, если подойти буквально, то поэмой является только стихотворное произведение. Но это с точки зрения догмы, с точки зрения, одного, или группы литературных мужей, считающих, что своим определительным законом они наглухо забили и законопатили пути продвижения вперёд!

Но, на мой взгляд, поэзия не является математикой, а только её двоюродной, или, пусть даже, родной сестрой! Она более вольная, имеющая больше возможностей для исследовательской деятельности, потому что география её исследований имеет гораздо больший радиус, чем у математики.

Для математики – два, умноженное на два, во все времена и при всех правителях – всегда четыре!

Что касается меня, то когда я писал свои рассказы – моя душа, да и вся моя сущность была полностью погружена в поэтическое творчество, и я чувствовал его вибрацию и его ритм.

Ещё хочу сказать, что мой первый и самый жестокий критик является поэтесса и, одновременно, моя жена Елена Тарарина. Темы и стили у нас разные. Иногда – разный взгляд на текущую обстановку.– И хоть она и доводит меня, иногда своей критикой, до белого каления, но я ей благодарен за всё. Ведь я охлаждаюсь тогда от белого каления тем, что заливаю его (белое каление) новыми стихами и новой прозой, цепляясь зубами и руками за жизнь, чтоб написать больше! – Вылить всё то, что накопилось за мою долгую жизнь.

Ещё ремарка – большинство своих книг я издал, будучи мужем Е. Тарариной.

В остальном – судить вам.

Благодарю за внимание – Н. Колос

С чего всё началось

Рассуждения о жизни

Как сейчас помню – пришёл я домой, не то что совершенно не пьяный, а совершенно трезвый. Бывает.

Пьянка состоялась по случаю открытия производственных мастерских художественного фонда одного небольшого городка, что примостился под сенью огромных терриконов. Нет, если бы это было в хвалёной, некоторыми влюблёнными нашими товарищами, Европе – то это Да! – Это большой город! А в нашей России, тогдашнем Советском Союзе – дребедень! Хорошо посчитать, то наберётся душ —тысяч так – двести пятьдесят, с примкнувшими посёлками. Посёлки примкнули, чтобы их тоже считали городом! – Престижно же! Вместе с новорождёнными, конечно!.. и ещё неучтёнными похоронками. – (Ну – то пустое) – Они тоже считаются.

Что такое терриконы объясняю для малограмотных, или грамотных, но не читающих техническую литературу, не знающих про обширную страну и ничего – про каменный уголь. Так вот каменный уголь – это уголь крепкий как камень и чёрного цвета – как Чёрный Кот деда Николы, без каких либо других оттенков. Но, если не смотреть его коту в глаза – они, бывает светятся огнём. Но очень крепкий – зараза! – Не Кот, а каменный уголь. – И горит! Ух как горит! Но для горения – нужно, чтобы поддувало было. Что такое поддувало – знают все! Без него – никак. А иначе как можно продуть свою зарплату, даже не дождавшись праздников?!

Может он был и раньше, этот каменный уголь, но мы грешные, узнали о нём из многотиражных газет. Но не как о самом угле, а как о неком герое – Алексее Стаханове. Он, Стаханов-то без помощников из Ада, или Рая, за одну ночь нарубил под землёй угля такую огромную кучу, что все были удивлены и закричали – «Не может бывать!»

Ан может! Потому что, во времена Стаханова, и Ад, и Рай были запрещены самой высокой социалистической властью нашего государства. – (Буржуйские пережитки!). И правильно! Ведь оказалось, что можем жить и без них! – Можем рубить уголь без Ада и Рая!

И после Стаханова, любой другой, кто сделал что-то такое, что никак не вязалось с логикой нормального человека, назывался стахановцем! Он получал и зарплату и паёк, если такой полагался, выше среднестатистического! – Понимать нужно! В нашем отечестве все знают что такое паёк. Грамотные! Не грамотным объясню – это набор белков, жиров и углеводов потребное для биологического существования человека, чтоб он, всё таки жил, но был вечно голодным!.. И злым! – кто-то сверху подсказывает мне… до работы… до той же – рубки угля!

И после Стаханова, как-то все волей – неволей посчитали себя тунеядцами. И все граждане страны, оказывается были на иждивении государства. Начальство в кого угодно могло тыкать пальцем и спрашивать – «ты дотянул до показателей Стаханова? – Нет! – Тогда чего ты хочешь от родного государства, если не дотягиваешь? – А если недотягиваешь, то знать оно тебе не родное! – А раз неродное, то ты вражина скользкая! На тебе тридцать седьмой год!»!

Мария Демченко – и та… туда же! Она всего за одну ночь столько сахарной свеклы накопала, что мерь – не мерь – не перемеришь! Думаю – и не пытались! – Мерять! О ней тоже в газете написали после того как она со Сталином встречалась, чтоб Сталин посмотрел какая она ладная и полюбовался её красотой и украинской породой – и чтоб об этом все знали и завидовали ей! – И завидовали! … Даже знаю кто…

После встречи со Сталиным Мария Демченко, уже свеклу не выкапывала. – Не по Сеньке шапка! – Она ездила по весям и всем рассказывала как благодаря мудрости товарища Иосифа Виссарионовича вырастает классная сахарная свекла и как её нужно по стахановски выкапывать. (почему-то по стахановски, а не по демченски?!). Моя мать тоже работала в колхозе и выкапывала свеклу. Но такого количества как у Марии Демченко, никак не получалось! Наверно потому, что до нашего села Мария Демченко так и не доехала. Она тогда уже заседала во всесоюзных партийных съезд. – Не до нашего села было! – Дорогу она прорубила, вот и шагайте по ней не сворачивая на левизну! За левизну у нас – того…

Точно так и Алексей Стаханов, после долбёжки большой кучи каменного угля, уже его не долбил. – Отдолбился! Тоже знал про Сенькину шапку! И тоже участвовал в партийных съездах и говорят, что тоже видел товарища Сталина. Даже, может быть, с ним выкурил трубку. – Но, это лично моё предположение. Скорее всего Стаханов курил «Беломорканал» – не напрасно же его выкопали! Сам Максим Горький ездил посмотреть – канал-то… Но почему-то о нём не написал!.. Знал, видимо – как кошки мышей ели…

Если говорить начистоту, то не только каменному углю и сахарной свекле помогал товарищ Сталин! – Берите шире!

Я сам слышал как по радио в шесть утра передавали, что в таком-то колхозе благодаря усилиям и стараниям товарища Сталина – свиноматка родила аж двенадцать поросят и они все, до единого, вошли, так сказать, в общую сокровищницу Советского Союза! Ну, конечно, это не сам лично товарищ Сталин совершал, говорю вам тихонечко – а под его руководством некоторые руководящие мужики свинофермой… поднатужились! – И очень поднатужились – что такое творили! Это ж не шутка – раз! – и одним махом аж двенадцать поросят! Лично я верю! Некоторых, таких мужиков, видел сам!

Однако, мы, кажется, отклонились от темы. А темой у нас должно было быть понятие о терриконах. Думаю, в моём ближнем окружении никто не знает откуда появилось такое заковыристое слово, но когда я, и моё личное окружение начали хоть что-то соображать – оно уже было! И не только в Кузбассе, но и в Донбассе. – Это там, куда, как поётся в знаменитой песне – «Парень пришёл молодой!»!

Поясняю. Терриконом – называется рукотворная конусная гора. И она создана там, где добывает каменный уголь – самим человеком! А вся масса такой горы называется пустой породой, то-есть породой без каменного угля и без никакой полезности! Тем более, у нас в России всё бесполезное – не горит и ничего толкового из него извлечь нельзя!

Но как же не горит?! – Просто у нас нет такой печки, чтоб засунуть туда целый террикон. А сам по себе он горит и без всякой печки, как последняя сволочь! Да выделяет такое количество сероводорода, что затыкай – не затыкай нос, – всё равно – ой, как… эта бесполезность … «пахнет!», что… хочется быстрее убежать от такой горы хоть к чёрту на кулички. Однако рядом живут люди – и им хоть бы хны! – Это же совсем другой сорт людей! Кто-то пояснял – когда Советская власть упразднила Ад – освободилось уйма кочегаров, поджаривающих грешников! Бедным адовым кочегарам больше некуда деться и у них совсем другая закалка с самого рождения – с малых лет! А может у них уже и совсем другие внутренности. – Что эти внутренности другие – подтверждено медициной, в любом медпункте, что рядом с терриконом.

Когда наши парламентарии – почти все директора угольных шахт из «Ростовугля», под руководством, уже не товарища, а господина – начальника комбината Ростовуголь, поехали в «задрыпанную, самораздирающуюся» Америку, то увидели, что там эти «бестолочи» и «засранцы», простите за вынужденное выражение, ту самую пустую породу перемалывают, и топят такой, абсолютно не пролетарской пылью свои котельные. И горит же зараза! И греет сволочная пыль воду в котельных империалистов! А в России ни-ни! – Да в каталажку такую пыль! А может быть и того… вздёрнуть, если что… кой кого!

Для дыма, увидели они – (делегация Мелькова), поставили ловушки и ловят всевозможный никель и другие не дешёвые, и очень даже редко встречающиеся, штучки. Думаю, потому, что у них не запрещён Ад и процветает этот Ад подобру-поздорову! А там где Ад – горит всё! Сами понимаете! Дай Бог, чтоб и сама Америка… того…

Мы опять отклонились от темы! – Исправляюсь!

Как я уже говорил, прихожу домой совсем не пьяный, потому что только нюхал и… только пиво! Вижу – сидит за столом – сволочюга – мой чёрный Кот без единого белого, или другого, вкрапления и бренчит на гитаре! Рядом лежит скрипка!

Как только я зашёл в дверь, он мне подмигнул глазом, положил гитару, взял скрипку и начал выводить рулады из музыки какого-то композитора – запамятовал фамилию, – «Танго смерти»! —называется так. «Ты, что меня, гад, хоронишь» – кричу я ему. А он отвечает – «Это я не тебя хороню, а твою бестолковую жизнь! Ты – говорит – с женой развёлся? – Сам же и отвечает – Развёлся негодник такой! Хорошо, что хоть алименты платишь! А то я, вообще, здесь бы не жил и с тобой бы не разговаривал! Новую жену не ищешь? – Не ищешь! А в художники пошёл!? Не выдавишь из себя художника – это я тебе говорю! Вот из Володи Д. – из этого – да! – Получится! – Из твоего друга закадычного, из того, что дружит со скульптором и его неудачной скульптурой Петра Первого на Москве-реке! А тот – скульптор, хлопает его по плечу и говорит – «Знаменитый будешь, а твой друг Никола, так – тьху! Поэтому все его городские работы, Николы этого, можешь записать на свой счёт и положить в копилку для присвоения звания – «Почётный гражданин города!» – Он же тебя дурит, дурья башка, – говорит Кот – и издевается над тобой, а ты дурак терпишь! Ну ладно! – проехали! Из дураков умники не получаются! – Это опять я дело тебе говорю! – Не получаются умники из дураков, хоть кол на голове теши!»! После таких обидных слов он разливает водочку чистую как слеза в две рюмки и предлагает, для начала серьёзной беседы, выпить. Я отвечаю ему – «Ты ж, мой обидчик и форменный негодяй, знаешь, что я не пью! – Зачем предлагаешь?»! – Он отвечает – «Испытать хотел тебя! Проверить хотел – может, хоть что-то из тебя получится! – Садись!» – говорит.

Ну я и сел. Думаю – что будет дальше. А он говорит – «Вот теперь бери бумагу, шариковую ручку, или карандаш на худой случай, и записывай всё, что я буду рассказывать! И не смей пропустить ни единого слова, ни единой буквы из сказанного! Ты понял меня?! – А так-как ты полуграмотный, то дай проверить каждое слово Алёнке Т., чтоб буковки выправила. Ты же её знаешь!» – Отвечаю – «Ну, знаю, как же не знать?!»! – «И так будет каждый день – пригрозил он мне – но, чтоб свежая колбаска и водочка, чистая как слеза, всегда были в холодильнике! – для моего вдохновения»!

Вот так, с тех пор, я и нахожусь «под пятой», то-есть, под коготками моего чёрного кота и записываю всё, что он говорит. Бегу за колбасой! Кончилась!

Так, что спрос, люди добрые, за всё, что здесь будет написано, если будете читать, с моего Кота – по содержанию и с Алёночки Т! – За буковки-то она отвечает!

Покаяние труса, или рассуждение Кота

Мне всегда хотелось что-то делать. У меня всегда чесались руки. (Я хочу, чтоб вы мне позволили называть свои лапы руками! – По человечески!) Я не знаю, как чешутся руки у вас, но у меня, я думаю, они чесались по-особому. И чесались без отдыха на обед, когда был маленький, и во время законного отпуска – когда стал взрослым. (Мой отпуск был тогда, когда взрослые люди уезжали на воды. Лично мне эти воды… я бы их век не видел! Поэтому я отправлял людей одних). А руки у меня вечно чесались, наверно потому, что я что-то не доделывал, или даже не начинал делать, при сильно чешущихся руках.

Если все жизненные ситуации разложить по полочкам, или хотя бы на отдельные кучки, то таких кучек окажется несказанно много. Хотя их тоже можно классифицировать. Например – дела хорошие, дела нейтральные, дела отвратительные и дела очень подлые. Каждый отдельный раздел можно делить дальше – но то уже удел специалистов, а я к специалистам не отношусь. Поэтому буду фигурировать как неспециалист (забыл как он по научному называется, а справочника под рукой нет!) – Склероз!

Из четырёх разделов, названных мной дел – дела хорошие занимают только двадцать пять процентов жизненного пространства, остальное – или пустота, или совершеннейшая подлость! И если ты по жизни не гений, и не можешь занять свои руки и свой, простите, мозг, нагружая себя только делами хорошими, то пожалуйста, вот вам широчайшее поле деятельности для каждого… из подлости и рафинированной подлости.

Рафинированная подлость, как мне объяснил знающий человек, это самая скверная подлость, подающаяся на голубом блюде с золотой каёмочкой, как самое благородное и Богу угодное дело! Вот например. – Если ты убил человека, или там тысячу человек, по самым, что ни есть, идейным соображениям, не так думающих, как думает твоя партия, или вообще группа объединённых чем-то лиц, или, наконец, твой прайд, то ты, в конечном счёте – герой, заслуживающий разных поощрений! Пусть даже ордена – в конце концов!

Представляете – есть ещё одна застаревшая подлость давать поощрение не деньгами, не продуктовыми карточками, в крайнем случае, а разукрашенной жестянкой, которая называлась и в самую, что ни на есть древность, громким словом – орден! Рассказывали мне про эти ордена. Знающий человек, может быть и брехал – что когда у Рамсеса из Египта, какого-то по счёту, закончилась пшеница, то он своим лучникам вместо меры зерна давал белые камушки со своей царапиной. – Там такая потом неразбериха была, что мама не горюй! Камушек с царапинами набралось столько, что никакое зерно их не перекрывало! Вот и первые признаки инфляции! – Камушки с царапинами обесценились! Слава Богу, что в наше время обладатель ордена ничего не требует, ему главное, чтоб что-то блестело на фуфайке! Ордена приравняли к разным градациям славы. И то хорошо! – Горд человек славой в наше время…

Но… если ты убил тем же инструментом, того же человека, или те же тысячу человек, не будучи вооружён идейной закваской, то ты… что уж говорить – настоящий бандит, заслуживающий наказания! Значит главное – нужно быть, во-первых – не трусом, а во-вторых, в обязательном порядке – идейно подкованным. За идею можно делать всё что угодно! Если ты не трус, имеешь правильную закваску, и идёшь с кистенём на малую дорогу, или идёшь с Хаймерсами – (или как там они правильно называются), на большую дорогу, то под всякое подлое дело можно подвести идейную подкладку! – И не одну! – Тогда, чтобы ты не совершил – будешь вечным героем! Главное смотри, чтоб по ошибке не укокошили самого тебя!

Значит основное жизненное дело – быть не трусом! – Тогда все подлые дела – (а мы уже говорили, что их на много больше!), совершённые кем-то, какой-то группой лиц, или государством… в крайнем случае! Приобретают героический налёт, при любом раскладе! И руки чесаться не будут! – Вечно при деле!

Что касается меня, Кота, то я – трус. Я из-за трусости не пойду пускать поезд под откос – если в нём люди. Не буду взрывать мосты, если за это даже выдадут орден! Не буду совершенствовать орудия убийства из-за своей трусости и пусть меня обзывают «врагом не человеческого рода», потому, что я знаю, что окажусь врагом народа только для одной, небольшой, в планетарном масштабе, части… этих вот… живых организмов!

Я не призываю никого быть трусом – их презирают! Будьте добры быть героями, заряжайтесь патриотизмом, чтобы, при случае, не дрогнула рука нажать гашетку и пустить пулю в таких как я. – В трусов! – Их на Земле немного! Вам скажут Виват! … Очистите Землю и тогда ничего страшного для человечества не будет. Не страшен будет даже Ад…

P.S. – Вы же понимаете, что серьёзно к моему монологу относиться нельзя. Это просто обыкновенные «мечты в дым» – обыкновенного труса. кошачьей породы. Ведь придёт Март, проснутся кошечки и мы, в том числе и я, замяукаем по другому!

Я – Кот

Девятьсот тринадцатый год

На моих небольших предприятиях, на одном и другом поочерёдно, работал слесарь Владимир Иванович Тепловодский. Виртуозно лепил из металла декоративные решётки. Он, как никто, умел себя уважать и очень легко заставлял это делать других.

Раньше он в школе учил детей труду. Дети делали молотки. – Заглядение, а не молотки! Даже жалко было ими гвозди забивать! Металл так был отполирован, что мог служить вместо зеркала. Ручка – возьмёшь её в руки и выпускать не хочется. Как специально по твоей руке!

Конечно он был не безгрешен. Продавал молотки, как свои личные вещи. (А как же ещё можно получить дополнительные преференции в те, сугубо правильные, времена?). Хотя, по всем понятиям тех правильных времён – они, молотки эти, должны были быть государственным достоянием! И точка! Они должны были украшать музеи и не меньше! – (Дескать, смотрите что советский школьник вытворяет!). – В крайнем случае – валяться никем не востребованными на пыльных складах, пока их не отвезут в металлолом. Но, не случилось!

Я покупал его молотки совсем не возмущаясь их извращённой принадлежности. (До меня только сейчас дошло, что и я был таким же извращенцем! Слава Богу, что перед мной нет зеркала и я не вижу краски стыда, выступившей на моём лице!

В конце-концов, думал я, дети то приобрели опыт и специализацию – значит молотки уже сослужили нужную службу! Да и я – то ведь тоже принадлежу своему государству, значит разница лишь в чуть искажённом понятии. Если разобраться – то государственный человек получил государственный молоток. Лишь мои личные деньги перекатились в другой личный карман без учёта налоговой службы! Но, я то ведь, получая свои деньги в государственной кассе – все налоги уплатил. Их из меня удержали! То, считал я – с деньгами всё в порядке! Зачем же два раза удерживать налоги?! Это я так думал!

К нам, В мастерские художественного фонда, часто заходила городская знать – секретари райкомов, горкомов, председатели исполкомов. Мы выполняли городские заказы, а им был интересен не только окончательный результат, но и процесс самой работы. – Не приведи и помилуй, чтоб в такой процесс врастала, по недосмотру, идеологема капитализма! И не только!

В основном они заходили к нам, когда я был начальником цеха в мастерских художественного фонда, как в кают-компанию чуть охладиться и уйти на минуту от государственных дел. Расслабиться!

Кают-компанией служила мастерская замечательного художника акварелиста – Владимира Дикого – моего явного закадычного друга и тайного врага! О том, что он мой друг – я это видел, что он мой враг – я это знал!

Посещение кают-компании – был главный компонент посещения, а посмотреть как делаются декоративные решётки – второстепенный, но выдавался как главный.

Нужно же успеть где-то во время подкорректировать. А то, не дай Бог – (вот здесь Бога никем не заменишь!), молоточек будет стучать под совсем чуждую идеологию!

Я забыл напомнить об очень важном пустячке «кают-компании». – Там всегда стояла бутылочка чистейшей водки и непортящаяся закуска как например – Невская колбаса, сало, лук, и, конечно, хлеб. Такая колбаса на прилавках открыто не лежала – но в нашей «кают компании» она была!

Всё бы и ничего! Но вся эта высокая «челядь» любила, чтоб перед ними расшаркивались. Я, признаюсь, делал это по должности, – иначе я бы там не работал. А вот Владимир Иванович – пренебрегал. Хоть за ним и водился молоточный грешок, но то было раньше и какие-то пятьдесят рублей в месяц сверх нормы! Пустячок! Поэтому и такое пустячковое пренебрежение к властям!

Он стоял спиной к посетителям и продолжал чиркать электродами. Отходил лишь тогда, когда кто-то из высоких гостей подходил и намеревался давать ценные указания. Владимир Иванович, не глядя им в глаза, тихо и невозмутимо говорил.

– Расскажите всё моему начальнику, а он мне объяснит как Родину любить и где клепать молотком! – Субординация должна ведь быть…

Кто ж такое мог вытерпеть! Это значит, что он их и за начальство не считает! Это значит, что какой-то субъектишка на месте – выше их по рангу! Явный перебор!

Хоть городское партийное руководство возмущалось, но мирилось – работал он классно!

Но, однажды, когда ему предложили на какой-то композиции увеличить размер серпа и молота, а он отказался, потому, чо для того же серпа и молота в той же композиции было мало места – меня заставили его уволить. А потом уволили и меня, за то, что я его уволил. Перед каким-то праздником, когда припекло – вернули обратно и того и другого.

Но сейчас мой рассказ не про увольнение.

Я часто в обеденный перерыв заходил к Владимиру Ивановичу в мастерскую. Мы были одногодки. – Заходил просто помолчать. Я любил молчание и Владимир Иванович тоже любил молчание. Сейчас мне кажется, что из молчания мы извлекали для себя больше информации и понимания друг-друга, чем из непроглядной болтовни. Мы отдыхали и переваривали свои мысли. Наверно они были. – Мысли-то эти! Даже в то время…

В обеденный перерыв он на непродолжительное время включал динамик и… как бы слушал новости. В одной руке он держал полулитровую банку, доставал вилкой холодную жаренную картошку и выкладывал её на посеревшую тряпочку, что лежала на верстаке возле электродов. Потом, на ней появлялось два варёных яйца, луковица и краюха хлеба. Обедал. Компот из бутылки он уже выпил. Было жарко.

В такие моменты он молча, только жестом, протягивая ко мне банку с картошкой, приглашал разделить трапезу. Знал, что ничем не рискует. Я всегда отказывался. Хотя глядя на него, иногда у меня текли слюнки. Уж очень смачно он ел.

Но посягнуть на часть его обеда из чисто человеческих побуждений – я не мог. Мы еще долго с ним встречались в чисто рабочей связке, но свою трапезу с ним ни разу не разделили. Сейчас мне жаль! А может так и нужно. У нас были очень доверительные отношения, но в душу друг-другу мы не заглянули. Видимо считали, что это интим самой чистой воды и он должен принадлежать только его носителю. И никому больше! – На то он и есть – индивидуум.