Как чёрт из табакерки возле хромого очутилась нежданно-негаданно представительница прекрасного слабого пола. Из всей её внешности чётче всего выделялась общая худоба и, так называемая, женская головка с очень внушительным горбатым носом и злыми на выкат глазками. (Глазки потому, что всё таки это женский пол!). Головка каким-то образом сантиметров на пятнадцать выдвинулась вперёд, и казалось, что живёт отдельно, а всё остальное осталось чуть позади. То ли так было задумано в самом начале, то ли то, что осталось позади за прожитую жизнь, отстало от головки, да уже и не суждено было… догнать! Поэтому вся фигура прекрасного пола состояла, как бы, из двух частей, что противоречило всякому здравому смыслу!
На втором плане появлялись непропорционально длинные руки, открытые до самых локтей. Мало того – если сами руки имели бледный цвет и хвастались худобой и жилитостю, то кисти их были еще непропорциональней. То ли только казались на общей худобе большими, загорелыми и сильными. Попадись в такую кисть – не вырвешься! Это подтверждала и появившаяся охристость физиономии Хромого!
Дама вначале посмотрела угрожающе на Дылду, но её взгляд запутался в его глубоко посаженных глазах, в них же и запнулся. Не получив желаемого удовлетворения, она перевела свой, особо свирепый взгляд, на собственного мужа. Но и там не получила удовлетворения, так-как привычный приемник её взгляда от очень частого употребления как бы притупился. Нужно было менять тактику!
Вначале он и она – то есть – Хромой и новоявленная леди секунд сорок глядели друг на друга, как питон на жертвенного зайца совершенно без звука. Потом кисть леди, так же неожиданно, как движением названного ползучего, описала дугу, чтобы отвесить пощёчину побледневшему колобку. Но… Хромой с завидной прытью увернулся, и слава Богу! Похоже такой жест был хорошо оттренированный.
Увесистая ладонь леди, не получив нужного сопротивления от физиономии Хромого, замахнулась впустую и потянула за собой всю её женскую стать. Потенциальная энергия руки превратилась в кинетическую и развернула всю её фигуру на триста шестьдесят градусов!
Тогда она, представительница этого пола, выпрямилась, получив под ногами твёрдую почву, вновь повторила свою попытку. И тоже – мимо! Третья попытка, но уже другой рукой, принесла тот же результат! По всей вероятности три попытки были нормой.
Четвёртой не последовало. Физиономия Хромого медленно приобретала, свой девственный цвет. Он уже не боясь пощёчины посмотрел Оглобле в глаза, молча развёл руками, развернулся на сто восемьдесят градусов и медленно побрёл, видимо в сторону своего дома.
Не будем томить читателя – воинственная Юнона была законная жена Хромого. Она не сказала своему мужу ни слова, но молчание в это время было свирепое, и общее состояние самое предгрозовое – очень напряжённое! Кажется искры, со всех сторон острые, посыпались из всего окружающего! Рядом растущая акация всеми лепестками сориентировалась по стойке смирно! – Ведь неизрасходованный заряд, так и остался в груди и сердце у представительницы слабого пола.
Но Хромой знал, что сегодня ещё предстоит ужин и его дальнейшая супружеская жизнь – не стал ждать четвёртой попытки мордобоя. И чтоб не позорить свою жену, серьёзными неудачами виновато посмотрел Оглобле в глаза.
Жена Хромого, как выстрелила Оглобле тоже в глаза, что-то хотела сказать, но, перебрав несколько предложений и не найдя в них ни одного без язвительного мата, повернулась и пошла вслед за Хромым. Шла она важно, своей особой походкой восполняя пробел неудавшегося спича. Выпиравшие кости ягодиц под выцветшей юбкой переваливались то вправо, то влево.
Хромой знал, что после предварительной обработки придётся окунуться в дела семейные и, хоть на его взгляд, очень скучные но привычные, даже, до некоторой степени, приятные.
Шёл он и завидовал Оглобле. Его свободе. И всем другим Оглоблиным делам. – Живут же люди! – думал Хромой.
Оглобля равнодушно сплюнул, допил пиво и аккуратно поставил пустую бутылку возле ног, так чтоб не опрокинулась. Заберут, кому нужно. Потом снял шляпу, одел её на прежнее место и, чуть посвистывая, пошёл в противоположном направлении.
Он шёл и ликовал. Завидовал сам себе. Своей независимости, своей свободе.
Возле бордюра сидел рыжий кот. Оглобля машинально, без всякой дурной мысли замахнулся на кота старым штиблетом на босу ногу. Кот успел отскочить. Сел метра на полтора поодаль и презрительно посмотрел в глаза Оглобле. Оглобля улыбнулся и примирительно погрозил ему пальцем.
Этот поступок еле заметно царапнул душу. Что-то было не ладно. Потом он прошёл мимо двух беседующих женщин. Остановился. Снял шляпу, правой рукой взмахнул шляпой, рисуя дугу на уровне своих колен, и картинно поклонился. Набрался смелости, хотел заговорить комплиментарно, но женщины повернулись и ушли. Не поняли поступка! И слава Богу, потом подумал он. Что мог сказать он им?
Побродил по улицам. Зашёл в магазины. То в промтоварный, то в продовольственный. Безучастно посмотрел на покупателей и продавцов. Безучастно вышел. Пошёл в сторону сквера. В парковом ларьке купил бутерброд. Сел на скамейку. Безо всякого аппетита съел его. Опять что-то царапнуло. Что-то не так.
Ах… вот что! Он вспомнил сцену с Хромым. Задумался. Думал долго…
Да! … Окажись сейчас на месте Хромого он бы от пощёчины не отвернулся. При этом Оглобля потрогал свою щеку и почувствовал магическое приятное ощущение от, к сожалению, не полученной пощёчины!
Сейчас, он так же как Хромой поплёлся бы к своему воображаемому дому. Его бы ругала женщина с любыми ягодицами, пусть в старом, пусть в самом засаленном платье, а он бы радовался. Потому что есть за что ругать его. И он позавидовал Хромому и чёрной, и самой белой завистью.
Подошёл незнакомый пёс. Конечно, такой же бездомный собрат его. Постоял немного, хотел сесть, но подумал – «нет, не товарищ!» – и молча медленно ушёл.
Уже была глубокая ночь. И в прямом и в переносном смысле.
Село Плоское – город Сочи
Бывает же такое! Жил-жил мальчик в родной деревне, знал все тропинки, каждое дерево за околицей. Ходил в огород, срывал с ветки помидор, или огурец и, тут же, съедал его… В школе был отличником.
Нет! – Начну сначала. Может будет интересней.
Было время, когда никакой деревни не было. Раскинулась во все стороны сплошная степь. Во времена засух бродили голодные волки, так как зайцы погибали ещё раньше от голода. Негде было гнездится орлам, хотя дикие утки прилетали на редкие и скудные естественные водохранилища. К осени естественные озёра пересыхали, но утята уже вырастали и становились на крыло, можно было готовиться в дальний путь на зимовку. Где была их зимовка – степь не знала.
Зимой морозы и снежные вьюги. Красота, наверно неописуемая, выбеленная белым естеством, но никто его не видел – это естество. Лесов почти нет, зверья мало, поэтому естество, такое природное, охотничьими угодьями не считалось. Хотя и ничейной она, скучная территория, не была. Она принадлежала Белоцерковскому уезду. Уезд тоже ничейным не был. Он принадлежал польскому магнату Броницкому. С годовым доходом на этой российской территории – восемьсот тысяч рублей золотом в год. Всю Польшу не купишь – но деньжищи, по тем временам, огромные.
Вот видите, как одна тема хватается за другую! Десять жизней не хватит, чтобы всё описать. Даже стараться не буду!
Упомянутые мной в этом месте и времени события происходили во время царствования Екатерины Второй. Вы же знаете, что в то время Польша принадлежала России. И не будь, я так полагаю, позорного «Брестского мира», и (я прошу нижайшего прощения у большевиков), ибо, я так тоже полагаю – не было б этого вот… простите… товарища Ленина, то и не было б позорного, Брестского мира»! А Польша была бы, до сих пор и… навеки вечные, – Россией!
Чуть отвлеклись. Возвращаемся к магнату Броницкому. Мы знаем из истории что у Екатерины Великой служила фрейлиной племянница Гриши Потёмкин —, Саша, или, как тогда её называли – Александра. – Любимица Потёмкина и любимица Екатерины. Катька, простите за фамильярность, выдала её замуж за магната Броницкого. По расчёту, или по любви – позже узнаем и напишем. Умом Александра была наделена, не меньше самого Потёмкина, а может, и самой Екатерины Великой! И через какое-то непродолжительное время (я где-то об этом, кажется писал, может ещё напишу более подробно), уже жену Броницкого – Сашеньку, не устраивало, что он имел такие обширные земли, а там даже волки, и те не водились, чтоб поохотиться. Людей, тем более нет и неоткуда их взять.
А раз нет людей, то и нет денег, чтоб сыпались в закрома Броницких! Ведь только люди, даже самые бедные, делают деньги, текущие в карманы богачей! Другого вы мне и не говорите!
Сашенька сподвигла мужа, чтоб он из своей Польши – провинции России, пригласил людей на пустующие земли. А он и пригласил! Там в Польше тогда творилось чёрте что! Как и везде. Среди кучки богачей, было хоть пруд пруди бедных. Но и не то что бедных, а позорно бедных! – Обедневшая шляхта! Другими словами – творение, беднее церковной крысы, а гонора у каждой особи на сто магнатов хватит!
Вот Броницкий и пригласил их на вольные земли. Бери сколько хочешь! – Во, лафа! И кинулась туда обедневшая шляхта из поляков и евреев. Как же без евреев?! Кто же будет в будущем работать ростовщиками, да шинки держать – если не будет евреев?!
Люди потянулись. Кто на подводе, которую еле тянет дохлая лошадёнка, кто на бричке, а кто и пеши. Сколько полегло в дороге, то уже другая тема и другие рассказы.
То ли её муж, то ли сама Сашенька выбрали место – плоское как шкура натянутая на барабан. Там была небольшая река, её прозвали Гнилая Течь и несколько естественных озёр. Копнули землю – сплошной чернозём и подземные воды не глубоко. Благо люди прибыли летом – можно было строить землянки. Александра Броницкая не бросила их на произвол судьбы, а дала переселенцам кредиты под мизерный процент (0,1 процента годовых) для обзаведения хозяйств. Доходили слухи, что на двадцать лет. Вот и пригодились евреи, чтобы собирать и возвращать дань! Селу дали имя – «Плоское» Ещё ремарка – сейчас кредиты выдают под 10—15 процентов годовых! – Чувствуете разницу?!
Туда, в село Плоское, и прибыла моя родня. К сожалению, все документы уничтожили перед немецкой оккупацией в 1941 году. Проследить все колена не могу. Но, видимо, мы не из евреев – все мои работали на земле. Мой дед был сельским кузнецом, за что и раскулачили. – Не мог, да и не имел права пролетарий иметь собственную кузницу. И саму кузницу разрушили как источник кулацкой наживы. Пришли представители комитета бедноты с наганом и под их надзором та же беднота разгромила кузницу! Ну, не знал комитет бедноты зачем пролетариату кузница! Лишь когда дошло, и люд, который всё-таки работал, и знал, что пролетариат без работы не прокормить, растолковал ситуацию. Долго искали где подковать лошадей! Но, главное – пролетарская идеология была соблюдена! Виват пролетариату! Мой дед, Мачковский Харитон, не выдержал идеологического оздоровления, – слёг и умер. Поэтому и не загремел в Сибирь на пролетарское лечение.
Теперь, после такой прокладки – лично о себе. – Выше я писал, что был отличником. – Это так. А отличников не любят ни в одной школе! – Причина пока не изучена.
Но мальчик – это я, своих отличных оценок стеснялся, поэтому к нему (ко мне) относились хорошо. Тем более, что он любил играть с двоечниками. Тогда двоек не было. Просто ставили плохо. В переводе на современный язык – это означало бы – плохист. Мальчику было девять лет.
И вдруг тебе на! – Нужно ехать в город. И не просто к кому-нибудь в гости, а насовсем. Мать говорила – поедем, когда справимся. А справиться нужно было вот с чем… Ещё нужно отметить, что все родственники из села уехали. Тётя Аня во Львов, сразу же, когда он уже стал советским. Остальные родственники, все поголовно, уехали в Сочи.
К сожалению Советской власти, мои родственники убегали в Сочи, не дожидаясь их раскулачивания и отправления в Сибирь для освоения красивейших мест страны Советов. – Считай сибирских мест. И чего люди так боялись Сибири?!
Гуляя по деревне, я с моими сверстниками часто подходили к чугунному мастодонту, обломанному со всех сторон тяжёлыми молотами. Мы, пацаны, его продолжали тоже по щепотке долбить, чтобы добыть чугунную дробь для рогаток! Этот мастодонт стоял недалеко от пролетарского сельсовета, а раньше он был двигателем внутреннего сгорания и крутил жернова мельницы. Его привёз муж моей тетки Парасковьи – Гороховский Казимир из Америки. Там он заработал деньги и купил двигатель для России, для себя. Они, вдвоём с братом, одноногим Гороховским Станиславом, тоже мужем моей другой тетки – Ксении, построили мельницу и богатели на помоле муки!
Они успели убежать, как вполне прозорливые кулаки в Сочи, ещё до прихода комитета бедноты с наганом. Те поцокали языком, сожалея, что кулаки сбежали и поступили так же как с кузницей моего деда Харитона! Атрибуту кулацкого благополучия, считали они – не место, в обновлённой России! Правильно! Ведь и песня была такая – не помню дословно, но смысл таков – мы весь старый мир разрушим, чтоб на обломках построить новый. Вот и разрушали… старый мир!
Ещё одна ремарка, которая появляется по ходу пьесы. После революционной разрухи, когда – хоть зубы вырывай из-за голодухи. В России самым главным адептом пролетариата товарищем Лениным был провозглашён НЭП – Новая Экономическая Политика! И она называлась ещё так – шаг вперёд – два шага назад! Это значило – шаг в социализм, а два шага в капитализм! Разрешили тем, кто имел руки и голову на плечах, открывать частные предприятия, и, вообще, осуществлять рыночные отношения в производстве товаров, чтоб поднять страну. НЭП просуществовал с 1921г. по 1924г. Страна слегка перестала голодать! Потом всех НЭПманов скрутили в бараний рог и послали туда, где Макар телят не пас!
Лично у меня создаётся впечатление, что страна выявила деловых людей, для того, чтоб их потом уничтожить! Для чего и для кого это нужно?! Судить вам – я не берусь. Слишком сложный вопрос.
Так вот, мои родственники, считай НЭПманы, почему убегали именно в Сочи, а не в какую-то Тьму-Таракань – не знаю. Наверно потому, что в то время ещё не наступил развитой социализм и город Сочи был тоже Тьма-Таракань.
Не мог так быстро развитой социализм перешагнуть через кавказские горы! А, может, ещё и потому, как мне нашёптывал один недобитый НЭПман, что Сочи в то время был, считай, почти грузинский город. А товарищ Сталин – соратник товарища Ленина кто?! – Грузин! Или почти грузин! Но это слухи! Можете им не верить. – Потому, что город Сочи очень быстро тоже превращался, даже в своих кулуарах, во вполне просматриваемую со всех сторон цитадель пролетариата!
Мы с матерью в селе остались одни. А справиться со всеми делами значило вот что:
Нужно зарезать и поесть всех кур, а их было четыре, в том числе квочка, плюс три цыплёнка.
Цыплята должны подрасти ещё хоть две недели, чтоб их зажарить и взять в дорогу. Дорога-то вон какая… длинная! Да ещё говорили, что нужно проезжать сквозь туннели. – Ужас! Разве прямо нельзя?! Что такое нельзя я уже знал. Нельзя было говорить, что отца Лины и Людмилы, моих двоюродных сестёр, в тридцать седьмом году, арестовали и расстреляли.
Ещё ремарка. Железную дорогу, по которой нам нужно было ехать в Сочи, задумало царское правительство еще в тысячу восемьсот шестидесятые годы, как грандиозный проект России. Туда-сюда, инженерные изыскания, споры за и против… в конце-концов под руководством специалистов из Италии, Бельгии и Австрии и чернорабочих из Кавказа, начали строить до Адлера в 1914 году. Кажется, по ней немножко и поездили, но!.. вернулся в Россию гений товарища Ленина и началось! Не до кавказской дороги было! – Даёшь революцию! Даёшь социализм! Даёшь Брестский мир! И даёшь ещё что-то такое, что дорогу пришлось поломать и восстановить только в 1927 году. По ней-то нам и пришлось проехать!
