Наемники, хмуро переглядываясь, молчали. Герцог поднял руку, что-то обдумывая.
– Кернан, дай мне мой ларец.
Небольшой деревянный ящик с бронзовыми оковками был приторочен к седлу одной из лошадей; старый солдат с поклоном поставил его на землю перед своим господином. Тот, неуловимым движением нажав на одному ему известную выпуклость на крышке, открыл его и вытащил нечто завернутое в белую холщовую тряпицу.
– Смотрите. – В руках герцога оказался иссиня-черного цвета камень кубической формы. Яркий свет выглянувшей из-за туч луны осветил резные знаки, покрывавшие одну из сторон куба; все прочие поблескивали отполированными поверхностями.
– Слушайте, – продолжил он, – повторять не буду. Мне нужно что-то с квадратным отверстием, куда можно вставить… эту штуковину. Скорее всего, это будет какая-нибудь каменная плита. Или столб. Такое, чтобы этот камень вошел туда, как клинок в ножны. Где это – я не знаю. И, возможно, это место будут охранять.
– Кто? – выдохнул один из наемников. Все они обступили герцога, перешептываясь и с вниманием разглядывая то, что он держал в ладонях.
– Думаю, это будут не люди. Так что у вас есть еще время подумать. Недолго.
Он аккуратно завернул камень обратно в тряпку, и обвел глазами столпившихся вокруг солдат.
– И последнее: каждому по возвращении в Гранмор – тридцать золотых кернов сверх обычной платы. И пятьдесят тому, кто найдет эту чертову дырку.
Наемники ошарашенно замолчали. Тридцать золотых кернов. Тридцать. Домик с куском земли. Даже не так – большой дом с очень хорошим куском земли. С амбаром и целой толпой арендаторов, чтобы этот амбар наполнять. И еще кузница. Или мельница. Или – своя собственная лавка в городе. И еще останется – много останется, кернов двадцать, не меньше. А уж пятьдесят…
Маэрин нерешительно открыл рот.
– Если позволите, милорд, я с вами.
– Грейвс? – Герцог посмотрел на высокого сухощавого человека с длинным луком за плечами.
– Конечно, сир.
– Дирк? Руадан? Утер?
Получив утвердительные ответы от всех, он удовлетворенно кивнул.
– Хорошо. Но тебе, Маэрин, кроме тридцати кернов – еще десять ударов кнутом. Когда вернемся.
Солдат поклонился.
– Как будет угодно вашему высочеству.
Кернан обернулся к своим товарищам.
– Всем спать. Грейвс сторожит сначала, затем Дирк. Через четыре часа подъем.
* * *
Задрав голову и задумчиво почесывая нос, Грейвс наблюдал за тем, как по полупрозрачному куполу, висевшему над головой, пробегают едва заметные всполохи молний.
Грейвс был уже не молод – четыре десятка без малого. Возраст для наемника более чем солидный: уж и сосчитать сложновато, скольких из своих товарищей он успел похоронить за свою жизнь. И многие из них куда моложе него. Взять хотя бы того же Кевина. Молодой и бестолковый. Грейвс сам видел, как паренек хвостом увивался сначала за сотником Кернаном, потом за его высочеством, упрашивая их взять его с собой за Вал. Это ж мое первое серьезное дело будет, возбужденно говорил он, возьмите, обузой не буду.
Грейвс вздохнул. Первое и последнее. То, что от Кевина осталось, легко уместилось бы в большую миску. Еще слава богам, родители его давно померли, а то пришлось бы матери объяснять, что с сыночком приключилось.
Сам Грейвс мимоходом подумывал о том, чтобы уже осесть где-нибудь. Тех деньжат, что ему удалось скопить за годы службы, вполне хватит на приличный домик в Гранморе, ну, или в другом месте. А если его высочество еще тридцать кернов добавит, тогда вообще мысли о хлебе насущном можно будет из головы выкинуть. Главное, чтобы Мадалена согласилась с ним уехать. Хорошая девушка. Нельзя сказать, что особенная красавица, но какая-то… манящая, что ли. Смех колокольчиком. Улыбалась и ресницами хлопала, когда Грейвс, запинаясь, принялся рассказывать ей о своих планах, прозрачно намекая на замужество. Вот ведь – взрослый мужик, а эта женщина всегда его в ступор вводит одним своим видом. Говорит тихо и певуче. Смотрит так, будто на него, и в то же время сквозь него. И наверняка знает что-то такое, что ему никогда не понять. Мужа своего, кузнеца Ало, она уж схоронить успела, что не мудрено: он ей в отцы годился. Посватался в свое время, а ее родители и рады были дочку за такого состоятельного человека отдать. Плакала на похоронах горько, уткнувшись в плечо Грейвса – он дружил с Ало с детства. А сам Грейвс – вспомнить стыдно, – совсем не о покойнике тогда думал, ощущая под тоненькой холстинкой ее крепкие подрагивающие от рыданий груди. И живет теперь одна, детей завести не успела, и ох как много народа на молодую вдовушку заглядывается. Тем более с домом и хорошим хозяйством, а в доме всегда чистота и порядок. Но Грейвс ко двору пришелся: то приколотит что-нибудь, то воды принесет. Сам он считал себя человеком серьезным и аккуратным, не пропойца какой-нибудь. Вот как вернешься, чуть застенчиво сказала ему Мадалена, поговорим об этом опять. А глаза синие такие и глубокие, как омут. И так сказала, что не поймешь: то ли шутит, то ли всерьез. Потом повернулась и пошла прочь, да так пошла, что у него чуть голова не закружилась. И казалось ему иногда, что уж и жизни без нее нет: ежели не увидит ее хотя бы денек, то, считай, день и пропал. Н-да… эта женщина, и тридцать кернов. Как мало надо для счастья. Или много.
От мыслей его отвлекло кряхтенье Дирка.
Последний, недовольно ворча что-то под нос, укладывал заплечный мешок, стараясь пристроить его вместо подушки.
– Карауль, не карауль… Если тени сюда доберутся, толку от нашей караульни…
– Ой, заткнись уже, – Грейвс махнул рукой. – Байки это все. Флягу дай лучше, и спи. Через два часа разбужу.
Покопавшись в своем скарбе, Дирк вытащил оттуда небольшую кожаную бутыль.
– Все не пей, – буркнул он, протягивая ее своему товарищу, – там всего полпинты осталось. Ни пожрать, ни выпить. Веселуха.
Еле заметно покачав головой, Грейвс принял предложенную бутыль и, отряхивая плащ от налипшей хвои, поднялся на ноги. Сделав хороший глоток, он потряс флягой у уха и с сожалением заткнул горлышко пробкой. Н-да, маловато осталось. А ночь холодная.
Подрыгав по очереди обеими ногами, чтобы разогнать кровь, Грейвс задумчиво почесал заросшую щетиной щеку. Что ни говори, а Маэрин в чем-то прав. Жутковато здесь.
Синевато-серый купол над головой еле заметно полыхнул тоненькой полоской молнии, на мгновение осветив лесную полянку. Объяснить толком, что здесь жутковатого, Грейвс не смог бы. Чащоба. Бурелом. Ну, обычное дело. Трава жухлая, что ли. Мерзостно все вокруг, конечно, но ничего такого, ради чего стоило бы вытаскивать тесак из ножен. И трава, и листва на деревьях имели такой вид и цвет, как будто на дворе стояла глубокая осень. Серо-зелено-грязно-коричневые. Но вот что забавно – слово «забавно» не особо к ситуации подходит, отметил про себя Грейвс, – что осенью здесь и не пахло. Все деревья сплошь покрыты листьями, да и травка вовсе и не думала помирать – она росла густым и мягким ковром. Серовато-коричневым ковром. И цветы такие яркие: красные, желтые, синие и подчас настолько большие, что он смог бы засунуть кулак внутрь бутона.
Вот что действительно непонятно, так это необычайные безмолвие и холод по ночам. Тишина стояла такая, что Грейвс заставил себя негромко кашлянуть, только для того, чтобы убедиться, что он не оглох. Днем все как обычно, ну или почти обычно: легкий ветерок, треск веток, а по ночам – мертвенная тишина.
Охоты, кстати, в этих местах действительно никакой, и тут опять Маэрин прав. Если изредка они и слышали чьи-то рык да шипенье, то увидеть ни разу не удавалось. Как тихо ни крадись, как ни сдерживай дыхание, как долго, до онемения в руках, ни держи натянутым лук, до звона в ушах прислушиваясь к несуществующей звериной поступи, вокруг никого и ничего. Даже ящерок. Ту птичку они подстрелили всего в полумиле от того места, где зашли внутрь, когда только направлялись вглубь Темного леса. Занесло ее, беднягу, наверное, снаружи, потому что здесь не было ни души.
Солдаты только качали головой, следуя за своим господином странным зигзагообразным маршрутом. Кроме самого герцога, цели похода не знал никто, да никто и не решался задать такой вопрос. В обычной ситуации пара недель в лесу не испугала бы ни одного из них, но они за четыре дня своего путешествия съели и выпили большую часть своих припасов. Какие-то красные и зеленые ягоды, которые во множестве росли на кустах, никто пробовать не решался.
Вода имелась в достатке. И ручейки, и болотца, но на одной водичке, ясное дело, долго не протянешь. А насчет болотцев – их со вчерашнего дня они вообще обходили стороной, после того, как Дирк сделал попытку выяснить, что там с рыбой. Высунувшаяся из воды со скоростью молнии какая-то рыба-не рыба с лапами и зубастой пастью, в которой с легкостью поместилась бы диркова голова, заставила их пережить пару неприятных минут. Да и длиной она была фута в четыре, насколько в сумятице они заметили. У страха глаза велики, но Грейвсу в тот момент показалось, что, судя по вспенившейся поверхности, к ним устремились еще с пяток этих тварей. Перемазавшись в болотной жиже и ругаясь, на чем свет стоит, Дирк чуть ли не на четвереньках, ломая кусты, отполз в сторону от берега, и вот дьявольщина: рыбки исчезли. Мгновенно успокоившаяся мертвая смоляная гладь озерца заставила их, помнится, переглянуться в недоумении: а не привиделось ли?
Всего в семи-восьми милях от Вала отряд наткнулся на старую башню, не меньше тридцати локтей высотой, с остроконечной крышей. Вьющиеся растения плотно покрывали замшелые стены, и только на самом верху имелись два ряда маленьких окон-бойниц. Битых полчаса солдаты бродили вокруг, пытаясь найти вход, и, наконец, нашли. Под ковром переплетенных стеблей Грейвс обнаружил то место, где этому входу полагалось быть. Небольшой дверной проем немногим ниже человеческого роста, наспех замурованный, причем Утер, внимательно посмотрев на кладку, со знанием дела заявил, что каменщики работали внутри. Объяснение этому могло быть только одно – снаружи им угрожало нечто опасное, что-то, от чего эти люди хотели себя оградить.
Подумав пару мгновений, герцог щелкнул пальцами:
– Проверить!
Убедившись на всякий случай в том, что мечи легко вынимаются из ножен, солдаты бросились выполнять приказ: башня слишком стара, так что если в ней и сидела изначально какая-нибудь злобная тварь, она за сотню лет наверняка бы сдохла.
Сломать кладку не получалось – ни кирки, ни другого подходящего к случаю инструмента у них не нашлось, но охотничья смекалка Грейвса не подвела. Забравшись на высокое дерево, ближе всего клонившееся к окошкам наверху, он с двадцатой попытки сумел зашвырнуть внутрь крепкую палку с привязанной к ней веревкой. Бойницы не отличались большими размерами, но это и помогло: палка надежно зацепилась за края окна, а остальное было уже делом ловкости. Грейвс забрался туда сам, а затем помог Утеру и Маэрину.
Внутри их ждало разочарование. Три совершенно пустых этажа, если не считать рассохшейся мебели и пары стоек с проржавевшим оружием. Кроме этого – человеческий скелет, лежавший в обнимку с открытым сундуком. На дне – несколько полуистлевших тряпок, некогда бывших чьей-то одеждой, и обломок медальона, сделанного из зеленоватого дымчатого стекла, покрытый странными узорами-письменами. Повертев в руках, Грейвс отшвырнул его в сторону. Стеклянный, да еще и потрескавшийся – более бесполезной находки и представить себе нельзя.
Маэрин же, подобрав обломок, после недолгого колебания засунул его в заплечный мешок. В ответ на вопросительный взгляд Грейвса он неопределенно повел плечом.
– Попробую какому-нибудь торговцу показать, – пояснил он. – Эта штука старая, видать. Может, денег стоит…
На следующий день они увидели вдали замок. Старик Кернан заметил его, когда все взобрались на очередной холм, чтобы обозреть окрестности. Замок стоял очень далеко, лиг пятнадцать, а может, и дальше. И он был большой. Однако толком разглядеть его никак не удавалось, несмотря на все старания. Мешало марево на горизонте, мешал этот дурацкий купол над головой, который даже в разгар дня пропускал только малую толику солнечного света.
Нога затекла. Грейвс потоптался на месте, стараясь разогреть застывшую кровь. Он поймал себя на мысли, что за последние несколько минут стало заметно холоднее.
Наемники спали вокруг костра вповалку, закутавшись в плотные шерстяные плащи. Его высочеству разожгли отдельный костер, в трех десятках шагах от солдатского. И тот, и другой постепенно затухали, потрескивая ярко-красными угольками. От нечего делать Грейвс принялся собирать хворост, валявшийся на земле в избытке, но вдруг выронил его, почувствовав нечто.
