Федя:
– Гошка на твоей ответственности.
Кочнин:
– Смотри за ним в оба.
Муратов:
– Не давай ему пить.
Валя:
– …а то он: или сам потеряется, или ни одного снимка не привезёт.
– Он безобразен в командировках! – обобщает Фёдор.
Валуй тут же, робко огрызаясь.
Бийкин улыбнулся.
– Давайте, ребята, чтоб оба – на высоте! – Редактор «пОшто-то» комплектует меня с нерадивым Валуем. – Главное – пОлОсу! В технологии-то поймёшь?
– Я ввёл Володю в курс, – ответ Муратова.
Мы с Валуем оказались не в одном вагоне. Гошка живёт в «старом городе» и сел на центральном вокзале, а я – с платформы посёлка газовиков. Этот «ординарец» в другом вагоне дрыхнет. А я оглядываю природу в окне. Как у Гоголя: «Места были бы хороши, если б не были вырублены». Вот и станция на букву «у»…
Выхожу, поезд катит дальше. Тронулось-дёрнулось сердцчище моё. Не посёлок это Улым, а какой-то полустанок Увал. Вот как ехать в командировку с Гошкой («безобразен в командировках»)! В окне уходящего вагона – его удивлённая рожица: рот открыт в крике, который меня не вернёт!
Две-три избы и станционный домик, где есть рация и желание добыть мне дрезину, регулярно тут ходит. Но именно в этот день ремонт! Нет нормальной техники! Кто виноват? А делать нечего: иду по шпалам! Два часа! Вокруг – тайга, волки, медведи, рыси. Дежурный на полустанке проинформировал: редко хищники выходят к дороге. Неприятней, когда «зэки в побеге»… Надвинулся мост (примета Улыма), я – в мыле.
Гошка не планирует увидеть меня в этот день, ночёвка на Увале мне гарантирована.
– Эт-то ты? От ку-ку-да?
– Ещё день не померк, надо брать материал, делать фотографии! – «обрадовал» этого лентяя.
Он хохочет, катаясь на диване. Не дождавшись конца безобразной сцены, отправляюсь к руководителям, которые мне дают автомобиль с шофёром и мастером.
И вот мы – в делянке, как назвал мастер, где меня чуть не убило… Не увидев предупредительный щит: «Осторожно, валка леса!», рванул я метровым шагом вглубь тайги. Мимо головы падает дерево. Крик из чащи: «Был бы труп!» Мужики, у одного на голове каска, орут матом.
Но мне не до них. У ног – пружинистый ковёр… Зелёные шишечки подрагивают на ветвях срубленных сосен.
…Неподалёку от нашей дачи росла на горке сосна. Мы любили её, одинокую. Другие деревья жмутся к крепкому забору, а эта – отдельно. Гордое дерево. Подойду и – щекой к тёплой коре. Другие сосны, – фантазирую я, – завидуют ей. Её красоте. Её высоте. И тому, что выросла отдельно.
У Ницше: «Одинокое дерево переросло человека и животное. И если бы оно захотело говорить, то не нашло бы никого, кто бы понял его. Теперь оно ждёт… Не ждёт ли оно первой молнии?»
Она вспыхивает во время грозы. Утром выбегаю на балкон. Горизонт пуст. Толпа дачников. Я в комнатных тапках, а тётя Лика не прогоняет. Сосна молодая, как подрубленная напалмом, клейкие шишечки на её ещё живых ветвях. Пепелище там, где я прислонялся щекой. Пень – трезубец, гадко хихикает над нами, над нашими восторгами.
В Улымской тайге этих сосен с шишечками – море!
В тепляке пахнет едой, а я утром не ел. У столов, накрытых клеёнками, – рабочие, и я обедаю по их примеру. На мои вопросы о законности валки, никто не отвечает. Мастер бодро рапортует: рубят для пользы леса. В это я не верю. Так рубят, – шишки зелёные летят! Новый, более эффективный метод рубки, хвалить и не подумаю, и с мастером обратно не еду.
Дню конец, прибывает автобус. Я решаю и с бригадой не ехать. На меня глядят, как на ненормального. И оттого, что едва не угодил под дерево, и оттого, что не верю в правомерность рубки. Меня отговаривают от катания на грузовике. Но гоним мы, опередив автобус с людьми. На платформе – громадный пучок деревьев с обрубленными ветками (их называют «хлыстами»). Дорога неровная, крутые повороты. На одном вираже накренило и опрокинуло набок. Я уцепился за ручку над дверью. И водитель цел, но вылезаем с трудом. Машина – на боку.
– Нас бы вертануло, да кусты, – лепечет белыми губами шофёр, будто об этом жалеет.
Потирая шишку на лбу (удар о лобовое стекло):
– И как нам теперь – в тайге?
– Автобус нагонит, вы уедете в Улым, а я дождусь кран, уберут хлысты, и – обратно.
– А эти?
– …бросить…
Вдоль дороги такие деревья, брошенные в другое время. Есть и новенькие. Вот тема, а не о новом методе! Грош цена передовым технологиям с такой дорогой!
Директор леспромхоза, немолодой дядька (лицо немного мансийское) отказался поднимать брошенные стволы. Дорогу, говорит, в этот район тайги будут ремонтировать.
– Как вас, товарищ… Гусев…
– Гусельников.
– Вы не сын того Гусельникова? – кивает вверх.
– Давайте обо мне – не будем!
– Может, вы сын не того Гусельникова? – он так глядит на меня, будто сличает с оригиналом.
– Я должен докладывать, кто мой отец, как этот Долгорукий, который хотел быть богатым, как Ротшильд?
Теперь он глядит непонятливо.
Бийкин эрудирован, в отличие от директора Паршина. Читал роман Достоевского «Подросток», там главный герой с княжеской фамилией, но не князь, и вынужден объяснять это каждому.
Ладно, хоть одобряет агитационную беседу с коллективом конторы в помещении бухгалтерии.
– Правильно! Бросают, – выкрик одной дамы.
Призываю! И – тишина, и другая тётка:
– Так вы велите нам туда ехать хлысты тягать?
– Конечно!
– А наша работа?
