Игра началась, слово было за мной.
? Уазик, ? проговорил я и замолчал, поняв, что ухватился не за тот край.
По новой было сложнее. Подняв руку, я погрозил пальцем воздуху и произнес небольшую тираду:
? Что такое море в собственном смысле этого слова? Платон говорил, это Атлантический океан. Я говорю ? это жизнь. Чтобы покорить море, нужен корабль. Если ты один, парус можно поднять и внутри себя. Если набирается целая команда, такой вариант отпадает. Сложность в том, что мало кто может позволить себе покорять море. Скорее происходит наоборот, многие покоряются действительности, не зная, как с ней совладать. Надежда появляется, когда жизнь, то есть море, выбирает тебя. Поэтому вернемся к Сократу, а именно к его рассказу о прекрасной земле, которая относится к нашей земной обители, как берег моря к подводным глубинам. Он говорил, что мы живем на дне глубокой впадины, заполненной воздухом, а там, за краями воздушного бассейна, располагается истинная Земля. Чтобы попасть туда, нужно очиститься от лишнего и сделать верный шаг.
Беря кивал, а Юра потряхивал головой и шевелил конечностями, словно был в наушниках и слушал запись The Who «I can’t explain». Я видел, что он плохо понимает, о чем ему толкуют. Он хотел чувствовать превосходство, но не знал в чем.
Закончил я так:
? Был такой полководец Нитта Ёсисада. Будучи в окружении неприятеля он отсёк собственную голову и похоронил ее, прежде чем умереть. Можно сказать, что у нас тоже есть такая возможность.
Юра был потрясен, от его игривости ничего не осталось. Он хлебнул своего душистого пойла и нервно проговорил:
? Я не буду.
? Это в переносном смысле, ? объяснил Беря.
Юра не поверил и с ужасом посмотрел на меня. Беседа зашла в тупик.
? Давайте смотреть на вещи реально, ? попробовал спасти ситуацию Беря. – Мы тут все бредим морем, и поэтому нужно действовать сообща.
? Не, ну если хотите, можем открыть передвижной ресторанчик «Убрать якоря», ? предложил я. – Будем зарабатывать на морепродуктах и коктейлях, а летом ездить с подружками в Крым.
Как будто услышав меня, из стареньких музыкальных колонок на стойке бара энергично запел женский голос в сопровождении эстрадного оркестра:
? Не виновата я, что море синее! Не виновата я, что волны сильные! Не виновата я, что ты обиделся! Что мы с тобой сто лет не виделись!
Лично для меня это был удар ниже пояса. Я тотчас вспомнил Дашу, зачесались глаза, засвербело в носу и горле.
? Наливай, Кирос, ? шепнул я Юре. – Мирное время и.. стекло. Досуг превыше обладания девушкой..
Юра посмотрел с еще большим ужасом.
Вскоре я пил из мороженицы, называя ее чашей с цикутой, и говорил, что истинная любовь – желание справедливого блага.
? Какого еще, млять, справедливого блага? – хватался за меня Юра и жутковато вращал зрачками. ? Ты чё мелешь?
? Ты еще молод, Алкивиад, тебе не понять, ? отпихивался я. – Повзрослеешь, когда поймешь, что пьянство не рождает пороки, оно их обнаруживает.
Кончилось тем, что Юра швырялся деньгами и кричал, что купит нас с потрохами. Подошедшей охране, я объяснил, что шумный мужик посторонний и подбивает на должностное преступление. Юру уже невменяемого потащили к выходу.
? Мы должны Асклепию петуха! Так отдай же, не забудь! – прокричал я вслед, чувствуя, что мои мозги снова встали набекрень.
Нас тоже попросили убираться.
? Ты себя странно ведешь, что-то случилось? – спросил Беря, выводя меня из зала.
Я собрался громко ответить словами Сократа: «В каждом человеке есть солнце, только дайте ему светить!», как из оживших динамиков доверительно запел наиприятнейший лирический баритон:
? Когда уходит женщина, бессмысленны слова. Когда уходит женщина, она всегда права.
Соленый океан хлынул из глаз и потащил сердце под киль ? кромсать на лоскуты. Рыдания мои долго не знали предела, так я и почил в них в бесславном забытье.
23
Один мой друг философ как-то заметил, что деньги должны выглядеть иначе, в виде жидкости или лучше смазки, чтобы повозка жизни была менее скрипучей. Можно поспорить, но ведь не с чем.
? Хоть бы пару сотен, ? простонал Беря.
Мы лежали на полу в квартире, где Берю на пару дней приютила случайная подружка. Пустые карманы и никаких воспоминаний о том, где, что и как было ночью. Судя по нашему виду и состоянию, мы прошли путь из глубокой сократовской впадины наверх и обратно.
Я спасался тем, что лежал молчком и сочинял письмо, рисуя к нему картинки на клочке бумаги, подложив латинский словарь.
Здравствуй, Валя! Не подумай, будто путешествие не заладилось, раз пишу тебе так часто. Хотя для продвижения нашего мероприятия и не хватает немного средств, уверен, они скоро появятся. А еще если добавить чуть безумия, или нет, лучше храбрости. В общем, расскажу одну историю, уверен, ты всё поймешь. Потому что ты – умница!
Удача Пьера Леграна
Отвратительное настроение мучило Пьера Леграна уже неделю. С той поры как он покинул Дьепп, это был самый жестокий приступ меланхолии. Сколько прошло лет среди островов Карибского моря, а вот такой гадости от судьбы получать не приходилось. На судне ни капли воды, из продуктов только несколько кусков гнилого мяса, но главное – команда, которая разуверилась в везении своего капитана.
Долгие годы Пьер угробил на то, чтобы, как говорится, обнять судьбу за плечи и разбогатеть. Он был уже не молод, а всё еще гонялся за удачей на четырехпушечном люггере вокруг Эспаньолы в надежде выпотрошить солидный куш.
И почему так не везет, сокрушался Пьер Легран. Один из коллег по цеху уже получил титул баронета, другой стал кавалером ордена Подвязки в награду за разбойничьи подвиги. А он всё еще тощий и вечно голодный морской волк, рыщет и рыщет, кажется, навсегда позабыв, что такое спокойная жизнь.
– Где же везение, черт его раздери! – громко выругался Пьер.
– Чего? – спросил корабельный хирург Томас Торн.
Томас был еще более потерянный, чем капитан, на корабль он попал по чистой случайности. Скрываясь от карточных долгов, он столкнулся с Леграном в порту Санта Доминго, и тот спрятал его в трюме до выхода в море.
– Ничего, – сказал Легран, – еще пара дней и нам крышка. Разорви меня гром!
Хирург был единственный человек на корабле, кому Пьер доверял полностью.
Судно, на котором вместе с капитаном Леграном плыли двадцать восемь вооруженных до зубов и обученных всем тонкостям морского грабежа компаньонов, сейчас походило на драный кафтан. Истертое и потрепанное до неузнаваемости оно само проклинало упрямого капитана, не позволявшего пристать к берегу.
Во что так упорно верил Пьер Легран, не знали даже корабельные крысы, прятавшиеся от голодных моряков. С каждым днем капитан урезал паек, выдавая по куску буканьерского мяса и глотку воды. То ли он сошел с ума и ждал смерти, то ли действительно верил в себя.
День, когда кончилась вода в последней бочке, выдался жаркий, без жалостипалило солнце. А кругом соленое море и ни единого паруса.
В полдень, когда от жары казалось, что до захода солнца никто не доживет, ПьерЛегран тупо смотрел на карты, намечая завтрашний маршрут. Еще от силы день-два и команда поднимет бунт, прирежет его и сбросит в море. В этом капитан не сомневался и спокойно ждал.
– Вижу! Вижу! – вдруг заорал впередсмотрящий. – Корабль!
Сердце у Леграна ёкнуло, как в первый раз, когда он понял, что быть свободным моряком ему по вкусу.
Пьер Легран не спеша вышел на палубу. Целых три испанских галеона гордо двигались своим курсом от Кубы. Чтобы напасть на них, нужно было еще чуть-чуть безумия. Если бы команда еще несколько часов побыла на пекле, то к вечеру точно решилась бы на такое отважное самоубийство.
