– Отец… – отчаянно произнесла Заира и на вдохе замолчала. Потом с болью выдохнула и сказала: – Я не знаю, как я буду… как вести себя с сатрапом. Он старше меня. И я вообще не знаю, что делать. Это так страшно! – её лицо вдруг вспыхнуло ярким румянцем, и Заира спрятала его в ладонях.
– Ну, ну, ну, успокойся, – он по-отечески снисходительно погладил её по голове и улыбнулся. Страхи дочери были понятны. Этот детский стыд всегда выдаёт молодых девственниц, которые ещё вчера играли с другими девочками в детские игры, а сегодня уже должны были стать женщинами. – Твоя мать тоже боялась меня, – в его голосе прозвучала глубокая грусть. – Но ты видишь, какую красавицу она родила! И ты помнишь, как она любила тебя и наш дом.
– Да, отец. Но она никогда не рассказывала мне, что делать… в первую ночь, – Заира подняла на него полные отчаяния и мольбы глаза, но Абгар отвёл взгляд в сторону.
– Она не успела. Ты была маленькая. Хантра расскажет. Позже, – пробурчал он. – Поправится и расскажет. Когда станет лучше. Завтра мы уезжаем. Сурена едет к сатрапу в Экбатану. Мы – с ним. Сейчас самый удобный момент для встречи с Ородом, – он хотел ещё что-то добавить, но дочь округлила глаза и сделала такое лицо, что Абгар вопросительно поднял брови и остановился. – Ты что? – её поведение снова насторожило его.
– Уже завтра? – с отчаянием прошептала она.
– Да, завтра, – кивнул он и встал.
– Мы поедем одни? – с какой-то непонятной надеждой в голосе спросила Заира.
– Нет, не одни. Ты, я и она, – Абгар кивнул в сторону Хантры?. – Все наши воины поедут. Возьмём ещё десятка три верблюдов.
– А разве ты не будешь продавать своих пленных? – прозвучал странный вопрос.
– Продавать? – Абгар внимательно посмотрел на неё. – Зачем? Все наши пленные сегодня уже отправились в Эдессу. Лучше будем держать их там. Я надеюсь, что римляне захотят их обменять и дадут за них больше золота, чем местные купцы.
– Да, ты прав, – тихо согласилась Заира. – А что будет с остальными пленными?
– Не знаю. Наверное, Пакор продаст на рынке. Завтра. Или отправит на другой берег строить новый дворец в Ктесифоне. А почему ты это спрашиваешь? – насторожился он.
– Просто так. Значит, царевич Пакор не поедет с нами? – попыталась отвлечь отца Заира.
– Нет.
– Тебе, что, он нравится? – с подозрением спросил Абгар.
– Нет, ты что! – замахала руками дочка, и в её словах было столько искренности, что он успокоился. – Мне больше нравится Сурена, – добавила она и покраснела.
– О Сурене забудь! – прошипел Абгар, приблизившись к ней, чтобы его не слышали Хантра и знахарка. – И никому об этом не говори! – в его глазах промелькнули злость и решительность.
– Ты, что, отец? – испугалась Заира. – Конечно, забуду. Он не нравится мне как мужчина. Просто всегда много шутит и у него такие весёлые пиры! Вот и всё, – обиженно добавила она.
– Всё равно, забудь о нём. И не не произноси его имя! Поняла? – сузив глаза, повторил он.
– Да, – Заира испуганно опустила взгляд, вдруг осознав, что отец говорит это не просто так.
– Всё, сиди и жди, когда тётка придёт в себя. Потом поговори с ней, – с этими словами Абгар вышел из комнаты, оставив её одну со своими мыслями и страхами. Заира ничего не сказала отцу об истинных причинах своего волнения. Единственным человеком, с которым она могла поделиться, была Хантра. Но Заира хорошо усвоила урок обмана, который та преподала ей в пустыне, и теперь обдумывала, как узнать у тётушки всё, не говоря в ответ ничего.
– Ой, какая горькая твоя вода, – кривилась в это время старуха, допивая последние глотки отвара, сделанного знахаркой.
– Пей, пей, лучше будет, – улыбалась та.
– Слушай, у тебя есть какая-нибудь трава для сна? – тяжело дыша, спросила её Хантра.
– Для сна? – удивилась толстуха. – Конечно, есть. А тебе зачем? Не можешь заснуть?
– Не могу, – призналась та и схватилась руками за голову. На её лице отразилась боль. – Всю ночь мучилась. Завтра уезжаем. Ехать далеко. Не хочу лежать с открытыми глазами. Хочу поспать.
– А-а! – многозначительно подняла брови служанка купца. Она уже смаковала новость, которую первой расскажет своим подругам об отъезде Абгара, и в то же время прикидывала в уме, что можно было предложить его сестре. – Знаешь, тут тебе надо совсем другое. Чтобы целый день спала. Но для тебя это даже лучше, – назидательно добавила она. – Есть у меня! Сейчас принесу. Это протёртые цветы. Нард[8 - Валериана] там, хурум[9 - Душица] и сикэ[10 - Лаванда]. Пыль одна. Почти незаметная. Поэтому будь осторожна! Не вдыхай её. Только две щепотки добавь в воду и выпей. И завяжи в несколько платков. Или лучше в мешочек кожаный положи. А то надышишься и посреди базара заснёшь! – рассмеялась она, и широкие складки на животе и подбородке словоохотливой знахарки затряслись в такт её веселому смеху.
Дождавшись мешочка с травой, Хантра поблагодарила служанку и отпустила её к себе. Проводив до двери взглядом толстую фигуру, она повернулась к Заире и махнула рукой:
– Иди сюда! Отец просил объяснить тебе, что делать в первую ночь с сатрапом. Слушай, вдруг что со мной случится! Сначала тебя помоют и наденут белое покрывало. Это долго будет. Терпи. Потом придёт главный евнух и приведёт двух рабынь. Вы пойдёте в большую спальню. Всё время смотри себе под ноги. По сторонам не смотри. Не вздумай! – Хантра остановилась, чтобы отдышаться, и потом продолжила тонким, скрипучим голосом: – В спальне будешь стоять и ждать сатрапа. Рабыни натрут тебя розовым маслом. Дадут чашу с вином. Туда надо долить воды. Только немного. Пусть вино будет крепче. Это лучше, чем слабое. Когда зайдёт, дашь ему. Глаза не поднимай. Ну это тебе ещё объяснят там, во дворце. После этого вы пойдёте к кровати. Будешь делать всё, что он скажет. Скажет танцевать, значит, танцуй. Скажет ложиться, значит, ложись. Поняла? И слушай только его!
– А если он молчать будет? – поинтересовалась Заира.
– Как это? – удивилась старуха. – Сатрап не может молчать. Это же первая ночь! Ляжешь на спину и поднимешь колени повыше. Так легче будет.
– Точно? А если он заснёт или что-нибудь ещё… Или не придёт. Может такое быть? – с любопытством продолжала расспрашивать она.
– Нет, нет, нет! Это же первая ночь! – внезапно она остановилась, и наморщив лоб, пожевала губами. Затем покачала головой и уже совсем другим голосом добавила: – Хотя может и заснуть… да, да, ты права, такое бывает. Точно было такое у одного… Хм-м… Но если он заснёт… О-о! Это – беда… Тогда сделай так: обними его ноги своими ногами. Засунь руки между ног ему, внизу живота, и зажми так крепко, как будто доишь кобылицу. Он должен проснуться. Запомни, утром все должны видеть твою кровь на шёлковой ткани и его семя – тоже. Да, такое бывает, что мужчина не может донести его до твоего тела, но след должен остаться! – было видно, что Хантра устала. Она делала перерывы всё чаще и тяжело дышала.
– Хорошо, тётя, – задумчиво протянула Заира. – Я всё поняла. Сделаю, как ты сказала.
– Лучше делай так, как скажет сатрап. И улыбайся. В постели не отворачивай от него лицо. Поняла?
– Да.
– Так, теперь дальше слушай! Завтра утром, когда поедем, я лягу поспать немного. Дорога длинная. Вот, смотри, знахарка принесла траву для сна. Разведёшь утром полщепотки в воде и дашь мне выпить. Только не больше, слышишь? А то помру. Поняла? – она выжидающе посмотрела на Заиру. Девушка кивнула головой, не спуская глаз с мешочка в руках старой служанки. – Делай всё медленно. Не спеши. Нос завяжи платком, когда будешь насыпать. Мелкая очень. Не вдыхай! Поняла? Потом положи её в два мешочка и завяжи в платок. Найди кожаный и спрячь туда. Так надёжней будет, – она отдала ей узелок и, откинувшись головой на подушки, тяжело задышала. Заира молчала и задумчиво смотрела на лёгкий комочек ткани, который лежал у неё на ладони. И в голове у неё рождались мысли, далёкие от того, что попросила её сделать тётушка Хантра.
Глава Рим узнаёт о разгроме армии Красса
За то время, пока воины Сурены гнали пятнадцать тысяч пленных в столицу Парфии, в римской провинции Сирия произошли большие изменения. Квестор Гай Кассий сумел добраться до Зевгмы, где собрал оставшихся легионеров. Их набралось чуть более четырёх тысяч. Эгнатий Аврелий Тит, сбежавший со своими всадниками с поля боя, был объявлен предателем. Для жителей этой провинции тоже наступили тяжёлые времена. Кассий назначил себя временным наместником и стал собирать налоги. Помимо этого он объявил принудительный набор в армию. Теперь уже откупиться от этой повинности никто не мог. В результате предпринятых мер, у него появились два легиона пехоты и полторы тысячи всадников – всего около десяти с половиной тысяч человек.
Но перед этим он отправил в Рим посланника с известием о поражении Марка Красса и полном разгроме армии. Для этой цели был выбран центурион Марк Октавий, который чудом выжил в первый день под Каррами, потом оказался одним из двадцати легионеров Варгонта, которых отпустил живыми парфянский визирь Сурена, и, наконец, именно ему удалось в последний момент вырваться из кольца парфянской конницы благодаря приказу Лация.
Гай Кассий долго беседовал с ним перед отплытием и предупреждал, что разгневанные сенаторы могут принять любое решение. Причём, даже в отношении его самого. Но центурион был готов ко всему. Он считал, что в поражении есть часть его вины, и не снимал с себя ответственности за то, что остался жив. Он оказался настоящим римлянином, и Кассий со спокойной душой отправил его в Рим. Этот человек не стал бы врать и выгораживать себя, стараясь избежать наказания. Большего нельзя было и желать.
В Риме тем временем шла внутренняя борьба между двумя партиями. Семь месяцев безвластия, когда город оставался практически без управления, закончились предложением Сената выбрать Гнея Помпея диктатором для восстановления порядка. Но Помпей испугался, что у народа ещё сильны воспоминания об ужасных временах единовластного правления Суллы. Он отказался от диктаторства и вместо этого ввёл в город свои войска, чтобы обеспечить выборы новых консулов и других городских магистратов. Так консулами стали небезызвестный Марк Валерий Мессала Руф, отец Эмилии Цецилии, и Гней Доми??тий Кальвин.
Жизнь в Риме начала постепенно налаживаться, но через полтора месяца после выборов из Азии вернулся со страшным известием центурион Марк Октавий. Новость о поражении римской армии мгновенно разлетелась по городу, и многие содрогнулись, вспомнив проклятие Атея Капитолина перед выходом войска Марка Красса из Рима.
Заседание Сената началось ранним утром. На Форуме к этому времени собралась почти половина населения города, ожидая, когда гонцы с Капитолийского холма передадут последние новости из здания, где в этот момент расспрашивали живого свидетеля страшных событий.
– Центурион Марк Октавий, ты был с триумвиром Марком Лицинием Крассом во время битвы с парфянами? – дрожащим от волнения голосом спросил консул Мессала Руф, открывая слушания Сената.
– Да, – коротко ответил легионер. Его лицо было открытым и мужественным, он старался отвечать спокойно и твёрдо, но при этом никак не мог поднять взгляд и всё время смотрел в пол.
– Расскажи нам и народу Рима, что произошло в этой далёкой провинции, потому что мы уже и так переполнены слухами, один страшнее другого.
Центурион провёл ладонью по лбу, как бы стараясь избавиться от нахлынувших воспоминаний, потом вздохнул и, помня наставления Гая Кассия, начал свой рассказ с того момента, когда Красс приказал двигаться к Каррам.
Когда он дошёл до предсказаний жрецов и гадания на печени, один из сенаторов наклонился к своему соседу и, не поворачивая головы, тихо прошептал:
– Помнишь, Клавдия Пульхера[11 - В 249 г. до н. э. римский военачальник Публий Клавдий Пульхер в войне против карфагенян командовал римским флотом. Он не послушал жрецов, которые сказали, что священные цыплята отказались клевать зёрна. Это было очень плохой приметой. Публий Клавдий Пульхер схватил цыплят и бросил в море, сказав: «Ну, если они не хотят есть, то пусть тогда попьют водички!». На следующий день его флот был на голову разгромлен в битве с карфагенянами.] на флоте? У Карфагена? Тоже отказался слушать жрецов. Куры тогда не захотели клевать зерно. Так он утопил их всех в море. Вот Нептун потом и отомстил ему за это.
