Будни ветеринарного врача. Издание 2-е, исправленное и дополненное
Хороший ли я врач? Многие на улице узнают, здороваются, а я даже не могу вспомнить их лиц. Совершенного врача по определению не существует просто потому, что учиться здесь приходится пожизненно. Часто я не могу понять патогенез, и отправляю животных к более умным и профессиональным коллегам…
Один препод в академии говорил: «У каждого врача есть своё кладбище пациентов». У меня оно тоже есть. Каждый раз, когда я теряю кого-то, в голове звучит голос коллеги: «Этот уровень пациента, вероятно, еще слишком сложен для Вас». Так и есть. И каждый раз я надеюсь не пополнить это своё индивидуальное кладбище. Выводы, полученные посредством таких смертей, обесценить невозможно.
Врачи – не Боги. Просто иногда Бог излечивает нашими руками. А иногда нет. Тут нужно смирение с Его решением, что ли.
Сливки быстро заканчиваются, и баллончик пустеет.
Ну, всё, хватит философии. Решено. Нужно срочно найти мужика, пока моя кукушенька окончательно не уехала. Все недомогания… как там дальше… перефразируя: от недопонимания! Где они там бродят, эти стада неженатых и адекватных? Сейчас только отзвонюсь нашим и – по списку: ногти, волосы, брови, каблуки, платье…
Звоню в клинику. Дневная смена говорит, что приютский кот с ОЗМ начал пить воду и чуть-чуть поел. Хорошо. Котёнок Лёлик с сотрясением всё ещё держит голову набок, но уже интересуется едой, и хозяева приняли решение подержать его в стационаре подольше. Святые люди. Удивительно, как он вообще выжил после такого удара машиной!
– Хозяйка звонила, – волнуясь, рассказывает по телефону Аля, – вся в слезах, умоляла продолжать лечить. Очень извинялась, что деньги за стац её дочка сможет привезти только вечером.
– Утешила её?
– Да, как могла. Сказала, что до вечера время, конечно, терпит.
На навыки врача деньги не влияют никак. Аксиома.
«Мастерство не пропьёшь?» – парирует внутренний голос.
– Как он хоть? – спрашиваю.
– Ест, если миску прямо к носу подставить. И мурлычет, как трактор, когда шейку чешешь, – радостно говорит она.
Прощаемся. Аля, конечно, тот ещё кладезь перлов. Намедни она сказала женщине: «Держите уже кота передними руками!» Хохотали все, кто был в кабинете, и сама женщина громче всех.
* * *
Боже, я попала в баночку с клеем, и зовут его Виталий. Широкоплечий, рыхлого телосложения, со старомодными очками на носу, одетый в джинсы, рубашку и свитер с оленями, любовно связанный «матушкой». И джинсовая же куртка. Художник.
На мне в честь свидания – новенькое обтягивающее платье с ярко-жёлтыми подсолнухами на чёрном фоне. Люблю жёлтый цвет – он такой солнечный, жизнеутверждающий!
Поверх платья – короткое рыжее пальто, до последнего времени тщательно хранимое шкафом для особых случаев, подобных этому.
Ах, это судьба! Талантливый, галантный, свободный Виталий…
«Ишь, выпендрилась, – комментирует мой видон внутренний голос и затем настоятельно орёт: – Очки розовые сними! Судьба… Ха!»
Виталик нежно держит меня за руку и говорит хорошие слова или молчит. Мы гуляем по городу.
– Пойдём, выпьём кофе, – говорит он – так в воздух, наконец, рождается хоть какая-то вымученная мысль.
…В уютной кафешке он берёт два кофе в бумажных стаканчиках и блины со сметаной. Помогает мне снять пальто, вешает его на крючок на стене. Грациозно сажусь за столик, с нарочитой элегантностью поправив подол платья. Взгляд Виталика упирается в мою грудь, и он неловким движением руки опрокидывает один стаканчик. Горячий, словно кипяток, напиток проливается на мои голые коленки, торчащие из-под платья.
– А-а-а-а! – ору я мужицким басом.
«Ещё и рукожоп!» – ревностно и зло комментируется внутри.
На обескураженном лице Виталика ясно читается: «Ну, всё пропало!», и, увидев это выражение, я начинаю хохотать. Дрожащей рукой он протягивает мне белоснежный платок – аккуратный, с отглаженными уголками. Вытираю ноги от кофе, продолжая смеяться, – ну, глупое же лицо!
Виталик отдаёт мне свой кофе, отказавшись купить другой.
«Нищеброд просто».
И восхищённо смотрит, словно в кино, как я ем блины и потягиваю ароматный кофе. Вкусно.
…Мы идём по парку и садимся на скамейку, усыпанную кленовыми листьями. Осень – тихая, спокойная – пришла незаметно. Мои липкие пальцы пахнут кофе, и его запах смешивается с чудным ароматом прелой листвы. Всё вокруг ярко-жёлтое, золотистое, словно в чудесной сказке.
Виталик тянет руки, обнимает меня, а потом начинает вожделенно гладить, пытаясь подобраться под пальто и под платье. Отстраняюсь.
Он расценивает это как призыв к действию, снимает очки и кладёт их в карман своей джинсовой куртки.
«Целоваться хочет», – ухмыляясь, поясняет внутренний голос из роли заинтересованного зрителя.
Виталик резво хватает меня за подбородок и трогает пальцем губу.
– Перестань, – отстраняюсь уже с конкретным протестом.
– Сам себе удивляюсь, – говорит он, неохотно убрав руку. – Я себя не узнаю. Да ты просто боишься, что тебе понравится!
Ещё я с мужиками на первом свидании не целовалась! Встаю со скамейки, натянуто улыбаясь. Виталик вскакивает тоже и превращается в назойливого голубя, сопровождая воркующими словами своё навязчивое окучивание:
– Ты родишь мне ребёнка. Ты такая настоящая. Ты таишь в себе бездну удовольствия. Как насчёт пожить вместе и посмотреть друг на друга в быту? Мне так нравится твой профиль. И рука. И талия.
– Моей заслуги тут нет, – поддерживаю разговор я, пресекая попытки ухватить себя за талию.
– И губы у тебя красивые…
– Губы?
– Малые и большие, – пошлит Виталик, расплываясь в плоской улыбке от собственной грязной шуточки. – Пойдём же к тебе домой! – и он вожделенно заглядывает мне в глаза.
– Нет, ко мне домой мы не пойдём, – отвечаю я, кривовато улыбаясь чисто из приличия.
«Что ты тут делаешь?» – замечает внутренний голос, оглядываясь по сторонам. Мы идём по безлюдной тропинке в глухую часть парка.
Фак. Я торможу и внезапно получаю прицельный шлепок по заду. Подпрыгнув, кричу, не сдерживаясь:
– Блядь! Не делай так больше!
Виталик стоит позади, с ладонью, зависшей в воздухе, и на его лице расплывается некое оргазмическое переживание.
«Первое китайское предупреждение?» – насмешливо спрашивает голос в голове.
Романтическое настроение улетучивается. Разворачиваюсь и быстрым шагом иду обратно. Виталик короткими перебежками следует рядом.
Я не какая-то там вульгарная шлюха, ясно?
«Воу, воу, полегче!»
И я хочу домой. Без него. Моё возмущение плещется через край, и неуютность взаимодействия вынуждает кутаться в надетую на себя одежду. Ныряю носом в широкий шарф, намотанный на шею поверх пальто. Зачем вообще я доставала все эти вещи из шкафа? Шла бы в своей толстовке и джинсах… Ещё и фотоаппарат взяла, в сумочке. Мол, пофоткаемся потом. Фотосессия в осеннем парке… Тьфу!
В момент рассыпающегося сказочного видения летящих над головой рыжих листьев, я получаю ещё один шлепок по заду, более увесистый. И так резко останавливаюсь, что Виталик, ослеплённый гормонами, налетает на меня сзади.
Внутри что-то обрывается, и я со всей силы, изрядно размахнувшись, бью его своей тяжёлой сумочкой прицельно по голове. Бамс!
Получается, по ходу, больно.
«Иес!»
Его лицо молниеносно меняется. Он перестаёт моргать. Совсем. Я понимаю, что, кажется, переборщила до лёгкого ЧМТ. Не зная, что и добавить, разворачиваюсь и иду по тропинке дальше. Оглушённый Виталик некоторое время по инерции топает следом, после чего притормаживает и яростно орёт:
– Ду-у-ура! Тебе к психиатру надо! Срочно! Ты неадекват, ясно? – и с истерическими нотками: – Не приближайся ко мне!
– Досвидос, – отвечаю я, и не думая приближаться. Вместо этого стремительно удаляюсь, с каждым шагом всё прибавляя скорость.
– И не звони мне, ясно? – голос Виталика срывается на фальцет.
Безнадёжно. Больное. Животное.
«В следующий раз надень платье подлиннее», – советует внутренний голос, самозабвенно хрюкая и давясь от хохота.
Платье подлиннее? У меня же не трусы из-под него торчат, а коленки! Коленки, ясно? Коленки, мать вашу!
Да пошли вы все! Ненавижу.
Глава 6. БАД33
У Бога нет других рук, кроме твоих. Даже когда это лапки.
Сегодня суббота, и у меня рабочие сутки в филиале, где отдыхать не приходится. В смене три человека плюс админ, каждый занят своим делом, но сложные случаи мы разбираем вместе, – такая поддержка внутри коллектива бесценна.
Ход моих мыслей нарушает жизнерадостный голос Али:
– Там кролика принесли. Кому?
С экзотическими пациентами разбираться сложно, так как опыта мало, и посему никто не жаждет брать этот приём. Аля произносит индивидуально для меня спасительную отмазку:
– Тебе не дам. Сейчас дерматологический кот по записи придёт…
Сегодня я ещё и «почесолог»… В этом есть свои преимущества: экстренных пациентов в этой специализации нет, никто не помирает. Час приёма наполнен демагогией с разглядыванием под микроскопом мазков крови или соскобов с кожи. Идут мои пациенты предсказуемо, по записи; нахождение в соскобе клеща радует, словно красочно упакованный рождественский подарок. Случайная находка личинки дирофилярии заряжает бодростью на весь день. Хорошо прокрашенные синим конидии лишая приводят в бешеный восторг, заставляя бегать по клинике и умоляюще приставать к коллегам:
– Пойдём, покажу! Ну-у-у пошли-и-и! Там лишай вырос! Тако-о-ой краси-ивый! – и со смехом переспрашивать: – Куда-куда мне идти?
Сегодня у меня пока радостей нет, но стёкла для мазков натёрты до блеска и лежат рядком на столе в полной боевой готовности.
Итак, диагноз на лишай.
Он считается подтверждённым не после просвечивания под лампой Вуда; и даже не после того, как под микроскопом на размочаленных волосках обнаружены характерные грибные споры, напоминающие рыбью икру. А после того, как из подобных волосков на специальной среде вырастают колонии, которые показательно окрашивают её в красный цвет. Грибные колонии, выращенные с любовью и заботой, отпечатывают на скотче, снова красят, снова смотрят под микроскопом, обнаруживают характерные конидии, и только после этого выносят вердикт: да, таки лишай. Или не обнаруживают. Ибо на среде прекрасно растёт и здравствует обычная, распространённая повсеместно плесень.
Лишайный волос под микроскопом.
Но, поскольку, растёт он на средах долго, и, строго говоря, выращивать его можно только в лаборатории, врачи обычно довольствуются микроскопом и разглядыванием спор, покрывающих разрушенные волоски, нащипанные с пациента. А специальные среды мы используем в сомнительных случаях или если надо подтвердить снятие карантина в многокошковых домах и приютах. Плюс лампа Вуда, куда ж без неё. Только не всякий лишай под ней светится, если что. И да, к магии вуду она отношения не имеет.
Изучаю свои насаждения: на специальных средах, размещённых в маленьких стеклянных баночках выросла какая-то вездесущая плесень. Кусочком скотча делаю мазок-отпечаток со среды, где несколько недель любовно взращивался посев с когда-то лишайного, но уже пролеченного кота. Речь идёт о продлении или снятии карантина. Когда я в очередной раз гладила этого чёрного кота зубной щёткой и выщипывала волоски на только-только обросшей котячьей морде, хозяйка чуть не плакала:
– Опять же лысинка будет! Только ведь заросло!
Что я сделаю-то? Алгоритм при лечении лишая диктует свои правила, и я следую ему неукоснительно ещё и потому, что дом многокошковый. Прокрашиваю то, что налипло на скотче.
Питательная среда для выращивания дерматофитов.
Гифы плесневелых грибов, в виде изящных ниток изобилующие на мазке, констатируют о том, что кот от лишая свободен. Аминь.
Короче, банальная скукотища, ничего интересного. Прощай, лишай.
Пока я феячу с окраской скотча, кролика, тяжело вздохнув, берёт Ира.
Низкого роста, светлая шатенка с короткой, аккуратной мальчишеской стрижкой, сделанной скорее ради удобства, Ирка покорила меня с самого начала своим непоколебимым спокойствием. В начале моей карьеры именно она позволила прикрепиться к себе цепким клещом и задавать бесконечную бездну вопросов про эффективные алгоритмы лечения, принятые внутри клиники. Досконально, подробнейшим образом именно она объясняла мне, как пользоваться лабораторным оборудованием и куда какие пробирки с капиллярами вставлять, чтобы не было мучительно больно за бездарно просранные слайды с биомаркерами. Её авторитет зародился со времён основания клиники и перешёл в глубокое, устоявшееся уважение коллег, а опыт – в стойкую уверенность в прогнозах и диагнозах, чего я никак не могу сказать о себе.
У Иры всегда уставший, немигающий взгляд, повествующий о бренности всея бытия и ответственности если не за планету Земля, то по меньшей мере за наш малочисленный субботний коллектив. Если и существуют более медлительные врачи, чем я – то это Ира. Она у нас стоматолог и, по совместительству, медик, так что взять из человеческой вены кровь или попросить себе подключить капельничку с витаминками в периоды простудных эпидемий можно просить у неё.
Приём кролика происходит на соседнем столе, и, кажется, у него проблемы с зубами. Принёс его молодой, симпатичный мужчина – к сожалению, да: с обручальным кольцом на пальце правой руки. Печально вздохнув, марлевой салфеткой сосредоточенно натираю и без того блестящие стёкла.
Зубы у кроликов растут постоянно, и в этом им можно было бы позавидовать. Но завидовать не приходится, потому что когда зубы растут криво, то они не стачиваются, а травмируют дёсны, отчего несчастные кролики перестают есть. И вторая, наиболее частая проблема у них – это абсцессы, которые, опять же, часто возникают из-за зубов. Голодающий кролик долго не живёт, так что Ира у нас – Зубная Фея, спасающая их от верной смерти.
Пока она, подсвечивая фонариком, заглядывает замотанному в полотенце кролику в узкий, расширенный двумя инструментами рот, Аля приглашает рыжего кота, пришедшего ко мне по записи. Его хозяйка – беспокойная женщина средних лет с каштановыми кудрявыми волосами – извлекает из тряпочной переноски не менее суетливого кота и ставит его на стол.
Кот тут же начинает чесаться, не обращая внимания на то, что он находится в бесспорно стрессовом месте – в клинике: очевидно, что зуд очень сильный. Задняя часть его тела полулысая, кожа слегка покрасневшая, покрыта царапинами, и это наводит на мысль об аллергии. Сейчас поищем блошиные следы… Отчаливаю с листом бумаги к раковине, обильно поливаю его водой, возвращаюсь.
– Сильный зуд – признак аллергии, и блошиная слюна – самый частый аллерген! – как можно более уверенно вещаю я, расчёсывая пальцами густую шерсть кота – от этого на мокрую бумагу сыплются крошки, которые из точек тут же расползаются в характерные коричневые пятнышки. Так выглядит тест на присутствие блох в кошачьей жизни.
– Но блох-то нет! – спорит хозяйка. – Это, наверно, лишай!
Да уж. Лишай лидирует в инете как основной диагноз для всех без исключения внезапно полысевших котов. Хочется стукнуть автора подобных статей самой толстой книжкой по дерматологии.
«Сумкой с фотиком лучше», – хихикает внутренний голос, напоминая о моём крайнем фиаско на личном фронте.
У фотоаппарата после этого заклинило шторку на объективе, между прочим. Так что я – куда более пострадавшая сторона.
– Блох на коте и не будет, – терпеливо объясняю женщине, переключаясь вниманием на приём. – Они на кота только кушать приходят. А яйца откладывают в щели полов, ковры и так далее.
– У нас нет блох! Мы живём на седьмом этаже, и у нас домофон!
Воспалённый мозг рисует картинку, как блохи, забравшись друг к другу на плечики, нажимают на кнопку домофона и пискляво просят:
– Ой, а мы к Рыжику, пообедать. Спасибо, пожалуйста! Извините за беспокойство!
Отвлекаясь от видения, скоблю места наибольших расчёсов, выдёргиваю несколько волосков и смотрю всё это добро под микроскопом, чтобы исключить чесоточных клещей и, так уж и быть, лишай. Ничего живого – только обломки волос. «Самоиндуцированная алопеция» по-научному. Лишайных спор нет и в помине. Клещей тоже.
– Нету здесь никого, – говорю женщине, выпрямляясь за микроскопом. – И лишая тоже нет. Брать другие анализы пока смысла не вижу.
Женщина недоверчиво молчит.
Пишу, чем обработать кота и особенно квартиру от блох:
– От чего бы он ни чесался, – размеренно говорю хозяйке кота, который продолжает увлечённо чухаться на столе, – обработка от блох обязательна. На этом фоне также исключают пищевую аллергию и атопический дерматит: для этого на пару месяцев кота сажают на строгую диету из одного вида белка и одного вида углеводов, а затем делают провокационный тест…
– Как это? – женщина хочет подробностей.
– Ну, – говорю я, не подумав, – сажаете его, например, только на рис с мясом кролика…
Внезапно мужчина, который держит своего кроля на соседнем столе, поднимает на меня осуждающий взгляд и переспрашивает:
– Кролика?
Ира вздыхает, красноречиво иллюстрируя мою бестактность, и тут, мелко стуча копытцами, в кабинет забегает рыжий поросёночек, которого ведёт на кожаной шлейке уверенная в себе женщина. Их сопровождает Аля.
– Взвеситься, – объявляет она для всех присутствующих.
Напольные весы стоят в кабинете, и взвешивание практикуется без очереди всеми желающими.
Я открываю рот, закашливаюсь и задумчиво выдаю:
– Ещё в качестве диеты подойдёт картошка со свининой.
Женщина, смекнув о чём речь, притормаживает, возмущённо передёргивает плечами, наклоняется и подхватывает поросёнка под мышки. На её лице легко читается: «Я бы попросила!»
Господи… Судя по искусственному меху шубки, она ещё и вегетарианка или, что ещё хуже, из секты веганов-сыроедов. В кабинете повисает неловкое молчание. Нет, я ничего против веганов не имею, но они часто ведут себя агрессивно и странно: возможно, вследствие недостатка витаминов группы В и анемии. Кормят, например, своих котов одной капустой, а те потом слепнут. Потому как аргинина или, там, таурина в траве не заложено. В напряжённой тишине поросёнок делает два громких, возмущённых «хрю». Да не боись. Тебя точно никто не съест!
«Чёрт!» – звучит в моей голове. Только не смеяться! Не смеяться!
– Давайте взвесимся! – нарушает неловкое молчание Аля, обращаясь к женщине и показывая на весы: судя по мучительной гримасе, её природная вежливость сейчас остро конфликтует с желанием рассмеяться.
Женщина, продолжая держать поросёнка, гордо вскидывает голову и встаёт на весы. Кажется, она хочет взвеситься сама, только боится это озвучить. Ну да ладно.
Я, возвращаясь мыслями к аллергии и завершая свою лекцию, шёпотом говорю хозяйке почесушного кота:
– В общем, можно рыбу ещё, – в надежде, что никакая рыба не заплывёт сюда случайно из форточки.
– Поняла, – так же шёпотом, заговорщически отвечает женщина.
Озвученная рыба, вроде, устраивает всех присутствующих. Так и вижу, как какой-нибудь нервный сом торопливо выкуривает быстро истлевающий чинарик на крыльце клиники, придерживая его плавником. Прежде чем окончательно схлопнуться, скудная фантазия выдаёт ещё два источника белка:
– Крокодилятину, кенгурятину ещё можно… как вариант…
Звучит забавно, но на самом деле есть корма и с этим мясом. Пока я пишу в графе «предварительный диагноз» кучу заумных терминов, в воображении к курящему сому пристраивается парочка рыдающих крокодилов и жирный австралийский кенгуру, – один только взгляд в его томные, блестящие глаза, обрамлённые густыми ресницами, закодировал бы любого мясоеда, заставив вступить в ряды веганов, праноедов и сыроваров.
«Сыроедов», – поправляет меня внутренний голос, стоически сдерживая рыдания смеха.
«Сыр нельзя!» – не вполне уместно пишу в конце назначения. Хозяйка, глядя на щедро исписанный листок, постепенно смягчается.
Но, кстати, недавно стали выпускать консервы с мышиным мясом.
…Дальше идут люди сплошь мозговыносящие.
Очень непонятный сиамский кот, претендующий на несколько диагнозов сразу, и женщина, которая не слушает, что я говорю, потому что долго и плодотворно посидела в интернете на форумах «умников». Зачем пришла?
– Нет, не надо брать кровь, – отказывается она от первого этапа постановки диагноза.
«Абу Али ибн Сина девяноста восемь болезней, промежду прочим, по пульсу различал! – поучительно глаголит внутренний голос. – Он ещё и двести видов смертельного пульса знал! А тебе всё анализы подавай!»
Где Абу Али, а где я!
Раньше меня дико бесило, что хозяева отказываются от элементарного – взятия крови, что значительно сужает нам круг поиска причины заболевания. Когда спустя несколько дней безрезультатного лечения они соглашаются сдать кровь, под действием сделанных препаратов показатели могут уже поменяться. Это из серии «скупой платит дважды».
Теперь я стала спокойнее реагировать на подобный отказ.
– Окей, пишите расписку, – мирно соглашаюсь, придвигая к хозяйке кота рабочий журнал. – Будем лечить эмпирически34, – и начинаю озираться в поисках бубна.
Скорее всего, мои догадки про триадит35 и кучку сопутствующих верны, но анализ крови иногда преподносит неожиданные сюрпризы.
– Ой, – смущается хозяйка кота, испугавшись ответственности. – Ладно, берите, берите.
Аминь… Беру анализы, на основное, и затем тихонечко струйно вливаю небольшой объём жидкости, чтобы нивелировать коту обезвоживание – это симптоматическое лечение, которое будет откорректировано позже. И витамин В12 туда, само собой – состояние с воспалительным заболеванием кишечника часто сопровождается анемией, да и кот сиамский: может быть и букет болезней.
– По поводу анализов вечером позвоните, – я пишу назначение, игнорируя внутренний бубнёж про Али Абу.
Он, небось, и имён-то таких не знал, как экзокринная недостаточность поджелудочной, гипертиреоз или анемия.
Прощаемся… Следующий…
– Он заразный, да? Заразный? – худощавая женщина с тёмными кругами под глазами, будто бьётся в припадке и так трясёт котёнком в воздухе, что я начинаю всерьёз за него беспокоиться.
– Что? Случилось? – медленно задаю ей стандартный вопрос, рефлекторно вытягивая руки, чтобы подхватить котёнка, если он сейчас куда-нибудь полетит.
– Я его в питомнике взяла месяц назад, – судя по котёнкотрясению, женщина готова убить его прямо здесь и прямо об стену. – Вдруг он заразный? Токсоплазмозом!
– Вы беременны? – задаю вопрос, казалось бы, вовсе не в тему, но на слово «токсоплазмоз» истерикой реагируют обычно женщины в «интересном положении». Особенно ненавидят кошек акушерки, наблюдающие рождение слепых детей.
– Нет! Но вдруг он токсоплазмозный! Я вчера прочитала, что именно кошки переносят этот… токсоплазмоз!
– Видите ли, – пытаюсь подобрать правильные слова, наконец отобрав у неё вопящего котёнка, который оказывается вислоухим шотландцем. – Да, у животных и людей есть общие болезни, но кошки в отношении токсоплазмоза не так опасны, как об этом говорят. Был у него кровавый понос, судороги?
– Н-н-нет, – отрицает женщина.
– Сонный, малоподвижный? Рвота?
– Нет, нет, – отвечает она.
– Глаза нормальные, – констатирую вскользь. – Ел он мышей, сырое мясо, землероек? – пытаю дальше её.
– Нет, сухой корм, – кажется, она нуждается в подробной лекции про заболевание, которое и рядом не стояло с её котёнком.
«Забавное слово», – некстати отзывается внутри на «землеройку».
Я рассказываю про токсоплазмоз, параллельно осматривая пациента: ушки чистые, рот розовый, – живой, активный котёнок. Изучаю его, скорее, для видимости – по статистике это заболевание больше присуще взрослым кошкам, а не подобной мелочи. Хотя внутриутробное заражение тоже возможно.
Живот мягкий, желтухи нет, одышки нет. Глаза обычные, только сильно испуганные. Щупаю печень – не увеличена.
– Токсоплазмозом заражено сырое мясо: говядина, свинина… ну и люди заражаются чаще всего через шашлыки, – параллельно рассказываю я. – Кошки – тоже через сырое мясо или поедая грызунов. Если кошка, съевшая мышь, всё же заразилась, то дня через три она начнёт выделять токсоплазмозные цисты, но это длится всего одну-две недели. И то кошачьи какашки должны несколько дней «дозреть» в наполнителе, чтобы стать потенциально заразными, – постепенно я подвожу женщину к выводу, что заражение возможно при поедании шашлыков, сырого мяса или кошачьих какашек, хорошенько созревших в лотке.
Последний вариант звучит экзотически. Остальные же между прочим объясняют, почему при проверке на токсплазмоз часто именно люди дают положительный результат, а кошки, живущие в той же семье – нет. Среди людей, кстати, процент носителей довольно высок. Шашлычки-то все любят. Где там наши агитаторы веганы-сыроеды?