Современная мозаика с изображением Немецкой слободы в XVI в.
Выходит, именно здесь Пётр решил создать плацдарм для будущей политической борьбы, экономических преобразований, для подготовки преданных кадров и формирования новой элиты.
Что же представляла собой в те времена Яузская местность?
Места эти долго были пустынны и относились к предместьям Москвы. Кое-где встречались небольшие деревушки, возникшие вокруг речных мельниц. К примеру, одну из деревень прозывали Хапиловка – по имени мельника Хапило. А по берегам Яузы, с давних времен, стояли сёла Покровское, Троицкое, Семёновское, Измайлово, Преображенское. Такую картину рисует читателям С. Озеров в книге «Исторические сведения о Лефортове и описание Петропавловского храма», давно уже ставшей библиографической редкостью.
Историк Москвы И. Е. Забелин поясняет, что первая Немецкая слобода, получившая такое название из-за того, что москвичи всех иноземцев прозвали «немцами» – «немыми», то есть не говорящими по-русски – появилась во время Ливонской войны. Тогда русские войска взяли так много пленных, что ими торговали в городе: за мужчину давали по гривне (20 копеек), а девка шла по пяти алтын (три копейки). Часть ливонских пленников Иван Грозный поселил отдельно, и они-то образовали слободу на правом берегу Яузы.
Ливонцев было около четырёх тысяч, и их слобода оказалась довольно крупной. Улицы в ней носили название по тем городам, откуда были родом их обитатели: Дерптская, Нарвская и другие. Чтобы не тратиться на содержание пленных, Иван Грозный разрешил им производить и продавать вино и пиво, что вообще-то было монополией казны. Этакая привольная и безбедная жизнь иноземцев потом вызвали жестокую зависть у москвичей, и даже у самого царя. И одним зимним днём 1578 года на слободу напал вооруженный отряд опричников. По царскому знаку начался грабеж. Иноземцев хватали на улице и раздевали донага, из домов тащили всё, что попадалось под руку.
Однако, и после этого жизнь обитателей Немецкой слободы мало-помалу восстановилась.
План Ново-Немецкой слободы. Гравюра XVIII в.
В начале XVII века слобода уже была вполне благоустроенным поселением, имевшим даже свою собственную церковь, в которой похоронили принца Иоанна Датского, жениха многострадальной царевны Ксении, дочери царя Бориса Годунова.
Первая Немецкая слобода погибла в пламени и разбое Смутного времени. В 1610 году войска Лжедмитрия Второго разграбили и сожгли слободу, и почти полвека на её месте были только пустыри и поля с огородами.
Земли вдоль реки Яузы и её притоков начали снова обживать лишь после выхода указа 4 октября 1652 года об отводе земли под строение в Немецкой слободе: «Афонасий Иванов сын Нестеров, да дьяки Фёдор Иванов да Богдан Арефьев строили новую иноземскую слободу за Покровскими воротами, за Земляным городом, подле Яузы реки, где были наперёд сего немецкие дворы при прежних Великих Государях до Московского разорения, и роздали в той Немецкой слободе под дворы земли, размера против наказу, каков был дан из Земского приказу…».
Дворы иноземцам давались бесплатно, земля слободы объявлялась «белой», то есть освобожденной от государственного тягла и повинностей. Её жителям разрешалось носить западноевропейское платье и подтверждалось их право на свободу вероисповедания. По воскресеньям «раз в неделю бывали хмель и веселье», в остальные дни слободские надевали вязаные колпаки, стёганые жилеты и трудились.
Дьяки раздавали земельные участки, «смотря по достоинствам, должности или занятиям»: так, генералы, офицеры и доктора получали по 800 квадратных саженей (1 квадратная сажень равняется 4,5 квадратных метров – прим. автора), обер-офицеры, аптекари, мастера золотого и серебряного дела – по 450, капралы и сержанты – по 80 саженей.
Лубочное изображение жителей Ново-Немецкой слободы. Миниатюра XVII в.
Жители иноземной слободы подчинялись общерусским законам, хотя в Москве пользовались некоторым самоуправлением и свободой вероисповедания. Ново-Немецкая слобода уже не делилась на улицы или кварталы по национальному, религиозному или профессиональному принципу, хотя её жители являлись прихожанами двух лютеранских, реформаторской, а также католической и англиканской общин. Каждая община имела приходскую школу, выборный совет, состоявший из наиболее именитых и богатых жителей слободы. Таким образом, уроженцы разных земель сохраняли свои собственные обычаи, бытовые особенности, родной язык и религию.
Впрочем, забегая вперед сообщу, что уже при повзрослевшем Петре Первом, так любимые им иноземные слободы потеряли обособленность и были подчинены Бурмистерской палате, а их жители стали рядовыми москвичами, со всеми вытекающими правами и обязанностями, в частности, налоговыми.
Официально слобода стала называться «Ново-Немецкой», а в народе «Немецкой» или «Кукуем», по названию ручья, протекавшего по западной границе слободы.
Ново-Немецкая слобода. Гравюра XVIII в.
Название «Кукуй» (Кокуй) можно объяснить из диалектного географического термина «кукуй» (небольшой лесной островок, рощица среди поля – прим. автора). Кукуем (чаще Кокуем – прим. автора) назывался и кокошник – головной убор крестьянских девушек. Конечно, название местности произошло не от названия головного убора, а от географического термина, но оба они связаны общим значением как что-то возвышающееся над поверхностью. Существует и другая версия: «когда, бывало, жившие там жёны немецких солдат увидят что-либо странное в русских прохожих, то говорили обыкновенно между собою: «Киек, Киске яе» – «глянь, глянь сюда!». Искаженное иноземное высказывание и могло лечь в основу названия слободы и ручья.
Границы Ново-Немецкой слободы определялись с востока и юга правым берегом Яузы, с севера селом Елоховым, а с запада – ручьем Кукуй, который протекал примерно параллельно нынешним Плетешковскому и Большому Демидовскому переулкам и впадал в Яузу в районе Елизаветинского переулка.
«В Немецкой слободе жили люди европейских национальностей и исповеданий, – сообщает нам историк Н. Погодин, – голландцы, англичане, шотландцы, немцы, итальянцы, реформаторы, кальвинисты, католики».
Ново-Немецкая слобода. Гравюра XVIII в.
Вообще в XVII веке в Москве было ещё шесть иноземных слобод: Мещанская (за Сретенскими воротами, у Земляного вала – прим. автора), заселённая выходцами из Белоруссии и польско-литовских городов; греческая – до 1671 года (в районе современной Николоямской улицы – прим. автора); толмацкая, где жили переводчики и толмачи; две слободы, населённые выходцами из Польши – Старопанская (в районе улицы Земляной Вал – прим. автора) и Панская (в районе улицы Большая Якиманка – прим. автора) – утратившие свою национальную обособленность во второй половине XVII столетия; Татарская (в районе Татарских улиц – прим. автора).
Иноземная слобода имелась также в Архангельске, дворы иностранцев – в Новгороде, Вологде, Ярославле.
О Немецкой слободе остались и другие интересные свидетельства иноземцев.
Посол английского короля Карла II в Москве в 1663 году Чарльз Говард Карляйль сообщал: «Из предместий замечательна Иноземная слобода… Дома в ней деревянные, построены на немецкую стать. Управляются немцы не выборными властями (как в русских слободах – прим. автора), а Приказом».
Итальянец Эрколе Зани, опубликовавший в 1690 году реляцию о предпринятом им восемнадцатью годами ранее путешествии в Московию, отмечал о веротерпимости русских и о разнообразии города: «Я удивился громадности города. Он превосходит любой из европейских и азиатских. Он заключает в своей окружности семь холмов; церквей, и там и сям рассеянных, насчитывают свыше 2 тысяч. Все они – каменные; главы и колокольни либо вызолочены, либо раскрашены, что издали представляет приятную картину… (В Немецкой слободе – прим. автора) у лютеран там три кирки, у кальвинистов – две».
В Немецкой слободе. Неизвест. худ.
Чешский путешественник Бернгард Таннер, оставивший записки о путешествии в Москву в 1678 году, рассказывал о красивых домах в Немецкой слободе, о садиках при каждом доме, о находящихся здесь же железных заводах, бумажной фабрике и стеклянном заводе.
Точно выходит, что забытый и заброшенный юный царевич Пётр Алексеевич, напуганный и затравленный Милославскими, а пуще всего – сестрицей Софьей с её стрельцами, лишённый судьбой отцовского покровительства, с детства больше доверявший иноземным наставникам, подсознательно начал моделировать свои будущие реформы в деревенской тиши Преображенского на берегу спокойной Яузы, в приделах Сокольничева поля и Введенских гор заглядываясь в сторону Немецкой слободы. В ожидании беды…
Мятеж и… вечный страх
Посмертная парсуна царя Фёдора. XVII в.
7 мая 1682 года, после шести лет правления, скончался болезненный царь Фёдор Алексеевич, единокровный брат Петра, так и не оставив преемника.
Стрельцы. Худ. С. Иванов
Остро встал вопрос о наследовании престола либо старшим болезненным царевичем Иоанном Алексеевичем, рожденным от Марии Милославской – первой жены царя Алексея Михайловича, либо малолетним, но пышущим здоровьем деятельным царевичем Петром Алексеевичем, рождённым Натальей Нарышкиной.
И началась схватка за русский престол!
Поначалу Нарышкины опередили Милославских. Заручившись поддержкой патриарха Иоакима, они провозгласили царём десятилетнего Петра. В результате этого дворцового переворота к власти фактически пришёл клан Нарышкиных и вызванный из ссылки боярин Артамон Матвеев, объявленный «великим опекуном».
Но Милославские сдаваться не собирались!
И 15 мая 1682 года в рядах вечно недовольных стрельцов раздался крик: «Иван Нарышкин задушил царевича Ивана Алексеевича!».
Ударили в набат и стрельцы во главе с Иваном Милославским, при поддержке и подстрекательстве сводной сестры Петра по отцу – царевны Софьи, в девятом часу дня выступили всеми девятнадцатью стрелецкими полками и бутырскими солдатами в Кремль.
«Стрельцы, все приказы и выборной полк, салдаты пришли в город в Кремль во 11 часу дни з знамены и з барабаны, с мушкеты и з копьи и з бердыши, а сами, бегучи в город, кричали, бутто Иван да Офонасей Кириловичи Нарышкины удушили царевича Иоанна Алексеевича. А начальных людей с ними, полковников, ни полуполковников, ни капитанов, а у салдат тоже начальных людей с ними, никово не было.».
Князь И. А. Хованский. Худ. П. Скотарь
Глава стрелецкого приказа князь Иван Андреевич Хованский выступил с речью перед взбунтовавшимися стрельцами, запугивая их тем, что бояре «…и вас и нас отдадут в неволю иноземному врагу, Москву погубят, а веру православную истребят!».
И в этих обвинениях был определённый смысл, понятный современникам. Дело в том, что семья Нарышкиных считала себя потомками одного из знатных крымских мурз, перешедших в конце XIV века на службу к Великим Московским князьям. Многие историки утверждали и сегодня утверждают, что Нарышкины, несомненно, происходили из знатного крымского рода, а другие уточняют – из древнего караимского рода.
Слово «караим» происходит от древнееврейского «карай» («чтец»), то есть тот, кто признает только писаный закон – караимы исповедали иудаизм, но признавали только исходный текст Библии и отрицали её позднейшие толкования, в том числе и Талмуд.
Стрельцы входят в Кремль. Фрагмент миниатюры XVII в.
В Крым они попали из Хазарского государства после его разгрома славянами примерно в конце X века. Центром караимов стал Чуфут-Кале (Старый Крым – прим. автора), который они называли «Еврейская скала».
На караимское, то есть иудейское, происхождение Нарышкиных и намекал князь Иван Хованский, обращаясь за защитой веры православной к стрельцам. Да, и дружба Нарышкиных, как бы сегодня сказали, с ярко выраженным «прозападным либералом» боярином Артамоном Матвеевым, женатым на шотландке и жившим на европейский манер, не прибавляли популярности роду в глазах московского люда.
Разъярённые и хмельные стрельцы в красных рубахах с закатанными по локоть рукавами, размахивая оружием, хлынули через Спасские ворота, которые стража не успела закрыть, в Кремль. Толпа ринулась к Грановитым палатам. Вскоре вся площадь перед царскими покоями была заполнена беснующимися стрельцами, убивавшими и громившими всё на своём пути.
Московское восстание 1682 г. Худ. Н. Дмитриев-Оренбургский
