Воспоминания нахлынули, набросились на Лилю. Сколько всего произошло после возвращения из Франции! Сколько всего… А потом наступила ночь, какая-то непрекращающаяся, страшная и коварная. Вся жизнь во тьме. Лиля куталась в покрывало. Вспоминала…
Перед сном Элен дала ей какой-то отвар, и Лилю перестало тошнить. Она даже забыла про это чувство. Поглаживала свой живот и спрашивала:
– Кто ты, мой маленький несчастный малыш? Увидишь ли ты когда-нибудь своего брата? Ванечка, сынок, где же ты, мой малыш?
Это была самая спокойная ночь из всех предыдущих, самая долгая. Лиля проснулась около полудня от стука в дверь. В комнату вошла Элен и протянула кружку.
– Выпей ещё, нужно несколько раз, тогда не будет плохо. Мустафа ещё спит. Что-то вас уморило. Очень прошу тебя в плохом состоянии пользоваться ванной комнатой. Очень прошу…
Лиля кивнула. Завязался какой-то бессмысленный разговор.
– Как давно ты тут? – спросила Лиля.
Элен опустила голову, но Лиля опять заметила слёзы в её глазах. И таким же жестом, как вчера, француженка смахнула эти слёзы.
Лиле стало тревожно. Ей показалось, что Элен не так уж и счастлива с Мустафой.
– Я живу тут столько лет, сколько мне отпустил бог для жизни в этой стране. Не задавай лишних вопросов. Мустафа наверняка и тебя заставил за мной следить. Можешь и про слёзы мои рассказать. Мне совершенно всё равно, что ты наговоришь ему. Знаю, что он неспроста тебя сюда привёз. Мустафа жестокий, очень жестокий человек. Судя по тому, как ты выглядишь, он и с тобой обошёлся не очень хорошо. Он будет гореть в аду, – Элен опять смахнула слезу. – Вот заодно и проверю твою искренность. Ты как одуванчик выглядишь. Как росток впитываешь… Главное, потом не распыляй всё это. Сплетни не украшают приличную женщину.
Одуванчик… Лиля вспомнила Олега Павловича. А потом прислушалась к своему сердцу и поняла, что больше оно не трепещет при воспоминании об нём. Никто из мужчин не вызывал теперь в ней трепет. Каждый по-своему обидел, каждый по-своему заставил страдать.
Элен вышла, но вскоре вернулась с охапкой одежды. Небрежно бросила Лиле на кровать и сказала:
– Подбери себе платья. Не могу на тебя смотреть. Ты красивая, молодая, но тебя так уродует отсутствие волос и эти мужские шаровары.
Потом Элен принесла два парика.
– Надень понравившийся.
Лиля покачала головой, отказалась.
– Парик не надену…
– Наденешь, иначе ты будешь пугаться своего отражения, а здесь много зеркал. Пусть жизнь в моём доме принесёт тебе только радость. Я не хочу видеть твоих слёз. Поверь, здесь всё будет так, как ты привыкла. Хватит страдать, девочка моя. Я вижу твои несчастные глаза, они не должны быть такими.
Лиля вспомнила, как Богдан заставлял надевать парик, она противилась, упрямилась. А тут решила не спорить. Сказал Мустафа пожить здесь – поживёт, сказала Элен надеть парик – наденет, сказал Мустафа докладывать о разговорах – не доложит. Оставит всё в себе.
Пообещала себе не пить «разговорчивый напиток Мустафы». Лиля после него ничего не помнила и даже не знала, что на самом деле в таком состоянии рассказывала арабу.
Жена Поля стала ей нравиться. Когда в столовой к ней подбежала девочка, Лиля умилилась, и слёзы появились в уголках её глаз. Дочь Поля была похожей на него.
«Поль, сообщаю тебе, что всё хорошо с твоей семьёй. На небе ты или на земле, знай, они накормлены и живут в красивом доме», – Лиля мысленно обратилась к Полю.
За завтраком Мустафа то и дело поглядывал на Лилю. Дочь Поля вертелась возле него. Ждала, когда он начнёт с ней играть.
Как больно было Лиле смотреть на всё это, как она завидовала сейчас Элен! Француженку не разлучили с ребёнком. Впервые в жизни Лиля пожалела, что у неё не дочь.
***
Серж встретился с отцом на следующей неделе. Олег Павлович так надеялся, что отец простит его! Но этого не произошло. Когда-то много лет назад разлад с Павлом Трофимовичем длился два года. Олег Павлович подумывал о том, что сейчас будет точно так же. Его план рушился на глазах. Жить с рыжебородым было невыносимо. Олег даже порог этого дома уже не хотел переступать. После последнего разговора с наглым постояльцем даже видеть его не мог. Всё это семейство вызывало отвращение.
– Олег Павлович, миленький, ну правда ведь не зря мы тут? Только посмотрите! У меня к вам серьёзный разговор. Поскольку вы оценили мой вклад в развитие и состояние вашего же дома, прошу о денежном награждении за все года моего здесь пребывания. С вашей стороны – это копейки, для меня – хорошее подспорье.
Олег Павлович не ожидал такой наглости. Рыжебородый быстро сбегал на второй этаж и вернулся с огромной амбарной книгой. В ней мелким почерком было исписано много листов.
– Вот, собственно, и мои расходы. Всё расписано. Изучайте, жду вашего решения.
Рыжебородый вложил в руки Олегу Павловичу книгу, а сам встал рядом и так низко наклонил голову, что они смотрели в книгу оба.
«Горшок чугунный 1 шт. для каши – 0,25
Другая кухонная посуда – 2,20
Пила и колун – 2,5
Кадка и бочка —1,5 (2,5)».
– Вот тут прошу заметить, – рыжебородый ткнул в кадку и бочку: – Выторговал своим пением. Представляете?!
– Представляю, – пробормотал Олег Павлович, – я бы бесплатно отдал, чтобы ты заткнулся.
Рыжебородый выхватил книгу.
– Да какой же вы неблагодарный! Я и тут старался, и там, и Алёнушка, скажу вам по секрету, молока дитятке недодала, вам побольше в пирог положила. Вкуснее-то с молоком грудным. От того её пироги самые лучшие, что душа у неё открытая, всю себя отдаёт для других.
От слов о грудном молоке у Олега Павловича закружилась голова, затошнило. Он выбежал из кабинета. Кто-то из детей подслушивал под кабинетом, и открывшая неожиданно дверь ударила любопытного по лбу. Послышался сначала стон, а потом оглушительный ор.
Олег Павлович был уже на улице, он затыкал уши и пытался прийти в себя. Больше стряпню Алёнушки не ел. За отчёт по амбарной книге, само собой, не выплатил ничего.
Иван Григорьевич, выслушав от Олега о составе продуктов пирога, поначалу вытаращил глаза, а потом произнёс, поглаживая живот:
– Если вкусно, то и незачем мне знать из чего. Во Франции я и лягушек ел, живой до сих пор. А тут молоко. Тьфу, придумали же. Ну что за люди такие интересные? Полвека прожить, чтобы встретить таких…
Олег Павлович посмотрел на отца Лили и ответил:
– Ну тебе-то понятно, умом двинутые все такие… Ешьте, что душе угодно, а меня с этого поста снимите. Я, пожалуй, съеду. Будут новости, сообщу.
Но после разговора с сыном всё-таки пришлось вернуться.
Нужно было брать себя в руки, как-то продолжать искать Лилю, как-то вызволять её из арабского плена.
Иногда Олег Павлович задавал себе вопрос: «А зачем я всё это делаю? Что мне с того, если она вернётся? Со мной вдруг не захочет быть, а я… А я только пыжусь и среди сумасшедших верчусь…»
Неожиданным был приезд Павла Трофимовича. Таким неожиданным, что Олег бросился к отцу в ноги и долго просил прощения.
Павел Трофимович небрежно оттолкнул сына и попросил встречу с Иваном Григорьевичем. Сказал, что всё у него готово для посещения конюшен, которые выстроил Павел Покровский.
Олег был против этой поездки.
