Книга В стране чайных чашек - читать онлайн бесплатно, автор Марьян Камали. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
В стране чайных чашек
В стране чайных чашек
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

В стране чайных чашек

В молчании все трое допили чай. День клонился к вечеру, и мистер Дашти еще несколько раз поблагодарил хозяев за радушный прием, но плечи его устало сутулились, а голова поникла. Мина, однако, обратила внимание, что его лицо больше не было таким потным, хотя чай, который они пили, был очень горячим. Когда она потянулась за последним кусочком пахлавы, мистер Дашти сделал то же, и их глаза на мгновение встретились. Он, впрочем, тут же отвел взгляд и, убрав руку, вежливо улыбнулся, еще раз продемонстрировав свои великолепные зубы.

Относя на кухню пустые стаканы, Мина подумала, что правильно прочла выражение его лица. На нем было написано не уныние или отвращение, а глубокое облегчение.

Она была абсолютно уверена, что не ошиблась.

3. Картотека

– Он слишком толстый, – сказала Дария. – Ему нужно заниматься спортом, а он… Один бог знает, как ему удалось получить степень доктора философии. Съесть столько пахлавы за один присест! Нужно же хоть немного соображать! А этот его костюм!.. – Она сморщилась.

– Бас ас, достаточно, – вмешался Парвиз. – Хватит, Дария.

Они находились на кухне, убирали посуду и остатки еды. На лбу Дарии пульсировала толстая вена – так бывало всегда, когда ее что-то сильно расстраивало. Кроме того, Мина заметила, что ее пучок растрепался и из него выбилось несколько прядей.

– Я просто хотела сказать… В общем, на этот раз ничего не вышло. Иногда информация, которая поступает ко мне от некоторых моих источников, бывает несколько… предвзятой. К счастью, у меня есть еще несколько вариантов.

Незадолго до этого они втроем стояли во дворе, глядя, как такси мистера Дашти выезжает с подъездной дорожки и исчезает в конце улицы. Они помахали ему на прощание и продолжали по инерции махать даже после того, как машина пропала из вида.

– Ничего страшного не произошло, – сказал Парвиз, тщательно вытирая полотенцем серебряные чайные ложечки. – Жизнь-то продолжается. Нужно двигаться вперед, не оглядываясь на прошлое.

– Конечно, продолжается. Будем идти вперед… В общем, действительно ничего страшного, правда, Мина-джан? Все равно этот мистер Дашти был слишком толстым… – Дария принялась вытирать сковородку.

– Пожалуйста, перестань, мама! Перестань называть его толстым. И перестань навязывать мне женихов, перестань составлять свои таблицы и приглашать к нам в дом незнакомых мужчин. Как ты не понимаешь, что этим ты унижаешь и их, и меня? Я прошу тебя, прекрати!

– Да что с тобой?! – Дария не глядя сунула сковородку в руки Парвизу. – Что это на тебя нашло? Пойдем-ка со мной наверх, я тебе кое-что покажу!

Мину на мгновение посетило ощущение, что все это происходит не с ней, а с кем-то другим, в какой-то другой семье. И это не ее, а чьи-то чужие родители приглашают на смотрины совершенно посторонних людей. Это делала не мать, которая ее вырастила, которая еще в Тегеране возила ее и братьев на уроки английского и учила с ними классические персидские газели. Это делал не ее отец, который хладнокровно завязывал ей шнурки во время прогулок по тегеранским холмам, учил считать пузыри в лужах во время дождя и играл с ней в шахматы у лагерного костра.

Чувствуя себя так, словно она была привязана к матери невидимой веревкой – которую она хотела, но не могла оборвать, – Мина пошла за Дарией к лестнице и поднялась наверх.

В спальне пахло зелеными яблоками и лосьоном. Письменный стол был в идеальном порядке, недавно отполированное бюро блестело. Единственным предметом, который, казалось, попал в эту комнату по ошибке, был железный шкафчик для документов. Верхнее отделение было открыто, а из выдвинутого ящика торчала желтая папка с «досье» мистера Дашти. Должно быть, утром Дария заглядывала в него, чтобы освежить в памяти какие-то детали.

– Знаешь, Мина, мне очень не понравилось, как он хлюпает, когда прихлебывает чай. Это было как-то очень по-крестьянски. – Дария сложила руки на груди. – Можно подумать, он не очень хорошо воспитан! Ну, ничего, я уверена, что сумею подобрать тебе человека получше.

«Аллах всемогущий, помоги мне!» – подумала Мина, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, а вслух сказала:

– Мистер Дашти – это была твоя идея. Разве не так? – Она очень старалась говорить разумно и по-деловому. – Кроме того, мне двадцать пять лет, и я считаю, что это самое подходящее время для того, чтобы найти свое место в мире, понять, кто ты такая и что собой представляешь. Ну и наконец, молодость – это пора, когда нужно развлекаться и получать удовольствие. Зачем спешить? Муж-дети-кашки-пеленки – это от меня никуда не уйдет. Сейчас мне нужно прежде всего окончить бизнес-школу.

– Не говори ерунды, Мина. Конечно, ты ее закончишь. Что касается того, что молодость – время для развлечений, так это вообще полная чушь! Так считают многие американцы, но на самом деле это просто предлог, чтобы продлить детство… Эти поиски себя, своего места в мире… Типичная психочушь, пустая болтовня! Ты хочешь знать, кто ты такая? Я тебе скажу! Ты – моя дочь!

Мина с размаха плюхнулась на кровать.

– Все эти «поиски», о которых здесь, в Америке, так много говорят, на самом деле не что иное, как лень. Обыкновенная лень! А еще способ подольше ни за что не отвечать. Для того чтобы разобраться в окружающем мире, вовсе не нужно ждать десять лет. В чем там разбираться? Просто всем, кто так говорит, хочется подольше оставаться детьми!

Мина посмотрела на желтую папку. Неужели мать всерьез думает, что какой-то мужчина может стать ключевым фрагментом головоломки по имени Мина? Последней переменной, которая заполнит и определит электронную таблицу жизни дочери? Или Дария мечтает создать что-то вроде математической формулы, чтобы с ее помощью понять ее мысли и предпочтения? Ах, если бы мама просто взяла и выбросила эти свои папки! И если бы Мина спросила, почему она так поступила, Дария ответила бы, что ей приходится прилагать слишком много усилий, чтобы готовить каждую встречу-смотрины, которые не приносят результата исключительно потому, что дочь не хочет ей помогать. Хватит, я сдаюсь, сказала бы Дария и тяжело вздохнула протяжным вздохом матери-мученицы.

Мина знала, что этот вздох погрузил бы ее в хорошо знакомое чувство вины, но это было бы пустяком по сравнению с главным: она была бы свободна. Она освободилась бы от тяжкой обязанности пить чай с незнакомыми мужчинами и смогла бы жить так, как ей хочется.

– Так мы покончили с этими встречами? – спросила она вслух. – Оно ведь того не сто́ит, не правда ли?

– Дело не в том, сто́ит или нет, – ответила Дария сухо. – Дело в том, что ты заслуживаешь самого лучшего, вот я и делаю все, что только в моих силах.

По улице за окном промчался автомобиль. Тяжелые басы включенной на всю катушку музыки громом отдались в ушах Мины.

– Вот это… – Дария жестом показала на набитый папками шкаф для документов. – Это то немногое, что я могу сделать для тебя здесь, в Америке. Будь мы там, дома, все было бы иначе. Там мы были среди своих. Нас уважали. У нас была налаженная жизнь, были средства… Там мы не были иммигрантами, которым приходится искать счастья среди других иммигрантов. Там я могла бы сделать для тебя гораздо, гораздо больше.

Слова матери невольно заставили Мину задуматься. Дария сказала «там мы были среди своих». Но истина состояла в том, что Мина затруднялась сказать, как бы она себя чувствовала, окажись она сейчас в Иране. Оставленная много лет назад страна часто казалась ей миражом, видением. Когда самолет, на котором они летели, заходил на посадку в Нью-Йорке, маленькая Мина прижималась лицом к стеклу иллюминатора, любуясь сверкающими, как драгоценные камни, огнями огромного города. Быть может, именно в эти мгновения та другая страна перестала существовать? Была ли она в Америке иммигранткой, иностранкой? Мине хотелось думать, что нет. Во всяком случае, Дария всегда называла ее американкой, и она ей почти верила.

Садящееся солнце ложилось на персидский ковер на полу бледными островками света. За окном наступали сумерки, в домах вспыхивали ранние огни. Там лежала Америка, и Мине и ее братьям нужно было прилагать все силы, чтобы укреплять ту хрупкую новую жизнь, которую они создали для себя здесь. Им нужно было следить, чтобы в ее тонкой ткани не появилось ни одной прорехи, через которую может незаметно вытечь все, ради чего они бежали от кошмара Революции и войны: уютный дом, гарантированные конституцией гражданские свободы, удобные продуктовые рынки, безопасные улицы и парки. Да, они должны беречь и сохранять ту американскую жизнь, которую создали для себя с нуля буквально на пустом месте.

– Пора накрывать к ужину, – тихо сказала Мина и, обогнув железный шкаф для документов, спустилась вниз.

На ужин они ели оставшийся от обеда отварной рис с шафраном, который Дария превратила в тахдиг – поджаренный хрустящий рис, который можно было макать в мясную подливу.

Зазвонил телефон.

– Это тебя, Дария-джан. Юн-ха, – сообщил Парвиз.

Дария взяла трубку.

– Да… Нет… – коротко говорила она. – Хорошо… Ты же знаешь, мои таблицы имеют допустимый предел погрешности.

Мина знала, что ей пора возвращаться в свою квартирку на Манхэттене. К завтрашнему утру ей необходимо было сделать сложный финансовый расчет для семинара, но она чувствовала, что голова совершенно не соображает. Визит мистера Дашти основательно выбил ее из колеи.

После ужина Мина снова поднялась в спальню матери. Как можно тратить столько времени и сил на то, чтобы найти кому-то пару, пусть даже этот кто-то – твоя родная дочь? Неужели Дария так сильно беспокоится, как бы она не осталась незамужней? Или мать просто получает удовольствие, заполняя данными свои таблицы, составляя графики и диаграммы?

Подойдя к шкафу, Мина одну за другой доставала папки с «отработанными» кандидатами и бросала листки с резюме на пол. На многих листах виднелись рукописные пометки и комментарии. «Мать забыла привить его брата от полиомиелита, и он заболел» – было написано на полях жизнеописания мистера Джаханфарда, и тут же крупно, красным карандашом: «Беспечность!» В другой папке Мина обнаружила информацию о тридцатитрехлетнем банкире, который «курил десять лет, но теперь бросил». «Проверить! Убедиться!» – написала Дария рядом с этими строками.

Когда Дария вошла в спальню, Мина увидела, что ее аккуратный пучок окончательно развалился. Несмотря на свой парадный костюм, который она так и не сняла, выглядела Дария усталой и опустошенной. Перешагивая через папки, которыми был усыпан весь пол, она молча подошла к дочери и опустилась на пол напротив нее. Подтянув колени к груди, Дария резко дунула, пытаясь отбросить свесившиеся на лицо пряди волос. Сейчас она выглядела совсем молодой – такой, какой Мина помнила ее по жизни в Иране. Казалось, на несколько секунд Дария снова стала той матерью, которая бы только рассмеялась, если бы ей сказали, что она будет составлять таблицы с данными вероятных женихов. Та Дария сказала бы, что бережет свое время для более важных и интересных дел.

Да, когда-то мама была другой, подумала Мина и тут же вспомнила о мистере Дашти. Она не сомневалась, что он был человеком хорошо воспитанным, порядочным и даже где-то симпатичным, однако даже это не могло избавить ее от ощущения, что сегодняшний день они потратили зря.

– Знаешь, когда-то я смеялась над теми, кто устраивал предварительные встречи с потенциальными женихами, – проговорила Дария, упираясь подбородком в колени. Взгляд ее рассеянно скользил по грудам распотрошенных папок. – Как же я над ними смеялась!..

Она еще сильнее наклонила голову, и Мина снова увидела отросшие седые корешки ее крашеных волос.

– Ты приготовила финансовый расчет на завтра? – спросила Дария после паузы. – У тебя впереди сложный экзамен. Ты должна готовиться как следует, а не тратить время на ухажеров. Я думаю, это будет самое разумное, – глухо добавила она, по-прежнему упираясь подбородком в колени.

4. «Разговоры по душам» и повышение квалификации

Скорее бы этот день заканчивался, думала Дария, чувствуя, как часто и неровно бьется в груди сердце. Она ужасно устала, но эта усталость не была усталостью человека, который много работал, преодолевал трудности и в конце концов добился своего. Впрочем, в последнее время она довольно часто обманывалась в своих ожиданиях, и чувство разочарования было ей не в новинку.

«В последнее время» означало – с са́мой Революции. Все эти пятнадцать лет Дария существовала, словно поставив собственную жизнь на паузу. Все эти пятнадцать лет Дария ждала, чтобы в Иране сменился политический режим и она могла бы вернуться к тому, что считала «нормальной жизнью», – к своему зеленому домику в одном из районов Тегерана, стоявшему всего в нескольких кварталах от дома, где жили ее родители. Ей очень хотелось вернуться в мир, где слова «магистр делового администрирования» – пустой звук и где никто не знает, где находится Атланта, но она была в Америке – в другой реальности. Здесь выросли ее дети. Они стали взрослыми, самостоятельными (или, если называть вещи своими именами, излишне дерзкими) и, как ей иногда казалось, более глупыми, чем раньше. Сегодняшний обед с мистером Дашти ничем не отличался от обедов и чаепитий с другими мужчинами, однако в его спокойствии, в его блестящем от пота лице и великолепных зубах было что-то такое, что Дария почти пожалела о том, что вынудила его прилететь в Нью-Йорк. В его безукоризненно вежливой улыбке было что-то, что заставило ее задуматься о глупости и тщетности ее затеи. А сейчас она чувствовала себя измученной и обессилевшей, словно визит мистера Дашти стал последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. Чего ради она так надрывалась? Как ей только могло прийти в голову составлять подробные резюме и заполнять таблицы данными о мужчинах, ни один из которых не стоил и кончика ногтя ее дочери?

Что сделано, то сделано, уже не в первый раз подумала Дария устало. Прошлого не изменишь, сделанного не воротишь. Исламская революция изменила ее мир.

В комнату вошел Парвиз. Он уже переоделся в джемпер и джинсы; костюм и галстук с черепашками отправились обратно в шкаф, однако от него по-прежнему пахло его любимым «Олд спайсом». Парвиз пользовался им с тех пор, как привез ее в Америку – эту страну полосатых карамельных палочек, каруселей и легкомысленного отношения ко всем и ко всему.

– Я отвезу Мину домой, Дария-джан, – сказал он.

– Не надо никуда меня везти, – тут же отозвалась Мина. – Утром я прекрасно добралась к вам на метро, на метро и вернусь.

– Уже поздно, – сказал отец и слегка нахмурился.

– Ничего со мной не случится.

– Ну хорошо, тогда я провожу тебя хотя бы до станции.

– Ступай с отцом. Пусть он тебя проводит. – Дария подняла голову. – Идите уже. Марш!

Мина, мрачная и угрюмая, нехотя помахала матери рукой, и Дария подумала, что ее дочери недостает энергии, напора. Или самой обычной уверенности в себе. Но как и куда они пропали – эта ее уверенность, энергия? И что с ней вообще происходит? Вот Мина даже не поблагодарила отца за предложение подвезти, и это было совершенно на нее не похоже, но, порывшись в памяти, Дария без труда припомнила еще несколько случаев, когда дочь вела себя не так, как положено, не так, как от нее ожидали. Неужели она так и не сумела ничему ее научить?

Услышав, как внизу хлопнула входная дверь, Дария снова опустилась на ковер, но на этот раз она не сидела, а лежала, вытянувшись во весь рост и закрыв глаза. Ей вспомнилось, какими высокими были потолки в их доме в Иране. Благодаря этому комнаты казались полными воздуха, да и те, кто в них жил, чувствовали себя свободными, раскрепощенными. Здесь, в домике в стиле кейп-код[5], как называл этот архитектурный кошмар Парвиз, Дарие постоянно чудилось, что стены грозят ее раздавить, а потолки – обрушиться на голову. Ее сыновья – оба довольно рослые – ходили по комнатам едва ли не пригибаясь, и даже самой Дарие казалось, что стоит ей встать на цыпочки, и она ударится макушкой о потолок.

Потом она подумала о том, какой сад был у ее матери: пышные алые розы, густые лимонные деревья, мягкая трава. Дария хорошо помнила, как отец поливал кусты из шланга и в воздухе плыл запах листвы и пыли, а за высокой оградой нежно позвякивал колокольчик на тележке торговца вареной свеклой[6].

– Хуб асти? Все в порядке? – В дверях, точно по волшебству, снова появился Парвиз. Быстро он обернулся – наверное, повез Мину до метро на машине, а может, она слишком глубоко задумалась и не заметила, как пролетело время.

Знакомая теплая рука ласково легла на ее руку, когда Парвиз вытянулся на ковре рядом с ней. Много лет назад в день помолвки, которая проходила под присмотром Меймени, Дария впервые коснулась его руки. До сих пор она помнила, как ее поразили крупные, пульсирующие вены с наружной стороны его кисти. Дария полюбила эти вены, которые с годами стали еще больше проступать под смуглой сухой кожей.

– Хуб-ем. Все хорошо, – ответила она и снова закрыла глаза, вспоминая, как они когда-то жили в Тегеране. Тогда их семья была намного больше. Кроме нее и Парвиза, кроме Мины, Кайвона и Хумана, в нее входили ее мать Меймени и отец Ага-хан, сестра Ники́, дети сестры, родители Парвиза, его четыре брата и сестра, их дети, пять сестер Меймени и их дети и внуки, а также бесчисленные двоюродные и троюродные братья, сестры, тетки, дядья и другие дальние родственники, населявшие огромную территорию от Тегерана до Мазендерана на берегу Каспийского моря. Дарие очень нравилась такая жизнь, нравилось ощущать свою принадлежность – нет, даже не к семье, а к роду. Когда она устраивала кому-то из детей день рождения, в гости приезжало порой до сотни человек с подарками, поздравлениями, добрыми пожеланиями и свежими сплетнями.

Кроме родственников – близких и дальних, – были у них и многочисленные друзья, которыми Дария и Парвиз обзавелись еще в университетские годы. Все это были веселые, жизнерадостные люди, которые со временем стали для них почти родными, и Дария очень по ним скучала.

Парвиз то ли вздохнул, то ли шмыгнул носом. Неужели он тоже вспоминает их прежнюю жизнь, скучает по тому спокойствию и стабильности, которые исчезли в одночасье, после того как Революция и война ввергли страну в хаос? Или он просто подумал о том дне, когда под бомбежкой погибла ее мать?

Дария открыла глаза и посмотрела на мужа.

– Боже мой, Парвиз! Что ты делаешь? Качаешь пресс? Неужели ты не можешь хоть на минутку позабыть про свои дурацкие упражнения? Мы… Я думала, мы наконец-то поговорим по душам, а ты…

Парвиз, взмокший и слегка запыхавшийся, с шумом выдохнул воздух.

– Я подумал – несколько скручиваний…

– Ну, знаешь!.. – Дария поднялась с пола и почувствовала, как пояс нейлоновых колготок болезненно врезался в раздавшуюся талию. Что толку его упрекать, подумала она. Парвизу хорошо в Америке, здесь он счастлив и вряд ли скучает по оставленной родине. «Лови момент и будь счастлив сейчас!» – таким был его нынешний девиз.

Сейчас Дарие больше всего хотелось поскорее снять тесные колготки, надеть пижаму и завалиться спать.

– …Сорок девять. Пятьдесят! – Парвиз с торжеством выдохнул и быстро вскочил на ноги.


В ту ночь Парвиз заснул быстро. Пока он безмятежно похрапывал, Дария лежала рядом с ним и думала. Вот он всхрапнул особенно заливисто, и она, приподнявшись на локте, посмотрела на мужа. Даже во сне его лицо выглядело спокойным и довольным, и она спросила себя, неужели ему совсем не хочется вернуться. Как он может не скучать по отцовскому дому, где туалет был в саду, а возле бассейна гонялись за бабочками длинношерстные персидские кошки?

И Дария слегка толкнула мужа в плечо. Парвиз громко всхрапнул и, вздрогнув, открыл глаза.

– Ты спишь? – шепотом спросила она.

– Нет, дорогая, я отжимаюсь от пола и делаю прыжки-«звездочки»! Разумеется, я сплю! Ну, в чем дело?.. А-а, понимаю!.. Да забудь ты про этого мистера Дашти. Выкинь его из головы.

– Нет, не в этом дело… Я просто хотела тебя спросить, неужели ты не скучаешь по вашему дому в Тегеране, где удобства были в саду, а у бассейна играли кошки?

– Что-что? – пробормотал Парвиз озадаченно.

– Ваш дом… Ты по нему не скучаешь?

– Нет.

– А почему?

– Потому что туалет там был на улице, а в саду орали коты – вот почему! И вообще, Дария… Снова заводишь свою любимую пластинку – «Ах, как я скучаю по своему старому дому!»? Я тебе уже говорил: нужно жить настоящим, да и вернуться в прошлое все равно нельзя.

– Слушай, я прекрасно обойдусь без твоего любимого самовнушения и приемов самопомощи! – Дария повернулась к Парвизу спиной.

– Но ты же сама хотела поговорить!

– Считай, что у меня просто разыгралась ностальгия. Я… Раньше я никогда не думала, что буду жить в Америке и вычислять, какой мужчина больше подходит моей дочери. Мне казалось, все будет по-другому. Я думала, что в моем возрасте я буду успешной, состоявшейся женщиной и…

– Но ты и есть состоявшаяся! У тебя трое прекрасных детей, и это ты сумела создать для всех нас новый дом на новом месте. Хуман – врач, Кайвон – юрист, Мина заканчивает бизнес-школу… Мы сумели живыми и невредимыми выбраться из Ирана и стали американцами, а ты к тому же работаешь кассиром в банке. Чего же еще тебе желать?

В ответ Дария только вздохнула.

– Спокойной ночи, Парвиз.

Пять минут спустя он снова захрапел, и Дария невольно подумала, что даже ночной отдых ее муж использует с полной продуктивностью, не отвлекаясь на глупые фантазии. Кое в чем он был, конечно, прав. Дети радовали их своими успехами, и это было, наверное, самым главным, да и она сама работала теперь в банке, что было, безусловно, лучше, чем вкалывать швеей в химчистке, куда она устроилась сразу после переезда в Америку. И все-таки… все-таки… Невольно ей вспомнились студенческие годы. В те времена в Иране лишь очень немногие девушки могли посещать университет. Как ни странно, количество женщин в высших учебных заведениях страны выросло только после Исламской революции, а в те времена Дария была одной из пяти студенток на всем потоке. Парни буквально из кожи вон лезли, стараясь завоевать ее сердце. Цветы. Рестораны. Поездки в кино. Предложения руки и сердца. Дарии приходилось прикладывать значительные усилия, чтобы сосредоточиться на учебе. Лучше всего была, конечно, математика – сложная, захватывающая, наука из наук. Дария с легкостью удерживала в голове цифры, которые казались ей вполне материальными – чем-то, что можно потрогать, подержать в пальцах, покрутить туда-сюда, даже подбросить в воздух и выстроить в новом, безупречном порядке. Удовлетворение, которое она испытывала, когда ей удавалось расставить цифры так, как следовало, нельзя было сравнить ни с чем другим. Ну, или почти ни с чем.

Иранские мужчины времен ее юности катали Дарию в машинах с открытым верхом, водили на прогулки в холмы. Тегеран в те времена был молодым, современным городом, обещавшим стать поистине великолепным. Шах заявлял, что им взят курс на модернизацию страны. «Белая революция»[7]. Реформы. Вестернизация. И как результат – новый, великий Иран. Как же давно это было! И все же Дария прекрасно помнила новые разнообразные возможности, которые поджидали буквально на каждом углу. Парвиз в те времена был для нее даже не на втором, а где-то на пятом плане. Неуклюжий, худой, с не зажившими еще следами от подростковых прыщей на щеках и подбородке, он был для нее практически пустым местом. Единственным, что выделяло его среди прочих ухажеров, был глубокий, звучный голос, почти бас. Его голос и его доброта… Он так заботливо держал ее за руку, так трогательно поддерживал ее, когда они гуляли в холмах! Тем не менее Дария и представить не могла, что когда-нибудь выйдет за него замуж. Она бы и не вышла, если бы не Меймени…

Снова повернувшись к спящему мужу, Дария некоторое время смотрела, как слегка вибрируют от храпа его ноздри, потом, вздохнув, натянула одеяло на его поднимающийся и опускающийся живот. Меймени с самого начала разглядела в Парвизе нечто такое, что пришлось ей по душе. Разглядела и сумела убедить дочь в том, что он сможет стать ей хорошим мужем.

В жизни Дарии начался новый этап.

Прошлого не изменишь, сделанного не воротишь.

Зато теперь у них было трое детей.

Когда ее сыновья были маленькими, Дарию больше всего поражала их неуемная энергия. Они постоянно боролись на ковре в гостиной, смахивая на пол инкрустированные деревом и металлом шкатулки и опрокидывая вазы с орехами, которые Дария так тщательно и любовно расставляла на низких столиках, и тогда она мечтала о том, что когда-нибудь у нее будет дочь. Не раз Дария воображала себя мудрой женщиной средних лет, которая сидит в ресторане с очаровательной юной девушкой – своей подросшей дочерью. Они будут есть челоу-кебаб[8], запивать чаем, болтать обо всем на свете, сплетничать и делиться сокровенным. Дария станет внимательно слушать, давать советы, поддерживать дочь. Они вместе будут смеяться над забавными глупостями и прочими пустяками, а после отправятся выбирать шелк для платья, чтобы уже дома обсудить самый модный фасон. Она научит ее проводить рукой по пыльным рулонам ткани, чтобы определить качество и плотность, научит правильно кроить, укрепляя таким образом ее уверенность в себе и в своих силах, как когда-то делала ее собственная мать. А в день свадьбы Дария станет смотреть, как танцует ее дочь, и испытывать гордость за нее и удовлетворение от того, что она выполнила свой долг до конца.