– И, правда, чего это я не еду?
Он снова бросил взгляд на часы, затем на кондуктора, включил передачу и дал полный газ. Мы были спасены.
С тех пор, вспоминая тот случай, я всегда думаю о том, что, когда ты о чем-то просишь Бога, то на Него надейся, а сам не плошай. Не сиди сиднем и, что можешь сделать, сделай сам! Смело и решительно, до конца. А Бог не оставит.
Часть 3. Рядом с владыкой
26. Кто не волнуется?
Сегодня день моей хиротонии, и уже совершается литургия, за которой я стану священником. Владыка Хрисанф служит, не спеша, внимательно прислушиваясь к каждому слову и звуку. «По старинному», как говорят отцы. И от того сердце еще больше трепещет, а вдруг я ошибусь и подведу, не оправдаю его доверия?
Хотя все, что мне нужно – произнести малюсенькую ектенью, начинающуюся словами «паки и паки». Всего три прошения, которые я много раз произносил. К тому же по «Служебнику», который держу в руке. Вот и вся задача. Неужели не справлюсь?
Выхожу на ектенью. Встаю перед Царскими вратами. Хор заканчивает очередное песнопение, и в огромном Успенском соборе, вмещающем до тысячи человек, воцаряется тишина. Я открываю «Служебник», возвышаю руку с орарем, читаю глазами «паки и паки», а вслух на весь собор громогласно возглашаю: «Миром Господу помолимся!»
Хор тут же подхватывает: «Господи, помилуй!». А у меня мурашки по телу, но не от пения хора, а от того, что ошибся. Надо же было так опростоволоситься! Вот, уж, поистине, «смотрит в книгу, а видит фигу»! Однако деваться некуда. Возглашаю до конца ектенью, захожу в алтарь и сразу к архиепископу Хрисанфу: «Владыка, простите!»
Владыка смотрит на меня с высоты своего богатырского роста большими, немного на выкате глазами и говорит:
– Не ошибается только тот, кто не волнуется, а не волнуется тот, кому все равно. Раз ты ошибся, значит, тебе не все равно, и это хорошо.
Владыка улыбается, а я стою и пытаюсь прийти в себя. Вот это поворот! Я шел за разносом, а он меня похвалил! Я ошеломленно протягиваю руки. Владыка благословляет, но руку целовать не дает – он этого не любил, а лишь касается моей головы, как бы дав легкий подзатыльник, и на этот раз абсолютно серьезно говорит:
– Запомни и в следующий раз не ошибайся!
Помню, владыка. Помню.
27. Девятый час
Как нельзя осудить первоклассника за то, что тот учится писать по прописям, так нельзя осудить молодого настоятеля за то, что он старается служить по уставу.
Приближался праздник Троицы, первый после моего назначения настоятелем Предтеченского храма. По уставу в этот день положен Девятый час, но в прежние годы его не читали, за литургией сразу следовала вечерня, во время которой по полу церкви разбрасывали скошенную траву. Правильно ли это? Между нами, священниками, вышли прения, и я решил спросить об этом владыку Хрисанфа.
Вхожу в кабинет.
– Служить или не служить? Как благословите?
Владыка смотрит на меня, а затем неожиданно спрашивает:
– А что об этом думают твои бабушки?
– Какие бабушки?
– Те, что стоят на службе.
Вот это поворот! Я думал, владыка спросит о священниках, а он о бабушках.
Тут надо сказать, что служба на Троицу длинная. Пожалуй, самая продолжительная во всем церковном году. За литургией всегда следует вечерня с чтением коленопреклоненных молитв, которые настолько многословны, что у священника не всегда хватает сил их красиво и торжественно прочитать. Добавьте к этому июнь, жаркий день и запах прелой травы, разбросанной по всему храму, и тогда вопрос станет более понятен.
Владыка Хрисанф какое-то время молчит, ждет ответа, а затем восклицает:
– Отец! У тебя бабушки на службе в обморок падают, а ты спрашиваешь, надо ли читать Девятый час?
Я ошарашенно мямлю:
– Только ради «сугубой молитвы»…
Но владыку уже не остановить.
– Так ты молиться хочешь? Тогда иди к отцу Иову в Трифонов монастырь. У него там, как раз, монахов не хватает.
Так я навсегда запомнил, что, хотя уставы и важны, но они пишутся для людей, а не наоборот.
28. Праздник или похороны?
– Сколько живу, а никак не могу привыкнуть, – вздыхает митрополит Хрисанф.
– К чему?
– Там, где я родился (Ровенская область Украины), всегда было принято в церковь одевать самую красивую одежду, а здесь, наоборот, старую и невзрачную. Как будто больше нечего надеть.
– Может из скромности?
– Да, причем тут скромность! – удивляется владыка. – Ведь в гости или в кино те же люди оденутся иначе. Так почему в храм надо одеваться хуже?
Владыка досадно машет рукой.
– Не знаю, как сейчас, – говорит он, – но в годы моей молодости церковь была не только местом для молитвы, но центром всей нашей жизни. Особенно в праздники, на которые съезжались со всей округи. Бывало, мама говорит сыну: «Обрати внимание на такую-то девушку. Посмотри, как она молится, как красиво и аккуратно одета, как скромно себя ведет, как учтиво разговаривает с родителями и подружками. Вот была бы хорошая жена!» А какие у храма бывали ярмарки, широкие и веселые!
Владыка замолкает, как будто его с головой накрыла волна воспоминаний. Какое-то время мы оба сидим и молчим, а я думаю: «Как, оказывается, легко определить, зачем люди ходят в церковь! Если она в радость – оденешься, как на праздник. Если в тягость, как на похороны. Может, потому многие так и одеваются, что для них знакомство с церковью началось с похорон? Да так на всю жизнь и осталось. И как счастливы те, для кого церковь стала праздником и не перестала им быть».
29. Спасение парня
Однажды, жарким летом 2010 года, митрополит Хрисанф приехал в епархиальное управление необычайно взволнованный. Пригласил меня в кабинет, жестом указал на стул – садись! – и рассказал примерно следующее:
– Представляешь! Подъезжаю к епархии, и вижу, как через весь Трифонов монастырь к Успенскому собору идет парень, – по украинской традиции, владыка часто называл молодых людей «парнями», – такой высокий и… в шортах! Я так за него испугался.
– Почему?
– Думаю, сейчас парень войдет в собор, бабушки сразу налетят на него и наговорят чего-нибудь. Ты ведь знаешь наших бабушек!
Владыка откинулся в кресле, достал платок, вытер пот со лба и продолжил свой рассказ.
– Я подобрал рясу и, как могу, побежал за ним. Вхожу в собор и точно – бабушки уже заметили парня и со всех сторон устремились к нему. Однако увидели меня и стушевались, подошли под благословение. Слава Богу! Успел!
Я сижу, внимательно слушаю и не могу поверить, что это мне рассказывает семидесятилетний старец, большая часть жизни которого прошла среди тех самых бабушек, от которых сегодня он бросился спасать незнакомого парня, и которых он любил всей душой, всем своим огромным сердцем.
– Благословил бабушек, подхожу к парню, – продолжает владыка. – И, знаешь, мы так хорошо с ним поговорили. Оказывается, он местный. Учится в институте. Хочет жениться и пришел узнать про венчание. Ну, я ему все и рассказал, а на прощание говорю – ты заходи, не стесняйся. Только на этот раз не в… трусах.
