– А еще, бывает, покрасят церковь в какой-то мультяшный цвет. Вообще, все эти новомодные западные влияния мне не нравятся. Как-то непатриотично. А ведь своего забывать не надо, правда?
Спорить не хочется, но девушка, явно, ждет ответа.
– Правда, – соглашаюсь я. – Вопрос только в том, что считать своим?
– В каком смысле?
– Ну, вот, например, храм Покрова на Нерли Вам нравится?
– Конечно! – отвечает девушка.
– А Вы знаете, что это чудо древнерусской архитектуры построили немецкие мастера…
Ловлю в глазах девушки немой вопрос.
– … которых император Фридрих Барбаросса прислал во Владимир по просьбе князя Андрея Боголюбского? Так что более «непатриотичный» храм надо еще поискать!
Говорю и улыбаюсь, а собеседница, наоборот, серьезна, как никогда. В ее системе координат образовалась брешь, и корабль идет ко дну. Туда ему и дорога! Чтобы этому помочь, я добавляю:
– Кстати, Успенский собор Московского кремля построил итальянец Аристотель Фьораванти, Исаакиевский собор – француз Огюст Монферран, а храм Спаса на крови – Альфред Парланд, предки которого приехали в Россию из Германии и Шотландии.
Можно было бы продолжить, но быть занудным не хочется, и я итожу:
– Поэтому, хотя «патриотический шаблон» и удобен, но мерить им все и вся не следует. Можно ошибиться.
Смотрю на девушку. Она задумалась, и это именно то, чего я хотел.
Часть 2. Когда это началось?
16. Как я упал с колокольни?
– Не бойся! Мы сто раз на нее лазили, даже ночью, и ничего!
Мишка обвел взглядом старую заброшенную колокольню Троицкого собора, похожую на большой карандаш, торцом воткнутый в землю.
– Или все же испугался?
Я отчаянно замотал головой, пытаясь избежать позора. Хотя, честно говоря, лезть на колокольню мне не хотелось. Да ещё в такой жаркий день! Только пытаться объяснить это моим новым знакомым, бесполезно. Засмеют. Как пить дать, засмеют! Ведь я, хоть и родился в Яранске – маленьком городе на юге Кировской области, но уже давно живу в областном центре и, значит, городской, а им поблажек не дают. Придется лезть.
За триста лет колокольня глубоко ушла в землю, и, чтобы попасть внутрь, надо наклониться и пролезть в низкий проем, всего в полуметре от земли. Я делаю шаг, но Мишка решительным движением руки меня останавливает и пропускает вперед других пацанов, с которыми я познакомился вчера в первый день работы летнего лагеря.
– Пойдешь в конце, а Пашка тебя подстрахует.
Пашка – третьеклассник и самый старший в нашем отряде. На голову выше остальных мальчишек и, как минимум, в два раза толще. Такой актер Евгений Моргунов, только в миниатюре и неулыбчивый.
Вот и моя очередь. Наклоняюсь и шагаю в проем. Точнее, вползаю на четвереньках и уже внутри встаю в полный рост. Прямо передо мной – старая лестница, перила которой за века отшлифованы до блеска сотнями рук. Почти отвесная и, кажется, бесконечная, уходящая куда-то вверх, куда именно, разглядеть невозможно. В принципе, ничего необычного. Лестница как лестница. Только ступеньки маленькие, и ногу на них толком не поставишь. Да еще перила сырые, намыленные потными руками тех, кто лезет впереди меня, и потому скользкие. Держаться за них неудобно.
– Санька, как ты там? Лезешь? – кричит откуда-то сверху Мишка.
– Лезу-у-у-у-у, – кричу я, – и камнем срываюсь вниз едва ли не самой верхней ступеньки и тут же натыкаюсь на что-то большое и мягкое. Это Пашка, который поднимался следом и чуть-чуть меня притормозил. Чем, должно быть, спас мне жизнь, но полностью удержать от падения не смог. Поэтому, мгновение спустя, я ударяюсь о каменный пол, и проваливаюсь в кромешную темноту.
Сколько я был без сознания, не знаю. Только, когда очнулся, рядом никого не было. Ни взрослых, ни детей. Помню, я попробовал произнести слово «мама» и не смог, захрипел и закашлялся. Повернувшись, я почувствовал, как левый бок пронзила резкая боль. Однако делать нечего. Надо вставать и идти домой, где меня наверное уже потеряли. Благо, что идти недалеко, всего несколько кварталов.
Спустя четверть часа я стоял у дома на ул. Свободы, 52, но открыть калитку не смог. Поскольку, едва брался за ручку, бок снова пронзала боль. К счастью, вскоре показался сосед.
– Не знаешь, как дверь открыть? Совсем городской стал, – резюмировал он и впустил меня во двор.
Я не ответил. Лишь, молча, кивнул головой.
На следующий день мы снова носились по городу, но на старую колокольню больше не лазили. Лишь 27 лет спустя, в 2003 году, уже будучи священником, я рискнул в нее заглянуть и сделать снимок на память о моем первом знакомстве с Церковью, войти в которую с «черного входа», «на спор» и «за компанию» мне не удалось. И правильно! Потому что так в Церковь не ходят. Зато теперь я не понаслышке знаю, каково в такие минуты остаться одному, и никого за это не осуждаю.
17. Впервые в церкви
Известно, что первые впечатления самые сильные и запоминаются на всю жизнь. Поэтому, если вас крестили в детстве, скажите родителям «спасибо». Ведь это так здорово – познакомиться с церковью, когда ты маленький, все тебя любят, и голова еще не опухла от проблем и вопросов, ответы на которые люди, порой, ищут всю жизнь.
Мне, в этом смысле, не так повезло. Я родился в 1967 году, когда еще были свежи воспоминания о хрущевских гонениях на Церковь. Папа работал директором дома культуры. Мама была врачом и происходила из «бывших», как тогда называли купцов, попов и кулаков, которых советское государство не жаловало. Семья была на виду, и крестить меня в детстве родители не решились.
Поэтому в школу я пошел некрещенным и долгое время не догадывался о том, что в г. Кирове, куда к тому времени мы переехали, есть действующий храм. Когда же я об этом узнал, оказалось, что в ту сторону нельзя не только ходить, но даже смотреть. Иначе придется выложить на стол комсомольский билет, аттестат и будущую золотую медаль.
Однако оказалось, что планы на меня были не только у родителей и администрации школы, но также у Бога. Однако для того, чтобы Его план заработал, я должен был прийти в Его Церковь. Точнее меня надо было туда привести, и вот как это произошло.
В первых числах августа 1983 года наш 9-а класс с легкой руки родителей отправился в круиз по реке Волге. На колесном (были такие!) теплоходе «Парижская коммуна» нам предстояло пройти от Горького, как тогда назывался Нижний Новгород, до Астрахани и обратно. Делая остановки во всех крупных городах, в том числе в Куйбышеве, ныне это Самара.
Помню, как в жаркий день, накупавшись до одурения в реке, мы отправились в город. Что было особенно ценно, без сопровождавших учителей и родителей, у которых были свои планы. Неудивительно, что первым делом мы навестили ближайшее кафе, выпив одну на всех кружку пива. После чего разбрелись по городу в поисках арбузов, которые в этих краях особенно велики и сладки.
Купив арбузы, я вышел из магазина и увидел перед собой церковь, большую и красивую. Это был Покровский собор, единственный на весь город действующий православный храм. Но тогда я этого не знал, и просто решил подойти поближе, а затем и вовсе переступил порог и вошел. Прямо так, с двумя авоськами в руках, в каждой из которых лежало по огромному арбузу.
Шла вечерняя служба. Церковь была полна, но люди продолжали приходить. Засмотревшись по сторонам, я не заметил как оказался посреди храма. Неожиданно из алтаря вышли священники и спустились с солеи в народ. Толпа сделала шаг назад, я попятился вместе с ней и наступил кому-то на ногу.
Я обернулся и увидел девушку, примерно моего возраста или чуть постарше. Я уже приготовился услышать «куда прешь, болван!» или нечто подобное, но вместо этого девушка улыбнулась и еле слышно произнесла.
– Извините!
После чего со мной случилось то, что в науке принято называть «когнитивным диссонансом». «Так вот какие они, верующие! – подумал я. – Милые и добрые. Почему же тогда их гонят, и запрещают нам ходить в храм? Ведь я со своими арбузами, реально, отдавил ей ногу, а она… улыбается. Как такое может быть?»
Возможно, кто-то скажет, что это пустяк. Но, со временем, он помог мне понять простую истину: не важно, какая церковь – старая или новая, большая или маленькая, с золотыми куполами или без них – она не от мира сего. Поэтому и люди в храме ведут себя иначе. Не как в миру, а как в Царстве Небесном, которое в этот момент в этом месте приблизилось к нам и засияло, и ты вместе с ним.
Но это будет потом, а пока, смутившись своей неловкости, я вышел из храма и зашагал в порт. Конечно, не зная, что сорок лет спустя вспомню об этом случае и напишу о нем. С надеждой, что та девушка жива и сможет об этом прочитать. Ведь, если бы она поступила иначе, возможно, та первая встреча с Церковью стала бы для меня последней.
18. Тоненький канатик
Ощущение Церкви как особой реальности переживали многие. Было это и со мной.
Весной 1987 года, возвращаясь домой после срочной службы в г. Переславле Залесском, я впервые побывал в Троице-Сергиевой лавре и был настолько потрясен, что на следующий год снова приехал в Посад, на этот раз с друзьями. По стране шагала «Перестройка». Как говорили в те годы, «процесс пошел». Казалось, сам воздух был наполнен переменами, верой, надеждой и любовью. Чем же еще он может быть наполнен, когда тебе двадцать лет?
Я был некрещен. Мои друзья тоже. Но никто не возбранил нам войти в Троицкий собор, под сводами которого текла людская река к мощам преподобного Сергия Радонежского. Поплыли по ней и мы.
Очередь двигалась медленно. Настолько, что я смог разглядеть храм и людей, среди которых были заметны две группы. Одни спокойно и сосредоточенно стояли в очереди к святыне. Другие бродили по храму, рассматривая иконы и фрески, переглядываясь и улыбаясь, иногда вполголоса о чем-то беседуя. Прислушавшись, я понял, что это были иностранные туристы. Выходя из храма на соборную площадь, туристы весело щелкали языком и хватались за фотоаппараты, чтобы запечатлеть огромную лаврскую колокольню и другие достопримечательности.
