В соответствии с данной Беллинсгаузену инструкцией[34 - См. главу 6.], суда первым делом направились к острову Южная Георгия, следуя маршрутом мореплавателей, искавших в конце XVIII в остров Гранде, якобы открытый Антонием де Ла-Рошем на 45-й параллели ещё в 1675 г, но так и не виденный никем впоследствии.
Через 2 дня после выхода из Рио, т.е. 6 декабря, в 9 ч утра, оба шлюпа легли в дрейф, и с «Востока» спустили ялик, который причалил к борту «Мирного», забрал и привёз на корабль Беллинсгаузена священника, медика Галкина, лейтенанта Анненкова, мичмана Новосильского и самого командира Лазарева.
Сначала состоялся общий молебен о ниспослании благополучного и удачного окончания начатому опасному предприятию. Потом, по приказанию Беллинсгаузена, Лазарев принял на «Мирный» жалованье на 20 месяцев и порционные деньги на тот же период, чтобы не оставить экипаж своего корабля без надлежащего содержания в случае несчастья с «Востоком». На случай же разлучения судов в океане из-за бури, тумана или в силу каких-либо непредвиденных обстоятельств, начальник «дивизии» предписал Михаилу Петровичу следующее:
«Приступая к исполнению возложенного на меня поручения, прошу вас с вверенным вам шлюпом “Мирный” в дурные погоды держаться в расстоянии пяти кабельтовов (926 м – А.Л.) в кильватере, а во время туманов ближе к шлюпу “Восток”; напротив, в хорошую погоду на траверзе в расстоянии 4-х, 6-ти и осьми миль (7,41 км; 11,12 км и 14,82 км – А.Л.), дабы нам пространнее обозревать горизонт. В ночное время, когда на шлюпе “Восток” будет поднят фонарь, тогда и на “Мирном” поднять фонарь на том месте, откуда оный должен быть виднее. Может случиться, что суда, назначенные производить плавание вместе, разлучатся, и, как сему почти всегда бывает кто-нибудь виною, прошу вас внушить господам вахтенным лейтенантам быть крайне бдительными. Когда же неожиданно последует разлука, тогда искать друг друга 3 дня на том самом месте, где в последний раз находились в виду один другого и производить пальбу из пушек; ежели и после сего не встретимся, то старайтесь поступать по инструкции, мне данной, с которой вы копию уже имеете; когда … разлука случится прежде острова Георгия, тогда рандеву назначаю на высоте залива Овладения, где, прождав 4 дня, поступать по инструкции, а ежели разлучимся близ Фолклендских островов и время года будет ещё позволять, то держаться около сих островов, под ветром, и, отыскав гавань, войти в оную, где и ожидать 6 дней, разводя на горах огни; после чего возвратиться чрез Куков пролив в Порт-Жаксон (Порт-Джексон, т.е. Сидней в Австралии – А.Л.) и там ждать прихода шлюпа “Восток”. Всё вышеописанное во время разлуки будет с точностью исполняемо на шлюпе “Восток”».
Из цитаты понятно, каким виделось Фаддею Фаддеевичу дальнейшее плавание вверенной ему эскадры. На всё время «вояжа» были установлены следующие правила для вахтенных команд: при хорошей видимости вперёдсмотрящие постоянно обозревали море со всех трёх салингов[35 - Салинг – вторая снизу площадка для вперёдсмотрящего на мачте, представляющая собой нечто вроде рамы из продольных и поперечных брусьев, к которой крепятся брам- и бом-брам-бакштаги, т.е. снасти, поддерживающие с боков две самых верхних стеньги – дополнительные съёмные секции мачты, увеличивающие её высоту и несущие добавочные верхние паруса (брамсели и бом-брамсели).] и информировали вахтенного офицера о результатах своих наблюдений; а чтобы никого не сбивали с толку чужие, возможно, ложные известия, и каждый сообщал только об увиденном им лично, переговариваться между собой дежурившим на мачтах матросам было запрещено.
Рисунок 25. Киты и кашалоты. Художник П.Н.Михайлов
Закончив необходимые приготовления к худшему варианту развития событий, пошли намеченным курсом. По мере увеличения широты, заметно осложнялись условия плавания: всё чаще и чаще, и на более продолжительное время, густой туман скрывал горизонт, а небо затягивалось тучами, мешавшими определять по небесным светилам положение судов. Проливались дожди, налетали шквалы… В небе появились характерные для холодного климатического пояса бурные птицы и альбатросы, рядом со шлюпами нередко всплывали киты, которых Беллинсгаузен считал рыбами. Вот, например, его запись от 2 (14) декабря – суда находились тогда на 38°59’33” южной широты и 41°48’23” западной долготы:
«По горизонту был туман, подобно как в С.– Петербурге, когда река Нева вскрывается и влажность от оной морским ветром приносит в город. Большие рыбы от 15 до 18 футов (4,57 – 4,88 м – А.Л.) величиною, из рода китов, окружали наши шлюпы; все бросились за ружьями. Лейтенанту Демидову удалось ранить пулею в голову одну, которая близ шлюпа высунулась из воды перпендикулярно футов на 5 (1 м 52 см – А.Л.) и, быв ранена, бросилась прочь от шлюпа, оставляя кровяной след».
Возможно, именно этот выстрел стал причиной курьёза, имевшего место на следующий же день: «В 11 часов утра вахтенный лейтенант Игнатьев донёс мне, что на WSW (вест-зюйд-весте, т.е. запад-юго-западе – А.Л.) виден бурун: я обрадовался, заключив, что можно ожидать близости берега, который господин Ла-Рош усмотрел в 1675 г…, велел держать к буруну; но, подошед ближе, мы увидели мёртвого кита, на которого вода разбивалась; кит окружён был множеством морских птиц, летающих, плавающих и на нём сидящих».
Поскольку в составе экспедиции не было естествоиспытателей (как мы помним, 2 немецких натуралиста, которых корабли должны были принять на борт в Копенгагене по предварительной договорённости, неожиданно отказались плыть с нашими моряками, а замену им ни в Дании, ни в Англии найти не удалось), было принято решение добывать и сохранять в виде чучел и другим образом для доставки в российские музеи как можно больше экземпляров различных встречаемых по пути животных – мол, дома специалисты разберутся, представляют эти виды интерес для науки или нет. Вот и в этот раз лейтенант Демидов и лекарь с «Востока» Берг воспользовались случаем и подстрелили одного альбатроса, сверху тёмно-бурой, снизу белой окраски, длиной 2 фута 8 дюймов (почти 61 см) с размахом крыльев в 7 футов 6 дюймов (примерно 81,3 см). В тот же день видели большое стадо «морских свиней» – дельфинов особой породы.
Поиски острова Гранде закончились безрезультатно 8 (20) декабря. Беллинсгаузен предположил, что Ла-Рош обнаружил какой-то из уже известных к началу XIX в островов, но какой именно, утверждать с уверенностью не мог, потому что из сохранившегося описания плавания этого капитана неизвестно, обходил ли он мыс Горн с востока и вышел к Фолклендским островам или держал южнее открытой Джеймсом Куком в 1774 г «Георгии» и видел остров Уоллиса. «Все сии мнения определяют долготу острова Гранде разную, и потому, направляя путь одним меридианом, можно только по счастью попасть к сему острову».
Прекратив эти казавшиеся теперь бессмысленными поиски, продолжали путь к острову Южная Георгия. 10 (22) декабря приняли меры против усиливавшихся холодов. Запись начальника эскадры: «До сего времени через день всегда в палубах разводили огонь в чугунных печках, которые, по прекращении огня, выносили (наверх – А.Л.); с сего же дня, вступая в холодный климат, я велел поставить и укрепить печки на местах, трубы вывести в грот- и фор-люки, а самые люки закрыть; в грот-люке для света вырезан был… квадрат, в который вставили стекло, дабы не входила мокрота; остальная часть люка обита смолёной парусиной; вход в палубу оставлен был в фор-люке; в грот-люк позволялось ходить только в чрезвычайных случаях…»
«Когда мы были в южной широте 48°50’, тогда показались на море пингвины, прибывшие к нам навстречу из Южного Ледовитого моря», – отметил плывший на «Востоке» астроном И.М.Симонов. Беллинсгаузен уточняет, что это были хохлатые (желтохохлые) пингвины (Aptenoditos chrysocome).
Южную Георгию увидели 15 (27) декабря. Открыв этот остров, Кук лишь бегло осмотрел его, и русская экспедиция приступила к более детальному исследованию. Впрочем, поначалу даже просто разглядеть берег было нелегко из-за скрывшего его после полудня тумана. Только временами становились видны островерхие утёсы и забитые льдом заливы.
Несколько позже, уже во время картографической съёмки, И.М.Симонов рассмотрел остров получше и оставил впечатляющее его описание:
«Волны с шумом дробятся о каменный берег его, на котором в диком беспорядке разбросаны гранитные обломки гор. В заливах гнездились ледяные глыбы, а возвышенные места покрыты вечным снегом, на скалах резкий переход от белизны снега к чёрному грунту земли или камня, а облака, венцеобразно вьющиеся на остроконечных вершинах гор, делают эту дикую картину ещё разительнее».
Рисунок 26. Остров Южная Георгия. Вид из бухты. Фотография
К удивлению наших путешественников, земля эта на момент их прибытия оказалась не совсем «нелюдимой». В тот же день со стороны острова показался довольно большой бот, приблизился к «Востоку», лёг, как и последний, в дрейф и спустил маленький ялик, который подошёл непосредственно к борту шлюпа. Трое из четверых сидевших в ялике людей поднялись на палубу корабля, и один из них изумил встречавших гостей офицеров и матросов, сказав им на отличном русском языке:
– Здравствуйте, господа! Поздравляю вас с приездом.
Люди эти оказались английскими охотниками, уже 4 месяца промышлявшими морских слонов на негостеприимных берегах Южной Георгии. Они прибыли сюда на двух трёхмачтовых судах, стоявших в заливе Марии, а бот использовали непосредственно для поиска зверей в бухтах. Говоривший же по-русски промышленник назвался уроженцем Пруссии и сказал, что, пожив какое-то время в Петербурге, Риге и Архангельске, неплохо изучил русский язык. Беллинсгаузен подозревал, что на самом деле человек этот был матросом, дезертировавшим в Англии с российского судна, но решил не вникать глубже в это дело. Он прекрасно знал, что далеко не на всех ходивших под Андреевским флагом кораблях методы поддержания дисциплины и обращение командного состава с простыми «служителями» были такими, как на его шлюпе или, десятилетием раньше, на корабле «Надежда» Ивана Фёдоровича Крузенштерна. «Нормой» было, к сожалению, другое: рукоприкладство боцманов и самих «господ офицеров»; жестокие порки матросов специальными верёвками – линьками, а то и «кошками» – плетьми вроде использовавшихся в британском военном флоте; общее отношение к рядовым как к «быдлу», обязанность которого – быть «немым»[36 - Читайте об этом в «Морских рассказах и повестях» К.М.Станюковича и примите во внимание тот факт, что во время, описанное автором (1850-е – 60-е годы), подобная практика в Российском Императорском флоте всё-таки, в отличие от начала XIX в, уже изживала себя. Ивана Фёдоровича Крузенштерна же ещё в 1800-х годах даже его подчинённые – например, лейтенант с «Надежды» Ермолай Левенштерн – осуждали за излишнюю, по их мнению, мягкость по отношению к матросам.]…
По приказу Фаддея Фаддеевича, посетителям выдали по чарке водки, и те, выпив за здоровье наших моряков, пожелали им счастливого пути.
Два дня ушло на картографирование юго-западного берега острова Георгии. Поскольку Беллинсгаузен первым обследовал и описал этот берег, все наиболее важные географические объекты здесь получили имена спутников капитана. Так на карте появились мысы Парядин (в честь штурмана «Востока»), Демидов и Куприянов (в честь мичмана с «Мирного»), залив Новосильский, а рядом с Южной Георгией – остров Анненкова.
Рисунок 27. Маршрут экспедиции Беллинсгаузена – Лазарева у берегов острова Южная Георгия.
Видоизменённый фрагмент изображения «Маршрут первой русской антарктической экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева в 1819—1821 годах». CC BY-SA 4.0. Авторство: Kaidor.
Это векторное изображение содержит элементы, заимствованные из другого изображения:, CC BY-SA 4.0, https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=78057591
Дорожа каждым днём южнополушарного лета, Беллинсгаузен и Лазарев по окончании гидрографических работ у Южной Георгии незамедлительно двинулись к Сандвичевой земле, обследованной капитаном Куком только с запада, а в восточной её части остававшейся неизученной.
18 (30) декабря дул крепкий ветер от норд-норд-вест (с севера-северо-запада), погода была пасмурная, море сильно волновалось. В 6 часов утра с «Мирного», оказавшегося немного впереди «Востока», передали семафором, что видят землю. Опасаясь быть снесёнными на невидимые в тумане рифы или мель, оба командира поспешно повернули свои суда в сторону, противоположную той, где вроде бы заметили сушу. 19-го ветер стих, видимость улучшилась, и в 3 часа обнаружили то, что накануне приняли за остров – большую льдину на OtN («ост – румб к норду», т.е. с отклонением на 11°15’ к северу от восточного направления по компасу). Вокруг в разных местах пускали фонтаны множество китов.
А на следующий день, в 10 часов, в широте южной 56°4’, долготе западной 32°15’, впервые в этом плавании прошли мимо огромного ледяного острова (айсберга), в окружности около полутора миль (примерно 2,78 км) и высотой от поверхности воды 180 футов (54,9 м). «С северной стороны, – указывает Беллинсгаузен, – отлогий льдяной мыс был покрыт пингвинами; они все стояли, размахивая ластами. Плавающая громада льда, которую мы увидели в первый раз, привела нас в величайшее изумление; … сии огромные льдяные острова в Южном полушарии бывают часто видимы».
За мнимыми открытиями последовали настоящие. 22 декабря (3 января) с утра стояла густая пасмурность, но в 11 часов несколько прояснилось, и к северу в 30 милях (24 км) от местоположения «Востока» обнаружился – на этот раз сомнений не было – какой-то остров. Шлюпы направились к нему, прибавив парусов. В начале первого часа остров был от них в пяти милях (чуть больше 9 км) на северо-западе, на 56°41’30’’ ю.ш. и 28°10’ зап. д.[37 - По наблюдениям Михаила Петровича Лазарева с борта «Мирного», координаты острова были 56°41’ ю.ш. и 28°7’40’’ зап. д.]. В описании Беллинсгаузена, он имел «вид хребта горы, высунувшейся из океана, … длиною несколько менее двух миль (3,7 км – А.Л.), ширина в половину длины; южная часть оканчивается небольшим, на сахарную голову похожим, возвышением, которое издалека кажется отдельным; весь остров покрыт снегом и льдом, не был ещё известен, а потому назвал я оный островом Лескова, в честь третьего лейтенанта шлюпа “Восток”».
С этого дня открытия следовали одно за другим. Утром 23-го (4 января) увидели «остров, совершенно очистившийся от тумана, а на середине сего острова высокая гора; вершина её и скаты покрыты снегом; крутизны, на которых снег и лёд держаться не могут, имеют цвет тёмный. Остров круглый, в окружности 12 миль (22,24 км – А.Л.), по крутому каменному берегу неприступен…» Поначалу этот остров получил имя Константина Петровича Торсона, также лейтенанта с «Востока», но в книге Ф.Ф.Беллинсгаузена «Двукратные изыскания в Южном ледовитом океане и плавание вокруг света» это название почти не упоминается: она вышла в свет в 1831 г, т.е. в царствование Николая I, по повелению которого революционер-декабрист К.Торсон был сослан на каторгу, а названный в его честь остров переименован в Высокий.
«Поутру впереди нас к северу висели сгустившиеся чёрные тучи, которые как будто не переменяли своего положения; – продолжает Беллинсгаузен, – сие служило поводом к заключению, что в близости должен быть берег, и мы пошли на север к облакам. В самом деле, прошед несколько, увидели остров; по приближении рассмотрели на юго-западной стороне жерло, из которого беспрерывно поднимались густые смрадные пары… я назвал остров в честь первого по мне на шлюпе «Восток» капитан-лейтенанта, островом Завадовского… Обходя остров с близкого расстояния, мы видели несколько снегу на горе и очень мало на низких местах, а со стороны, где находится жерло, и вовсе нет. Вероятно, по сим причинам пингвины избрали остров своим жилищем; от основания до половины горы все места ими покрыты.
Берега с SW (юго-западной – А.Л.) стороны отвислы и неприступны; цвет имеют, как и сама гора, тёмно-красный, а инде желтоватый».
На этот остров решили произвести высадку, для чего держались всю ночь вблизи берега под зарифлёнными (частично свёрнутыми) марселями (вторыми снизу прямыми парусами на мачтах). В 10 часов следующего утра «Восток» лёг в дрейф у юго-западного мыса, и старший офицер Завадовский отправился на ялике к берегу суши своего имени. Его сопровождали астроном Симонов и лейтенант Демидов. С «Мирного» к острову Завадовского также был послан ялик – со старшим офицером лейтенантом Обернибесовым и мичманами Куприяновым и Новосильским.
С группой, высадившейся с «Востока», на берегу не случилось ничего особенного. В изложении Ивана Михайловича Симонова их экскурсия выглядит так:
«… на половине пути нашего к нему (острову – А.Л.) нас встретили пингвины и, быстро плавая и ныряя, сопровождали нас до самого берега. Некоторые обгоняли нас, приплывали к берегу и выходили на него, как будто с известием о нашем появлении, другие бросались с берега в воду, подплывали к нам и опять возвращались на берег, как будто с удостоверением верности донесения первых… Чайки, утки, альбатросы и курицы Эгмонтской гавани (поморники – А.Л.) летали почти над головами нашими… Птицы часто садились на воду не далее, как в двух шагах от нас, так что один матрос едва не убил утку веслом, но она успела нырнуть… Подъехав к острову, мы нашли небольшую пристань, но по причине сильного волнения с трудом могли выйти на берег. Миллионы пингвинов стояли на земле один подле другого, и прохода не было от тесноты. А так как они в первый раз видели человеческие фигуры, то прибытие наше не возбуждало между ними никакого беспокойствия. Мы должны были употреблять силу, чтобы пройти через бесчисленные ряды их на средину, где их было очень мало. Они безвредно защищались ластами и носами, но пинки и палки заставляли их дать нам дорогу. После мы узнали, что была очень важная причина их упорства. Пингвины по близости к берегу вырывали ямки, клали в них яйца, и в то время, как мы вышли на остров Завадовского, самки выводили детей …
Пробившись через толпы неподвижных пингвинов, мы поднялись на гору до такой высоты, где жерло сопки было почти перед глазами нашими, и видели, как дым клубами выходил из пропасти без извержения огня и лавы. Далее войти на гору было невозможно, как по крутизне её, так и по сыпучести прежней… мелкой лавы, которая на всяком шагу осыпалась под ногами нашими… Измученные многими попытками войти выше, мы возвратились вниз, собрав несколько кусков лавы и каменьев. Вместе с этим минералогическим собранием мы привезли на шлюп множество живых пингвинов, которые на гладкой палубе шлюпа переваливались с ноги на ногу, забавляли нас своей неловкой походкой… Настреленные дорогой с острова на шлюп курицы Эгмонтской гавани доставили нам к Святкам свежую дичину, из которой жареная вкусом имеет сходство с дикой уткой».
Пойманные путешественниками пингвины принадлежали к двум разным породам: более мелкие были с чёрными острыми клювами, верхние концы которых загибались вниз, белой снизу, пересечённой узкой горизонтальной полосой шеей, белыми же лоснящимся брюхом и низом ласт, но бурыми с серо-голубыми пятнами верхом ласт и спиной, телесного цвета лапками, глазами соломенного цвета с тёмными зрачками. Другая порода, покрупнее, были те самые хохлатые пингвины, которых моряки впервые встретили на пути к Южной Георгии. Их носы были красные, глаза того же цвета с маленькими чёрными зрачками, хвосты чуть короче, чем у первых, а на головах имелись хохолки из перьев жёлтого цвета. Симонов заметил, что на берегу каждая порода пингвинов старалась держаться особняком от другой.
Рисунок 28. Хохлатый пингвин. Художник П.Н.Михайлов
А вот Павел Михайлович Новосильский пережил на острове приключение, которое едва его не погубило.
На пути к берегу их, как и отряд с «Востока», сопровождал птичий эскорт. «Пингвины выскакивали из воды у самого борта шлюпки, так что можно было их брать руками, – писал Новосильский в своей вышедшей 33-мя годами позже анонимной книге «Южный полюс. Из записок бывшего морского офицера». – Петерли, пинтады (пеструшки – А.Л.), эгмондские куры летали над нами, альбатросы своими длинными крыльями чуть не задевали за наши головы. Видно, что здесь птицы людей не боятся, впрочем, и немудрено: вероятно, никогда никакое судно в этих водах не проходило, и … ничто не возмущало спокойствия обитателей этого острова, в числе которых пингвины занимают главное место: они здесь настоящие хозяева».
Офицерам с «Мирного» пришлось сравнительно долго искать подходящий для высадки участок побережья: «страшный бурун ходил по камням, которыми окружён берег». Найдя, наконец, бухту, где волнение было потише, они разделились на 2 группы: оба мичмана в сопровождении двух матросов двинулись к суше по торчащим из воды камням, а лейтенант с прочими матросами остался в шлюпке.
Далее события, в описании Новосильского, развивались следующим образом:
«Подымаясь с трудом с камня на камень, всё выше и выше, мы достигли до крутой снежной горы, которая, упираясь срединой на острый, слизью покрытый камень, висела над двумя глубокими пропастями, а верхом своим соединялась с поверхностью острова. Долго думать было нечего, мы все отправились ползком на гору».
Мичманам удалось уже преодолеть 2/3 высоты склона, до поверхности оставалось примерно 3,66 м (две сажени), как вдруг…
«… весь снег, в который упирался я ногами, обрушился, левая рука также вышла из-под снега, я висел на одной правой, и та уже скользила. Ещё одна секунда – и я должен был лететь в одну из пропастей, перерезанных острыми камнями, на дне которой кипел страшный бурун; ни помощи, ни спасения ожидать было неоткуда… Предав себя на волю Божью, я чувствовал, что в это самое мгновение полечу в бездну; рука совершенно вышла из-под снега, в глазах потемнело… Матросы, только что достигшие … вершины горы, заметили моё положение; один из них, избавитель мой, Петунин, бросил мне конец верёвки; судорожно схватил я её обеими руками и был поднят на край острова. Мичман Куприянов с матросами взял дорогу правее меня; они щастливее (орфография начала XIX в – А.Л.) совершили опасное… восхождение».
Оказавшись на пространной равнине, путешественники, как и Симонов с его спутниками, вынуждены были пробиваться сквозь сплочённую массу кричащих пингвинов, и также привезли потом несколько птиц с острова на свой корабль. Пингвинов первой из описанных выше пород (судя по рисунку художника экспедиции П.Н.Михайлова, это были известные сегодня как «антарктические») моряки между собой называли «простыми», а других, желтохохлых – «мандаринами», или «королевскими» (впоследствии название «королевские пингвины» закрепилось за другой породой). Тех пингвинов, из которых не набили чучел, в результате отпустили живыми «в родную стихию», так как пищевых запасов на судах было пока достаточно.
Рисунок 29. Пингвины. Художник П.Н.Михайлов
Все 3 новооткрытых острова в совокупности были названы командиром экспедиции островами Маркиза де Траверсе, тогдашнего морского министра России, который, если верить сказанному в книге Беллинсгаузена, «при отправлении шлюпов доказал своё доброжелательное к нам расположение». Конечно, и этот комплимент, и присвоение архипелагу имени маркиза были со стороны уже многое повидавшего и испытавшего не только в море капитана не более чем необходимым реверансом в сторону большого начальства.
25 декабря (6 января) М.П.Лазарев, офицеры «Мирного» и плывший на нём же священник были семафором приглашены на борт «Востока». Здесь совершился молебен, посвящённый очередной годовщине избавления России от наполеоновского нашествия, а потом состоялся праздничный обед для экипажей обоих судов – офицеров (на «Востоке») и матросов. Последним по такому случаю приготовили щи с кислой капустой и свежей свининой, пироги с рисом и фаршем, выдали после трапезы по полкружки пива, а в 4 часа – и по стакану пунша с ромом, лимоном и сахаром. По Беллинсгаузену, «служители были столько веселы, как бы и в России в праздничные дни, невзирая, что находились в отдалённости от своей отчизны, среди туманов во всегдашней почти пасмурности и снегах».
Пора, однако, было продолжать плавание, тем более, что в непосредственной близости от островов Маркиза де Траверсе никаких признаков других неизвестных земель уже не наблюдалось. «Ежели бы к северу ещё находились высокие острова, то при ясной погоде, какая была накануне с полудня до захождения солнца и сего дня (запись Ф.Ф.Беллинсгаузена от 24 декабря, или 5 января, т.е. речь идёт о 23-м – 24-м – А.Л.), острова сии могли бы быть видимы с салинга по крайней мере за 40 миль и далее. Но как мы ничего не усмотрели, то заключили, что гряда означенных островов не простирается далее к северу и потому решились идти к островам Сретения».
