«Здесь за ледяными полями мелкого льда и островами виден МАТЕРИК льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжался по мере нашего зрения, возвышаясь к югу, подобно берегу. Плоские ледяные острова, близ сего МАТЕРИКА находящиеся, ясно показывают, что они суть обломки сего МАТЕРИКА, ибо имеют края и верхнюю поверхность, подобную МАТЕРИКУ (выделения мои – А.Л.).
Похоже, руководитель экспедиции тоже предполагал, что перед ним – материк. Вероятно, правы контр-адмирал, кандидат военно-морских наук Лев Иванович Митин и капитан-лейтенант Сергей Анатольевич Дорогокупец – соответственно научный руководитель и гидролог советской антарктической экспедиции, прошедшей 160 с лишним лет спустя, в декабре 1982 – апреле 1983 г по маршруту Беллинсгаузена и Лазарева. По их мнению, высказанному в очерке «Маршрутом первооткрывателей» («Наука и жизнь, №4, 1984, стр. 144 – 153), Фаддею Фаддеевичу «честность учёного и исключительная требовательность к себе не позволили (к тому же ещё была пасмурная погода) категорически утверждать, что он открыл Антарктиду».
Всё-таки неоспоримых доказательств того, что 16 января он достиг берега, а не кромки толстого ледяного покрова полярного океана, у Беллинсгаузена не было.
Рисунок33. Типичныйантарктическийландшафт.
By Christopher Michel from San Francisco, USA – Drake Icefall, CC BY 2.0, https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=68295757
Но вернёмся к событиям того дня. Дальнейшему плаванию русских судов к югу препятствовали не только льды, но и противный ветер. Пришлось, лавируя, продвигаться к востоку, но и это было нелегко: ещё Кук указывал на постоянство восточных ветров как на характерную особенность высоких южных широт.
20 января (1 февраля) снова повернули на юг. 21-го (2 февраля) в час дня увидели впереди плавучие льды, через час уже шли между ними – а южнее открылась картина, очень похожая на виденную 16 января. По Беллинсгаузену, там «представилось до 50 льдяных разнообразных громад, заключающихся в средине льдяного поля. Обозревая пространство сего поля на восток, юг и запад, мы не могли видеть пределов оного, конечно, [оно] было продолжением того, которое видели в пасмурную погоду 16 генваря, но по причине мрачности и снега хорошенько рассмотреть не могли».
Фаддей Фаддеевич был прав: 21 января на 69°25’ южной широты и 1°11’ западной долготы мореплаватели увидели «продолжение» антарктического побережья, т.е. во второй раз почти вплотную подошли к материку. Отсюда на юг пути уже не было, прямо к востоку не пускал противный ветер, поэтому повернули на другой галс на NOtN («северо-восток на 1 румб к северу»). В рапорте де Траверсе Беллинсгаузен объясняет, что сделал это «в надежде получить скорее западные ветры, которые в средних широтах господствуют». Реально, однако, он «выиграл» лишь 17 градусов к востоку, и 1(13) февраля, при том же восточном ветре, будучи в широте 64°30’, опять пошёл к югу. В результате 5 (17) февраля они в третий раз приблизились к Антарктиде.
Открывшаяся тогда с борта флагмана на 69°7’30” южной широты и 16°15’ восточной долготы панорама воспроизведена в тех цитатах из книги и рапорта Беллинсгаузена, где говорится о «материке» и «матёрой земле» (см. выше).
6 (18) февраля командиры попытались провести суда между плавающими льдами поближе к белевшим на горизонте горам, чтобы получше их рассмотреть, и, может быть, выяснить, что они собой представляют. Однако льдины становились всё крупнее, а количество их всё возрастало. В конце концов, Беллинсгаузен понял, что в этом месте пройти дальше на юг не получится, и повернул обратно; то же самое сделал шедший следом на «Мирном» Лазарев. Вечером того же дня он, прибыв на «Восток» по приглашению Беллинсгаузена, сообщил начальнику, что останется без дров, если плавание в полярных водах будет продолжаться.
Тем не менее, на следующий день вновь направились к югу. Эта попытка тоже «провалилась»: льды встретились им даже раньше, чем в предыдущий раз, но едва ли не большие проблемы создавал своим постоянством пресловутый восточный ветер.
Убедившись на собственном опыте в справедливости выводов Кука, Беллинсгаузен отступил на север и прошёл немного к востоку в более низких широтах, где ветра благоприятствовали этому, но уже 11-го опять взял южнее. Плавучие льдины и айсберги не замедлили появиться; ледяных полей, правда, видно не было.
А 18 февраля с того же востока пришёл страшный шторм.
Фаддей Фаддеевич убедительно воспроизвёл на страницах своей книги ощущения людей на борту маленького судна, бессильных перед яростью всемогущей стихии:
«…неведение о льдах, буря, море, изрытое глубокими ямами, величайшие подымающиеся волны, густая мрачность и таковой же снег, которые скрывали всё от глаз наших, и в сие время наступила ночь; бояться было стыдно, а самый твёрдый человек внутренне повторял: “Боже, спаси!”»
Буря отнесла шлюпы далеко к северу, и только 21 февраля ветер позволил плыть туда, куда было нужно, т.е. на восток. До 27-го шли этим курсом между 62-й и 63-й параллелями, ежедневно встречаясь с льдинами и айсбергами разных форм и размеров; с 27-го по 1-е марта суда опять сносило к северу юго-восточным ветром, после чего плавание к востоку возобновилось возле 60-й параллели.
Со 2 (14) по 7 (19) марта путешественникам довелось наблюдать удивительное, характерное исключительно для высоких широт Севера и Юга природное явление: сияние ночного неба. Астроном И.М.Симонов, пожалуй, лучше всех своих товарищей по плаванию описал этот «праздник красок и огней»:
«Сначала на южной стороне неба замечены были 3 столба света Млечного Пути, или хвоста большой кометы: блеск их то ослабевал, то опять разливался по небу рекою, имея направление к зениту, близ которого верхние концы столбов иногда загибались, как будто увлечённые движением ветра; иногда светлые столбы вдруг принимали вид дуги, но вскоре дуга исчезала, опять появлялись столбы, и такие изменения беспрестанно повторялись до тех пор, как небо покрылось облаками; но в следующие ночи явление было ещё сильнее и представляло поразительное зрелище. Из бледных столбов и дуг вытекали большие кисти света, заключающие в себе многие радужные цвета, и в особенности светло-розовый, бледно-зелёный и светло-фиолетовый. Эти кисти длинными тонкими струями бегали параллельно самим себе по всему небосклону, переливаясь различными огнями, и покрывали всё видимое пространство небесного свода. Каждая игра явления продолжалась 10 минут, потом исчезала, оставляя на небе светлые столбы или дуги, и почти через 10 минут с новою силою опять повторялась. Небо горит и уже недалеко, говорили матросы. И в самом деле, небо как будто воспламенялось. Никакие потешные огни не могут сравниться с этим явлением ни светом, ни яркостью цветов, ни быстротою движений, ни пространством, объятым переливами сияния».
Рисунок 34. Южное полярное сияние. Художник П.Н.Михайлов
У Ф.Ф.Беллинсгаузена сказано: «Свет был так велик и обширен, что от непрозрачных предметов была тень, подобно как во время дня, когда солнце закрыто облаками; можно было без труда читать самую мелкую печать».
Но нечасто антарктические небеса баловали путешественников великолепными картинами. Крепкий ветер, закрывающие небо тучи, туман и снег были их почти постоянными спутниками, а изморось сильно сказывались на состоянии жилых помещений – особенно на «Востоке», который, как мы помним, был, в отличие от «Мирного», построен из сырого леса[41 - См. главу 5.].
«От долговременных беспрерывно сырых и холодных погод, снега, слякоти, пасмурности и бурь сырость распространилась в шлюпе повсюду…, – писал Беллинсгаузен. – Чтобы предупредить дурные от таковых обстоятельств последствия, я приказал развести в печках огонь для просушки в палубах, где жили нижние чины, а офицерские каюты просушивали калёными ядрами. Во время сильной бури употреблять сию меру для отвращения сырости было бы опасно».
Ещё больше беспокоила обоих командиров управляемость судов. Выше рассказывалось, как шлюп «Мирный» однажды ударился об айсберг из-за того, что плохо слушался руля. Михаил Петрович Лазарев видел причину этого единственного, по его мнению, недостатка «Мирного» в «излишней полноте в кормовой подводной части». У «Востока» же дефект обнаружился в самом рулевом устройстве. На протяжении всего плавания Беллинсгаузена, по его словам, тревожила ненадёжность румпеля. 27 февраля взялись за починку последнего, «но при осмотре, когда стали вынимать, к удивлению нашему, половина конца от гнилости осталась в руле, надлежало сколь можно скорее вставить запасный румпель. Нужные железные вещи не все приходились к оному. Неблагонадёжность румпеля, столько нужного для безопасности судна, доказывает нерадение корабельного мастера, который, забыв священные обязанности службы и человечества, подвергал нас гибели. При сём не могу умолчать, что я в продолжение службы нередко был свидетелем неприятных объяснений морских офицеров с корабельными мастерами об отпускаемых на суда ненадёжных вещах».
На угрозы, возникавшие из-за конструкционных недостатков судов, накладывались риски, порождаемые погодными условиями. В том же рапорте Беллинсгаузена читаем: «… паруса и снасти в сие время по большей части были обледеневшими, отчего и управление самим судном не токмо тягостно, но и весьма затруднительно».
Наконец, вспомним о том, что с самого начала было «головной болью» командиров – неравенстве в скорости хода шлюпов.
Одним из основных требований инструкции к начальнику эскадры было не допускать разлучения судов в пути. Чтобы тихоходный «Мирный» мог угнаться за быстроходным «Востоком», последнему почти всегда приходилось нести малое количество парусов или брать рифы (т.е уменьшать площадь парусов с помощью специально для этого продетых сквозь них поперечных верёвок), а первому, наоборот, ставить все, какие возможно, паруса, а нередко даже использовать добавочные.
Запись Ф.Ф.Беллинсгаузена от 2 (14) марта:
«К крайнему моему сожалению, должен был взять все рифы у марселей и идти под сими малыми парусами, дабы шлюп «Мирный» мог держаться за нами … я неоднократно помышлял шлюп «Мирный» вовсе оставить и конечно бы на сие решился, ежели б данная мне инструкция не воспрещала нам разлучаться в больших южных широтах».
Рисунок 35. Шлюп «Мирный». Изображение на советской почтовой марке, посвящённой 145-летию открытия Антарктиды
Учитывая, помимо вышеперечисленного, усталость экипажей от очень многочисленных трудностей, а также приближение зимы в Южном полушарии, Ф.Ф.Беллинсгаузен 4 (16) марта принял решение покинуть на время антарктические воды и идти в Австралию, в Порт-Джексон, т.е. Сидней. Но как пояснял он всё в том же рапорте, «дабы и сие плавание учинить полезным для мореплавателей или гидрографических сведений, я рассудил обозреть великое пространство моря по широте на 10° и долготе на 50°, никем ещё не посещаемое, заключающееся между путями капитанов Кука и Фюрно[42 - См. главу 4.]».
Когда в тот же день оба шлюпа легли в дрейф, и матросов послали в ялах собрать в бочки «на воду» осколки большой льдины, Михаил Петрович Лазарев приехал на «Восток». Фаддей Фаддеевич изложил ему свой план, в соответствии с которым переход до Австралии корабли должны были совершить порознь. Лазареву на «Мирном» надлежало плыть на 2,5 или 3° южнее пути Тобиаса Фюрно; вблизи от 135° восточной долготы выйти на параллель 49°30’ и следовать по ней до обозначенного на карте знаменитого английского географа А.Эрросмита острова Компанейского, а осмотрев последний и воды между ним и южной оконечностью Вандименовой Земли (о-ва Тасмания), отправиться в Порт-Джексон на встречу с «Востоком». Сам же Беллинсгаузен на своём шлюпе намеревался идти севернее пути Кука (также 2-мя с половиной или 3-мя градусами) и в случае обнаружения острова Компанейского, описать его. Поскольку на «Востоке» людей было больше, чем на «Мирном», начальник эскадры затребовал к себе на борт священника, чтобы при наступлении Великого Поста дать возможность членам своего экипажа «исполнять обязанности христиан».
5 (17) марта приступили к осуществлению плана Беллинсгаузена. «Чрез телеграф (семафор – А.Л.), при семи пушечных выстрелах, я велел шлюпу «Мирный» идти в повеленный путь, пожелал ему всех возможных успехов и назначил местом соединения Порт-Жаксон». «Мирный» ответил флагману 20-ю выстрелами и аналогичными пожеланиями.
9 (21) марта «Восток» попал в жесточайший шторм. Ветер начал усиливаться ещё накануне, и в полночь пришлось убрать все паруса, кроме зарифленного грот-марселя и штормовых стакселей[43 - Стаксели – треугольные косые паруса, имеющие в зависимости от места их установки различные названия: фор-(фок-)стаксель и фор-(фок-)стень(ги)-стаксель перед передней (фок-) мачтой; грот-стаксель и грот-стень(ги)-стаксель перед главной (грот-) мачтой и т.д. Штормовые стакселя поднимаются только при очень сильном ветре, имеют меньшие размеры и делаются из самой толстой и прочной парусины.]. В 2 часа лопнул поддерживающий грот-стаксель фал (канат): парус быстро убрали и подняли новый, но дальше было хуже. Беллинсгаузен подробно описал события той кошмарной ночи и последовавшего утра:
«В 5 часов вдруг порвало грот-марса-шкот, грот-стаксель- и бизань-стаксель-шкоты; положение шлюпа нашего могут себе представить только те, которые подобное испытали. Хотя марсель убрали скоро, равно и стаксели спустили, однако они к употреблению уже были совершенно негодны; устоял один фок-стаксель. Я приказал скорее [его] спустить, дабы иметь хоть 1 парус на всякий случай. Ветер ревел; волны поднимались до высоты необыкновенной; море с воздухом как будто смешались, треск частей шлюпа заглушал всё.
Мы остались совершено без парусов, на произвол свирепствующей бури: я велел растянуть на бизань-вантах несколько матросских коек, дабы удержать шлюп ближе к ветру. Мы утешались только тем, что не встречали льдов… Наконец в 8 часов с баку закричали: «Льдины впереди!»; сие извещение поразило всех ужасом, и я видел, что нас несло на одну из льдин; тотчас подняли фок-стаксель и положили руль на ветр на борт; но как всё сие не произвело желаемого действия и льдина была уже весьма близко, то мы только смотрели, как нас к оной приближало. Одну льдину пронесло под кормою, а другая находилась прямо против средины борта, и мы ожидали удара, которому надлежало последовать; по счастию, огромная волна, вышедшая из-под шлюпа, отодвинула льдину на несколько сажен и пронесла у самого подветренного штульца (боковая наделка – А.Л.). Льдина сия могла проломить борт или отломить руслень (площадку на борту, служащую для отвода вант – поддерживающих мачты снастей стоячего такелажа– А.Л.) и свалить мачты».
В 11 часов большая волна ударила в конец бушприта и повредила крепление присоединённых к нему такелажных тросов (бакштагов). Матросы под руководством старшего офицера капитан-лейтенанта Завадовского сумели быстро устранить повреждение и тем самым удержать на месте бушприт и мачты.
В 2 часа пополудни ветер немного поутих, но ещё и 10-го после полуночи шторм продолжался, «сопровождаем дождём и снегом: … шлюп находился то в прямом положении, то на правом и левом боку; весьма неприятно было видеть движение частей шлюпа и слышать, как они трещали». Только вечером того же дня буря прекратилась.
13 (25) марта прошли мимо нескольких айсбергов: «один был вышиною в 250 футов (76 м – А.Л.); на краю его стоял льдяной столб наподобие обелиска. В 8 часов в широте 57°33’ прошли льдину; она имела вид сопки и была последняя, которую мы встретили на пути к Порт-Жаксону».
Ф.Ф.Беллинсгаузен упоминает о происшествии, имевшем место 21 марта (2 апреля). В 10 часов утра от большого волнения на море судно резко легло на бок, «и его так сильно толкнуло, что священник, беседуя в кают-компании, не удержался на ногах. Штурман Парядин, желая ему помочь, по неловкости своей, вместе с ним свалился и ударился головой о продольную переборку в кают-компании, прошиб переборку (! – А.Л.) и проломил себе голову. Священник был счастливее, ибо упал на штурмана и, вставая, удивился, что видит его лежащего на полу. Лекарь Берх подал скорую помощь, однако ж господин Парядин не прежде прибытия нашего в Порт-Жаксон совершено выздоровел».
На следующий день, держа курс на северо-восток, миновали место, где на карте Эрросмита располагался остров Компанейский – по выражению Беллинсгаузена, шли прямо «чрез упомянутый остров и, держась одним курсом до 5 часов вечера ещё 17 миль», т.е. 31,5 км. «Я полагал также встретить шлюп «Мирный» которому надлежало идти сим же местом, но острова не видел, а шлюпа не встретил. Ежели широта острова Компанейского неверно определена, то в настоящую погоду легко можно пройти мимо, и потому с 5 часов вечера к ночи я взял курс к южной оконечности Вандименовой Земли… Остров Компанейский предоставляю сыскать тому, кто счастливее меня в подобных поисках».
27 марта (8 апреля) в 7 часов утра на западе показались берега Новой Голландии (Австралии). С наступлением хорошей погоды моряки оживились; с энтузиазмом готовились к встрече праздника Пасхи, постирали, почистили и вывесили для просушки свою одежду.
В первый день Пасхи все надели летнее чистое праздничное платье; после заутрени и молитв матросы разговлялись куличами. Противный ветер задержал «Восток» перед самой гаванью Сиднея, но на настроении офицеров и матросов это почти не сказалось: по свидетельству Беллинсгаузена, 29-го «все наслаждались прекрасною погодою, шутили, играли и забавлялись, выносили наверх платье, книги, карты и проч., … вытирали стёкла в зрительных трубах, дабы яснее видеть приметное на берегу; одним словом, все находились в приятной деятельности, а, напротив того, только 3 дня тому назад никто не выходил наверх без должности…».
Вечером из Порт-Джексона прибыл на лодке лоцман. На вопрос офицеров «Востока» о шлюпе «Мирный» он отвечал, что такой корабль сюда не приходил. Это встревожило начальника эскадры, но по зрелом размышлении он успокоил себя предположением, что Лазарев в штормовую погоду чаще обезветривал паруса, «дабы не пройти какой-либо ещё неизвестный берег».
Открывшаяся панорама порта и окрестностей буквально очаровала Фаддея Фаддеевича:
«Зеленеющие берега Порт-Жаксонского залива, обросшие лесом, местами красивые долины и желтеющий песок в малых заливах казались нам превосходными видами после столь продолжительного облачного, единообразного горизонта, на котором разбросаны были льды, омываемые свирепыми волнами, и где голодные бурные птицы, рассекая воздух, ищут себе пищи. В сей мрачной суровой стране кажется, будто сердце человеческое охладевает,… человек бывает пасмурен, задумчив, некоторым образом суров и ко всему равнодушен, но, напротив, под чистым небом и благотворным влиянием всё оживляющего светила, взирая на разнообразные красоты природы, наслаждается её дарами и чувствует всю их цену».
Рисунок 36. Порт-Джексон. Конец ХVIII в
В заливе шлюп встретил комендант порта мистер Пайпер; он был очень любезен и предложил русским гостям стать на якорь на рейде непосредственно напротив города, что и было сделано 30 марта (11 апреля) 1820 г в 11 часов утра. К тому моменту и со времени выхода из Рио-де-Жанейро «Восток» пробыл под парусами 131 день.
Во всё время стоянки русских в Порт-Джексоне английские власти в лице Пайпера и губернатора колонии генерал-майора Маквари всячески заботились об удобстве наших моряков и оказывали им необходимую помощь. Так, уже 31-го (12 апреля) на берегу, с разрешения губернатора, оборудовали обсерваторию, и И.М.Симонов начал устанавливать там астрономические приборы. В Австралии учёный ежесуточно производил наблюдения истинного полдня по положению солнца, а ночью – прохождения через меридиан звёзд Южного полушария. Но если ночные наблюдения Иван Михайлович осуществлял лично (они были особенно важны, т.к. после астронома де Лакайля на мысе Доброй Надежды никто больше в Южном полушарии их не делал), то днём он поручил замерять время по хронометрам своим помощникам – двум подштурманам и унтер-офицеру артиллерии. Рядом с обсерваторией поставили палатку, в которой разместили баню. Воду разогревали в сложенной из чугунного балласта печке и при помощи калёных ядер, а чтобы пар не выходил сквозь парусину, снаружи закрытую палатку непрерывно обливали водой из брандспойтов.
Утром 7 (19) апреля, во время прогулки по берегу верхом вместе с губернатором Маквари, Беллинсгаузен и Завадовский, к своей большой радости, увидели лавировавший в заливе шлюп «Мирный». Около полудня противный для него ветер сменился благоприятным, и вскоре корабль уже стоял на якоре рядом с «Востоком».
О том, как проходило плавание «Мирного» до Порт-Джексона, известно из донесения Лазарева Беллинсгаузену, которое последний целиком приводит в своей книге.
