Исповедь сумеречного беглеца
– В то время наркокартель «Буентес» только начинал подниматься.
– Но, они уже тогда захватили под контроль все тихоокеанское побережье Мексики.
– Не было ни дня, чтобы на улицах не стреляли, а в переулках или в наглую на площадях, не находили трупы их врагов и оппонентов.
– Друг отца, который тогда выжил, рассказывал, что они получили наводку на одного из лидеров картеля.
– В общем, полиция приняла решение захватить его на вечеринке в местном стриптиз-клубе.
– Операция прошла удачно.
– Мафиози и его охранников повязали и доставили в центральное полицейское управление, а мой отец и его ребята остались охранять этих сволочей до утра.
– Их утром должны были переправить в центральную тюрьму Мексики.
– Поздно ночью, того же дня, на то отделение, где находился мафиози напала большая группа «Mara mexictrucha».
– Говорили, что более ста человек.
– В перестрелке, от шальной пули, погиб и Эмиль Буентес, основатель наркокартеля и духовный наставник всей этой сволоты.
– Бой был жестким и скоротечным.
– Они убили всех в округе, включая женщин и детей.
– Всех, кто был в тот момент в полицейском участке.
– Раненых добивали мачете.
– А на рассвете, распятое тело моего отца, было ими выставлено на центральной площади Акапулько, в назидание всем жителям. Они показывали, кто в городе хозяин.
– Это не было тело в его понимании.
– Это был торс.
– Просто окровавленный и обезображенный мачете торс.
– Руки, ноги, голова были отрублены и лежали на небольшом бетонном возвышении в куче собачьего дерьма!
– Эти сволочи захотели убить и нас с мамой, короче вырезать всю семью.
– Они поклялись, что убьют семьи всех полицейских, кто был причастен к смерти их босса.
– Мы с мамой и братьями бежали и пять лет прятались в горах.
– Я до сих пор помню, тот детский ужас, от увиденного мною на площади.
– Мама сказала, что я стал седым именно тогда.
– В пять лет!
– Я тогда поклялся, что найду и убью всех тех, кто это сделал с отцом.
В его глазах бушевала буря, наполненная горем и обидой потери, любовью и ненавистью, скорбью и мужеством. По его сухой коже бежали, останавливаясь на краткий отдых небольшие яркие слезинки. Он поднял наполненный ромом стакан и тыльной стороной ладони решительно смахнул незаметную бриллиантовую слабость.
– Ну что, командир, за нашу будущую победу!
И выпил, не чокаясь двумя большими глотками, отвернулся, достал недокуренную, с терпким запахом табака сигару и молча закурил. И я перед собою видел того пацана, пяти лет, который неожиданно и резко повзрослел. Я приобнял его, налил ему и себе по полному стакану рома.
– За твоего отца!
Мы снова выпили и сидели в задумчивости, рассматривая друг друга и окружающих, погрузившись каждый в свои воспоминания. Прошлое не умирает оно нас, догоняет постоянно. Как догнало нас сегодня.
– Все лейтенант заканчиваем!
– Пошли спать!
Кажется, это было еще вчера, а сегодня я брел в холодном тумане, в темном и дождливом лесу, в джунглях Мексики. Группа осторожно двигалась к указанной цели.
Я словно проснулся ото сна и теперь терпеливо, через боль и усталость считал шаги, пытаясь равномерно переносить тяжесть тела с ноги на ногу. Мы все очень устали от груза тридцатикилограммовой, промокшей и грязной экипировки. Каждый раз нам приходилось приноравливаться к темпу бега, который задавали Рауль и Сэм.
Стэн хорошо знал эту местность, он был где-то от сюда родом. Меня всегда поражал тот факт, что он ориентировался лучше всех нас. Хотя, мы были более подготовленными.
Приближалась предрассветная тьма. Утренние сумерки, залитые болотным прогорклым туманом, наполняли крикливые жабы и какие-то болотные птицы, тенями проносящиеся в тягучем, как сгущенное молоко воздухе.
Я остановил, уставшую от долгого забега и дышащую с тяжелой хрипотцой, группу.
– Так, отдыхаем десять минут!
– Я на позицию к Раулю.
И, пригнувшись, как можно ниже, рванул в сторону передового охранения. Рауль лежал в колючих зарослях мелкого кустарника забинтованный травой и густым зыбким туманом.
– Что видно?
– Да, практически ничего, Кэп.
– Хотя, нет, вижу пулеметную вышку на одиннадцать часов.
– Так, отлично, наблюдай и жди команды.
И я пополз в сторону невысокой скалы, где справа от нас, где каким-то чудом, прицепился разрушенный каменный остов здания. Для охранения или засады он, конечно, не подходил, огневая точка из него получалась так себе, но для корректировки лазерного наведения и снайперской атаки, лучше не придумаешь.
Группа сидела на корточках и напряженно, словно в песочнице дети, наблюдала за мной и моими художествами.
– Так, сейчас приближается «музыкальная кода» нашего выступления. Слушаем внимательно и смотрим сюда!
Я взял небольшую палочку сухостоя и начал рисовать на черно-коричневой и влажной глине план атаки на базу повстанцев. Полуразложившийся, как столетний мертвец грунт, удобренный перегоревшими временем листьями и хвоей, настойчиво прилипал то к кисточке, то к рисунку, путая его назначение и детализацию.
– Вадим, ты с Серегой занимаете вон ту позицию в развалинах на пригорке.
– Маскируетесь. Устанавливаете ориентиры, и держите связь со штабом. В случае атаки, подсвечиваете для беспилотника основные цели.
– Сергей, ты держишь на прицеле всех, кто двигается в вашу и нашу, с ребятами, сторону и, если уверен в выстреле убираешь препятствие. Проверь глушитель на снайперской винтовке.
– Теперь, Сэм, ты!
– Выдвинешься со мной и Раулем к дороге, что ведет на их базу.
– Далее, Рауль.
– Остаёшься в засаде и контришь тропу на базу и наш проход с Сэмом к ним в тыл.
– Атака по моей команде!
– Всем, все понятно?
Стая уставших, озверевших волков, завернутых в мокрый и порванный камуфляж, без слов, мгновенно, разделилась и прячась в складках местности понеслась на позиции.
Предрассветный туман мало чем отличается от ночного. Он такой же густой, как буйволиное, томленое молоко, но пахнет, правда, отвратительнее: старой ржавой порослью, застывшими вчерашними лужами, дерьмом и раздавленными в кровь комарами.
Однако если ночью, он был чаще всего нашим врагом, то сейчас, он становился скорее товарищем и даже другом, скрывая все этапы нашего передвижения.
Утро потихоньку забирало свои позиции. Небо, как взбитые сливки, становилось все ярче. И вот уже погнали солнечные ягуары по веткам высоких платанов и пихт разгонять и тревожить сонное царство Морфея.
Заголосили проворные американские спизы, чем-то похожие на наших соловьев.
Раздраженные рассветом попугаи – краснолобые амазоны устроили жестокую драку над нашей головой, вырывая ожесточенно перья друг другу, а певчий пересмешник, вторил их пронзительному крику, вызывая еще большее раздражение последних.
Все начинало пробуждаться. Солнце вбежало на всеобщее обозрение, как запоздалый спринтер. И теперь, с воодушевлением от проигрыша, сурово грело землю. Да так, что туман начинал быстро отрываться от земли и растворяться над мелкой порослью деревьев, открывая наши, еще не подготовленные позиции.
Мне уже давно не надо было быть предсказателем или метеорологом, чтобы знать прописные истины. Облака, с утра еще белые и пушистые, как небесные ангелы, а после полудня они превратятся в черные грозовые тучи, в демонов ада.
В течение часа или двух, они взорвутся с грохотом. Миллионы тонн молний осветят все в округе. И прежде, чем ты что-то поймешь и приготовишься, тебя уже начнет вбивать в грязь тяжелыми струями холодного ливня.
Вадим с Серегой исчезли быстрее всех. Я их уже не видел, но точно знал, что они на своей позиции и прикрывают наше скользящее передвижение.
Мы упали в небольшую канаву, аккурат за пятьдесят метров от засады, которая не очень-то и пряталась. Бандиты то и дело взбирались на неухоженный бруствер окопа и с удовольствием глазели на раннее соитие трех обезьян капуцинов. Их радовало, что две самки никак не могли поделить одного ухажера.
– Рауль, заминируешь подходы и мигом сюда, обратно.
– Как только ударят беспилотники к тебе подтянутся Сергей и Вадим. Ты старший.
– Через три минуты после удара врываемся на базу с двух сторон, вы отсюда – я показал пальце на точку атаки.
– А мы с Сэмом с тыла.
– Удачи, брат!
Мы обнялись и резко оттолкнувшись от земли руками, рванули справа, в обход базы. И вот, чуть заметные, две сумрачные тени уносятся вдаль, неся очередную смерть.
Мы неслись, сломя голову, гоняясь за временем, которого у нас практически не было. И нас объединяло только понимание того, что с нами или без нас, ракетно-бомбовый удар тяжелыми беспилотниками будет нанесен. Но, оставался лишь один вопрос, выживем ли мы? И теперь, только от нас с Сэмом, зависела эта разгадка.
В редкой прорези леса я споткнулся взглядом о хвостовое оперение вертолета. Резко упав на землю, я на ходу сбил с ног Сема. И теперь, навалившись на него всем телом, я закрыл по привычке рот друга, как врагу, в ножевой атаке.
Он с удивлением и явным раздражением смотрел на меня, а я молча рукою показывал на серебристо-голубой «Хьюи», терпеливо стоящий на возвышенности небольшой опушки.
Это было для нас и открытием и спасением. На спутниковых снимках базы картеля этой открытой опушки обозначено не было. Значит, они ее расчистили два или три дня назад, в аккурат перед нашим выходом. Сэм, когда слушал исповедь пленного «муравья», его об этом не спрашивал, а тот перед уходом в мир иной, просто забыл нам рассказать об этом факте.
Я молча радовался, как взбудораженный мальчишка. Я словно был школьником, который подглядывает за полуголыми девчонками, переодевающимися на физическую подготовку, через неумело просверленное отверстие в стене школьной, отделанной старым пожелтевшим кафелем, раздевалки.
Молча разглядывая небольшой аэродром, я мысленно проводил анализ возникшей, ни откуда ситуации.
Итак, если вертушка здесь?! То это означает одно, подмоги у них уже не будет! Но, численный состав противника, мог и увеличиться. Однако на сколько? Лаборатория была создана относительно недавно. Все оборудование и сырье сюда доставляли по тропам на мулах и буйволах.
А вот вывозить товар, таким путем, было уже рискованно. «Шухера» до нашего появления у них не было, значит борт прибыл вывезти готовый товар. Ну, все логично. Я обернулся к лейтенанту.
– Сэм, они прилетели за товаром!
На меня смотрели карие, озорные глаза Сэма. И в них я читал, что он это уже понял. Он уже знал, что это наш шанс. Мы его не упустим, а вернемся домой. И он, увидит свою семью.
Самуэль был прекрасным семьянином. Не проходило ни дня, чтобы он по телефону не поругался или не помирился со своей женой чистокровной испанкой Камиллой, как он говорил ласково «Mi Corazón»– мое сердечко.
Их разговор всегда переходил в словесную перепалку, только из-за воспитания их троих детей, почти погодков, двух мальчиков и дочки, которая родилась последней. «Mi Reina» (моя королева), так всегда звучало его обращение к дочери, в нашем с ним общении или в разговоре с женой.
С сыновьями у него разговор был коротким, но дочь. Она была для него всем миром. Не отрывая задницы от липкой земли, мы ужами засеменили в сторону небольшого аэродрома.
В грузовой кабине вертушки сидел молодой, приятной наружности испанец, вероятно, пилот. А вот слева у бочек с горючим, суетился безобразно угловатый, полуголый в одних военных бриджах и голыми ногами бандит, обколотый сверху до низу «боевыми татуировками».
Я распределил обязанности. Пилот достался Сэму, мне же придется поговорить по душам с пятнистой саблезубой крысой, с большим мачете на поясе. До удара с воздуха осталось три, пять минут, или сейчас или никогда.
Мы рванули вихрем в сторону наших врагов. Я по привычке несся, качая маятник, хотя в этом, не было абсолютно никакой нужды. Мой «Зиг Зауэр» выплевывал патрон за патроном, с пояса, в упитанного растерянного опоссума.
Первая пуля ударила ему в бок разорвав кожу и подрезав стенку живота, он уже разворачивался, вынимая острый мачете из ножен, когда вторая вошла точно в пах, вызвав у него экзогенный болевой шок, ну а третья влетела точно под левое глазное яблока, оставив на входе, спереди небольшую кровавую точку и снеся половину черепа, сзади.
Не останавливаясь, я рванул к Сэму. Он стоял, держась за предплечье левой руки окровавленным пистолетом.
– Повернись.
– Хорошо! На вылет. Калибр девять миллиметров, люгер!
– Давай наложу бинт.
– Не надо пока, Кэп. Я сам.
– У нас проблема!
Он резко отодвинулся в сторону, и я увидел печальную картину, залитый яркой алой кровью, мозгами и вонючей мочой грузовой отсек вертушки и неестественно скукоженное тело, теперь уже бывшего пилота.
У Сэма была одна неизменная армейская любовь, которая сейчас создала нам проблему. Имя этой любви «Кольт 1911» года, калибра 45 ACP или двенадцать миллиметров с разрывными пулями.
Молодой кабальеро оказался ловким и среагировал быстро. Он успел запрыгнуть в салон вертушки, выхватить громоздкую «Беретту». Но пистолет, скорее всего, был для него тяжел. Выстрел вышел неудачным и только разозлил Родригеса.
«Обратка» прилетела мгновенно, практически снеся в мелкие клочья, всю голову пилоту. Что, что, но стрелял Сэм отлично. Правда не знаю до сих пор, умел ли он тогда, качать маятник.
Он растерянно смотрел то на меня, то на бренные останки пилота. Печально качал головой. Потом вдруг молча обернулся и обнял меня. На его почерневших от недосыпа и грязи глазах стояли слезы
– Прости, командир я тебя опять подвел.
– Всех нас подвел.
– В смысле?!
Тут уж в растерянности был я, все живы, вертушка наша путь домой свободен. Тут уже удивленно смотрел на меня лейтенант.
– Я ж грохнул пилота! А не надо было.
Я похлопал его по мокрому от дождя комбинезону и посмотрел в его расстроенные глаза и успокоил.
– Почему не надо? Что, команда была другая?
– Я сказал, нам нужна вертушка, а пилот по возможности.
– Вертушка, как ты видишь жива и здорова.
– А пилот нам не нужен! Я сам поведу вертолет.
Он неожиданно бросился мне на шею и повис как молодая девчонка радостный и возбужденный. Мужественный креол крепко прижимал меня к себе здоровой рукой с блестящим Кольтом, положив подбородок мне на плечо.
– Ладно хватит обниматься за работу
– Давай, я обработаю рану.
– Не надо я сам! Говори, Кэп, что делать!
– Я там впереди видел место для засады у камня на тропе. Давай туда, двигаем, потихоньку. – я подтолкнул его нежно в направлении засади и тихо сказал.
– А мне надо осмотреть по-быстрому вертушку, выкинуть весь хлам, который ты мне оставил в подарок.
Я улыбнулся и поправил ему на разгрузке нож, и, не оборачиваясь, полез в кабину вертолета.
Проверка вертушки заняла у меня несколько минут. Беспилотники нагло опаздывали. Белый испанский скунс оказался на удивление легким. Я отволок его в стаю к моему мертвецу и кинул у бочек с авиационным горючим.
Где-то на горизонте показались тонкие белые следы пуска ракет, и я мгновенно упал на осколок скалы рядом с Самуэлем.
Это было, скажу я вам фееричное зрелище. Четыре первые ракеты ударили по точно размеченным лазером целям. На высоту метров пятидесяти поднялось ярко-оранжевое, с серыми вкраплениями живой и мертвой материи, грибовидное облако.
Вырвавшийся из самой преисподней огонь осветил ярче солнца все вокруг. Ударная волна обрушила на нас мелкие ветки, камни и золу пожарища. Обжигающий ураган смерчем пронесся по территории базы выплавляя все в радиусе двухсот метров. Затем последовали еще четыре удара ракетами и вход пошли планирующие, вакуумные бомбы.
Пять минут ужаса, тридцать секунд армагеддона и все было кончено. Оставалось лишь дождаться прихода ребят и убираться отсюда домой.
– Вперед на зачистку!
Я и Сэм неслись вперед сломя голову. Мы перепрыгивая через навороченные коряги и препятствия. Я их сразу не заметил, но свист пуль, пролетающих мимо, услышал хорошо. Я прекрасно видел срезанные ветки, и буквально кожей ощущал косые стежки каменных осколков по моему лицу и рукам.
Мы упали на бегу, как подкошенные, сбитые взрывом ручной осколочной гранаты. Она, перевернувшись в воздухе пару раз, взорвалась в неглубокой ямке, в каких-то пяти метрах от нас. Раскатившись в разные стороны, как болванчики в боулинге, мы замерли на позициях, ощупывая себя руками. Но, кроме мелких порезов и разорванного хаки, иных повреждений не было.
Высунувшегося посмотреть на дело рук своих бандита я срезал, не целясь короткой очередью. Он с хрипом упал на землю и медленно пополз к себе в нору. Другого наверняка серьезно зацепил Сэм, в тот момент, когда он пытался затащить раненого в укрытие.
Я показал Самуэлю, что вижу четверых, он, что видит троих, включая двух тяжело раненых.
Ситуация была патовая. Обе группы закрепились на временных хорошо укрепленных позициях, не затронутых воздушными ударами. И все мы имели жесткую мотивацию. Обе противоборствующие стороны хотели выжить. Оставалась только одна надежда, держать их здесь на позиции, до подхода наших ребят.
Неожиданно, резко зашипела радиостанция и раздался взволнованный голос Вадима
– Славка, ты как?
О, как же я рад был его сейчас слышать, обнять и расцеловать его. Они были живы. Я подал знак Сэму, что наши ребята живы и выдвигаются в нашу сторону.
– Кэп, продержитесь минут семь.
– Мы на подходе!
Я повернулся лицом к Родригесу и показал ему сектор обстрела справа. Он молча кивнул головою. Повернул ствол своего автомата в сторону засады, отсекая возможность непредвиденной атаки.
Я менял позицию от места к месту, на бегу с перекатами. Мой раскаленный автомат обстреливал сусликов с тату, не давая им возможности высунуться из норы или поднять головы. Они слабо огрызались, экономили патроны. Они уже поняли, что нас двое и численный перевес на их стороне.
Скорее всего, сейчас, они готовили встречную атаку в надежде пробиться к своим на временный аэродром. Жаль, что не все можно рассчитать или предвидеть.
Они ударили раньше. Просто встали в наглую и пошли, осыпая все вокруг свинцом и разбрасывая гранаты. В пылу боя я не заметил, как рядом оказался Самуэль.
Нам удалось существенно проредить их нестройные ряды, отминусовав еще двух подонков, но счастье оно так непостоянно и быстротечно.
– Слава, в сторону, граната.
Этот взбешенный и рычащий крик, смесь яростной злобы, любви и нежности, срывается и летит в мою сторону заглушая все остальное. Он непонятен, неразборчив, его в короткий и беспощадный полет сопровождает пике Сэма, накрывающего меня своим телом.
Громкий хлопок, обжигающий ветер тротила, звон в ушах, слепые глаза и тишина. Я умер?
– Славка!
– Кэп, очнись, ты живой?
Возвращение из небытия, прискорбно и ужасно. Кто-то с силой хлещет тебя по лицу и при этом целует в губы взасос, наполняя твои легкие перегаром взрыва и тяжелого табака. Кто-то чуть не ломает ребра, массажируя тебе сердце, прыгая на нем от всей души.
Ты приходишь в себя медленно, отдаляясь от светлого и спокойного коридора, в котором ты был еще минуту назад.
Я с трудом разлепил слезящиеся глаза и увидел радостно улыбающееся широкой улыбкой лицо моего друга.
– Пацаны, он живой!
– Помогите поднять его.
Три пары заботливых рук подхватили и прижали меня спиной к поваленному дереву. Я вяло осматривал окружающих постепенно приходя в себя.
– Где Сэм?
Этот мой тихий шепот исходил откуда-то со стороны, слегка оттеняя громкий звон в ушах.
– Лейтенант жив! Но тяжелый!
– Он был в сознании, а ты нет.
– Мы думали тебя, положили.
– Мы тебя уже осмотрели!
– У тебя контузия, проникающих и сквозных ранений нет.
– Слышишь, Славка? Мы подошли вовремя!
Я уперся руками в землю, повернулся на бок и ухватив тяжелую ветку дерева, начал вставать.
– Серый, помоги!
Молодой сержант стоял передо мною в грязном и вонючем хаки и упершись ногами в скользящую, липкую, как смола глину, помогая мне встать на ноги.
Рауль занимался перевязкой Сэма. Глаза Родригеса были закрыты, учащенное дыхание выдавало большую потерю крови.
– Вадя приготовь переливание, у меня с ним одна группа крови.
– Кэп ты сдурел, какая группа крови, у тебя ее почти нет, у меня такая же!
Я посмотрел на него колючей улыбкой и оголил клыки.
– Вадя, он мне жизнь спас. Это то малое, что я могу для него сейчас сделать!
– Ладно! Как скажешь! Серега, готовь сменные иглы для двух доноров.
Через полчаса мы начали подъем на холм к вертолету. И, если раньше это заняло бы пятнадцать минут, то сейчас нам понадобилось что-то около часа. Вертушка была жива, здорова и улыбалась нам обеденным солнцем, которое отражалось в больших глазницах передних плексигласовых обтекателей.
– Кэп, как самочувствие, сможешь?
Вадим участливо смотрел на меня, помогая закрепить пятиточечные ремни.
– Лететь это не пешком! Да, лошадка?!
И моя ладонь ласково потрепала панели приборов «Хьюи».
– Как там Сэм?
– Все нормально?
– Пришел в себя! Но дышит неустойчиво!
– Передай ему, когда очнется, что теперь у него точно есть два кровных брата.
Вертушка нехотя, как молодая изголодавшаяся без секса женщина, слегка взвыла от удовольствия. Раздался томный стон двигателя и пропеллеры начали набирать обороны. Я упорно щелкал тумблерами продолжая программы запуска, регулировал педали путевого управления, координировал ручку оборотов «шаг-газ» и ручку управления циклическим шагом.
Давление лопастей срывало с ближайших веток веселящихся птиц, разгоняло серый и пыльный туман пожарища и сталкивало с небольшого обрыва два неприкаянных обезображенных трупа. Теперь двигатель набрал обороты и вышел на режим.
Я оглянулся назад и посмотрел на своих пацанов. В заляпанном дерьмом грузовом отсеке сейчас сидели и лежали измазанные чужой и своей кровью, дымом взрыва и пожарищ, мои бойцы, мои братья.
Все были живы, и теперь они расслаблено улыбались. Фляги с водою и спиртным гуляли из рук в руки по салону. Мы делали большие глотки и, попеременно, поливали свои разгоряченные, закопченные лица. Я тоже сейчас улыбнулся сам себе и тому счастливому чувству жизни, которое нас всех переполняло.
– Все, взлетаем пацаны!
– Взлетаем!
Вертушка уходила в ночь в закат пробивая грозовые облака и подставляла, как молодица, заходящему и теплому еще солнцу, свои аппетитные серебристо голубые, выпуклые бока. Вертолет разбрасывал, как блудница с шумом, копну тяжелых, сверкающих переливами лопастей и уносил нас в даль от эпицентра событий, туда. Мы живые возвращались туда, где нас с нетерпеньем ждали и любили. Но это не был конец этой истории, хоть мы и возвращались домой.
Глава 5. Надежда.
– Просыпайся, соня! – она смотрела на меня через щелку своих зеленых, смеющихся глаз. Косые солнечные лучи позднего декабрьского утра с трудом пробивались через тяжелую драпировку окон моей спальни, отражались в ее золотисто-соломенных волосах, пахнущих ромашкой, и звездами врывались в моих блуждающих в полудреме глазах.
Ее прохладная рука захватывала все мое мужское желание, овладевала им все больше и больше, а легкие поглаживания где-то там в паху, снова затмевали мое умиротворенное восприятие мира.
Ощущение томной прохлады на моем горячем чувственном от возбуждения достоинстве уже срывало мне крышу. Я мечтательно прикрыл зеницы и потянулся.
– О, да мы готовы. – мечтательно проворковала она.
И теперь ее смех раздавался там, в глубине пухового одеяла, прикрывающего мои разбуженные чресла и ее огненно-солнечную голову. Она резко откинула одеяло выставив как панораму свое обнаженное с легким налетом загара тело и запустила медленную и ускоряющуюся синусоиду своего обворожительного танца.
Это вранье, что ритм успокаивает, он срывает крышу с твоего восприятия, оголяет воспаленный мозг, выставляя его дымящееся от желания основание на всеобщее обозрение. Она всегда это знала.
О да, и сегодня это была кошка, большая, огромная и хищная кошка. Хотя нет, почему кошка! Нет! Это была молодая роскошная тигрица с черными подпалами полосок от купальника по всему мускулистому телу и горящими огнями ярости желаниями в огромных, чуть раскосых, со снежными пушистыми ресницами глазах.
Он блестел шелковой серебристой шерстью, которая была в легких черных пятнах. Ее кошачья породистая морда светилась, ровными и как сахар белыми клыками, которые было видно каждый раз, когда она хищно улыбалась.
Ее роскошный черно-белый хвост грациозно касался земли. Казалось, что он двигался сам по себе, вне зависимости от ее желания и умения. А сама она, мягкими прыжками когтистых лап, выходила на тропу охоты, великой тигриной охоты, где никто и никогда не знал от нее пощады.