Клинч

– Давайте, готовьте свои ножи, мои славные головорезы, – проговорил в рацию Абаддон. – Надо нам потрепать психику нашего достопочтенного старика из лохматого 19-го века. Пусть посмотрит, что будущее – наше! Мы короли, нет, мы боги войны! Война пожрёт этот мир. И он захлебнётся кровью. И вонь разложения, и гарь, и плач вдов сотрясёт небеса. Давайте, псы войны, воины мои Ада, ведите пленников!

У старца защемило в груди. Он видел, как приближаются пленники в рыжих робах и их палачи. Абаддон в этот момент улыбался. На его клыках появилась кровь. Злой дух посмотрел в сторону террориста с видеокамерой. И тут же бросил схимнику:

– Знаешь, старик, в этом 21-м веке будут устройства, которые смогут фиксировать происходящее, но слово «видеокамера» тебе мало о чём скажет, также как интернет, – оскалился Абаддон и продолжил: – Смысл в том, что эту кровавую казнь, этот “багровый отлив” увидят все люди на земле. Звериные души моих подопечных уже жаждут крови. Так что не будем откладывать представление.

В этот момент 21 христианин встал на колени на берегу. За спиной у каждого стоял палач с ножом. Пленники опустили головы. Лица террористов скрывали балаклавы. Главарь заявил, что эта показательная казнь – послание всему сообществу Христа. Предупреждение. Абаддон скомандовал командиру, мол, давай – говори! И главарь сказал на арабском, но старец понял всё до последнего слова: «О, люди! Вы увидели нас на холмах Леванта и в долинах Дабика, когда мы попирали головы тех, кто несёт иллюзию креста и питает ненависть к исламу и мусульманам! Сегодня мы, находящиеся к югу от Рима, на земле ислама, в Ливии, шлём вам новое послание: о, крестоносцы! Если вы все воюете с нами, то и мы будем воевать против всех вас до тех пор, пока не сложит война свои тяготы и не придёт Иса (мир ему!) и не сломает крест, убьёт свинью и наложит джизью! А это море, в котором вы скрыли тело шейха Усамы бен Ладена (да примет его Аллах!), – мы поклялись Аллахом загрязнить его вашей кровью!»

Слёзы разделили на три части лицо старца. Он понял, что сейчас начнётся ужас. В этот момент кровь фонтаном вырвалась из двадцати одной шеи, захрустели под лезвиями позвонки. Старец смотрел на это с такой горечью, он лишь успел прошептать: “Помяни, Господи, во Царствии Своем души новопреставленных рабов твоих!” Кровь мучеников за веру тем временем смешивалась с солёными водами Средиземного моря. В рот великосхимника затекли его собственные слёзы, и он так же отчётливо почувствовал вкус соли. Он видел своим взглядом прозорливца, что палачи суть демоны, черти из орды рабов Абаддона. А сам хозяин, превратившись в гадюку из сна, пополз, чертя глубокий извивающийся след на песке, к тому месту, где лежали обезглавленные тела коптов. Батюшка посмотрел в небо – в облака поднимался двадцать один ангел. Потом перевёл взгляд к горизонту. Там в море он увидел лодку, в которой сидел Ловец душ человеческих – апостол Пётр. В руках его была сеть. Через минуту в ней оказалась жирная гадюка. А молнией спикировавший с неба Архистратиг Божий Михаил разрубил своим щитом змею напополам. Всего этого террористы не видели. Им просто не дано было это всё увидеть. Они сделали своё коварное дело, отсняв страшное послание на видео. Тут же старец очнулся в своей келье. Воин Христов продолжал плакать. Ему было жаль тех несчастных коптов, кроме того, он понял, что впереди война, в которой будут тысячами гибнуть христиане. Старец снова услышал голос откуда-то из угла кельи: “Это была только разминка, старик! Завтра жди другого моего генерала Ада. Мы замучим тебя, схимник! Мы вырвем твоё сердце с корнем! Ты будешь просить быстрой смерти, но мы будем издеваться над тобой, старая ты развалюха, и твой Бог тебе не поможет. Кстати, Абаддон, нормально себя чувствует. Он греется на своём огненном троне, рядом со мной. А кто я, ты, думаю, понял. Так что жди!”

Эта ночь отняла у великосхимника огромное количество духовных сил. Его хватило лишь на то, чтобы произнести: “Господи, помилуй!” В этот момент начался перезвон монастырских колоколов. Схимник тяжко выдохнул. Так к батюшке пришёл первый из «красных конусов» из его сна. И это была только первая ночь. Оставалось ещё восемь. Как было сказано выше – колокола осенили монастырь своим звоном, и Демон исчез. Забрезжил рассвет.

Глава 6

Весть о госте

К старцу заглянул келейник и сказал, что в монастырь прибыл писатель. Старец был совсем без сил, но распорядился принять гостя. В девять утра. После исполнения утренних правил. Схимник попросил принести чаю с двумя кусочками сахара. Старец остался в келье один. Крепкий чай на время придал сил. Мысли обгоняли одна другую. Батюшка нащупал на полу свои чётки. Абаддон вырвал их из рук для того, чтобы показать свою силу и неприязнь. Но он вернулся в Ад, унеся с собой добрую часть жизненных сил праведника. Наш герой думал, кому он сможет рассказать о пережитом, и пришёл к выводу, что лишь один Бог – свидетель его мучений. Если он попустил такое испытание под закат жизни, значит, так оно и надо. Схимник всегда полагался на Божий промысел. Роптать монах не привык. Он нашёл своими худыми пальцами крестик на чётках и уже спокойно прочитал сначала “Отче наш”, а потом и Иисусову молитву. Это вместе со сладким чаем придало нашему герою сил. Батюшка встал с кресла и потом рухнул на колени перед многочисленными образами. Молился великосхимник минут пятнадцать. В дверь постучали. Монахи поутру пришли просить благословение. Начали служить утренние правила. Батюшка вновь занял место в своём кресле. Подпитка жизненными силами, полученная от чая и слёзной молитвы, закончилась. Старца знобило. Кроме того, боль сковала грудь. Так что келейник дал выпить таблетку и чайную ложку раствора против кашля. В семь часов старец снова попросил оставить его одного. Аппетит так и не пришёл. От завтрака батюшка отказался. Он хотел оставшееся до прихода гостя время провести в постели. Глаза закрывались сами собой, в ногах чувствовалась усталость, голова предательски болела, а надо было встречать писателя.

Глава 7

Второй дурной сон старца

Старец провалился в глубокий сон. Веки сомкнулись так быстро, что иеросхимонах не успел обдумать и переварить пережитое ночью. Он видел себя теперь в родительском доме, в то время, когда был ещё мальчиком. Его взору открылось крыльцо со ступенями, и он шёл вглубь дома в комнату брата. Он боялся, что помешает ему, поэтому остановился у двери и стал напряжённо слушать. В комнате было слышно, как тяжело зашёлся кашлем его старший брат. Его мучила чахотка. «Ваня, могу я войти?» – спросил он. И, не дожидаясь ответа, толкнул скрипучую дверь. Первое, что он увидел – это измученное желтоватое лицо с залёгшими под глазами синяками. Грудь брата ходила вверх-вниз, и в ней клокотало. Рядом с кроватью стояла тумбочка, на ней графин и стакан. «Саша, дай водички», – едва слышно прошептал брат и снова закашлялся. «Сейчас, Ваня, сейчас», – сказал младший. Он подал брату воды. Тот пил так жадно, как будто это был его последний глоток воды, а вместе с тем и жизни. «Как ты?» – спросил будущий старец Нил, а сейчас просто испуганный мальчик Саша Востров. «Знаешь, Саша, я сегодня умру, но я не боюсь, я иду к Господу Нашему. Первое, что сделаю, когда предстану перед ним, – паду ниц и, если Он позволит, поцелую край одежды Его. Единственное, о чём кручинится моё сердце, что оставляю тебя одного, но ты сильный, ты ещё всем докажешь, что ты крепок, только об одном прошу, Саша, береги себя. Знаешь, кем ты будешь? Ты будешь… – снова брат захрипел, так и не закончив фразу. – Прости, братец, совсем я ослаб», – закончил мучительный для себя монолог брат Иван. Саша с горечью посмотрел на брата, поправил одеяло и, чтобы брат не видел его слёз, бросился на улицу. Он не отреагировал на окрик матери и помчался к реке. Он бежал быстро, он хотел, чтобы это его сердце остановилось, а не брата. Прибежав на берег и поняв, что сердце не лопнуло от такой недетской нагрузки, он нырнул в прохладную воду, перевернулся на спину и стал смотреть в небо. В глаза заливалась вода, но Саша все равно видел голубое небо с рассыпанными по нему перистыми облаками. И тогда он что есть мочи закричал: «Зачем Ты забираешь его? Возьми меня!» Смена декораций сновидения. И вот старец видит себя уже юношей лет восемнадцати. Он видит себя в роскошном зале. Он дорого одет и вокруг много красивых напомаженных людей в модных сюртуках и платьях. Чувствуется всеобщее волнение. Собравшиеся чего-то ждут. И вдруг появляется красивый длинноволосый иностранец. Саша бросается к нему, желая то ли обнять, то ли поцеловать. Визитёр шарахается в сторону, делая подобие реверанса, и говорит: «Не сейчас, друг мой». Тут же в руках у юноши оказывается хрустальный бокал, в который женская рука в перстнях щедро льёт вино. Саша пьёт вино практически залпом, заливая грудь белоснежной рубашки красным. Ему становится очень хорошо, как будто в вино подмешали опиум. И тут он понимает, что в вине – человеческая кровь. А также до него доходит, что вокруг него вампиры. И вот все эти красивые мужчины и женщины начинают за ним гнаться, чтобы вгрызться в его сонную артерию. А он не в силах от них убежать. Снова смена картинки. Наш старец увидел себя как бы со стороны. Он лежит в своей келье… в гробу. Рядом стоят монахи. Один из них читает Псалтирь. Старец обратил внимание на своё лицо, на нём застыла едва заметная улыбка. Нил видел себя мёртвого ровно минуту, но спустя это короткое время он заметил, опять же со стороны, что он, покойник, открыл белёсые глаза, сорвал с себя саван, и – о ужас! – выпрыгнул из гроба, приземлившись на копыта. После чего стал набрасываться на ошарашенных монахов, разрывая их на куски, жадно глотая их кровь. Последним нерастерзанным оказался келейник. Чудовище своими костлявыми руками сдавило шею молодого послушника. «Батюшка, батюшка!» – взмолился келейник. «Батюшка, батюшка, просыпайтесь!» – уже наяву звал старца склонившийся над ним монашек.

Глава 8

Подвижник и писатель

Старец Нил, вырвавшийся из лап кошмара, был поражён, как ему, глубоко верующему монаху, может присниться такая мерзость. Раньше подобная гадость ему никогда не являлась во сне. «Что-то идёт не так», – подумал схимник. Его размышления прервал келейник Афанасий. «Как себя чувствуете, батюшка? Завтракать изволите?» – поинтересовался послушник. «Пожалуй, съем одно яичко. И кусочек чёрного хлеба. Ах, да, и принеси, голубчик, ещё чаю», – попросил старец. Монашек скрылся за дверью. Схимник посмотрел на старые часы на стене. Восемь сорок пять. Через пятнадцать минут придёт гость. За завтраком старец хотел проанализировать произошедшее ночью. А заодно понять, к чему приснился этот дурной утренний сон. Вошёл Афанасий. Он поставил на столик перед кроватью варёное яйцо, два кусочка чёрного монастырского хлеба и чай. Послушник поклонился и вышел. Старец взял в руки яичко и стал крутить его, изучая едва заметные крапинки на коричневой скорлупе. Ему вспомнилась евангельская история о том, как равноапостольная Мария Магдалина пришла к римскому императору Тиберию и явила чудо – передала царю белое яйцо, которое в его руке тотчас стало красным. Красный цвет, кровь, единокровный брат Иван, вино… к чему это всё снилось, размышлял старец. Красный – цвет монархов, мелькнуло в голове у иеросхимонаха. Тиберий… «Российский царь в опасности!» – почувствовал старец. Но что ему грозит? И о каком царе идёт речь? В этот момент схимник стукнул яйцо об угол столика. Батюшка съел принесённый ему завтрак, выпил чаю. После чего встал на колени и минут пять молился. Однако в голове пульсировало – царь, царь, царь. Нил встал с колен и снова сел в своё кресло. Часы пробили девять. В дверь постучали. На пороге появился Афанасий. Послушник отступил в сторону, приглашая гостя. В келью вошёл довольно ещё молодой человек. На вид ему было около сорока лет. Сложения он был худощавого. Наружности приятной. Старец жестом предложил гостю сесть в кожаное кресло напротив. Однако молодой писатель сначала сложил руки и попросил благословения. После чего сел, поспешив представиться.

– Здравствуйте, батюшка. Сергей Фёдорович Лужинский. Писатель, – отрекомендовал себя гость.

– Откуда к нам прибыли, Сергей Фёдорович? – спросил старец.

– Из столицы.

– Надолго ли?

– Неделя у меня, всего неделя, батюшка.

– Над чем работаете теперь? – поинтересовался схимник.

– Задумал роман. Идея в том, что есть некий старец, которому Господь под закат жизни посылает испытания. Но это общая канва, деталей пока не придумано. Я, признаться, в тупике.

– Значит, я вам нужен для того, чтобы более подробно составить портретный образ вашего героя?

– Мне интересно было с вами познакомиться и просто так. Идет слава о вас как о великом святом и провидце.

– Но это скорее всего преувеличение, Сергей Фёдорович. Что мучит вас?

– Я слаб в Вере своей, батюшка.

– Так все мы немощны. Нас Господь ежедневно испытывает, посылая нам скорби, чтобы мы не роптали, а были словно воины. Сражались со своими страстями, боролись, чтобы в конечном итоге унаследовать Царствие Небесное, – ответил старец Нил.

– Батюшка, а вдруг Царствие Небесное и Ад лишь вымысел? Принять на веру-то их существование просто, а вот умом понять, разложить по полочкам в голове – сложно.

– Вы, друг мой, прежде всего человек и вам свойственны сомнения. Но, поверьте мне, Сергей Фёдорович, что, получив доказательства существования, взять хотя бы Ада, вы бы пожалели об этом. Верите ли вы в добро и зло? Есть ли они на свете?

– Конечно. Это неоспоримый факт, – отозвался писатель.

– Тогда я вам так скажу, что Господь открывает себя человеку через познание добра и зла в себе. Если ты добр – значит, с Богом. Если зол, то радуешь бесов.

– Вот вы, подвижник, столько лет отдавший служению Богу, можете ли вы мне объяснить, почему Бог попускает войны?

– Потому что человек жесток. Только он способен уничтожать представителей своего вида направо и налево. Потому что слаб человек и поддаётся на искушения лукавого. Ему хочется денег, власти, территорий. А что остаётся Богу? Как он может противостоять этой жажде греха и желанию смертоубийства? Это опять же к разговору о добре и зле. Есть свобода выбора, чью сторону принять. Но злых людей много, вот и льётся кровь со времён Каина и Авеля, – закончил схимник.

Старец вздохнул. Он понимал, что писатель задаёт второстепенные вопросы, но не подходит к главному. Было у этого человека на уме что-то, что по-настоящему его волновало. Но он так и не решался перейти к откровенному разговору и пока разминался, присматривался к монаху. А ещё старца Нила удивило, что писатель задумал роман, повествующий об испытаниях, посланных некоему старцу. “О, если бы я мог рассказать ему хотя бы о вчерашней ночи, то произведение господина Лужинского заиграло бы буйством красок”, – подумал схимник.

– Батюшка, скажите, можете вы мне дать совет, какие испытание мог бы Господь послать моему книжному старцу?

– Сложно сказать, надо подумать, Сергей Фёдорович. Но обещаю, что завтра, коль вы располагаете неделей, я вам дам ответ.

– Спасибо, батюшка! Я пойду тогда. У вас, признаться, уставший вид.

– Тяжёлая была ночь, Сергей Фёдорович, вы правы. Давайте тогда завтра в девять. Обещаю вам дать ответ. До свидания.

– До завтра, – попрощался писатель и направился к двери.

Келейник Афанасий, проводивший гостя, зашёл к старцу и спросил, какие будут указания. Нил ответил, что хотел бы побыть один. Старец задумался.

Что я могу ему посоветовать? Можно предложить такую историю. Условный старец, служивший Богу десятки лет, вдруг понимает, что обманывался, что Бога в действительности нет. Это созвучно мыслям самого Лужинского. Только мысль эта – зерно, которое посеял в душе старца сам Дьявол. И от этого плясать дальше. Но это, в принципе, не лучший вариант, решил старец. Надо крепко подумать, решил монах, но подумать об этом стоило позже. А ещё Нил понял, что разговор с писателем Лужинским получился каким-то скомканным и куцым. Но старец был после ночи не в лучшей своей форме.

Оставшись наедине со своими мыслями, Нил переключился на анализ прошлой ночи. К нему пришел глава низшего демонского чина. Абсолютно точно, что пережитая с таким трудом ночь, полная страданий, – лишь малая доля испытаний, которые посланы, и что нужно готовиться к более чудовищным трудностям. Нил знал, что равно, как есть девять ангельских чинов, им в противовес существует столько же чинов демонских. Кто придёт за Абаддом? Ещё более сильный демон – это неоспоримый факт. В чьём обличье он явит себя и что покажет? Ничего хорошего, и уж это наверно. Схимник посмотрел на часы – десять утра. Впереди ещё целый день. Что же делать? Как подготовиться к ночи? Надо молиться, слёзно, как в последний раз, решил монах. Он встал со стула, хотел было упасть на колени перед образом Иверской Божьей Матери, но тут вдруг его ноги подкосились и он рухнул на пол. Сознание погасло. Всё вокруг, да и он сам, перестали существовать. Осталась только пустота. На шум примчался Афанасий. Он закрыл рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Он увидел старца лежащим лицом вниз. Испуганный келейник кинулся прочь – звать на помощь. Через пять минут явились отец Феофан и иеромонах Силуан. Афанасия же они отправили за лекарем в город. Монахи, находившиеся в келье, подняли старца и переложили на кровать. Брызнули в лицо святой водой. Силуан набрал в чайную ложку сердечный сбор. В этот момент Нил застонал, приоткрыв глаза, правой рукой касаясь груди. “Милые мои, я уж думал, что отлягу к праотцам, чуть сердце не выскочило”, – хриплым голосом прошептал схимник. Он принял лекарство и снова закрыл глаза. Монахи выдохнули с облегчением. “Батюшка, дорогой, не время вам ко Господу отходить, мы без тебя всё равно как сироты”, – проговорил отец Феофан. “Знаю, братья, знаю. У меня ещё есть здесь дела, дорогие мои. Но истинно говорю вам, скоро, очень скоро я отправлюсь к Создателю”, – отозвался Нил.

Через полчаса явился Афанасий вместе с доктором Хольцем. Эскулап послушал грудь старца и сделал заключение, о котором наперёд уже догадались монахи – сердечный приступ. А симптомы, как мы помним, уже были – старца бросало из жара в холод – верный признак того, что сердце даст сбой. Хольц достал таблетки, наказав Афанасию давать их болящему три раза на дню. Отцу Феофану доктор сказал уже за дверью, что сердце старца очень слабо, что исход вполне определённый и что второго удара больной просто не сможет вынести. Поэтому ему необходим покой. “И заставьте его хоть немного поесть”, – сказал на прощание врач. Отец Феофан тут же направился к игумену, отцу Макарию, рассказать о тяжёлом положении старца. Макарий считал себя учеником Нила, был его духовным чадом, и эту новость он воспринял с горечью. Макарий решил навестить болящего во второй половине дня. Старец принял первую из пилюль, выписанных немцем Хольцем, и попросил Афанасия почитать ему про страдания праведного Иова. Келейник расположился на стуле у стола-конторки в голове у кровати старца. И начал читать.

“Был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла. И родились у него семь сыновей и три дочери. Имения у него было: семь тысяч мелкого скота, три тысячи верблюдов, пятьсот пар волов и пятьсот ослиц и весьма много прислуги; и был человек этот знаменитее всех сынов Востока.

Сыновья его сходились, делая пиры каждый в своём доме в свой день, и посылали и приглашали трёх сестёр своих есть и пить с ними. Когда круг пиршественных дней совершался, Иов посылал за ними и освящал их и, вставая рано утром, возносил всесожжения по числу всех их и одного тельца за грех о душах их. Ибо говорил Иов: «Может быть, сыновья мои согрешили и похулили Бога в сердце своём». Так делал Иов во все такие дни.

И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господом. Между ними пришёл и сатана. И сказал Господь сатане:

– Откуда ты пришёл?

И отвечал сатана Господу и сказал:

– Я ходил по земле и обошёл её.

И сказал Господь сатане:

– Обратил ли ты внимание твоё на раба Моего Иова? Ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла.

И отвечал сатана Господу и сказал:

– Разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его и всё, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; но простри руку Твою и коснись всего, что у него, – благословит ли он Тебя?

И сказал Господь сатане:

– Вот, всё, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей.

И отошёл сатана от лица Господня.

И был день, когда сыновья его и дочери его ели и вино пили в доме первородного брата своего. И вот приходит вестник к Иову и говорит:

– Волы орали, и ослицы паслись подле них, как напали Савеяне и взяли их, а отроков поразили остриём меча; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе.

Ещё он говорил, как приходит другой и сказывает:

– Огонь Божий упал с неба и опалил овец и отроков и пожрал их; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе.

Ещё он говорил, как приходит другой и сказывает:

– Халдеи расположились тремя отрядами и бросились на верблюдов и взяли их, а отроков поразили остриём меча; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе.

Ещё этот говорил, приходит другой и сказывает:

– Сыновья твои и дочери твои ели и вино пили в доме первородного брата своего; и вот, большой ветер пришёл от пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на отроков, и они умерли; и спасся только я один, чтобы возвестить тебе.

Тогда Иов встал и разодрал верхнюю одежду свою, остриг голову свою и пал на землю и поклонился и сказал:

– Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; как угодно было Господу, так и сделалось; да будет имя Господне благословенно!

Во всём этом не согрешил Иов и не произнёс ничего неразумного о Боге.

Был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господом; между ними пришёл и сатана предстать пред Господом. И сказал Господь сатане:

– Откуда ты пришёл?

И отвечал сатана Господу и сказал:

– Я ходил по земле и обошёл её.

И сказал Господь сатане:

– Обратил ли ты внимание твоё на раба Моего Иова? Ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла, и доселе твёрд в своей непорочности; а ты возбуждал Меня против него, чтобы погубить его безвинно.

И отвечал сатана Господу и сказал:

– Кожу за кожу, а за жизнь свою отдаст человек всё, что есть у него; но простри руку Твою и коснись кости его и плоти его, – благословит ли он Тебя?

И сказал Господь сатане:

– Вот, он в руке твоей, только душу его сбереги.

И отошёл сатана от лица Господня, и поразил Иова проказою лютою от подошвы ноги его по самое темя его.

И взял он себе черепицу, чтобы скоблить себя ею, и сел в пепел вне селения. И сказала ему жена его:

– Ты всё ещё твёрд в непорочности твоей! Похули Бога и умри.

Но он сказал ей:

– Ты говоришь как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?

Во всём этом не согрешил Иов устами своими.

И услышали трое друзей Иова о всех этих несчастьях, постигших его, и пошли каждый из своего места: Елифаз Феманитянин, Вилдад Савхеянин и Софар Наамитянин, и сошлись, чтобы идти вместе сетовать с ним и утешать его. И подняв глаза свои издали, они не узнали его; и возвысили голос свой и зарыдали; и разодрал каждый верхнюю одежду свою, и бросали пыль над головами своими к небу. И сидели с ним на земле семь дней и семь ночей; и никто не говорил ему ни слова, ибо видели, что страдание его весьма велико.

После того открыл Иов уста свои и проклял день свой. И начал Иов и сказал:

– Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя! Ночь та, – да обладает ею мрак, да не сочтётся она в днях года, да не войдёт в число месяцев! О ночь та – да будет она безлюдна; да не войдёт в неё веселье! Да проклянут её проклинающие день, способные разбудить левиафана!

– Господи, помилуй! За что такие страдания, Господи, – проговорил старец. – Афанасий, дорогой, дай мне святой водицы напиться, пересохло в горле. Попью, и ты продолжишь, дорогой мой человек, – попросил Нил.

– Батюшка, может, не только воды, но и покушать изволите, доктор сказывал, что едва ли не силком вас заставлять, – как-то умоляюще спросил Афанасий.

– Нет, голубчик, не сейчас, вот дочитаешь про Иова и тогда, – стоял на своём схимник.

Келейник подал старцу воды. Тот слегка приподнялся на подушке и жадно выпил содержимое кружки. “Слава Богу за всё, видишь, Афанасий, как Иов многострадальный терпел, а я всего-то в обморок упал, но у меня и года уже, – резюмировал Нил. – Ну, продолжай, родной!” Келейник продолжил: