Через полчаса к нам заявился Листрейд собственной персоной и долго, с чувством тряс лапу моему другу.
– Но, дорогой Шерлок! – сказал наконец инспектор, присаживаясь к столу, на который я выставил поздний ужин, не забыв и сметану для Листрейда. – Я жду не дождусь, когда же вы поведаете нам, как вам так быстро удалось распутать столь сложное и запутанное дело.
– Вы преувеличиваете, дорогой Листрейд, – отозвался Шерлок Зай, удобно расположившись в своем любимом кресле с тарелкой салата в лапах. – В деле определенно не было ничего запутанного.
– Как? А корочки, а крошки? И как, черт побери, вам удалось связать два, казалось бы, совершенно ничем не связанных друг с другом события? Я имею в виду мнимое убийство Колобка с похищением овощей, меда и кур.
– Все очень просто, инспектор. – Шерлок Зай некоторое время хрустел капустой с морковкой, собираясь с мыслями. – Мне сразу показалось очень странным, что Колобок смог побить волка и, тем более, медведя. О зайце вообще молчу. Но вот с лисом почему-то не смог совладать. Вспомните – и волка, и медведя нам удалось скрутить лишь общими усилиями, а тут какая-то булка, по выражению Рыжуа Лисье, наваляла волку с медведем и была такова.
Зародившиеся у меня сомнения, начали обретать почву после беседы с Лисье и знакомства с уликами. Сами посудите: во-первых, Лисье, с ваших слов, упорно продолжал утверждать, что, проходя мимо малинника, стал свидетелем ссоры Колобка с медведем. А ведь в интересах подозреваемого было бы вообще отрицать встречу с медведем. Во-вторых, Лисье, как установило следствие, действительно появлялся у молочника и в булочной, где приобрел сметану и батон. В-третьих, когда вы явились арестовывать его, Лисье как раз завтракал.
– Да-да, – кивнул Листрейд. – Когда мы нагрянули, он как раз засунул остатки батона в пасть и запивал их сметаной. В жбане осталась еще почти половина.
– Вот видите, инспектор! А теперь ответьте на вопрос: смогли бы вы, съев целого Колобка, впихнуть в себя еще один батон и запить съеденное еще и половиной крынки сметаны?
– Э-э, – растерянно захлопал глазами Листрейд и утер лапой вымазанные в сметане усы. – Весомый довод. Я об этом как-то не подумал.
– Теперь перейдем к уликам, – продолжал рассуждать Шерлок Зай. – Мне сразу бросилась в глаза неуместность в деле ножа – он здесь вроде как совершенно ни при чем. Какой смысл резать Колобка, если его можно просто разломать на куски? К тому же нож на поверку оказался сплошь ржавым и достаточно тупым. Что касается крошек, то с ними все предельно ясно – они остались от батона, который ел Лисье. А вот сухая корочка, обнаруженная у самого порога жилища Рыжуа Лисье, меня по-настоящему заинтересовала. Но все прояснилось благодаря снимкам.
– Не понимаю, что вы в них такого нашли, – пожал плечами Листрейд. – Из снимков нам удалось извлечь лишь одно: Колобок ушел с поляны живым и невредимым.
– На снимках очень много следов – и медвежьих, и Колобка. Вся поляна буквально истоптана их лапами. Но вот в чем странность! Колобок, заехав в глаз медведю, вроде бы, должен спасаться бегством, но – увы! – он почему-то вовсе не торопится убраться с поляны.
– Из чего же вы сделали подобный вывод, коллега? – морда Листрейда еще больше вытянулось, и он даже позабыл на время о сметане.
– Первое, что бросилось мне в глаза – следы удаляющегося от малинника Колобка. Зная его приблизительные размеры, а также размер медвежьей лапы, я пришел к выводу, что Колобок шел неспеша. Именно шел, а не бежал без оглядки, спасаясь от преследования разъяренного медведя. Второй момент, на который я обратил внимание: слишком много следов Колобка у самого малинника, будто он долгое время топтался на одном месте. Причем следы Колобка и медведя перекрывают друг друга. Из этих деталей вырисовывалась довольно интересная картина. Подобное изобилие следов ясно указывает на то, что медведь с Колобком долго препирались о чем-то. Беседа их была крайне напряженной: Колобок нервничал и ходил все время туда-сюда, а медведь топтался на одном месте. Подозрительно и необычно, не правда ли? Что может обсуждать медведь с едой? А принимая во внимание нелепость версии об избиении Колобком медведя, сразу возникает подозрение – не решил ли Колобок откупиться чем-нибудь от зверей, пытающихся его съесть? Сцена же драки, скорее всего, была разыграна специально для Лисье, оказавшегося в самый неподходящий момент рядом с поляной. Затем Колобок добрался до норы лиса и бросил сухую корку рядом с ней, а медведь, крутившийся где-то поблизости, забрал Колобка и унес его к себе. Теперь все выглядело так, будто Колобок пропал у норы Лисье.
– Но почему тогда на снимках, сделанных возле норы Лисье, отсутствуют следы медведя? – выразил сомнения Листрейд.
– Вокруг норы много травяных кочек, и если аккуратно ступать по ним, то следов не останется, – охотно пояснил Шерлок Зай. – Так вот, приняв во внимание все вышеперечисленное, я пришел к выводу, что имел место сговор Колобка со зверями. Ему нужно было чем-то выкупить собственную жизнь. А чем может откупиться Колобок, если у него за душой нет ничего, кроме информации о том, где и как без лишних усилий можно достать еду? Поэтому я и спросил вас, не обращалась ли к вам с каким-либо заявлением особь, именующая себя бабой.
– Гениально! – всплеснул лапами Листрейд, едва не перевернув блюдце со сметаной.
– Будет вам, инспектор. Всего лишь обычная логика плюс немного наблюдательности, – скромно отозвался, откашлявшись, Шерлок Зай. – А далее все оказалось куда как проще.
– Теперь-то мне все понятно! – воскликнул Листрейд. – Услышав о заявлении, вы сразу предположили о сговоре Заяйса, Лохматого и Топтопыча с Колобком.
– Именно так, дорогой инспектор.
– Лохматого и Заяйса Топтопычу пришлось взять в долю, поскольку те могли выдать его полиции, и Колобку пришлось сильно поднатужиться, снабжая зверье лакомой едой. Теперь-то я уверен, что все именно так и было на самом деле!
– Очень рад был вам помочь. И Лисье тоже. Мне кажется, инспектор, будет нелишним принести ему извинения, а возможно, и наградить за содействие в поимке опасных преступников. Как вы считаете? – Шерлок Зай, закинув последнюю щепотку салата в пасть, поставил на стол пустую тарелку и потянулся к трубке.
– Да, вы правы! Я обязательно принесу извинения от лица полиции и похлопочу о награде. – Инспектор поднялся из-за стола. – За сим разрешите откланяться. Не смею вам больше докучать своим присутствием.
– Ну что вы! Заходите в любое время, инспектор.
– С удовольствием, дорогой Шерлок, с удовольствием, – Листрейд чуть склонил голову и вышел в ночь.
Я продолжал сидеть за столом, стараясь разложить в голове все обстоятельства дела, не упустив ничего, ни одной мельчайшей детали. Тогда-то у меня и возникла мысль записывать самые интересные и захватывающие истории с участием моего друга Шерлока Зая – гениального, но скромного сыщика.
Сам же Шерлок Зай тем временем неторопливо набил трубку табаком, раскурил ее и уставился в потолок. Потом задумчиво закрыл глаза. Морда его светилась непередаваемым блаженством.
Надо сказать, версия Шерлока Зая полностью подтвердилась. Через пару недель в «Вестнике Среднелесья» мы прочли о судьбе Заяйса, Лохматого и Топтопыча. Их признали виновными в краже у бабы при пособничестве Колобка овощей, кур и меда, отчего обвиняемые даже не отпирались. Всех троих приговорили к году принудительных работ соответственно: в огороде, в курятнике и на починке ульев и ухода за пасекой.
Что же касается Колобка, то разбирательство его дела затянулось на очень долгий срок. Непрекращающиеся споры сторон в попытке доказать правоту своей точки зрения, грозили вылиться в бесконечный процесс. Спорили неистово, яростно, до хрипоты и с пеной у пасти, и только чудом не дошло до драки. Но судья, которому давно наскучила пустая болтовня, прекратил прения гулким ударом деревянного молотка…
Присяжные, к великому сожалению Листрейда, единодушно склонились к версии о невиновности Колобка. Ведь любому здравомыслящему зверю, кроме инспектора, было понятно, что Колобок спасал свою жизнь. Дело против него было прекращено. А поскольку однозначно установить, совершеннолетний Колобок или нет, не удалось, судья, после долгих колебаний вынес решение: первое – считать подсудимого несовершеннолетним, поскольку отроду ему было меньше месяца; второе – вернуть Колобка его законному представителю, гражданке бабе, на поруки со строжайшим запретом появляться тому в лесу, во избежание, так сказать. Бабе же следовало уплатить штраф за ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию отпрыска. И этим, как значилось в газетной статье, «суд еще раз доказал, что он справедлив, но суров». Впрочем, разве может быть иначе?
Черная Дама
За окном завывала вьюга, в неистовой злобе бросая заряды снега в окна. Лубяной домишко содрогался под порывами ветра, но, построенный умелой лапой Шерлока Зая, упорно противостоял непогоде. Я с грустью смотрел через расписанное ледяными узорами стекло на укрытый белым покрывалом лес. На улице было очень холодно, намело солидные сугробы, и ветки деревьев сильно клонились к земле под тяжестью снежных шапок, но в доме у нас царили тепло и уют. В жарком камине потрескивали березовые полешки, распространяя приятное сухое тепло по комнате. Сырость пряталась лишь где-то в углах, образуя ветвистые разбеги плесени, но с этим ничего не поделаешь до весны.
Шерлок Зай сидел в кресле и безуспешно пытался извлечь из неизвестно где раздобытой им скрипки мало-мальски чистые звуки. Пока выходило не очень. Скрипка подвывала, шипела, порой визжала, будто сопротивляясь неловкому обращению с ней, но Шерлок Зай продолжал мучить и ее, и мой несчастный слух. Наконец это ему наскучило, и, отложив скрипку в сторону (я украдкой вздохнул с облегчением), он потянулся к другой напасти – курительной трубке. Но лучше уж противный дым, нежели совершенно невыносимое завывание, которое сам Шерлок Зай гордо именовал музыкой.
– Дорогой Уотерсон, – обратился ко мне Шерлок Зай, плотно набив и раскурив трубку, – что вы можете сказать о личности того, кто написал это письмо?
Я отвернулся от окна.
Мой друг протягивал мне распечатанный конверт из плотной желтоватой бумаги. Я подошел к креслу, взял конверт, извлек из него сложенный вдвое лист бересты и, развернув его, вгляделся в написанный корявым почерком текст письма:
«Уважаемый Шеррлок Зай!
Всвязи с вазникшей у миня прраблемой, вынуждина пррасить вашей помащи в рраследовании однаво очинь непрриятнава дела, кррайне дасаждающева мине. Я уверрина, вы найдете вазможным выслушать миня. Я буду у вас завтрра вечиррам.
С уважением, инкогнита».
– Я получил это загадочное послание со вчерашней почтой и вынужден был признать, что оно меня крайне заинтриговало.
– Возможно, я ошибаюсь, но, мне кажется, что письмо писал какой-то безграмотный двоечник-подросток, решивший подшутить над вами. К тому же написано как курица лапой, – сделал я осторожное предположение.
– И это все, что вы можете сказать?
– А что же еще? – пожал я плечами, возвращая письмо сыщику.
Тот взял кусок бересты и хитро прищурился.
– Насчет курицы лапой вы почти угадали. Письмо писала ворона, старая подслеповатая ворона. И относительно учебы в школе вы тоже верно подметили – от силы два-три класса. Но еще могу добавить следующее: эта дама крайне своевольна, спесива, не терпит возражений – в общем, обладает очень дурным характером, – к тому же она, несомненно, богата. У нее слабое зрение, тремор конечностей, и она просто обожает сыр.
– Невероятно! – воскликнул я, не уставая удивляться своему другу. – Как вам удалось выжать столько из клочка бересты? Это похоже на магию.
– Глупости! – отмахнулся Шерлок Зай, выпуская в потолок колечко дыма. – Но сначала давайте проверим истинность моих умозаключений. А после я вам все расскажу, и вы убедитесь, что в моих выводах нет ничего экстраординарного – всего лишь обычная наблюдательность.
– С трудом верится, – проворчал я себе под нос, но, зная непреклонность своего друга, мне оставалось лишь опуститься на стул в ожидании визита таинственной особы.
Время тянулось медленно. За окном начинало смеркаться, когда раздался громкий стук в дверь. Я вскочил со стула, бросился к ней и резким движением распахнул настежь.
На пороге, зябко кутаясь в шаль, топталась старая ворона. На пальцах ее лап поблескивали два перстня – один с бриллиантом, а второй с изумрудом. И еще золотая печатка с вензелем. Ворона таращила на меня подслеповатые глаза, подернутые поволокой, и мелко дрожала от холода.
