Записки на кардиограммах

– Хвала аллаху! – возликовали. – В кои веки спеца назна…

А та всем:

– Ни мне, ни моим коллегам ни разу не предлагали денег!

Жаль она медицинского «у-у-у» не слышала.

Всероссийского.

Диалог с руководством?

Ай, бросьте!

Человек в галстуке – враг!

Как бы убедительно ни кивал.

Какой бы харизмою ни сочился.

Начальство, похоже, всё ещё в социализме живёт.

Со «Скорой» как от холеры, а оно знай «да хоть все увольтесь!» поёт.

А я придумал рецепт.

В духе времени.

В словосочетании «скорая медицинская» изъять первое слово.

Ну клёво же, да?

Одним махом кучу проблем… а главное – не придраться!

Раньше фельдшерá в паре работали.

Теперь – шиш!

Все машины должны быть закрыты, иначе что ж?

Реанимация.

Цейтнот.

А рук – две.

Сидишь, тупо качаешь, готовишь очко:

– Где венозный доступ? Где инфузия?? Не интубировали почему???

«…качество оказания медицинской услуги «реанимация».

Бл…дь, кто-нибудь, ущипните меня!

Пригородные удивили.

Они, карту вызова написав, ещё и в компьютер её вбивают, собственноручно.

А что, удобно: сгорел комп – осталась карта, прое…ут карту – смотреть комп.

Ещё б камнетёсов им подогнать, чтоб уж совсем на века.

Коллега-фельдшер.

Пришла из пригорода, рассказала:

– Сижу на инфаркте, одна, тут звонок: так, ноги в руки и на трассу – ДТП массовое.

– Так у меня ж инфаркт!

– После вернёшься, мне послать некого…

А ещё к нам из Новгорода ездят.

На маршрутках.

В три подъём, в четыре посадка, в пути досыпают, к восьми в Питере.

Десять смен в месяц.

По-любому, говорят, больше выходит.

Не, на периферии, по ходу, ваще чума!

Их в детский стационар могут вызвать – взрослым помощь оказывать.

Отправили на учёбу.

Берёшь расписание: кровоизлияния в мозг, спинальная травма, судороги у детей…

И ни словечка о «расстроилась – уколите фенозепам», «чешется дерматит» и «шишка на пальце – недели три как».

Верите?

Ни словечка!

А меж тем приказ тот же: ПРИНИМАТЬ ВСЁ!

План по больным.

Бля буду!

План по больным – вот не сойти с места!

Восемьдесят вызовов.

В сутки.

На шесть бригад.

Чаще – на пять.

Случается, на четыре.

Бывает – спаси, Христос! – и на три.

Как хо-ти-те!

И ниипёт!

Реанимация.

Получилась успешной, расписана от и до – чин чинарём, без помарок… ой, бля-а-а!!!

Подписаться забыл.

Всё, пи…дец, не оплатят.

Страховая компания не пропустит.

Хорошо, если не оштрафует.

– Паспорт-полис, пожалуйста.

– А у меня нету.

Значит, неоплаченный вызов и минус в получку.

– Ой, я не помню, где он…

– На той квартире оставил…

– Ты лечи давай, а не бумажки требуй…

Всю смену проездить можно.

За так.

– Не, в больницу я не поеду…

Чуть ли не па-де-де сплясали – не едет, сука!

И названивает: мне опять плохо!

А уж нам-то как – за повтор нынче тоже не платят.

«– Кто он, этот патэрпевший? Куда он пошёл? Я его, говорит, первий раз вижу!»

Вышел за хлебом в трениках, завалился: ни документов, ни полиса – знай, хрипит в коме…

Спасти?

Не вопрос!

Даром?

Ничего не попишешь.

Помрёт?

Вые…ут.

В рот и в нос.

За-бес-плат-но.

План по больным.

Я серьёзно!

Невыполнение – штраф, потому и гребём всё подряд.

Но и выполнение – штраф.

От страховщиков: берёте непрофильные вызовá!

Так что вот.

Сцилла с Харибдой.

Одиссей тут не то, что курит – ваще сосёт!

Интересно, а смерти в план входят?

Так, чтоб:

– Доктор, но ведь он ещё жив!

– Извиняй, братуха, он в плане!

Задача для поступающих

В России 13 800 бригад «Скорой помощи». Себестоимость одного вызова составляет 3000 рублей. Каков годичный убыток бюджета Российской Федерации, связанный с выездами на непрофильные вызова, при условии, что процентное соотношение их достигает 60 %, а среднее число обслуженных вызовов равняется 15 на одну бригаду за одни сутки?

Панариций из поликлиники в стационар.

На «Скорой», естественно.

Поначалу – VIP, а теперь вот и простым смертным…

И возражать не моги – высекут.

А пациент всё раскрепощённей.

– Чё, бл…дь, ваще о…уели? Сколько вас ждать можно?

И про оптимизацию не начнёшь – не поверят.

Эх, знать бы, кто у истоков…

Гений демотивации!

Словом, война.

В натуре.

Медик – нелюдь, уже все знают.

Нелюдь – к стенке!

Тем, кто ещё цел, – лечить, не вякать, ждать очереди.

А патроны им командиры наши толкают.

С уговором: в них не стрелять!

– Внимание! Приготовились!! ИСПРАЖНЕНЬЕ НАЧИ-И… НАЙ!!!

Конфликтная ситуация.

Освещение в прессе.

Камера!

Мотор!!!

Ведущий с ходу:

– СОРОК ПРОЦЕНТОВ вызвавших «Скорую» умирают, не дождавшись приезда…

Массовка – нам:

– А-ах, суки! Ну вы и суки!!!

Что и требовалось.

«– Нисево, насяльник, веселись! Веселись, насяльник!»

Кирпич-Сапрыкин

Комедианты с фиглярами.

Наденут синее, возьмут ящик и тешат народ за столиками.

Рвут, так сказать, пуп за рублишки.

И правду-матку о нас, правду-матку!

К одному такому уже съездили – тих был, смущён, винился…

Телезвезда клеймит неотлогу.

В хвост и в гриву.

Главным делом за отношение к старикам.

– Вот к моей маме…

И у неё были: запущенная старушонка в заброшенной комнатёнке.

Хер с ним с ремонтом – уборочку генеральную можно сделать?

У мамы.

Раз в месяц хотя б.

– Я после операции…

– У меня спина…

– А где санитары ваши?

– Чё, ваще, что-ли, е…анулись?

Это на просьбу лежачего отнести.

А увидят видео, где его волоком, и ярость благородная чисто волной вскипает!

Сели в салон после смены – подскочить до метро, а в пути тормозят.

Гайцы с рожами виноватыми, и репортёров целый кагал – как же, такой свежак, «Скорая» развозкою занимается!

Вспышки, телекамеры, микрофоны…

Объективы, телекамеры, вспышки…

А сейчас им наш имидж улучшать велено.

Своё же говнище позолотой покрыть.

Полагаю, управятся.

Право, не привыкать.

Два сценария

I

Командированный журналист.

09:00 – Немного скован, осваивается.

09:30 – Попил чаю, освоился, спрашивает о зарплате.

10:30 – Съездил на вызов, вернулся. Совсем свой, спрашивает, что сюда привело и что держит.

12:00 – Сделал ещё два. До х…я свой, спрашивает про вредность, уверяет, что до утра с нами.

13:00 – Госпитализация. Охренев от приёмника, спрашивает, везде ли так?

13:30 – Срыв с обеда. Удивлён. Болтает, интервьюируя пациента – клише, пафос, бригаде неловко.

14:30 – Срыв с обеда. Обескуражен. Спрашивает, всегда ли так, пытаясь интервьюировать пациента, посылается оным на х…й. Задет, но, сломав себя, сдерживается.

15:30 – Срыв с обеда. Удручён. По окончании вызова, демонстрируя бывалость и на правах своего навязывает кафешки, где вкусно кормят.

16:00 – Обед. Абсолютное соло: где был, что видел, из каких переплётов выходил с честью. Отдельно – о тех, с кем знался. Многословен, бодрится, восхищён стойкостью персонала.

21:00 – Череда асоциалов, ханыжных интерьеров, тяжёлой органолептики, вздорных поводов, склочных родичей, прокуренных РУВД и забитых стационаров. Энтузиазм спал, уже не пылает, спрашивает о профильных вызовах. Ответ, что, может, ещё и будут, огорчает и не устраивает. Поражённый одержимостью сотрудников, пребывает в явном недоумении.

21:20 – Ужин. Слегка расслабились, наладились балагурить. Вклинивается и мешает, вываливая приколы про журналистов. Досады не замечает, вежливое молчание воспринимает как одобрение.

21:40 – Всем по вызову, плюс штук пять на задержку. Неожиданно собирается – писать статью. Блеет про свежее впечатление и что нужно ещё съездить в сервис, забрать ноутбук. Суетится, восхищается, благодарит, съё…ывает.

Статья выходит о жизнерадостных мудаках.

II

Проверка сверху.

Sine ira et studio.

Возбухнув, – где наши деньги? – пишем письмо.

Прикатывает комиссия.

Один день в бухгалтерии – там всё зае…ись, честно!

Потом неделю на станции: эпидрежим-сумочная-журналы-что-в-тумбочках?

Под конец соберут: уволить бы вас к х…ям, да заменить некем – живите, суки!

Старшему – по рогам, райздрав – молодца, остальным – премию.

И отбывают.

P.S. Можно повторить, если давненько не поощряли…

Нас порицают, взрывая блоги, и жгут глаголом, горячие как огонь, с гуманитарным, в массе, образованием, позволяющим иметь суждение о явном и скрытом.

И они правы.

Ей-богу!

Во всём.

Хорошо будет, если грядут к нам эти пламенные сердца, ибо только они – о, ветер сметающий гниль! – вернут человеческое в попранное наследие Гиппократа.

Приходите!

Санитарами.

А то ж ведь они у нас ещё на рубеже веков кончились.

Дело нехитрое: подай, подержи, принеси, сбегай… ну и носилки, само собой.

Деньги?

Кхм…

Кхм!

Я, право, не ожидал… нет-нет, ничего, конечно.

А как же!

Конечно!

Тысяч десять.

И премии рублей триста…

Так как, придёте?

Ну обещайте: придёте?

Дерзните, попробуйте.

А то ж к нам, сцуко, даже таджики не ломятся!

Выписной эпикриз

По собственному желанию

«– Что? Мне?? Уйти из авиации???»

Анекдот об аэродромном ассенизаторе.«У нас нет ни имён и ни званий,мы для многих – двуногий скот,но тому, кто моряк по призванию,Королевский не бросить флот».Старая английская песня

Я отравлен.

Отравлен насмерть.

Этой заразой по имени «Скорая».

Она в крови, в биохимии, в обмене веществ… уволившись в мае, к августу уже всматриваешься в лобовые: кто едет: наши – не наши?

Они, собаки!

И сразу: надо бы выходить, нагулялся, пора и честь знать…

И выходишь – отгладив форму, чтоб через сутки превратишь её в прокуренный, залитый чужой органикой ком; готовый к «слышь, э!», «кароч, ребят» и «у наркологов, нах…й, дорого»; готовый ехать на «мужчина, девятнадцать, болит рука» и бегать, бросив больного, по этажам, ища соседей-носильщиков взамест сытых, инертных, тешащих свою значимость домочадцев. Выходишь, чтоб хотя бы раз в сутки кинуть коллеге дивную в своей патологии ЭКГ: зацени, мля! Чтоб с напускной зевотой на раз катетеризировать бедренную, пока бедняга-фельдшер, вспотев, порет остриём нитки вен. Чтоб увидеть веру в безумных глазах вытащенного из-под колёс когда, воркуя, стягиваешь его, расползающегося, тут же алеющими бинтами. Чтобы… о-па! Да, слушаю… Ёпт!.. Да пишу-пишу, говори… Принял… От сука, а?

Чё там?

Шестьдесят пять, мадам, плохо с сердцем.

Блин, обед ваще дадут или как?

Или как, или как. Едем!

Постскриптум

– Что-то вы больно молоды.

Настороженно, из-за цепочки дверной.

– Не, езжайте. Я позвоню, чтоб кого опытнее прислали…

Хроники неотложного

События – реальны, образы – собирательны, имена – вымышленны, и всякое совпадение – не более чем случайность, ответственности за которую, уж как водится, автор никоим образом не несёт.

«Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовёт нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватываясь и дорожа каждым днём, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькнувшие черты?

Между тем время проходит, и мы плывём мимо высоких и туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня».

Александр Грин

«Люди заблуждаются. Лучшую часть своей души они запахивают в землю на удобрения. Судьба, называемая обычно необходимостью, заставляет их всю жизнь копить сокровища, которые, как сказано в одной старой книге, моль и ржа истребляют, и воры, подкапываясь, крадут. Это – жизнь дураков, и они понимают это в конце пути».

Генри Торо

Лето

(Предисловие, которому на самом деле место совсем не здесь)

Ночь. Прохлада. Зарево и огни. Площадь, пылая иллюминацией, крутит водоворот, вытягивая из переулков потоки людей. Дымы. Барабаны. Запах мяса и запах специй. Рокот, звяканье, ноющие мотивы, шум толпы стереопанорамой. Фасады медины[14], угловатый минарет между звёзд.

Плоская крыша. Чай, сигареты и липкие, блестящие сладости. Ледяной сок. Апельсины. Дымок гашиша с соседней кровли и строчка из «Marrakesh Express» нараспев – израильтяне из Хайфы, совсем юные. Палят свечки, тянут по кругу экзотическую самокрутку.

Внизу – свет. Столы. Сияние. Лампы. Горы еды: кускус, танжин, харира… Дух приправ до самой до стратосферы. Кольца народа, перкуссия, восточные унисоны. Скулёж дудок. Хлопки в такт, дребезг жестянок. Скрип рассказчиков, хохот, аплодисменты.

И мы наверху. Выше всех. Место на крыше без душа и завтрака, двадцать дирхамов за всё про всё. Душистая «Касба» без фильтра, аромат местных травок из кружки, тонкая терпкость масла на смуглой коже. Искры смеха в глазах. Рюкзак подушкой, спальный мешок для двоих – недоступная для большинства дешевизна.

Полночь. Толпа густеет. Гул, блики, треск мотороллеров. Тягучие песни, гортанные выкрики, рулады от зазывал…

Марракеш. Джамаа-эль-Фна. Обжигающий август, звёзды, анриал происходящего.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

ИВЛ — искусственная, ВВЛ — вспомогательная вентиляция лёгких.

2

Чехлятся (жарг.) – умирают.

3

Testimonium paupertatis (лат.) – документ, подтверждающий бедность; в широком смысле – показатель чьего-либо скудоумия.

4

Автуха (жарг.) – ДТП.

5

МКБ — мочекаменная болезнь.

6

Нарушился (жарг.) – от «острое нарушение мозгового кровообращения», иначе: инсульт.

7

Raptus (лат.) – припадок ярости.

8

Peractum est! (лат.) – Готов! (Аплодисменты). Эпитафия убитому гладиатору.

9

Acne (лат.) – прыщ.

10

«Восьмёрка» — смена с восьми утра до восьми утра для подстраховки девятичасовых бригад на период пересменки.

11

ОКС – острый коронарный синдром.

12

Система (жарг.) – капельница.

13

Биляди (араб.) – Родина.

14

Медина (арабск.) – старая часть города.