«Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)

Из письма Василия Аксенова – Евгении Гинзбург

Москва. 7 мая 1960 г.

…Позавчера сдал в редакцию выправленную верстку первых 7 глав. Они должны пойти в № 6, а окончание, еще 4 главы, в № 7. Теперь уже немного времени осталось до выхода журнала, но я все еще волнуюсь и, понятно, буду волноваться до самого выхода. А потом по поводу откликов. Вот так все время и волнуешься…

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Москва. 2 октября 1960 г.

Дорогая мамочка!

Звонила мне несколько раз женщина из Казани с ул. Карла Маркса. В день, когда у нас была назначена встреча, она снова позвонила и сказала, что бюро ей наотрез отказало[130], т. к. у нее выезжает из Москвы 1 человек.<…>

У нас все в порядке. Кира еще не выписалась. Сегодня две недели, как она там[131]. <…> Алешка уже начал прибавлять в весе. Аппетит у него отличный. Почти каждый день мне его показывают в окно. <…>

5/Х я уезжаю в творческую командировку в Эстонию, в рыболовецкий колхоз. Это мне нужно для новой повести[132]. Командировку любезно предоставляет «Юность». Пробуду там дней 7–10.

Читала ли ты мой рассказ[133] в «Литературке» за 24/IX?

Сейчас пишу по заказу рецензию на одну чешскую пьесу для молодежи. Кончаю небольшой рассказ. Инсценировку закончил. Сейчас читают режиссеры.

Работаю мало. Не знаю, удастся ли так поработать в будущем в обществе Алексея Васильевича[134].

Познакомился с очень интересными неофициальными поэтами. Недавно собирались. Давно не слышал таких настоящих стихов.

Рад успехам Антонины. Напишу тебе из Эстонии.

Крепко целую.

Твой сын.

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Переделкино. Начало 1961 г.

Дорогая мамочка!

Твое письмо, видимо, плутало, потому что я получил его только позавчера. Я еще до отъезда в Дом творчества[135] дал тебе неправильный адрес. Оказывается, надо было писать – почтовое отделение Баковка.

С Терлецким[136] я говорил в прошлое воскресенье по телефону. Я еще в самом начале, когда у него появилась мысль разоблачить негодяек[137], высказался по этому поводу отрицательно. А после получения твоего предыдущего письма еще раз говорил ему об этом. Он сказал, что дело они снова положили в папку обмена на Львов.

Через два дня у меня кончается срок путевки, и я снова зайду в бюро проверю это. Обязательно.

Поработал я здесь очень неплохо. Здесь идеальные условия для работы. Отдельная комната и полная тишина. Закончил повесть[138], вернее, роман (обнаглел настолько, что назвал ее романом). Вчера получил от машинистки и отдал в редакцию. Страшно волнуюсь. Самому мне она принесла удовлетворение.

Считаю ее шагом вперед после «Коллег». Читали здесь, в Доме творчества, драматург Львовский и поэт Аким. В восторге, но говорят, что трудно проходима. В этом и вся штука. В «Юности» сейчас смутное время. Пока Катаев ушел, а кто будет главным после него – не известно. Сейчас называют две довольно приличные кандидатуры – Михалков и Симонов. Но пока делами вершит С. Н. Преображенский, зам. главного редактора. Ситуация сложная, учитывая постоянные нападки на «Юность» со стороны некоторых весомых органов.

Недавно меня вызывал к себе Георгий Березко, зам. председателя правления Московского отделения СП и предложил подавать в Союз. В конце месяца хочу собрать рекомендации и подать заявление.

Сейчас начал писать сценарий для «Ленфильма». Идет очень туго. Сказывается разрядка после романа. Но все-таки пишу.

Мамочка, в марте ты действительно будешь в Москве? Получается ли что-нибудь у Навроцкого[139] с двойным обменом?

Как себя чувствуешь сейчас? Как Тонькины успехи?

Я немного отдохнул здесь, но абсолютно недостаточно. Погода слякотная. Зима стояла всего неделю, и в это время я катался на лыжах.

Из «Ленфильма» предлагают место в Д. творчества в Комарово, но куда же поедешь, когда дома такая петрушка[140].

Крепко целую.

Твой сын.

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Таллин. 31 июля 1961 г.

Дорогая мамочка!

Рад был получить твою открытку. Здесь говорят, что в Риге погода наладилась. У нас два дня более-менее, но на август прогноз тяжелый.

Съемки идут медленно, Зархи[141] нервничает. Сегодня весь день торчали на пляже, а сняли всего два дубля. Дело не только в погоде. Группа еще не раскачалась, и обстановка мало располагает, всем хочется бездельничать.

Мне в первую очередь, но все-таки приходится работать. Последний вариант режиссерского сценария ужасающий. Я переписываю каждый эпизод непосредственно перед съемками. Твою остановку здесь можно будет устроить. Телеграфируй перед приездом или позвони палас 117. Звонить лучше утром до 10. Читала ли статью Юрия Бондарева в «Литературке»?[142] Я очень рад этому дружественному выступлению. После такого запева плеваться будет труднее, но плеваться все-таки будут. Это точно. Недавно в «ЛиЖи»[143] Дымшиц[144] мимоходом бросил, что «Аксенов … далек от идейной четкости». Стасик[145] написал мне, что и в «Литературке» статью Бондарева они пробили с большим трудом.

Сегодня было письмо от Киры. Мой Кит[146] здоров и бодр и день-деньской кричит «га-га-га». Точную дату возвращения в Москву я еще не могу определить. Это будет зависеть от того, когда снимут важнейшие для меня сцены.

Крепко целую тебя.

Твой Вася.

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Москва. Ноябрь (?) 1961 г.

Дорогая мамочка.

Прости меня за тот последний вечер перед отъездом. Такое со мной иногда бывает. Но, в общем-то, кажется, я не допустил никаких выходок. Я был очень возбужден, и все. К тому же я знал, к чему я возвращаюсь, и, в общем, музыка, вино и трепотня были мне тогда нужны.

Вернулся я к тому, что и ожидал. Сразу попал в московский барабан, который крутится без остановки. Каждый день работа над сценарием «Звездного билета» и каждый вечер диспуты. Дома очень трудно. Слава Богу, что Лешка с приездом Киры сразу стал поправляться. Писать, разумеется, не могу ни строчки. Вчера сделал объявление о комнате.

10 декабря еду на студию в Ленинград, потом в командировку от «Известий». Сейчас имеются кое-какие благоприятные симптомы, но в личных делах я делаю ошибку за ошибкой. Может быть, в следующем письме расскажу.

Мама, я забыл «Тарусские страницы»[147] и синюю рубашку. Был бы тебе очень благодарен, если бы ты прислала эти вещи. На премьеру[148] во Львов я, конечно, приехать не смогу.

Что нового? Привет всем многочисленным знакомым. Посылку О. Н.[149] я передал.

Поцелуй Тоньке.

Твое лекарство сегодня собираюсь заказать. Апельсинов пока не видел.

Крепко целую.

Вася.

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Южно-Сахалинск. 24 декабря 1961 г.

Дорогая мамочка!

Наконец-то я выбрал свободный час и пишу тебе письмо, что давно уже хотел сделать. Надеюсь, ты не очень на меня сердишься. Ты представляешь, как я закрутился в Москве сразу после возвращения из Львова. Уходил утром, а возвращался поздно ночью. 12 дней подряд мы с Мишей Анчаровым корпели над сценарием «Звездного билета». Чтоб я еще раз ввязался в бодягу по экранизации своей вещи! Дошел уже до того, что соглашался со всеми безумными предложениями Зархи. Приходит, к примеру, он и говорит, что неплохо было бы ввести в фильм тему жены Лумумбы[150]. О’кей, будет вам жена Лумумбы. Ночью звонок – Вася, знаете, пожалуй, лучше будет заменить жену Лумумбы девушкой из Хиросимы. О’кей, завтра будет сделано. Вот такие были дела. Не знаю, запустили ли его в павильонные съемки. Я уехал до этого.

Шли бесконечные встречи и диспуты. Не обошлось и без скандала. Я не приехал в один клуб, вернее, приехал вместо этого в другой. Обиженные написали письмо в Союз. В «Московском литераторе» напечатали это письмо и мой ответ, по поводу которого вся шарага ужасно веселилась.

9-го меня вызвали на «Ленфильм», на худсовет по кинопробам. 3 дня торчал в Ленинграде. Там меня ждал «приятный» сюрприз. Дело в том, что там образовалось творческое объединение, и наша картина попала к новому хозяину. Снова начался разговор о сценарии. Короче, в 1-й декаде января придется снова ехать в Ленинград и торчать там не меньше недели. Может быть, прямо оттуда заскочу во Львов.

В Ленинграде я немного подправил свое угрожающее финансовое положение – подал заявку на новый сценарий. Сорвал аванс. Вернулся из Ленинграда 12-го, а 14-го улетел на Сахалин.

Полет был хороший. Из Москвы до Хабаровска без посадки. На Ту-114 за 8 часов. Здесь я сделал глупость – торчал в Хабаровске 3 дня неизвестно зачем. Это неинтересный провинциальный и морозный город. С 19-го я на Сахалине. Вот здесь очень интересно. Жалею только, что прилетел зимой и времени мало.

За это время, кроме Южно-Сахалинска, побывал в Корсакове и Холмске. Не знаю, что буду писать для «Известий», но для себя повидал кое-что. Возможно летом приеду сюда на более долгий срок. Лечу обратно через два дня. Наверное, когда ты получишь это письмо, я буду уже в Москве. Очень соскучился по Киту. Мы очень мало видим друг друга. Перед моим отъездом сюда Киту опять не повезло – он схватил воспаление ушей, правда в легкой форме. Кололи его, беднягу, пенициллином. Он стал очень забавным. На вопрос, кого ты любишь, твердо отвечает «папку» <…>.

Рад, что премьера[151] во Львове прошла успешно. Очень позабавил меня роман Тоньки и Андрея, а также роман Марка и Наташи[152]. Какие там еще романы среди знакомых?

Рассказ Марка еще не показывал, что-то не хочется мне его показывать. Но покажу после приезда.

Мамочка, тут за мной пришли, поэтому кончаю. Крепко тебя целую. Поцелуй Тоньке. Привет Олегу Николаевичу, Брендорфу[153] и всем остальным.

Твой Васька.

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Гагра. 6 (?) октября 1962 г.

Дорогая мамочка!

Вот мы уже неделю в Гагре. Прилетели сюда 30/IX. Погода все время была хорошая, но последние три дня облачно. В общем отдыхаем хорошо и даже весело, может быть, слишком весело, т. к. я приехал сюда работать, а работы почти не получается.

Начинаю сейчас пьесу[154] для «Современника», давно ее ждут от меня. Не знаю, что получится, но задумка, по-моему, интересная. Пьеса сатирическая. Кажется, я тебе о ней рассказывал в прошлом году.

Здесь в Доме творчества сейчас полно народа, в основном это юристы и стоматологи, да и еще масса танцоров. По вечерам легкий флирт и беседы о культе личности. По сравнению с прошлым годом в Гагре перемены – ул. Сталина переименована в Курортную, а ул. Джугашвили в Школьную, но бронзовый монумент Дяди Джо все еще возвышается и под ним фотографируются туристы из Нагорного Карабаха.

Будем здесь до 23/Х. Не знаю, удастся ли заехать во Львов. Может быть, но слишком много дел в Москве и Ленинграде. Одно из них переезд на новую квартиру.

За эту неделю очень соскучился по Киту. Берта[155] написала, что он стал совсем большой.

Мамочка, напиши сюда, что у вас нового, все ли в порядке.

Целую тебя.

Твой Вася.

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Москва. Декабрь 1962 г.

Дорогая мамочка!

<…> В ноябре чуть было не попал к тебе во Львов. Меня пригласили венгры на премьеру «Коллег» в Будапешт. На обратном пути хотел остановиться во Львове, но оказалось, что не хватает времени для оформления бумаг (они поздно прислали приглашение), и теперь поездка в Венгрию перенесена на январь.

Через несколько дней я уезжаю в Японию в составе делегации писательской. Это, конечно, тебя удивит, меня самого это удивляет. Летим мы втроем: латышский писатель Лукс[156], глава делегации, я, член делегации, и Ирина Львовна Иоффе, консультант по Японии на иностранной комиссии. Между прочим, Ирина Львовна вместе с тобой пребывала некоторое время в санатории Эльген[157], ее освободили в 42-м году. Может быть, ты ее помнишь? Пробудем мы в Японии, кажется, недели три. Сейчас как будто все уже оформлено, ждут японской визы. Мы сделали уже прививки от холеры и от оспы, потому что летим через Индию. Путь такой – Ташкент, Дели, Бангкок, Гонконг, Токио. Потрясающее путешествие, не правда ли?

Все, кто был в Японии, от нее в восторге.

Уже пару недель мы живем в новой квартире. Сделано у нас все довольно симпатично, моя комната прямо модерн, но, в общем, квартирка довольно тесная, а что будет, когда еще появится домработница? Короче, опять я почти не могу работать дома, да и вообще работать в Москве очень трудно, масса всяких дел, важных и пустяковых, сейчас я стал членом редколлегии «Юности». В Гагре я писал пьесу, а после возвращения оттуда не написал ни одной страницы, а в голове масса задумок. Придется зимой опять уезжать куда-нибудь, чтобы писать.

Апельсинчики[158] сданы в набор, кажется уже преодолены все препоны, и они, должно быть, выйдут в январском номере. Ленинградская картина[159] заканчивается. Видала ли ты «Младшего брата»?[160]

В общем дела как будто неплохи, но самое главное дело – писанина тонет в суете.

Если мы полетим, то еще до конца этого месяца и тогда я пришлю тебе письмо уже из Японии.

Целую тебя крепко и Тоньку.

Привет от наших.

Вася.

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Переделкино.

10 сентября 1964 г.

Дорогая мамочка!

Как-то так нелепо получилось, что я не знал твоего летнего адреса и поэтому не писал тебе. Заезжал на 1 день в Ленинград, заходил к тете Наташе, но не застал ни ее, ни Димку.

Все лето мы сидели в Кейла-Йоа в 40 км от Таллина. Сначала все было отлично и погода сносная, Кит купался, загорал. За неделю до отъезда мы все по очереди заболели каким-то противным гриппом, и конец лета этим был испорчен.

Весь июль я писал как бешеный, написал 5 рассказов[161], около 6-ти листов. Сейчас отдам их читать в «Новый мир» и в «Юность».

Сейчас сижу в Переделкино, вожусь над сценарием по старым рассказам («Папа, сложи», «Завтраки 43-го года», «На полпути к луне»). Нужно сделать из них единый сценарий[162].

В октябре, должно быть, буду в Одессе. Кажется, я говорил уже тебе о комедийной бригаде под руководством Г. Данелия, в нее входят, кроме меня, В. Ежов[163], Ю.Казаков, В. Конецкий[164]. Вот мы все, значит, отправимся в Одессу и будем там что-то такое странное созидать. Не знаю, что из этого получится[165].

Сообщи, будешь ли ты в течение октября во Львове, т. к. я хочу на недельку приехать к вам из Одессы.

Москва полна слухами о твоих мемуарах[166]. Все интеллигенты подходят ко мне с просьбами предоставить экземпляр. Те, что читали, очень высокого мнения. Нагибин выразил мне огромное удовольствие от мемуаров и просил тебе передать. Слышно ли что-нибудь из «Нового мира»?

Вчера навестил я Толю Гладилина[167]. Его постигла неудача – на выезде из Риги он вдребезги расколотил свой «Запорожец» и сам только чудом остался жив. Сейчас пришел в себя после страшных ушибов. Передает привет тебе и Тоньке.

Режиссер же мой по имени «Стальная птица»[168] по дороге из Таллина свалился в Ленинграде в больницу с нервными припадками. Жду его возвращения и вместе с ним денег за сценарий, сижу сейчас абсолютно на мели. Просто даже странно.

Крепко целую, жду письма.

Вася.

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Москва 10 марта 1965 г.

Дорогая мамочка!

Конечно, опять я себя каждый день корю за лень к переписке и каждый день утешаю себя, что ты, зная мой идиотский образ жизни, не особенно сердишься.

В общем, за это время я все-таки смог немного поработать в Дубултах[169]. Написал довольно большой кусок пьесы[170] и маленький рассказ под скромным названием «Победа»[171], об игре в шахматы. Образ жизни вел очень умеренный, совсем не пил, очищался от московской скверны на лыжах под солнцем на заливе и в лесу.

К сожалению, пришлось через 2 недели ехать в Москву, ибо я был делегатом этого исторического съезда[172]. Здесь мы встретились с Женей[173], Витей Конецким, Казаковым и провели несколько дней вместе. Съезд прошел интересно, много было содержательных философских выступлений, ораторы касались сокровенных тайн творчества.

Сейчас безвылазно торчу в театре. Спектакль подходит уже к завершающей фазе. Вчера был первый самый черновой прогон. По-моему, будет занятно. К сожалению, до сих пор не ясна реакция руководства на нашу работу. Все это должно выясниться в ближайшие две недели. Я тебе тогда обязательно сообщу.

Какие новости? Как здоровье? Какую роль репетирует сейчас Тоня?

Да, насчет поездки в Чехословакию пока ничего не ясно, осточертели мне все эти туманности и вся эта жалкая возня вокруг этих т. н. «выездов».

Тут продолжается активный поток приветствий в твой адрес через меня, а в это время я окончательно потерял след третьего экземпляра[174]. Куда он попал?

Как тебе понравился 1-й номер «Нового мира»?[175]

Хороший роман написал Джон Апдайк[176] под названием «Кентавр», правда?

Итак, целую, обнимаю, надеюсь на скорую встречу на премьере.

Твой Вася.

Василий Аксенов – Евгении Гинзбург

Новгород. 30 марта 1965 г.

Дорогая мамочка!

Пишу тебе из Новгорода, куда сбежал на несколько дней отдохнуть и успокоить нервы. Весь март я провел в театре, в подготовке к выпуску, измотался окончательно – ночные и утренние репетиции, работа над текстом, алкоголь, трепотня, очаровательная семейная жизнь.

Дважды «прогнали» спектакль в костюмах и с декорациями, первый раз 22-го ночью, второй раз на следующий день утром. На утренний прогон явились начальники из Управления театров, Министерства и МК[177], кроме того, было некоторое количество столичных драматургов и критиков, а также всякая странная публика, всего человек 300.

Не знаю, кто больше трусил, Ефремов или я. Кажется сильнее трусить, чем я, уже нельзя. Первый акт прошел сносно, второй начался тоже сносно, потом на сцене в темноте в самый решающий момент все сломалось. Сломался круг, сломались фурки[178], минут десять в темноте творилось что-то совершенно ужасающее и зловонное. Затем начали играть дальше и выяснилось, что самые важные места совершенно неправильно поставлены, сыграны, растянуты, засушены. Кое-как доиграли до конца.

Реакция на этот позорный прогон в Москве противоречива. Драматурги (большинство) шокированы; критики в основном «за» (некоторые говорят всякие слова – «гениально», «новый этап»); начальство еще не сказало своего решающего слова; часть публики ничего не поняла, другая – восхищена. Ефремов ушел в глубокий клинч, я сбежал в Новгород.

Здесь я уже два дня совершенно один. Отсыпаюсь, гуляю, погода отвратительная. Облазил весь Кремль и Ярославово дворище. Конечно, это поразительный город – среди обычного областного быта и строительства белеют церкви XII–XIV веков и всему венец – София, божественное творение, отойти от которой трудно, голова все время поворачивается к ней.

В Кремле замечательный музей с очень хорошей коллекцией древних икон и картин, от Феофана Грека до Петрова-Водкина.

Новгород давно уже как-то притягивал меня, очень рад, что вырвался сюда, а также что проехал на автобусе через Калинин, Торжок, Вышний Волочек, Валдай.

Завтра схожу еще раз в музей и вечером уеду или в Ленинград или в Москву.

В ближайшие дни начальство должно сформулировать свое отношение к нашему спектаклю, и тогда определится срок премьеры, если таковой суждено быть. Предстоит еще литовка[179] пьесы, вот какое дело. Никогда еще я не отдавал столько сил постановке своих вещей. Смешно, что не получил еще за это ни гроша, если не считать аванс, полученный 1,5 года назад.

Вот такие новости. <…>

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Марк Гольдштейн – товарищ по Казанскому мединституту.

2

Рустам Аллямович Вяселев (1900–1967) – директор Казанского мединститута, профессор («обаятельный и мудрый человек с мягкой улыбкой», – читаем в Интернете); дважды исключал Василия Аксенова из института, потому что тот уже находился в разработке органов госбезопасности как сын «врагов народа». Формальной причиной отчисления была анкета, заполнявшаяся Аксеновым при поступлении в институт, – абитуриент не указал, что его родители репрессированы.

3

Василий Аксенов дважды, по совету матери (см. ее письмо от 7.05.54), ездил в Москву, в Министерство здравоохранения, где обжаловал действия директора Вяселева. В Министерстве сочли решения директора не соответствующими времени (уже шла реабилитация незаконно репрессированных) – Аксенова дважды восстанавливали в институте.

4

Конец письма утерян.

5

Профессия врача, как это уже не раз отмечалось, была выбрана по совету матери и ее третьего мужа, которые не сомневались, что сына «врагов народа» рано или поздно тоже ожидает лагерь, а участь врача в лагере легче, чем у прочих.

6

Гомеопатическое средство – шарики трилистника. См.: «Крутой маршрут».

7

Ксения Васильевна Аксенова (1895–1983) – старшая сестра Павла Васильевича; в ее семье прошли детские годы Василия Аксенова после ареста родителей в 1937 году.

8

В 1949 году Василий Аксенов приезжал в Магадан, к матери, где окончил десятый класс и получил аттестат зрелости, после чего вернулся в Казань и поступил в медицинский институт.

9

Младшая сестра Евгении Семеновны. См.: вступительную статью.

10

Истории с пальто. См.: вступительную статью и рассказ Василия Аксенова «Три шинели и Нос».

11

Антон Яковлевич Вальтер (1899–1959) – третий муж Е. С. Гинзбург, приверженец гомеопатии. См.: о шариках «Джек на кафедре».

12

Зинаида Васильевна – приехала в Магадан с сыном Юрием к находящемуся на поселении мужу. См.: письмо Е. С. Гинзбург от 19.10.54 и прим. Здесь имеется в виду ее возвращение из поездки в Казань.

13

Евфимия, няня Василия Аксенова до ареста родителей.

14

П. В. Аксенов, находился после лагеря на поселении в Красноярском крае.

15

Антон Яковлевич Вальтер.

16

Аксенов был исключен из института. См.: прим. к вступительной статье.

17

Директору Казанского мединститута.

18

Имеется в виду льгота при поступлении в институт для абитуриентов с Крайнего Севера, которой воспользовался В. Аксенов.

19

Из Магадана, где В. Аксенов получил аттестат зрелости.

20

В Ленинградский медицинский институт, куда Аксенов переведется осенью.

21

Имеется в виду массовая реабилитация незаконно репрессированных.

22