Акулы из стали. Ноябрь

Ну, думаю, раз у рулевых прокатывает, попробую и я! И как давай активно на кнопки нажимать…

– Думаю я, Антоныч, что надо расширять техническую грамотность наших офицеров, как ты считаешь?

– Абсолютно правильно, тащ комдив! И углублять тоже! А то с шириной у нас более-менее, а глубины часто не хватает!

– А вот правильно! И начнем мы, пожалуй….

…Нажимаю проверку ламп, проверку закрытого положения арматуры, собираю схему откачки с одного борта через другой – лампочки то красные, то зеленые, то желтые, то горят ровным светом, то мигают. Ну красота же, ну что он – не видит?

– …а вот с Эдуарда и начнем.

Нет, выходит, что не видит.

– Тэ-э-э-эк. По трюмному дивизиону спрашивать его смысла нет, тут он все знает…

– Хуй там, – шепчет Антоныч, – он киповец и в трюмных делах, как свин в апельсинах!

Делаю Антонычу обиженные глаза – ну в одном окопе же сидим, ну что за подставы-то?

– …С электричества, что ли, начать?

А вот это вот зря он так – в электричестве корабельном не всякий электрик без описания обойдется, а уж я-то…

– А он электрик же по специальности, – выручает Антоныч, – тоже, думаю, не завалите!

– Я-то и не завалю?

– Нет, вы-то завалите. Но, в общем, я бы на вашем месте, если позволите, начал бы со средств движения корабля!

О, вот это я понимаю взаимовыручка! Там-то простота, когда разберешься, а я в этом как раз недавно разобрался. Да и одно дело, если бы меня механик по образованию пытать собирался. А тут – люкс. Если что, навру ему легко и красиво.

– Ну как скажешь, Антоныч! Эдуард! А доложи-ка мне, будь так любезен, устройство ГТЗА, если тебя это, конечно, не затруднит!

– Есть, – отвечаю, – доложить устройство ГТЗА!

Достаю листок и, с трудом сдерживая себя, чтоб не насвистывать от облегчения, начинаю чертить принципиальную схему. Черчу секунд пять – как раз первый квадратик успел нарисовать.

– Ну? Чего молчишь?

– Схему рисую!

– Какую схему?

– Какую задано, ту и рисую – ГТЗА!

– Покажь! – Смотрит на мой квадратик. – Да ну! Схему ГТЗА любой школьник нарисует!

Не знаю, как там у них было в школах Витебской области, но у нас, в Минской, я в школе даже и слов-то таких – «ГТЗА» – не знал.

– Давай, брат, конкретику мне! Не надо мне киселя этого по губам разводить! Давай коротко и ясно!

– Главный турбозубчатый агрегат… – начинаю я давать.

– Не-не-не – конкретно давай, без предварительных ласк!

– …состоит… э… Турбины у нас две!

– Зачо-о-о-от! Шучу, шучу, не бойся, – не зачет еще! Пройдемся по конкретным цифрам. Так…Что бы у тебя спросить-то… Полегче, для начала. А! Блядь, точно! Сколько лопаток в турбине? Докладывай!

Я, конечно, не турбинист и техническое описание турбины изучал довольно поверхностно, можно даже сказать, что и наискосок, но удивительно, – как я даже порядок цифр не запомнил? Кошусь на Антоныча – Антоныч усиленно не замечает этого.

– Не знаю, тащ контр-адмирал, – честно признаюсь я, потому что пауза затягивается и загибать пальцы, шевеля губами, тоже не вариант – нет у меня столько пальцев.

– Видал! Ха-ха! Первый выстрел и сразу в яблочко! Вот как с вами плавать-то можно, когда вы таких элементарных вещей не знаете, а? Стыдно тебе хоть?

Странно, но чувствую, что нет.

– Так точно, – отвечаю, – стыднее и не бывало!

– Эх и офицерики нынче пошли… Не то что раньше, да, Антоныч?

– Да, тащ адмирал, мельчают калибром. Не то что в наше время!

– Мы-то – да-а-а-а…

– Да-а-а-а… мы-то… это…

– Мы-то устройство… Эх, помнишь? Ползали, грызли, учили, да?

– О-го-го!

– Вот как на них флот оставить? Развалят же все?

– Как пить дать!

– Так. Пойду курить от расстройства. Потом спать, а к утренней вахте доложишь мне, Эдуард! И не надейся – я не забуду! Антоныч – под твою ответственность!

И, довольный, уходит.

– Уф, – из штурманской выглядывает старпом, – пронесло вроде на этот раз, да?

– Да, – подтверждает Антоныч, – но не всех! Эдуарду, вон, прямо ни за что еще одна бессонная ночь прилетела!

– Ну жалко его, да. Но с другой стороны – нам-то не прилетела, правильно? Поэтому чего уж душой кривить: Эдуарду прилетело, значит, так ему и надо! О, видали, как я в рифму.

– Здесь вообще нет рифмы! – бурчу я в ответ.

– Это у тебя нет, а у нормального офицера – раз старпом сказал «в рифму», значит в рифму!

– Антоныч, – спрашиваю, – так что там с лопатками-то этими?

– Ну они есть, это точно, но количество их мне не известно. Звони на пульт.

Звоню на пульт.

– Ой, иди на хуй, – отвечает мне один пульт, а за ним и второй, – еще не хватало, чтоб трюмные лейтенанты пульты ГЭУ подъебывали!

– Что пульты? – уточняет Антоныч.

– Не знают, – говорю.

– Ну звони комдиву-раз, я его только что на завтрак поднял.

Звоню комдиву-раз.

– Доброе, – говорю бодрым голосом, – утро!

– Не знаю, настолько ли оно доброе, это утро, если двадцать три часа, а я в железной банке посреди Северного Ледовитого океана собираюсь завтракать в компании тех же самых хмурых рож. Ну, ты в этом не виноват, и поэтому ладно – чего хотел-то?

– Юрий Владимирович! Сколько лопаток в турбине?

– Надо же, – задумчиво хмыкает Юрий Владимирович, – такой перспективный был лейтенант и в первой же автономке сошел с ума! Кто бы мог подумать, что такое горе и на наши головы. Это тебе не ко мне, родной, это тебе к доктору же надо.

– Доктор точно не знает, сколько лопаток в турбине!

– Согласен! Мало того, доктор даже, скорее всего, вообще не знает, что такое турбина, сколько их и где они у нас стоят. Но зато у доктора столько разных таблеток есть, что у тебя сразу отпадет охота задавать людям дурацкие вопросы!

– Так это не я, Юрий Владимирович! Это командир дивизии меня пытает! Говорит, что если до утра не расскажу, то высадит меня на ближайшем безлюдном острове!

– Командир дивизии?

– Он самый.

– Ну, с его сроком службы не удивительно, и ему даже доктор уже не поможет.

Антоныч забирает у меня трубку:

– Юра! Серьезно, он не шутит! Представляешь? Да! Да, а потом же он и до вас дойдет! Да я понимаю, что ты не знаешь, ну давай приходи, а я механика вызову.

– Повезло тебе, – говорит Антоныч, – Эдуард, что комдив задал тебе вопрос, на который не знает ответа никто. Поэтому ты вроде как и опозорился, но не сильно – могло бы быть и хуже. А тут мы хотя бы все живы останемся! Так что прими эту жертву как должное!

Будто у меня есть выбор, ага, кроме как ходить теперь в роли униженного и оскорбленного на фоне остальных, которых в этот раз не унизили и не оскорбили по чистой случайности. Ну что ж – на каждого Сивку найдется своя Бурка, как говорится в русской народной поговорке. Или не совсем так говорится, но смысл тот же.

Позвонили механику, тот сонный и от этого благодушный пришел в центральный, уселся между нами с Антонычем и долго ерзал, устраиваясь поуютнее. Зевнул.

– Ну? Чего тут у вас? Победила, наконец, Мировая революция? Или так, по пустякам опять беспокоите?

– А тут у нас, Хафизыч, командир дивизии решил расширить горизонты наших знаний!

– Так. Пока не очень страшно звучит…

– Сколько лопаток в турбине?

– Да Антоныч, давай что там с адмиралом, а это – потом.

– Так именно это адмирал и спросил у Эдуарда.

– А что Эдуард?

– Честно сказал, что не знает.

– Ну и отдадим его как жертву адмиралу, а с нас и взятки гладки!

– Так-то бы да, но я, Хафизыч, сомневаюсь, что он одним Эдуардом насытится!

– А ничего, что я тут сижу? – робко уточняю.

– Ничего, ничего, – великодушно разрешает механик, – сиди, ты же на вахте тем более! Так. Ну давайте ждать комдива-раз, я что-то не помню такой цифры, но, вполне возможно, что уже и от старости.

Первый комдив пришел сразу после завтрака прямо в кремовой рубашке. Довольный.

– Ну что, попались, неучи? – смеется.

– Смейся, да, пока он до вас не добрался! – пригрозил Антоныч. – Так сколько лопаток в турбине?

– Не знаю.

– И ты так просто это говоришь? – удивился механик.

– А как мне это говорить? Ну хотите, трагически взмахну руками?

– Нет, хотим, чтобы ты нам сказал, как нам это узнать.

– По недолгой пока, но довольно доброй традиции нашего экипажа если мы чего-то не знаем, а уж тем более в турбине, то давайте позовем…

– Дедушку Мороза? – нашел и я куда вставить свои три копейки.

– Игорь Юрича! – правильно угадал Антоныч.

Игорь Юрич был всего на год старше меня выпуском, но мало того, что служил турбинистом, отличался особым умом, прилежностью и сообразительностью. Впрочем, я вам об этом уже рассказывал.

– Так он же спит сейчас, – попытался я выгородить друга и соседа по каюте. – Во вторую смену же ему.

– Эдуард. У тебя рот сейчас открывается, будто ты что-то говоришь, а вот что говоришь – непонятно. Видно, опять пустое что-то и не по делу. Давай не трать зря наш кислород, а звони вахтенному седьмого, вызывай наш мозг в центральный пост.

Игорь Юрич пришел хмурый, лохматый, заспанный и недобро на всех посмотрел. А когда вначале я рассказывал, что все уже устроилось и работало, не вызывая особых проблем, я имел в виду все, кроме испарителей, которые находились как раз в заведовании у командиров турбинных групп и варили воду на первый контур и весь остальной экипаж. В теории варили, а на самом деле вели себя как капризные барышни или какие-то древние ревнивые божки, требовавшие неусыпного к себе внимания и ряда ритуалов, без проведения которых отказывались работать напрочь! Я не удивлюсь, если когда-нибудь узнаю, что для того, чтобы они работали, турбинисты мало того что на них молились, но и приносили им жертвы. Даже возможно человеческие, просто это настолько секретно, что об этом никому не рассказывают до сих пор.

– Вызывали?

– Нет, – ответил механик, – не вызывали. Это Эдуард, видимо, пошутил так. Ладно, ладно, шучу. Вызывали. Докладывай, сколько лопаток в турбине?

Игорь недоверчиво посмотрел на механика. Потом на меня, потом на старпома, потом по очереди на двух из трех командиров дивизионов и опять закатил взгляд на механика. Я делал вид, что вовсе тут не при делах, старпом тоже, а командиры дивизионов дружно покивали: да, мол, докладывай немедленно!

– Вы серьезно? – все-таки решил уточнить Игорь и поднял брови так, что даже след от подушки немного разгладился.

– Ну конечно!

– Ябля (Игорь Юрич показал на себя руками) сплюбля (сложил ладошки лодочкой у щеки) в своейбля (показал руками на переборочный люк) каютебля (нарисовал в воздухе квадрат). Отдыхаюблялежабля (повысил голос, но не до крика, из уважения к старшим, а на пару тонов всего)! Мнебля в трибля на вахтублявставатьбля (показал нам свои раскрытые ладони)! Высерьезнобля? Какогобля? Абля?

– Мастер! – похвалил старпом. – Так нас всех отчихвостил и ни разу не выругался! Вот она – интеллигенция в наших кругах! Горжусьбля!

– А можно было? – уточнил Игорь.

– Нет, но мы бы тебе простили бы, если бы да. Переходи к существу вопроса. Тут, понимаешь, честь всей твоей боевой части задета, только на тебя надежда! Докладывай!

– Что докладывать?

– Сколько лопаток в этой турбине.

– Да ебу я? А вы вообще про какие лопатки спрашиваете?

– Ну, в турбине которые!

– Я понял. Так нет, не понял. Понял-то я, что вы слабо себе представляете устройство турбины, будто это какая-то железная палка, утыканная лопатками, и все.

– А что – не так? – делано удивился старпом.

– Так-то так, Сей Саныч, но про какие лопатки и какой части турбины идет речь? Переднего хода? Заднего? Реверсивные? Атэгэшные? И как их считать, исходя из их предназначения? Умножать их между собой? Суммировать? Вычитать друг из друга?

– Бля, горшочек, не вари! Про все! Общее число лопаток нам скажи!

– А чем вас мой ответ «да ебу я» не устроил?

– А нет такого числа. Ты серьезно не знаешь, что ли?

– А кто знает?

– Ну, кто-нибудь, да знает уж наверняка!

– Если я не знаю, то никто не знает, потому что раз я не знаю, значит, этого нет в технической и эксплуатационной документации!

– О, проснулся! – обрадовался механик. – Значит, нет у меня маразма еще! Ладно, иди спи, а мы тут того… документацию потрясем. Короче, Юра, заступай, я в секретку, вы – на чай, а потом здесь собираемся и изучаем документы.

Секретных документов по турбине оказалось шесть фолиантов.

– Берем по одному, а потом передаем их по кругу. Ищем тщательно, но быстро! – скомандовал механик. – Жаль, что всего пять офицеров – было бы шесть, быстрее бы дело пошло.

– Так минер же вон, – махнул я головой в сторону вахтенного офицера второй боевой смены, который пришел стоять в первую по какой-то там своей нужде.

– Точно! – обрадовался механик. – Минер! Сообрази нам кофейку!

Старательно листали, внимательно бегали глазами по цифрам и водили пальцами по схемам, передавали по кругу и снова листали, за этим увлекательным (на самом деле – нет) занятием и не заметили, как подошло время заступать второй боевой смене и в центральный зашел Игорь, уже менее злой, но более торжественный.

– Ну что? Нету?

– Нету.

– А я вам что говорил?

– Говорил, что нету.

– Ну так послушайтесь умного человека и займитесь делом!

– Да это не мы! Адмирал спрашивает!

– Не хуй делать этому вашему адмиралу, вот что я вам скажу! Как обычно, оказалось, что дело было не в бобине!

– Имеет право! Он же адмирал! Так что делать-то будем? Пошлем радиограмму на завод-изготовитель?

– Ну, – Игорь решил поиздеваться, – я вот что предлагаю: дробь БП, стопорим ход, висим в пучине морской, аки лев в засаде, а я разбираю турбину, кручу ее на ВПУ и считаю лопатки. Дня за два управлюсь!

– Какой лев, Игорь Юрич?

– Понятно, что морской, какой же еще!

– Издеваешься?

– А вы надо мной что давеча делали?

– Все, свободен.

– Дело было не в бобине! Я вам говорю! – И Игорь, довольный, что опять всех уел, удалился.

Помолчали.

– Так давайте ему просто скажем, что нет такой цифры! – предложил второй комдив, который пришел заступать.

– Коля, ну ты совсем, что ли? Как мы скажем адмиралу, что он спрашивает всякую хуйню? – Антоныч с адмиралами общался намного больше Коли и знал, чем обычно заканчивается, когда ты намекаешь адмиралу, что он не прав, но не в том смысле, что лев, а в том, что раз он штурман по образованию, ну так и проверял бы, как штурман прокладки прокладывает.

– Спать-то хочется уже, – задумчиво пробормотал механик. – Так! Мне все ясно, выхода нет и, поэтому будем прорубать его сами, своими руками. Принимаю волевое решение! Лопаток в турбине – четыре тысячи двести восемьдесят семь! Цифру заучить и довести до всего личного состава, чтоб все пиздели одинаково! Вопросы? Ну все, тогда я – спать.

Утром адмирал явился довольный. Впрочем, это все равно что написать «когда светит солнце, то светло» – если ты адмирал и на подводной лодке в море, то доволен ты всегда, даже когда делаешь вид, что недоволен. Вы, конечно, можете упрекнуть меня в том, что откуда мне знать точно, если я адмиралом на лодке никогда не бывал, как, впрочем, и без лодки тоже. Но, ребята, представьте: вы, для примера, царь. И в вашем маленьком царстве у вас абсолютная власть. Все слушаются вас охотно, делают вид, что вы самый умный, и возражать не смеют ни в коем случае. А если и делают все равно по-своему, то незаметно, чтоб не ущемлять вашего достоинства. Нет демократии, оппозиции и средств массовой информации вообще – ну чем тут можно быть недовольным? Разве что отсутствием женщин. Но и тут ты точно знаешь, что это, во-первых, временно. А во-вторых, были бы женщины, откуда бы взяться тогда абсолютной власти?

– Товарищ контр-адмирал! – начал было доклад старпом.

– Погоди, – отмахнулся от него комдив, – сначала важные вопросы!

Уселся в старпомовское кресло, надел очки, развернул блокнот, прокашлялся:

– Эдуард!

– Я!

– Выполнил ли ты мое приказание?

– Так точно!

– Докладывай!

– Товарищ контр-адмирал, лопаток в турбине ни много ни мало, а четыре тысячи двести восемьдесят семь штук! Доклад окончил!

– Антоныч?

– Так точно, товарищ контр-адмирал! Четыре тысячи двести восемьдесят семь штук!

– А не врешь ли ты мне, выгораживая своего непутевого подопечного?

– Никак нет! У кого хотите можете спросить!

– А и спрошу, а как вы себе думали! Старпом, я тут нужен?

Старпом на секундочку завис. Ну, типа, на кой хрен вообще тут может быть нужен беспокойный контр-адмирал? Но так же адмиралу не скажешь, правильно? Такт и все такое.

– С вами, конечно, спокойнее, но я справлюсь!

– Если что – кричите!

И адмирал, сложив блокнот, очки и ручку в карманы, вышел.

– Предупреди корму! – Антоныч будто и не видит, что я и так уже звоню на пульт.

– Пульт, адмирал к вам пошел, на какой борт – неизвестно!

– Есть, приняли. Ждем.

Вернулся он минут через сорок и прямо сиял от удовольствия.

– Проверил вахту. Замечаний почти нет!

Ну конечно же нет! Они же ждали! Как это у адмиралов происходит, интересно, когда они становятся адмиралами? У них стирают память о сермяжном прошлом или они сами делают вид, что родились – и сразу в адмиралы?

– Про лопатки опросил, все знают! Один, выходит, Эдуард у вас так себе специалист!

– Просто молод еще! – заступается Антоныч. – Дошлифуем!

– Да, – подтверждает адмирал, – молодость в нашем деле фактор отрицательный! Не то что мы с тобой, да, Антоныч? Борозды не испортим!

– Но глубоко и не вспашете! – хихикает старпом.

– Что ты сказал?

– Я говорю, к акустикам пошел. Акустик меня вызывает.

А я молчу сижу. Во-первых, хочется спать. Во-вторых, мне огрызаться еще по сроку службы не положено. А в-третьих, я не могу рассказать адмиралу правду и разозлить его на моих товарищей: ну побуду дураком пару дней – убудет с меня, что ли? А потом он все равно забудет: больно горяч он был, да сильно отходчив и дело свое любил так искренне, что все остальное в его характере отходило на второй план, да так там и оставалось.

Потом про банки в аккумуляторных батареях еще спрашивал и про количество баллонов ВВД[8], но это – легкотня, это все знают.

А на устройстве двубойной захлопки он успокоился. Оказалось, что он путает ее с байпасным клапаном, но вслух признать этого не хочет, поэтому отстал, обозвав нас дерзкими, малообразованными и плохо воспитанными недолюдьми. Что, в общем, не удивительно потому что очевидно же, что когда мы рождались, то все роддома в наших захолустьях были закрыты и у мамок наших вместо санитарки Люси (родом из деревни, но после медучилища осталась в городе, двое детей, в разводе, имеет виды на зама главврача и для этих видов позавчера приобрела югославский «бюсталтер» за полторы своих получки) роды принимал слесарь второго разряда Колян в цеху сборки дисков сцепления на авторемонтном заводе, а сосать нам вместо сиськи давали гаечные ключи… И что от нас после этого можно ждать?

Но не совсем успокоился, а переключился на боцманов, и те две недели под его чутким руководством изучали семафорную азбуку.

Потому что, ну вы понимаете, как под водой без нее-то?