На следующий день о предстоящем торжестве объявили публично, и граждане Пальмиры восприняли это известие с восторгом.
Однако во дворце римского губернатора Антоний Порций Бланд, который все еще был представителем империи, принял эту новость не столь радостно.
– О, черт! – сказал он своему посетителю раздраженным голосом. – Я надеялся, что он так и будет довольствоваться своей маленькой наложницей-гречанкой. Если бы он умер, не имея законного наследника, Рим мог бы полностью и беспрепятственно завладеть этим городом.
– Но ведь мы и так владеем им! – возразил губернатору его посетитель.
– До тех пор пока у Пальмиры есть законный правитель, всегда будет существовать возможность восстания, – возразил Антоний Порций.
– Я пришел к выводу, что Оденат абсолютно лоялен по отношению к Риму, – последовал ответ.
– Ах, он-то лоялен! Его невеста – вот кого я боюсь! Что за мегеру он выбрал, Марк Александр! Это Зенобия бат Забаай, наполовину александрийская гречанка и египтянка, а наполовину – дикарка-бедави. Один галльский наемник четыре года назад убил ее мать, и с тех пор она страстно возненавидела римлян.
– Ничего удивительного! – пробормотал его собеседник.
– Ты не знаешь эту девицу! – возразил губернатор. – Она сидела рядом с негодяями, виновными в этом преступлении, и больше восемнадцати часов наблюдала, как они умирали. Она ведь была еще совсем ребенком и при этом сидела, неподвижная и холодная, словно статуя. У нее не было ни капли жалости! Влюбленный мужчина – непостоянное создание, а Оденат, как мне говорили, влюбился в нее по уши. Она может настроить его против нас.
– Думаю, ты придаешь слишком большое значение свадьбе мелкого князька и девчонки-полукровки, Антоний Порций. Ни одна девчонка не в состоянии победить и разрушить империю. Уже были мужчины, которые пытались это сделать, но еще никому из них это не удалось. Рим непобедим и навсегда останется таким!
Губернатор вздохнул. Почему римляне так глупы? Антоний Порций с горечью подумал: «Уж я-то знаю Восток и его людей! Хотя любовь и смягчила душу этой девочки с решительным взглядом, которая запечатлелась в моей памяти, она всегда будет настороже».
После этого Антоний Порций переключил свое внимание на гостя, который приехал к обеду. Это был Марк Александр Бритайн, богатый сын римского патриция и его жены-британки. Луций Александр Бритайн был римским губернатором в Британии и женился на дочери одного влиятельного местного вождя. Марк Александр был их старшим сыном. Младший сын, Аул, уже унаследовал имущество и положение своего деда по материнской линии в Британии. У Марка были также две сестры, Луция и Эвзебия, замужние матроны.
Марк Александр оставался холостяком. Он уже служил в армии, а теперь приехал в Пальмиру, чтобы основать торговое дело и доставлять товары с Востока в Британию, где его младший брат будет заниматься их сбытом. Странное занятие для сына выдающегося римлянина! Патрициев обычно не влекла торговля. Однако в прежние времена римляне отличались большим трудолюбием. Губернатор не удержался и подумал о том, не будет ли Марк Александр, в дополнение к своему делу, служить правительству Рима в качестве неофициальных ушей и глаз.
Они заговорили о том, можно ли позволить князю Оденату править Пальмирой самому от имени Рима, когда Антоний Порций через несколько лет уйдет в отставку. Хотя князь до сих пор формально правил городом, на самом деле, за исключением некоторых незначительных судебных дел, все делалось под руководством губернатора. «Молодой правитель Пальмиры проявил себя исключительно дружественным и заслуживающим доверия человеком, так почему бы и нет», – думал Антоний Порций. Римские легионы удерживали персов в районе залива. Однако Рим не был склонен позволять Оденату царствовать без имперского надзора. Наверняка они пришлют кого-нибудь, чтобы следить за ним, и губернатор подозревал, что этим человеком как раз и был Марк Александр. К тому времени когда Оденату формально отдадут власть, Марк Александр станет неотъемлемой частью жизни Пальмиры, и никто ни в чем не будет подозревать его. Еще никогда на протяжении всей истории Рима – был ли он республикой или империей – члены рода Александров не были замешаны в делах, дающих повод подозревать их в нелояльности. Прежде всего и при любых обстоятельствах они оставались римлянами.
Марк – привлекательный мужчина, он унаследовал от своей матери-британки рост, цвет глаз и волос. Он высок по любым меркам, волосы блестящие, теплого каштанового цвета, а глаза – поразительно ярко-голубые, окаймленные чрезвычайно густыми ресницами. У него крепкое тело с хорошо развитой мускулатурой, под стать его огромному росту. Очевидно, он не относился к тем мужчинам, которые любят лениво восседать за пиршественным столом и чье единственное физическое упражнение заключается в поднятии бокала с вином. Антоний Порций не мог не обратить внимания на кисти рук Марка Александра: большие, квадратной формы, однако пальцы тонкие и суживались к кончикам. Эти руки свидетельствовали о его мощи и в то же время о мягкости.
Губернатор ни минуты не сомневался в том, что женщины Пальмиры толпой повалят в постель Марка Александра. Его мощное тело венчала голова с красивым и классически изящным лицом, овальной формы с квадратным подбородком, высоким лбом и чисто римским орлиным носом. Пронизывающие голубые глаза широко расставлены. Рот большой, чувственный, однако губы тонкие, а их выражение – чуть насмешливое.
И вот эти губы произнесли:
– Что ты так пристально рассматриваешь меня, Антоний Порций? Что-нибудь не так?
– Что? Нет, нет, Марк Александр! Все в порядке! Я просто думал, как черты твоего лица напоминают мне твоего отца. Я некоторое время служил вместе с ним в Британии. Ну и ужасный же там климат, в Британии! Я там все время мерз.
– Держу пари, что здесь, в Пальмире, тебе никогда не удается почувствовать прохладу! – последовал насмешливый ответ.
Губернатор холодно усмехнулся:
– Мои старые кости предпочитают жару Востока сырости Британии и Галлии.
Марк Александр налил в свой бокал фалернского вина.
– Ты действительно считаешь, что этот брак представляет опасность для Рима? – Он сделал паузу, а затем быстро произнес: – Может быть, следует уничтожить эту девушку, прежде чем состоится свадьба?
Антоний Порций почувствовал, как по его телу пробежала ледяная дрожь. Он сказал, тщательно выбирая слова:
– Зенобия бат Забаай не любит Рим и римлян, это правда. Но я сомневаюсь в твоей правоте. Она всего лишь девочка-подросток. Какой реальный вред может она причинить империи? Ей предстоит услаждать мужа в постели и растить детей. Потом она будет женить детей и заниматься внуками. Так и пройдет ее жизнь. Вряд ли ей удастся найти время, чтобы отомстить Риму за смерть своей матери. Я старею, Марк Александр, и иногда мне являются тени прошлого. И хотя я губернатор, я, разумеется, не желаю, чтобы смерть этой девушки легла на мою совесть.
– Уж лучше быть чрезмерно осторожным, чем недостаточно осмотрительным. Ты собираешься пойти на их свадьбу?
– О да! Пальмирцы уже давно эллинизированы. В атрии дома Забаая бен Селима состоится традиционная церемония, а после застолья свадебная процессия двинется через весь город к новому дому невесты во дворце князя. Церемония ничем не отличается от римской!
– Возможно, я буду стоять вместе с толпой возле дома невесты, чтобы увидеть ее, когда она будет выезжать, – сказал Марк Александр.
– Она очень красива! – воскликнул губернатор.
– Вероятно, по восточным меркам. Лично я предпочитаю блондинок, – сказал Марк Александр.
– Оденат тоже предпочитал блондинок, пока не увидел Зенобию! – ответил Антоний Порций.
– В самом деле? – Гость губернатора задумался. – Я определенно желаю увидеть невесту! Правда, девушки в день своей свадьбы распространяют вокруг себя какое-то сияние, которое делает красивыми даже самых непривлекательных.
– Тогда посмотри на нее прежде, чем наступит день свадьбы! – с озорством предложил губернатор. – Она вернулась в дом своего отца, и у нее есть привычка каждое утро на рассвете выезжать на прогулку в пустыню. Если ты тоже отправишься туда достаточно рано, то, возможно, увидишь ее.
Марк Александр отличался любопытством и поэтому на следующее утро поднялся до рассвета и отправился в пустыню. Он остановился за дюной и стал ждать, наблюдая, как солнце окрашивает небо и отражается от огромного песчаного моря. Наконец его терпение было вознаграждено. Он насторожился, уловив стук копыт. В поле его зрения показалась великолепная белая арабская лошадь, во весь опор скакавшая галопом по дороге. На спине лошади, низко склонившись и почти слившись с ней в единое целое, сидела всадница. Вскоре она остановила вспотевшее животное и выпрямилась.
У Марка Александра перехватило дыхание. Это была молодая девушка, но что за красавица! Длинные обнаженные ноги, полные груди, прекрасное лицо, он не видел ничего прекраснее в мире. Он и представить себе не мог, что женщина может быть столь прелестной. Он направил свою лошадь вперед. Когда он показался из-за дюны, девушка медленно повернулась к нему и стала пристально и надменно разглядывать его.
– Доброе утро! – произнес он.
Зенобия медленно кивнула этому гиганту, который так неожиданно появился перед ней.
– Меня зовут Марк Александр Бритайн. Я недавно приехал в Пальмиру.
– А я – Зенобия бат Забаай.
– Вы всегда ездите верхом в одиночестве, Зенобия бат Забаай?
– А вы – нет, Марк Александр? – смущенно спросила девушка.
– Но ведь я – мужчина.
– Это я заметила. Что ж, прощайте, Марк Александр! – И она послала свою лошадь вперед.
– Подождите!
Он схватил белую кобылицу под уздцы, но Зенобия оказалась проворнее его и рывком отвернула голову лошади, заставив животное встать на дыбы.
Успокоив животное, Зенобия обратила все свое внимание на человека, которого видела перед собой. Ее серые глаза почти почернели от ярости, а голос звенел от гнева, хотя она и старалась сдержать его.
– Никогда больше не прикасайтесь к животному, на котором я еду, Марк Александр! Никогда! Вы приветствовали меня, и правила вежливости требуют, чтобы я сделала то же самое в ответ. Но я не люблю римлян. Четыре года назад голубоглазые римляне убили мою мать, после того как вломились в наш дом и использовали ее для своего удовольствия. Я езжу одна, потому что мне так нравится! А теперь уйдите с моей дороги! Я хочу ехать дальше!
– Прошу прощения, Зенобия бат Забаай! Мне очень жаль, что моя внешность вызывает у вас мучительные воспоминания. Я не хотел обидеть вас. Но я новичок в Пальмире. Должен признаться, я очень люблю верховую езду, но боюсь заблудиться в вашей пустыне. Я просто хотел покататься вместе с вами.
Она почувствовала себя виноватой, однако не собиралась сдавать свои позиции и дать римлянину понять, что она чувствует укол совести.
– Не надо ездить по пустыне без сопровождения, Марк Александр! Здесь повсюду бродят грабители-персы либо изменники-бедави, которые ищут глупого путешественника, чтобы ограбить и убить его. Они не отличают римлян от всех остальных. Им безразлично, чье горло перерезать и чей кошелек украсть.
Она сидела на лошади, холодно и горделиво глядя на него, а между тем в голове у нее пронеслась мысль о том, что он весьма привлекательный мужчина, возможно, даже самый красивый из всех, кого ей приходилось видеть. На мгновение она почувствовала раскаяние. Нет, самый красивый мужчина на свете – ее Ястреб!
Марк Александр испытывал невероятно сильное желание снять Зенобию с лошади и целовать этот презрительный ротик до тех пор, пока он не смягчится. Однако он не стал делать этого. Он не мог подвергать опасности свое положение в Пальмире, а заниматься любовью с нареченной князя, несомненно, означало бы крах карьеры. Поэтому он только кивнул и сказал:
– Возможно, вы правы, Зенобия бат Забаай. Мне лучше вернуться в город. – Он не смог удержаться и прибавил: – Судя по всему, вы – одна из тех женщин, которые завлекают ничего не подозревающих путников и ведут их к гибели.
Отъезжая прочь, он испытал большое удовлетворение, видя ее гнев.
«Прекрасная девушка, – подумал он, – прекрасная и слишком резкая». Но кто может обвинить ее в этом? Антоний Порций сказал, что мать Зенобии убили римские легионеры, но не упомянул об изнасиловании. Несчастная девушка! Нет, это определенно неподходящий момент, чтобы объяснять ей разницу между галлами-изменниками и полуримлянами-полубританцами, как он.
Марк Александр проехал некоторое расстояние, обернулся и бросил взгляд назад. Девушка хлестнула лошадь, заставила ее скакать галопом и помчалась по пустыне с невероятной скоростью. Марк Александр усмехнулся про себя. Ему нравились по-настоящему смелые женщины.
В течение следующих нескольких дней он много работал над руководством для своего бывшего раба, который должен стать его правой рукой. Севера приставили учить его, когда он был еще ребенком. Когда отец Марка Бритайна предложил этому человеку свободу, тот попросил оставить его на службе у семьи Александров. В такой просьбе они не могли ему отказать, и с того дня Север начал учиться у Луция Александра основам коммерции. Он прибыл в Пальмиру на два месяца раньше Марка Александра, чтобы приобрести для него виллу и склад.
Теперь Марку Александру предстояло взять бразды правления в свои руки. Он старался сосредоточиться, но его мысли постоянно прерывались возникавшим перед ним видением: длинноногая девушка, такая же норовистая, как белая кобыла, на которой она сидела. Он понял, что желает ее, и для него это было чем-то вроде шока. Ведь он знал, что она не может принадлежать ему. Марк Александр, сын Луция, богатый, красивый, которому с самого рождения никогда и ни в чем – в пределах разумного – не отказывали, серьезно влюбился впервые за свои двадцать пять лет.
По мере того как приближался день свадьбы, возбуждение в доме Забаая бен Селима все усиливалось, пока не превратилось в настоящую лихорадку. Хотя ни одна из жен Забаая, за исключением Тамар, никогда не обращала на Зенобию ни малейшего внимания, теперь все они хотели помочь ей и занять место матери невесты. Женщины давали девушке бесконечные советы, каждая хотела сама выбрать для нее одежду и горько негодовала по поводу вмешательства остальных. Зенобия стала чем-то вроде отборного куска мяса, из-за которого торгуются женщины на рынке. В конце концов она попросила отца утихомирить своих жен и оставить с ней только Тамар. Тамар всегда была рядом с ней, поэтому она займет место матери невесты – она, и никто другой. После этого Зенобию наконец оставили в покое.
Вечером, накануне свадьбы, Зенобия взяла маленький медальон, который надела на нее мать при ее рождении, и положила его на алтарь домашних богов. «Эти боги защищали меня в детстве, – думала она, – но завтра детству придет конец, и оно никогда больше не вернется». Она мысленно положила на алтарь в торжественном жертвоприношении последнее напоминание о своих детских годах. Если бы она была моложе, то принесла бы сюда свои игрушки. Но они уже давно выброшены. Она тихо стояла в маленьком семейном садике, который окружал алтарь, молилась за свою мать и желала, чтобы каким-нибудь чудесным образом, известным одним только богам, Ирис оказалась бы завтра рядом с ней.
Тамар и Баб так добры к ней, она чувствовала себя почти виноватой. И все же впервые за многие месяцы ей ужасно не хватало матери. Она вспоминала не столько красоту золотоволосой Ирис, сколько сладкий аромат ее духов, нежное прикосновение ее руки, шорох длинных юбок, когда она по ночам выходила из комнаты Зенобии. Она вспоминала эту прекрасную женщину, которая всегда находила время, чтобы поговорить с ней, которая обнимала ее легко и нежно, которая счастливо смеялась, видя, как ее дочь и муж играют вместе. Слезинка скатилась по щеке Зенобии, потом другая, пока лицо ее не стало мокрым от слез печали.
Баб бросила на девушку взгляд и увидела, что ее плечи дрожат от горя. Она хотела подойти к ней, но Тамар удержала ее.
– Не надо! – сказала жена Забаая бен Селима. – Со времени смерти Ирис она еще ни разу по-настоящему не плакала, и это ей необходимо. Пусть ее печаль останется позади вместе с тем, что осталось от ее детства.
Баб кивнула:
– Ты, конечно, права, но я не могу видеть, как она страдает.
Если бы я только могла, я бы заслонила ее собой от всего зла, какое только есть в жизни.
– Этим ты не окажешь ей услуги, Баб. Зенобия сама должна встретиться лицом к лицу со всем, что ей суждено испытать на своем пути. Если она не будет знать, что такое зло, то как же она сможет бороться с ним?
– Знаю, знаю! И вообще я болтаю глупости. Разве кому-нибудь удавалось от чего-то заслонить Зенобию? – ответила Баб.
– Давай войдем в дом! – сказала Тамар. – Скоро наша девочка придет, чтобы примерить на счастье свой свадебный наряд. Она не должна знать, что мы наблюдали за ней в такие минуты.
Женщины вернулись в свои комнаты и стали ждать девушку. Обе любили ее и хотели по традиции разделить с ней те минуты, которые не могла разделить с ней ее родная мать. И все же обе верили, что Ирис наблюдает за ними из рая, где находятся после смерти праведники.
В ту ночь сон ускользал от Зенобии. Как и всякая невеста, она была одновременно испугана и возбуждена в связи с теми событиями, которые должны произойти на следующий день. Те мучительные минуты, которые она пережила с князем две недели назад, только усилили ее любопытство. Едва лишь она задремала, как тут же, вздрогнув, пробудилась и вспомнила свой беспорядочный и запутанный сон. Во сне она видела римлянина, и он смотрел на нее насмешливыми голубыми глазами. Зенобия села в постели, вся дрожа, и подумала, что это, должно быть, ей явилась тень убийцы ее матери в ночь перед свадьбой. Потом она вспомнила другого римлянина, Марка Александра Бритайна, который повстречался ей в пустыне несколько дней назад. Именно он и был тем мужчиной, которого она увидела во сне. Она в замешательстве гадала, почему это он вдруг приснился ей. Смущенно покачав головой, она снова легла и заснула легким сном.
В предрассветный час пришел прорицатель. В жертву принесли молодую овцу. Предзнаменования сочли в высшей степени благоприятными. Дом Забаая бен Селима украсили множеством цветов, пальмовыми ветвями, красочными полосками шерстяной ткани, которыми обвили колонны, изысканными гобеленами, висевшими повсюду в атрии, где должна была состояться церемония. Еще до восхода солнца начали съезжаться гости.
Зенобия с помощью Тамар и Баб завершала в своей спальне последние приготовления. Она уже выкупалась и вымыла свои прекрасные черные волосы. Теперь с помощью гребня в форме копья их разделили на шесть прядей. Таков был древний обычай, который вел свое начало от тех времен, когда свадьба, сопряженная с захватам невесты в плен, была скорее правилом, чем исключением. Потом пряди аккуратно свернули в спирали и закрепили с помощью лент.
Свадебный наряд Зенобии представлял собой белую тунику из тончайшего, как паутинка, шелка, который собственноручно соткали Тамар и Баб. Прямая туника была сшита из одного куска ткани и ниспадала к ногам Зенобии, обутым в серебряные сандалии. Тунику стянули на талии шерстяной лентой, завязанной геркулесовым узлом. Именно Геркулес считался хранителем супружеской жизни. Только став мужем Зенобии, Оденат получал привилегию развязать этот узел. На тунику невесты накинули покрывало цвета пламени. На голову возложили венок из душистых белых цветов фрезии.
Прибыл жених вместе с матерью и друзьями. Он был одет в окаймленную серебром белую тогу, и ему тоже дали венок из белых цветов фрезии под стать венку невесты. Он надел его на голову. Прорицатель официально объявил, что предзнаменования были благоприятными и что все готово для начала свадебной церемонии.
Тамар, которая должна была исполнять во время церемонии роль пронубы[4], вывела Зенобию вперед. Потом жена Забаая соединила в присутствии гостей руки жениха и невесты. Зенобия выразила словами свое согласие на этот брак. Она произнесла эти слова трижды: первый раз на латинском языке, второй – на греческом и третий – на арамейском, языке своего племени, чтобы каждый из присутствовавших в зале мог понять ее.
– Если ты – Гай, то я – Гая! – сказала она.
Потом верховный жрец из храма Юпитера подвел пару к домашнему алтарю с левой стороны. Их посадили лицом к алтарю на табуреты, покрытые кожей овцы, которую недавно принесли в жертву. Верховный жрец сделал Юпитеру бескровное подношение – пшеничную лепешку. Вторую лепешку съели жених и невеста. После этого жрец прочел молитвы Юноне, богине супружества, а также местным божествам. Утварь, необходимую для совершения подношения, принес в закрытой корзине мальчик. Его называли камиллом, и оба его родителя должны были быть живы. Для этой важной роли Зенобия избрала своего юного племянника Забаая бен Акбара.
Когда церемония завершилась, гости закричали «Feliciter!», что означало пожелание удачи и счастья. Оденат повернул Зенобию лицом к себе. Она увидела его в первый раз после того, как покинула его дворец почти две недели назад, почувствовала смущение и покраснела. Со стороны тех, кто стоял достаточно близко к ней, чтобы заметить это, послышался гул одобрения.
Он нежно поцеловал ее в лоб.
– Мне не хватало тебя, мой цветок! – сказал он так тихо, что только она одна могла его услышать.
– И мне не хватало тебя, Ястреб!
Это был единственный момент, когда им удалось побыть наедине по прошествии многих часов. Роскошный свадебный пир должен был продолжаться до самого вечера. Зенобия знала, чего от нее ожидали. Она взяла своего супруга за руку, и вместе они повели гостей в великолепный пиршественный зал Забаая, находившийся на открытом воздухе в саду позади виллы. Там по вымощенному плиткой двору расставили обеденные столы и ложа. В центре двора бил фонтан, испускавший водяные струи из пасти золотого морского дракона. Жених и невеста сели рядом на одно ложе за центральный стол. Гостей усадили в зависимости от того, насколько важное положение они занимали.
Трапеза состояла из трех частей. На закуску подали спаржу в масле и уксусе, тунца, нарезанные тонкими ломтиками яйца, уложенные на листья салата-латука, устриц, которых доставляли, уложив их в снег, и дроздов, зажаренных до золотисто-коричневого цвета и уложенных на кресс-салат. Все это было подано на больших блюдах, украшенных абрикосами и спелыми маслинами. На второе предложили филейную часть козла, ножки ягнят, жареных цыплят, уток, как домашних, так и диких, зайцев, огромные миски с овощами – зелеными бобами, молодой капустой, цветной капустой, которая ввозилась из Европы, салатом-латуком, луком, редисом, огурцами, зелеными и спелыми маслинами. Подали также караваи хлеба, круглые и горячие, прямо из печи.
Когда основные кушанья убрали, на всех столах расставили хрустальные вазы с миндалем и фисташками и блюда с зелеными и золотистыми грушами, алыми и пурпурными сливами, персиками, абрикосами, вишнями, гранатами, а также черным, розовым и зеленым виноградом. Принесли липкие медовые лепешки в форме бабочек, обсыпанные измельченными орехами и маком. Был подан также свадебный пирог с начинкой из изюма и смородины, и куски этого пирога раздали всем гостям, чтобы они взяли их домой на счастье.
На протяжении всей трапезы подавали вино, разбавленное водой. Но на десерт предложили крепкое, неразбавленное красное вино. Его вновь и вновь наливали в бокалы жаждущих гостей. Когда пирующие напились и наелись, началось представление: борцы, фокусники с дрессированными собаками и девушки-танцовщицы. Их очень хорошо принимали. Утро постепенно перешло в день, а потом внезапно наступил вечер. Вот-вот должна была начаться самая важная часть свадебной церемонии. Для законности брака необходимо, чтобы публика сопровождала невесту до дома жениха с величайшей торжественностью.
В течение всего дня возле дома Забаая бен Селима, а также вдоль дороги, по которой молодая чета должна была возвращаться во дворец князя, стояли толпы людей. Пришли те, кто должен был нести факелы и играть на флейтах. Процессия начала выстраиваться. Баб уже ушла вперед, во дворец. Зенобия попрощалась с семейством своего отца. Все гости запели свадебный гимн. Оденат сделал вид, будто силой вырывает Зенобию из объятий защищавшей ее Тамар. После этого невеста заняла свое почетное место в процессии. Ее сопровождали трое ее самых младших братьев. Двое из них шли рядом с ней, держа ее за руки, а старший шел впереди, освещая путь свадебным факелом из боярышника.
Прежде чем процессия вышла на улицу, Забаай бен Селим тихо сказал дочери:
– Помни, мы – твоя семья. Если мы понадобимся тебе, Зенобия, нужно только дать знак!
Она улыбнулась ему сияющей улыбкой:
– Я буду помнить об этом и молить богов, чтобы у меня никогда не возникла необходимость воспользоваться твоим предложением, отец!
– Самое лучшее – быть готовой ко всему! – предупредил Забаай.