Ветер штору дыханием нашел
и ей на ухо что-то шепнул.
После дождя
Морковные цвета Москвы
Сквозь серо-пепельные годы
Румянцем дня закруглены
В пунцово-красные погоды.
Сырая зелень смотрит вниз
И ртуть последнюю роняет;
Покорный отблескам карниз,
Изгибом солнце вспоминает.
Бульвары молча ждут людей…
Решеток очерк карандашный.
Щека блестящих площадей
Ко мне повернута. На башне
Рукою согнутой в локте,
Готовой слабо опуститься,
Застыло время на черте
И ждет, нахохлившись, как птица.
Кошка
Как кошка скрючилась,
что, если б я попробовал…
«Работает писатель…»
Работает писатель,
все ходят и смеются, —
чего он там сидит,
глядит на мух и плачет?
«Сегодня жемчуга…»
Сегодня жемчуга,
сегодня капли,
и нитки длинные
пушистой пакли.
Пора готовиться к зиме.
«Последние листья, как птицы…»
Последние листья, как птицы,
сидят на деревьях зимой.
И небу погибшему снится,
что снова ты рядом со мной.
Отрежет ли звоном хрустальным
стекло холодов суету?
Не знаю я… По небу сталью
царапают ветви весну.
«В саду пустом после дождя стояла яблоня, сгибая…»
В саду пустом после дождя стояла яблоня, сгибая
Уставших веток ломкий груз…
Стояла яблоня кривая.
Далеких сосен стройный шум
на берегу большой реки
Неведом ей.
Весь день стоит в саду одна.
Глядит на куст и груду дома
И думает совсем не ново,
Привычно думает она,
Что пробежит, пройдет весна,
А после, августом спокойным,
Напрягшись телом летом знойным,
Опять плоды родит она.
Церковь
Стены шершавыми сводами
кожи касаются,
ложе серых ступеней
пятки чуть холодит,
и солнечные лучи
узкими стрелками окон
зажаты
в кулак.
Пыль плетет свое кружево,
танцует меж желтых нитей,
текущих сквозь щели пальцев,
и покрывает лестницу, ложится на камень,
остывая в седых волосах
молящейся Богу
женщины.
Несколько птиц залетают
в пустые прорези окон
и, почирикав немного,
с криком несутся назад
в каменный белый город,
сочащийся темно-синим,
низким,
