Жених и невеста. Отвергнутый дар

– Скорая…

– Менты почти сразу…

– Слышал, жуть…

– Бедный парень, не жилец…

– Каким же извергом надо быть…

Риф до хруста стиснул зубы, полыхнула ненависть. К гиенам. К этим зевакам, не знающим ничего. Подонок, готовившийся растерзать Юльку – бедный парень. А Риф, убивший его – изверг. Он сжал кулак, словно снова в нем мертвой последней хваткой зажат карандаш. Словно готов ударить, насмерть. Теперь он знает, как это сделать. Ненавижу. Он зашагал прочь, изо всех сил стараясь не побежать. Подальше отсюда. Иначе…

– Риф! Саша…

– Юлечка…

– Вся уже извертелась, часы не выпускаю, дырку в циферблате протерла.

– Я же позвонил, сразу как вошел домой.

– Угу, и все равно. Ну, неважно. Рассказывай! Мама как, что? Нормально долетела, доехала, как себя чувствует?

– Все в порядке, устала, конечно. И хорошо, меньше сил на нас осталось. А как прошло с ней… Ты что, ее не знаешь? Я изложил, она вникла и потом еще "прокрутит".

– Ну да, школа дяди Ромы… Саш? Ты чего, подавился?

– Ой, не могу, подожди. Как ты его назвала? Дядя Рома, блин…

– А что такого? Он мне разрешил так называть и яблоком угостил. И вообще это давно было, и неправда. Ладно, забили. Что с зеркалом, контрольной?

– Зеркало я просто хотел поправить, оно перекосилось. И упало. Бывает.

– Ну, как мы и решили. Съела?

– Ну, не уверен. Важнее школа.

– Это да… Справку показал?

– Ей не понравился диагноз. Она прямо спросила – не мог другой придумать?

– Не съела.

– Не-а. Я особо и не рассчитывал, и не настаивал. Короче, ее вердикт…

– Ну?

– Вы что-то скрываете. Саша, если есть нечто, что я должна знать – скажи сейчас, я не хочу получить это сюрпризом. И еще. Я знаю, что это маловероятно, но – мне делать обыск в собственной квартире? Тут есть что-то, что также может быть сюрпризом? Да или нет? Вот тут – лучше вам не врать. Про школу поняла, это не страшно. Конец цитаты.

– Тетя Света. Вот сучка… Все-таки перехватила и напела про водку и наркоту, она нас видела, ну, когда на скамейке. Ты весь белый был. Она и меня пытала сегодня, еле отругалась от нее. Дура старая. Окно бы ей выбить. Напридумывает хер…

– Не ругайся. Она нас вырастила, можно сказать, а тебя обожает.

– Ну а чего она лезет? И маме ерунду свою, а она, конечно…

– Ну мама-то не дура, где мы, и где водка или шмаль какая, ну, Юлькин…

– Это да. Мои бы уже все перевернули вверх дном. Ой, они не дураки, просто, ну… А, ладно. Так что дальше было, что ты ответил?

– Ответил, как римлянин – Нет. Нет. Нет.

– Идиотина! С мамой так нельзя.

– Сама такая, я пошутил. Сюрпризов нет, дома ничего нет. Мы не врем.

– Слушай, я подумала. Может… Может, расскажем ей? Правду. Все, как было. Ведь ты ничего плохого не сделал! Она что-нибудь придумает.

– Я тоже об этом думал. Нельзя ее подставлять, ей же придется узнавать, кому-то говорить. Круги пойдут, Юль. Хорошо это не кончится. Нельзя. Прости, но… Мы одни.

– Против всех?

– Не воюй. Просто нельзя никому говорить, даже маме. Ты такое прошла… И с этим справимся.

– Саш…

– А?

– Как ты вообще? Прости, я… Я совсем ничего тебе не сказала дома, не спросила, словно…

– Юля…

– Подожди. Дай сказать… Саш. Я… Я тебя очень-очень люблю, слышишь? Всегда любила, а сейчас… Тебе труднее всего.

– Юль, пожалуйста… Не плачь, ну что ты… Нормально разговаривали же. Все хорошо.

– Я всё уже, всё. Просто, потом подумала, вот ты ушел, идешь там, совсем один. А если опять эти? Саша, мне страшно! Как теперь жить, как по улицам ходить? Они были наши, наши, наши. Сколько там гуляли, играли, ходили. Сколько раз мы шли этим подъездом – пятьдесят, сто? В жизни больше там не пойду! И тебе не дам. Какие, какие сволочи, Саш… Что мы им сделали? За что? А я… Прости меня, пожалуйста, я там скулила и умирала от страха. Плакала перед ними… Хотела даже сказать, что беременная, вдруг бы отпустили. О-ох… Я такое в кино про войну только видела, где враги набрасываются. Помнишь, кино про Савинкова, там бандиты. "Кто-нибудь хочет?" Я еще не поняла, о чем он. Ты объяснил. А тут… Войны нет, а враги есть.

– Ш-шш, не надо, Юль. Все закончилось, его уже нет. Не нужно больше плакать. Они враги. Врагов нужно убивать. Вот такая война.

– А если выживет?

– Будет всю жизнь с трубочками. Уже не до нас.

– А эти трое? Особенно этот, плюгавый, убила бы. Ох, какая я теперь смелая, а там…

– Перестань. Ты девочка, тебе можно плакать и бояться, и было чего.

– Саш, я… Я на миг почти умерла, когда ты в портфель полез. Решила, что…

– Я так испугался, что не буду тебя защищать?

– Да. Я дура, дура, дура, прости. Но должна тебе рассказать все, правда?

– Правда, родная. Говори все.

– И ты говори все.

– Если бы я не смог тебя защитить, то… Я бы умер.

– Саш…

– Как бы я смотрел в глаза твоему папе, Юль? Маме? Да всем? Умри там я, а ты нет – этим можно даже гордиться, и жить дальше.

– Нет!

– Да. А если наоборот? Только умереть.

– Не хочу слышать. Мы живы. Мы никогда не расстанемся, да? Я тебя не отпущу, так и знай. Ты мой!

– Юль…

– Если ты опять сейчас предложишь мне уйти, я брошу трубку! И через двадцать минут буду у тебя. И повырываю все волосы, понял? А потом… Потом…

– Что – потом? Чего хихикаешь?

– А потом ты сделаешь со мной то, что сегодня было в моей комнате. Два раза!

– Ой, мама…

– Испугался?

– Нуу… Кому тут бояться надо, это еще вопрос. Сидеть-то можешь?

– Еле кино досмотрела, если честно. Надо это почаще делать.

– Ты же туда не любишь.

– Мне понравилось сегодня, и даже очень.

– Да?

– Милый мой Сашенька, мне правда было очень хорошо. Но боли-ит, прямо ой… Как завтра в школе высижу, без понятия.

– Э… Подушечку?

– Ха-ха.

– Можно "Детским кремом".

– О, точно. Пойду намажу потом.

– Эх…

– Чего?

– И почему я не рядом…

– Представляю…

– Правда? Я тоже представляю.

– Саш! Прекрати меня смущать, я уже вся красная сижу.

– Я завтра в школу крем принесу, у меня тоже есть. Мазать тебя буду. А может, присыпку? Я бы тебя положил и посыпал от души. Представляешь? Ты такая, ээ, вся белая…

– Ну Са-аш, хватит меня расхохатывать, я щас всех перебужу.

– Хочу, чтобы ты смеялась.

– Ой, уморил меня совсем.

– Значит, спать пора.

– Не хочу. Буду лежать и в окошко смотреть.

– И уснешь.

– Ага. Саш… Хочу с тобой спать, всю ночь.

– Когда-нибудь так и будет, раз уж ты согласилась за меня выйти.

– Долго так еще ждать…

– Дождемся, Юль. Да?

– Да!

– Все, спать. Завтра как обычно.

– Да! Целую тебя всего.

– А уж я как целую… Везде!

– Я теперь не усну.

– Спа-ать.

– У-уу… Ш-шшш… Хр-рррр… Сплю.

– Умничка. И я пошел.

– Иди, вредина.

Юля показала в трубку язык и аккуратно положила ее на место. Глубоко вздохнула и посмотрела на часы – почти пол-второго. Она на всякий случай выждала и позвонила около часа ночи, пусть все крепко спят, и его мама, и ее родители. Им нужно было поговорить о слишком тайном, чтобы кто-то это случайно услышал. Многое так и не было сказано, лучше с глазу на глаз, завтра. Юлька сладко зевнула и покосилась на кровать, на измятое покрывало. Озорная улыбка изогнула ее губы – она помнит, как вцепилась в него изо всех сил, как закусила его, как старалась не стонать и не дышать слишком громко. А Риф тем временем… Она хотела этого, именно здесь и сейчас. Чего уж, приготовилась немного потерпеть, туда больно. Риф никогда не настаивает, но, конечно, изредка Юлька его балует. И неожиданно захлестнуло наслаждение. О, нет. Так она и в самом деле не уснет. Спать и вправду совершенно расхотелось. Почитать? Она начала Буссенара "Похитители бриллиантов", очень понравилось. Юля уселась было, раскрыла зеленый томик, придвинула ближе лампу. Через несколько минут она досадливо закрыла книгу – никак не удавалось сосредоточиться, слова не соединялись, смысл убегал. Словно это не интересная книжка о приключениях, а "Война и мир" какая-то. Юля встала и осторожно открыла дверь, выглянула в темный коридор. Тихо, дверь в спальню родителей закрыта. Она на цыпочках пробежала до кухни – тоже темно и пусто. Спят. Значит, можно… Вернувшись в свою комнату, она подошла к секретеру и сунула руку глубоко в нижний ящик, отодвинула несколько толстых старых книг. Там был ее тайник. Зажав искомое в ладони, снова выскользнула в коридор. В его дальнем углу была узкая лестница, ведущая к маленькой дверце под потолком, под самой крышей. Юлька уже поставила ногу на первую ступеньку, вдруг оглянулась. Что за растяпа – из приоткрытой двери комнаты падал луч света, освещая стену коридора. Совсем как на афише какого-нибудь фильма. Нет, такое кино нам здесь не нужно. Свет погас, дверь бесшумно закрылась, Юля ощупью вернулась обратно к лесенке. Хорошо, что она прочная и не скрипит, а дверные петли она смазывает регулярно. Тут ее царство, любимый уголок – маленькая комнатка-пенал, антресоль. Когда они сюда переехали пять лет назад, Юлька обегала все комнаты и сначала выбрала себе ту, в которой и живет. Антресоль она обнаружила не сразу, а когда в первый раз забралась туда, когда выглянула во двор из стрельчатого окошка – захотела жить здесь. Даже попыталась плакать, когда ей не разрешили. Уж очень ей понравился этот уединенный таинственный уголок. Прошло несколько лет – и она отвоевала его, теперь тут есть небольшой диванчик, столик и пара полочек. Лампа, плетеный коврик на полу, пара фотографий киноактеров, книжки. Зимой тут холодно и не очень уютно, зато весной и летом – здорово! Когда они с Рифом были еще маленькими, часто сюда забирались и сидели у окна, смотрели сверху. И болтали обо всем на свете. У него дома тоже есть похожая антресоль, но там нет окна и всё заставлено полками со всякими компотами и вареньями. Тоже здорово, но совсем не романтично. Хотя там не только компоты – целые залежи старых книг и журналов, есть даже начала века. Иногда они копались в них и находили немало интересного, вроде подшивок дореволюционной «Нивы» про англо-бурскую войну или россыпи открыток… Юлька помнит, как тогда тихонько взвизгнула от смущения, увидев нечто очень неприличное. Саша тоже покраснел, как тот помидор, и сунул ее куда-то под "Науку и жизнь". Впрочем, это не помешало ему потом собрать весь набор и спустя какое-то время они его рассмотрели. Юлька даже притащила несколько в школу показать подружкам, это вам не карты противные или брелки у глухонемых, это искусство, антиквариат и раритет, вот! Подружки ахали, краснели, хихикали и просили показать еще. Риф узнал, отчитал и запретил. И правильно. Ах, воспоминания… Юля усмехнулась, растянувшись на диванчике под распахнутым окном. Ночной ветер шевелил растрепанную челку, касался щек и приоткрытых губ. Хорошо… Немного заныл живот, напоминая о проблемах. Она подняла футболку до груди, открываясь ветру. Немного поворочалась, удобнее устраивая пострадавшее место, хихикнула, подумав, что и вправду стоит намазать кремом. Прикрыла глаза, так лучше чувствуются прикосновения ветра. Так тихо вокруг, все спят. Так приятно… Ладонь легла на дрогнувший живот, медленно провела. Веки затрепетали, она представила, что это рука Рифа. Выше. Еще выше. Она подняла футболку, освободив грудь. Ветер словно льнёт к ней. Как в песне. А следом за проказником-ветром – рука. О-ох. Риф, почему ты не здесь… Нет, так нельзя, еще немного – и придется заняться неприличным, а сегодня это лишнее. И вообще, она уже большая девочка, чтобы такие глупости себе позволять. У нее есть Риф. Футболка опустилась, ветер разочарованно затих. Улетел искать другую девчонку? Лети, лети. Юлька послала в окно воздушный поцелуй, повернулась на бок, подложила ладонь под щеку. Совершенно не думается о тех, в Меридоре. Даже странно. Ей казалось, что теперь год будет бояться выйти из дома, будет шарахаться от каждой тени. А вот же ж – Риф дошел домой, поговорили, она выплакалась. Все прошло? Нет, конечно. Ведь будут искать того, кто это сделал. А если найдут? Она всюду пойдет, всем расскажет, как было. Правду. Она всего лишь подросток, ей пятнадцать, сопливая школьница? Что с того, что это меняет? Рифу шестнадцать и он убил за нее. Она будет сражаться за него. Иного она себе не представляла. Юлька посмотрела, плотно ли закрыта дверь, села и облокотилась о маленький мраморный подоконник. Чиркнула спичка, вспыхнул огонек – она закурила взятую из тайника сигарету. Редко, очень редко она это делает, и Риф не любит. Сам он не курит вообще и ей не позволяет. Но иногда, вот как сегодня – можно. Она смотрела в темный колодец двора, на светящиеся окна соседних домов, слушала тишину. Огонек сигареты то разгорался, то тускнел, пульсировал, словно медленно бьющееся в темноте сердце.

Она очень устала за эти четыре дня, дело было не сложным, но… Грязным. Она не любила такие. Евгения Алексеевна Рифф поджала губы, вспомнив лицо. Как он просил, как раскаивался. Поздно, милый. Тебя предупреждали. Как сказано – ваши мелкие гнусности нас не интересуют, ибо зло многолико и вечно. Бойтесь перейти границы настоящей скверны, ибо однажды вы оглянетесь и увидите нас. В этот день вы пожнете плоды. Она усмехнулась – услышь кто сейчас эти слова, решил бы, что сотрудник центрального аппарата ОБХСС некоего портового города объявляет личную вендетту. С нее станется. Неофициальное прозвище – Железная Леди. Список персональных взяткодателей «стоит» чуть меньше двух миллионов. Коллеги иногда смеялись – надо быть клиническим идиотом, чтобы пытаться «занести» той, кто плакала в марте пятьдесят третьего, у кого в знакомых – Роман Руденко, Генеральный Прокурор СССР. О, не подумайте чего, речь не о дружбе, и даже не о приятельстве. Так… Знакомые. Другой же прокурор, один из ветеранов, военных прокуроров соседней республики – родственник. Однорукий сухой старик, не потерявший выправки, ледяного взгляда и друзей. Тот еще людобой, руки по локоть в крови. Тогда еще – обе. Умному – достаточно. Идиоты же – пытались. Железная Леди ломала судьбы и карьеры, множество раз ее проклинали, ей угрожали. Многие думали, что она слетит после внезапной смерти мужа, довольно известного строителя. Якобы, не все чисто с этой смертью, и если копнуть среди его друзей, коллег… Наверняка найдется, чем замазать его вдову. Не вышло. Вот просто – не вышло. Подробности? О, не стоит. Безупречный послужной список, жесткий до жестокости характер, какие-то серьезные, но неясные связи на самом верху – все это ограждало ее от "служебного несоответствия". Тем не менее многие, очень многие зорко отслеживали ее шаги, не сомневаясь – придет день, когда она ошибется, оступится. И теперь что-то случилось с Сашей-Сашкой. С Рифом, как его прозвала Юля. Ох, не оказалось бы прозвище пророческим… Не разбиться бы о то, что тут случилось в ее отсутствие. Разумеется, она не поверила в бредни соседки о наркотиках и пьянках. Подозрения озвучила, увидеть реакцию – нет, все в порядке. Зеркало разбил. Жаль, ему больше ста лет. Но это всего лишь зеркало, его легко заменить. Не написал контрольную. Необычно. Придется пойти пообщаться в школу, погасить кривотолки. Сын молодец, решил не отсиживаться, завтра выйдет. Наверняка этого не ждут. Диагноз, конечно, с душком. Простой понос был бы лучше. Но и это не катастрофа, ему всего шестнадцать, запись успеет забыться, затеряться. И все эти мысли – бессмысленны. Она вздохнула, отпила глоток теплого чая. Сын что-то скрывает. Само по себе это нормально, он давно пользуется большой свободой. Имеет право и на тайну. Особенно, когда рядом Юля. Евгения Алексеевна улыбнулась, когда перед ее мысленным взглядом появилась эта девочка. Немного скуластое лицо со смуглым румянцем, зеленые кошачьи глазищи, крепкая стройная фигура. Честная и упрямая. Она любила ее. Воистину луч света в царстве сына, где до ее прихода были только книги и Роберта Олден. Она поморщилась, вспомнив это имя. Угораздило же, прочел и влюбился. В несуществующий образ. Всерьез. В 12 лет. Одно время даже думала посоветоваться с каким-нибудь специалистом, это увлечение начало ее беспокоить. Все прекратилось с появлением Юли. Детская дружба, потом любовь. Уже четыре года. Для Евгении Алексеевны не было секретом, что дети давно уже близки. И, значит, они уже не дети. Что же, это закономерно – если два года не расстаешься с девочкой, которую любишь, и которая любит тебя – на третий ты взглянешь на нее по-взрослому, и взгляд будет взаимным. Случилось. Она была спокойна – сын никогда не поступит с девочкой подло. Тут впору как раз сказать спасибо американскому классику – раз и навсегда научил порядочности. Она как-то посмотрела медицинские книги, которые сын читал. С усмешкой обнаружила исчерканные карандашом страницы о профилактике беременности, листки с подсчетом циклов. После перевела взгляд на двухтомный фармацевтический справочник. Да. Несколько подчеркнутых названий таблеток. Внимательно прочитала. Если выбрал что-то вредное, придется вмешаться, девочке всего четырнадцать. Потом в одном из его тайников она обнаружила солидный запас, пожалуй, потратил почти всю копилку. Хорошее импортное средство, безвредное. И где только ухитрился достать? Что же, любишь кататься – береги свои саночки. Сын берег. В последнее время Евгения Алексеевна все чаще задумывалась – что дальше? Скоро школа закончится. Ей не хотелось, чтобы ребята расстались, подобно большинству парочек. Ей не хотелось и скоропалительного брака, двоих орущих малышей и беспомощных детей-родителей на своей шее. Нет, она готова принять Юлю как невестку, хоть… Хоть завтра. Но это от сердца, ум же говорил – рано. Слишком рано. Она потерла уставшие глаза и откинула голову на спинку кресла. Почти два ночи. Сын о чем-то таинственно шептался с Юлей допоздна, позвонила около часу. Вот же не спится им… Был соблазн тихо поднять трубку параллельного аппарата и послушать. Она оборвала себя – никогда такого не делала и не сделает. Пора спать, завтра, как всегда, очень много дел. А тайны сына и его подруги – могут подождать. Ну что там может быть, в конце концов, точно ничего страшного. Когда сын ушел к себе, Евгения Алексеевна решила проверить два места – кухню и бар. Здесь могло отразиться то, что происходило. Увиденное успокоило – кусочки картофельной и луковой шелухи. Две «парадные» тарелки. Бар – ох ты ж, сотерн открыли. Это праздничное вино. Совсем немного отпили, молодцы. Столетние тарелки, выдержанное вино. Она подошла к серванту. Да, хрусталь взяли. Устроили себе праздник с картошкой и луком. Помолвку, что ли? Это, конечно, событие. На его фоне все остальное – не критично. Зеркало. Школа. Контрольная. Справка. Они с этим разберутся. Пойти заглянуть, что он делает? Нет, не нужно. Пусть отдыхает, и у него завтра нелегкий день.

Он лег, не раздеваясь. Только сейчас осознал, насколько устал за этот бесконечный день. То, что он поначалу принял за попытку объяснить и убедить, слова Пришельца о теплице – внезапно обернулось жестокой реальностью. Непрерывный праздник длиной в годы – закончился. Внезапно, ударом наотмашь. Словно они с Юлей кого-то там наверху основательно рассердили своей безмятежной жизнью. Риф замер, поняв очевидное – эта безмятежность совсем скоро должна была закончиться их расставанием. Теперь же… Мир нанес жестокий удар, но он еще сильнее сблизил их. Конечно, если Юля не передумает. Теперь они не расстанутся. История изменилась. Что-то он хотел сказать, этот пришелец из будущего, когда кинул на Юлькины колени "Конец Вечности". Они – что-то вроде собственных Аналогов, произошло Изменение Реальности? Что еще тогда их ждет, чего не произошло в той, где они были еще несколько дней назад? Риф почувствовал страх – что еще успел натворить Пришелец в ту ночь, когда неведомо каким способом сумел уйти, вырваться из ловушки собственного тела? И кто он вообще такой? Юлька говорит, военный врач. Так он сказал. Ну-ну, хороший добрый доктор, чем-то сумевший разозлить напавшую на них стаю гиен. Сделавший его убийцей. Кулак сжался. Он о чем-то жалеет? Все же – жалеет? Риф прислушался к себе – нет. Вот нет, и все. О чем жалеть, о ком? О гиене? Ему просто страшно, что найдут. Риф понимал, что с точки зрения закона он – виновен. Уроды по факту ничего им не сделали. Ржали, угрожали, нож показали. Даже мелочь не отняли. Если что, так и будут говорить – да мы шутили! Глупо, плохо, прощения просим, но – шутка юмора. Сколько угодно говори, что Юльку собирались изнасиловать – нет никаких доказательств. Так что, если найдут, а искать будут – все плохо. Очень. Сядет. На миг он почти решился встать и пойти признаться матери. Она не сдаст, она что-нибудь придумает. Она любит Юльку, и когда услышит, что ее хотели изнасиловать… Приподнявшийся уже было Риф потер лоб в раздумье – и лег обратно. Любящая девочку мама исчезнет, заработает бесстрастный аналитический механизм. Он увидел ее холодные глаза и услышал голос – что они сделали, Саша? Конкретно? Рассказывай, по минутам. Факты. И что он расскажет? Юльку и пальцем никто не тронул. Его губы искривились в горькой усмешке. Надо было сначала дать им тронуть? И только тогда он получил бы право на тот удар? Это несправедливо. Это отдает нас в их полную власть. И что самое дикое – суд будет на их стороне. К матери он не пойдет. У него нет ничего, с чем она обратилась бы к тем, кого знает. Что тогда остается? Просто просить об услуге. Мой сын убил, помогите отмазать? Ха-ха, как говорит Юлька. И маме – конец. Спасибо, сынок. Но если не признаться и его найдут – еще хуже, верно? Она не будет готова. И у нее давление… Уже давно, лет с тридцати. Никто не знает, что она каждый день принимает восемь разных таблеток. Дома есть шприцы, магнезия. Были случаи, он делал уколы, когда зашкаливало. Перепуганная Юлька сидела рядом и держала за руку, уговаривала вызвать «скорую», глаза на мокром месте. Было четкое ощущение, что она несколько раз чуть не назвала "тетю Геню" мамой. А она – отказывалась ехать в больницу. Ничего, сынок. Коли. Юлечка, не плачь. Полежу, оно спадет. Оно всегда спадает. Не нужно в больницу. Мать так и не объяснила, почему не хочет туда ехать. Так что, что делать? Риф вздохнул и пожал плечами – видимо, ничего. Придется выбирать из двух худших вариантов. И выбор – молчать. Потому что если он признается – мать пойдет с этим к другим. Очень многие обрадуются случившемуся и постараются воспользоваться. И это – стопудово. Если промолчать – не стопудово, что его найдут. Все же есть на то вероятность. И матери не придется никуда идти. Если найдут – смотри первый вариант. Он вдруг улыбнулся уголком рта – а вдруг и вправду они исчезли на полчаса и их никто не видел? Тогда еще повоюем. Да, остаются гиены. Но что-то подсказывало – полученного урока им хватило. Он убил их главаря, убил страшно, без него – они мусор, шваль. Таких Риф никогда не боялся. Конечно, какое-то время они с Юлькой походят кругами, меняя маршруты. Да и вообще, дома посидят недельку. Дом-школа-дом. Не страшно. Надо затариться фильмами, комедий набрать, фантастики. Ну и занятия, конечно. Добить бы уже этот год… Он поймал себя на том, что до сих пор не разжал кулак. Медленно расслабил пальцы и поднес руку к глазам. Вот оно что… Боль от пореза исчезла. Он вдруг приподнялся и включил лампу, снова внимательно рассмотрел. Боль исчезла. Вместе с самим порезом. Его не было.

Примечания