Даже самые отъявленные скептики убедились – учение Маркса оказалось не гипотезой, а гениальным провидением: «Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила и людей, которые направят против неё это оружие, – современных рабочих, пролетариев. …Но с развитием промышленности пролетариат не только возрастает численно; он скопляется в большие массы, сила его растёт, и он всё более её ощущает. …Если не по содержанию, то по форме борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной. Пролетариат каждой страны, конечно, должен сперва покончить со своей собственной буржуазией… Её гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны» (Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии, 1848).
Однако ни Маркс, ни тем более Ленин не очень-то представляли в деталях, как будет работать конкретный завод в эпоху победившего буржуазию пролетариата: откуда берутся нитки для носков, как устроен паровоз и сколько должна составлять зарплата рабочим. В ленинском дореволюционном наследии вы не найдёте никаких мыслей об устройстве государства и общества после революции. Главное – её сделать, а там видно будет. Он рассуждает о ней исключительно в политической плоскости, вопросы же о том, как в этом новом мире будут выпекаться булки и чиниться башмаки, его не волнуют, да и она сама кажется ему далёкой мечтой…
На конференции в Цюрихе в январе 1917 года, за несколько дней до Февральской революции, он писал: «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодёжь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции» (Ленин В. И. "Доклад о революции 1905 года").
И вдруг над Российской империей разрывается бочка с порохом перемешанная в половину с кокаином, и всё закрутилось: война с немцами, отречение царя, убийство Распутина, политическая каша, надвигающийся голод и, наконец – Октябрьский переворот.
Большевики взяли власть. И что? В этот момент, когда вокруг кольцо политических врагов и нужно ещё как-то управляться с этим огромным хозяйством – страной Россией, в двери Кремля стучатся незваные гости – западные социалисты, к которым Ленин до 1917 года относился брезгливо-пренебрежительно. Но сейчас он отнюдь не так разборчив, как раньше. У многих из них, в отличие от самих большевиков, были вполне земные профессии и большой жизненный опыт работы на настоящем производстве. Сам-то Ленин тяжелее ручки в своей жизни ничего в руках не держал (разве что Наденьку?). Он профессиональный революционер-теоретик, деньги которому сначала шлёт маменька, а потом партия. А партия, как известно, добывала деньги любыми путями, но не слишком праведными. Часто чисто по-бандитски.
Вся его трудовая биография – это одна строчка: в 1892-93 гг. помощник присяжного поверенного. И точка.
Среди его соратников людей «от сохи» тоже нет – не их стезя. Они соображают в подпольных типографиях, бомбах, как взбаламутить рабочих и, если нужно, организовать вооруженное нападение на почтовую карету с целью пополнения партийной кассы. Одним словом, не перспективные менеджеры высшего и среднего звена на фабрике или заводе.
Себальд Рутгерс – голландец с социалистическими взглядами, который горел идеей быть полезным русской революции и принять личное участие в построении нового мира. К моменту встречи с Лениным в 1918 году ему уже около 40 лет. Он опытный специалист, повидал мир, имеет массу полезных знакомств в Америке и хорошее резюме. Образованный инженер-железобетонщик, работал на ответственных должностях в больших фирмах в Америке и Европе на строительстве дорог и мостов. В связке с ним – Билл Хейвуд. Он американец, профсоюзный лидер. И Герберт Кальверт – тоже американец, прямо "от станка".
У Рутгерса, в отличие от Ленина, были управленческие навыки – как построить завод и управлять им. Он профессионал и знает, что «булки не растут на деревьях»: где закупить необходимое оборудование, как привлечь из-за рубежа квалифицированных специалистов и устроить коммунальную жизнь в этом «царстве справедливого труда». Немаловажное в этом плане – найти горячую поддержку у социалистов и лидеров рабочего движения в главной цитадели капитализма – Соединённых Штатах Америки.
Хотя было бы неправильно представлять Ильича как сбрендившего на идее мировой революции полуидиота.
Вот, например, его записка в СТО (Совет труда и обороны) от 12 октября 1921 г., где он даёт основателям АИК вполне прозрачные характеристики:
"т. Молотов!
Прилагаю материалы по делу Рутгерса. Решать должен СТО.
Предлагаю сначала решить в ЦК: вопрос политический. И обязано вмешаться Политбюро, ибо расход золота.
Прошу Вас поручить секретарю созвониться со всеми членами Политбюро, дабы каждый назначил один час, в течение коего он до пятницы может просмотреть эти материалы. Просмотреть надо каждому, чтобы в пятницу решить.
Пусть секретарь распишет часы и перешлет каждому члену Политбюро для прочтения.
Вопрос трудный:
за: если американцы выполнят обещанное, польза будет гигантская. Тогда не жаль 600 000 рублей золотом.
против: выполнят ли? Хейвуд – полуанархист. Больше сентиментален, чем деловит. Рутгерс – как бы не впал в левизну. Кальверт – архиговорлив. Гарантий деловых у нас нет никаких. Увлекающиеся люди, в атмосфере безработицы, наберут группу «искателей приключения», кои кончат склокой. А мы тогда теряем часть данных нами 600 000 рублей золотом (ибо, конечно, перепортят и перерастеряют часть) и рискуем потерять еще до 1 млн. рублей золотом, ибо по § 8 (конец его) обязуемся."
Американский рабочий, на которого герои этой истории возлагали столько надежд, оказался "террой инкогнито" не только для большевиков, но и для западных социалистов. Он был не плохой и не хороший, а просто у него были совсем другие идеалы, чем предполагали его защитники.
Классическая мечта рядового американца в начала ХХ века – максимально эффективно проявить себя в сложных обстоятельствах. И в ходе упорной, а часто и неравной борьбы с природой или конкурентами взять «джек-пот» – выйти из неё победителем с крупным счётом в банке. Бандитская романтика Дикого Запада, когда героем становился самый дерзкий и наглый – тот, кто быстрее других выхватывал из кобуры кольт, – больше не в цене. Недавние иконы Америки – старатели на Клондайке. Золотая лихорадка воспета в рассказах Джека Лондона, персонажами которых восторгается вся страна. Новые идеалы общества – удача и честный труд. Здесь нет никаких иллюзий о возвышающей борьбе за благо общества. Каждый за себя:"своя рубаха", свой дом, личный успех.
Как этого достичь? Главное – найти в себе силы на выход из зоны комфортной бедности. Всё решают только личные качества и провидение (божья воля). У каждого есть шанс совершить этот головокружительный прыжок «From Zero to Hero» (пер. с англ.: Из ничего в герои). Для этого нужно быть гибким, сообразительным и вовремя решиться на авантюрное приключение, отправившись на тот край света, где сейчас открывается «окно возможностей».
АИК была задумана её основателями как воплощение в Сибири «идеального мира». На передовом предприятии мирового уровня должны были работать за хорошее вознаграждение сознательные пролетарии из разных стран. Цель – построить «город Солнца», где главное – счастье всех вместе и каждого в отдельности. Однако с первого дня у иностранцев возникают принципиальные расхождения с Советами, которые потом приведут к трагическому разводу с битьём посуды и тяжёлым расставанием. Вот, например, зарплата. "Понаехавшие" считают, что вся эта затея должна быть в интересах рабочих. А зачем, если иначе? Поэтому тратят колоссальные деньги на зарплату приехавшим специалистам и обустройство быта. И они считают, что это нормально. А у властей при взгляде на эту расточительность рука постоянно тянется к нагану.
На момент основания АИК это были уже не дикие места. В 1912 году франко-немецко-бельгийское акционерное общество «Копикуз» получило право на монопольную разработку ряда угольных месторождений в Сибири. В 1915-1917 годах в Щегловске на средства общества была построена канатная дорога через Томь для транспортировки угля от шахт к комплексу углеподготовки. За короткое время была запущена железная дорога Юрга – Кольчугино (ныне: Ленинск-Кузнецкий) с веткой на Кемеровский рудник. Развернулось строительство шахт на Кемеровском и Кольчугинском каменноугольных рудниках, с которых и началась промышленная деятельность Копикуза. В 1915 году была заложена шахта «Центральная». Началось сооружение Кемеровского коксохимзавода. Построены две пламенные батареи, каждая по шесть камер. На них выжигали 30-60 тонн кокса в сутки. У управления Копикуза возникла идея строительства крупного металлургического завода на юге, близ Кузнецка.
19 февраля 1920 г. «Копикуз», как и все угольные предприятия на территории Советской России, было национализировано. Акционеры тяжело вздохнули и пошли считать убытки. А инженеры упаковали чемоданы и поехали домой в Европу. Шахты и коксовые батареи остались стоять на Кузнецкой земле, поскольку «жадность фраера сгубила».
После нескольких лет активных контактов с Советами, Рутгерс прекрасно представлял хаос в головах новых лидеров государства в области экономики и не хотел быть их цирковой собачкой. Поэтому выбил у Ленина особенное положение для своего детища. «Но только условие: как угодно, что угодно, когда угодно, но чтобы это была такая бумажка, при наличии которой ни Швондер, ни кто-либо другой не мог бы даже подойти к двери моей квартиры. Окончательная бумажка. Фактическая! Настоящая!! Броня!!!» – "Собачье сердце", М.А. Булгаков.
АИК не подчинялась, как обычные советские тресты, ВСНХ (Высшему Совету Народного Хозяйства) и контролировалась только высшим органом той поры – Советом Труда и Обороны. Цель сотрудничества с иностранцами изначально декларировалась как помощь европейскими и американскими пролетариями русским братьям воссоздавать индустрию. Существует предположение, что на первом этапе истинная задача АИК была сложнее – ввезти в страну по частным каналам дорогостоящее западное оборудование, потому что официальные отношения с Европой и Америкой ещё не были налажены. «Частник» Рутгерс с его фамильными связями в голландском банке оказался необходимым звеном между европейскими предпринимателями и СССР. Точно таким же, как и Арманд Хаммер.
Деньги потекли, нужные люди закрутились в поисках оборудования. Дело осталось за малым – привлечь кадры. Никто и предположить не мог, что это будет непростым вопросом. Однако заманить иностранцев в Сибирь, как и предполагал Ленин, оказалось не так-то просто. Именно поэтому на Западе была развёрнута широкая рекламная компания. Слово «KUZBAS» не сходило со страниц «The New York Times», «Chicago Tribune», «The Daily Telegraph» и других массовых заморских газет. Подобно тому, как Ленин в 1917 году Декретом о земле надул русских крестьян, теперь уже американские пропагандисты пытались повторить этот опыт, щедро расхваливая своим соотечественникам дивный новый мир русского социализма. Масштабы их обещаний были, конечно, более приземлёнными чем у Ильича: спецам – хорошая зарплата и социальные удобства, женщинам ещё и плюсом – освобождение от предрассудков традиционного американского общества. Конечно, как всякие пропагандисты, они приукрашивали действительность, но на то она и реклама.
Всего в Кемерово, чтобы построить посреди тайги «Город Солнца» приехали 750 рабочих и инженеров из Америки и Европы. Примечательный факт: в некоторых заявлениях будущие колонисты писали, что едут «в район Америки». Планы у организаторов кампании были на тысячи переселенцев, а вышло иначе…
Кто же были эти люди?
Дж. Микенберг делит американцев, отправившихся в страну Советов в 20-30-е гг., на три категории: «возвращенцы» русского происхождения, искренне преданные идее «советского эксперимента» энтузиасты и те, кто искал стабильную работу за достойную оплату, т. к. Великая депрессия и массовая безработица в США совпали с Первой пятилеткой и нехваткой рабочей силы в России.
Колонистка Рут Кеннелл прожила в Кемерово два года – с 1922 по 1924 и писала как очевидец: «Самые разные бунтари против американского общества – начинающие коммунисты, ветераны-социалисты, члены Индустриальных Рабочих Мира, пропагандисты, мечтатели, неудачники, невротики и просто искатели приключений – все они косяком потянулись в Россию после войны».
Первая партия колонистов отбыла из Нью-Йорка в Кузбасс 8 апреля 1922 г. на пароходе «Адриатик». Они плыли трансатлантическими линиями по маршруту: Нью-Йорк – Роттердам или Нью-Йорк – Либава (современный г. Лиепая в Латвии). Там к ним присоединялись колонисты из европейских стран и на более мелких судах дошли до Петрограда. Дальше до Кемерово они ехали в специальном железнодорожном составе. Кроме личного багажа, колонисты везли с собой продукты, материалы, инструменты, оборудование и семена.
Письмо Рут Кеннел жене Кальверта: «… в составе нашего поезда 19 товарных вагонов. В нескольких из них устроены нары, а в остальных – еда и вещи. Света нет, пользуемся свечами. Воду приходится кипятить. Жажду утоляем только кофе. Есть у нас вагон-прачечная с ваннами для стирки, мылом и горячей водой. В специальном вагоне-кухне повара готовят еду. Первое время печь дымила, как при большом пожаре, и было жалко поваров, по лицам которых текли слёзы. Надеюсь, что в будущем году для путешествия в Кемерово будут специальные вагоны-кухни, чтобы готовить пищу".
В распоряжение колонии были переданы шахты Кемеровского рудника, коксохимические печи и 8000 га лесных угодий.
Административным центром стал Кемеровский рудник. Здесь находилось Правление АИК, жил директор и ведущие специалисты. Территория рудника была главной экспериментальной площадкой для внедрения европейской архитектуры голландским архитектором Йоханнесом ван Лохемом. Построенные им четыре рабочих посёлка принадлежали к одним из первых в мире образцов благоустроенного социального жилья. Невиданными чудесами были санузлы внутри жилища: душ, ванна, унитаз. Но такое новаторство вызвало большое недовольство у местных партийных бюрократов. За то, что голландец приучал русских рабочих к элементам буржуазной культуры, его раскритиковали в газете «Кузбас» и даже хотели исключить из партии. И правильно критиковали: в Сибири дощатый уличный туалет с дыркой в полу – до сих пор надёжный друг человека.
Руководству колонии доставались удары и сверху, и снизу, и в пах, и в печень. Кураторы от партии требовали быстрее и больше промышленной продукции и не отвлекаться так сильно на все эти буржуазные «бытовые удобства». Рабочие из местных считали, что эти американцы жируют, получая по сравнению с ними баснословные зарплаты. Некоторые заграничные спецы, видя этот бардак, уезжали домой раньше срока. В силу языкового барьера иностранцы жили достаточно изолированно от местных, и образовалась своеобразная «немецкая слобода», что ещё больше злило местных: «Понаехали тут!».
Несмотря на эти, как потом покажет жизнь, непреодолимые противоречия, дирекция АИК смотрела в будущее с неиссякаемым оптимизмом и действовала не по принципу «после нас хоть потоп», а принимала такие дальновидные решения, за которые мы им сейчас должны поклониться в пояс. Есть такое слово – совесть!
Рудничный бор, который входил в состав отданных АИК на эксплуатацию территорий, не был на тот момент защищён никакими охранными грамотами. И его не тронули! Несмотря на то, что потребность в деловой древесине была огромная.
Среди планов «аиковцев» было сооружение моста через Томь. Всерьёз рассматривались две идеи: привлечь шахтёров и прорыть тоннель под рекой (но от этого проекта отказались из-за его дороговизны). А вторая идея принадлежала американскому инженеру Коттеру, предложившему соорудить висячий мост наподобие знаменитого моста «Золотые ворота» в Сан-Франциско. В 1925-м начались подготовительные работы, но уже на следующий год строительство прекратили.
Красивая, короткая сказка. Жизнь АИК «Кузбас» оказалась недолгой. Внедряемые в колонии американские технологии, принципы управления и особый статус пришлись как «кость в горле» советской власти. Государство укрепилось в других подходах к организации производства и оплате труда. Всё должно быть дёшево и сердито. А скоро, в 30-х, эти идеи уйдут ещё дальше. Труд в ГУЛАГе станет и вовсе дармовым. Большевистская партийная машина впечатляюще победила всех военных и политических врагов и стала абсолютно уверенна в своём завтрашнем дне. НЭП и прочие эксперименты голодных лет стали токсичными.
Полгода, с декабря 1926 по июнь 1927 года, в Москве ещё шли какие-то терзания в духе барышень из Смольного: «и хочется, и колется», но принцип «казнить, нельзя помиловать» в итоге победил. Когда все вокруг уже учились ходить строем, такой рассадник вольностей в ключевом промышленном регионе был досадным недоразумением.
Рутгерс писал: «Москва смотрит на “Кузбас” как на советское государственное предприятие, управляемое на основе американских методов и, к сожалению, нуждающееся в американцах».
20 июня 1927 г. было подписано постановление о полной ликвидации АИК «Кузбас». «Окончательная бумажка. Фактическая! Настоящая!! Броня!!!»* И власти попросили иностранцев покинуть Россию. Эксперимент завершился и был признан напрасным: «Мы бы и сами справились!».
Мог ли у этой истории быть другой финал? Вряд ли. В том же 1927 году линия партии окончательно уйдёт по кривой резко влево. На съезде решат, что нужно укрупнение в аграрном секторе. И буквально через полгода начнут отбирать у крестьян землю, которую сами же раздали им десять лет назад, и сгонять в колхозы. И потянутся в Сибирь колонны раскулаченных. Помимо основной причины развода – «не сошлись характерами до степени “видеть тебя не могу”», – были, конечно, и другие, не имевшие прямого отношения к АИК "Кузбас" обиды, но тоже повлиявшие на окончательное решение.
Лидеры большевиков к середине 20-х окончательно разочаровались в способности мирового и в первую очередь американского пролетариата на решительные шаги. А на него было столько надежд!
После Октябрьского переворота молодая Российская республика была «беременна» идеей мировой революции. Опьянённым лёгкой победой вождям казалось, что вот-вот начнётся мировой пожар, в котором и сгорит, как учил в Манифесте пророк Маркс, весь «старый мир»: «Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».
Ленин в письме Свердлову и Троцкому от 1 октября 1918 г. указывал, что «международная революция приблизилась… на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших». 6 марта 1919 г. он же в заключительной речи при закрытии I (учредительного) Конгресса Коминтерна заявил: «Победа пролетарской революции во всём мире обеспечена. Грядёт основание Международной Советской республики».
Если отмотать назад, то Себальд Рутгерс появляется в России, когда ленинская команда только-только окопалась в Кремле посреди голодной страны, но «окрылена» скорой победой над миром капитала в мировом масштабе. В июле 1918 года Рутгерс прибывает во Владивосток и с большими трудностями добирается до Москвы. Здесь происходит его встреча с Лениным, у которого возникает идея приглашения в Россию прогрессивных американских рабочих, страдающих от оков капитализма. По его поручению Рутгерс едет в Голландию для организации Амстердамского бюро Коминтерна.
В 1918 году Ленин публикует «Письмо к американским рабочим»: «Мы знаем, что помощь от вас, товарищи американские рабочие, придёт…» – писал он, имея в виду мировую социалистическую революцию. Но когда Рутгерс предложил ему для начала помочь рабочими руками, тоже не отказался. На кремлёвской скамейке, прямо в тени Царь-пушки, были нарисованы потрясающие перспективы: Рутгерс сам в них поверил и убедил Ильича, что приедет 8 тысяч и более рабочих и специалистов. Ленин «увидел» масштабный исход в Россию американских работяг как подтверждение начала мировой революции, видимо, представляя себя пролетарским Моисеем, который выводит их из египетского пленения. Как ни странно, живя долгое время в иммиграции во вполне себе развитых капиталистических странах – Великобритании и Швейцарии, Ленин не понял, что система отношений труда и капитала достаточно успешно находит точку равновесия интересов, гибко подстраиваясь под растущие запросы не только покупателей товаров, но и их производителей – рабочих. А следовательно, им было что терять.
Но вот внезапное откровение. Наконец-то дошло. Американский пролетарий оказался и не пролетарием вовсе, а какой-то мелкобуржуазной сволочью. Кто бы мог подумать! Он упорно не хотел соединяться с советским Ванькой в борьбе за дело Маркса-Ленина, а всё бы ему сладко есть и спать. За два года масштабной агитации таких добровольцев в США нашлось только 566 человек…
Это было жёстким разочарованием советской власти в скатившемся в бытовой конформизм гегемоне Соединенных Штатов. Утрата веры в сознательность и силу трудящихся случилась и после провала социалистической революции в Германии. Что-то с этим миром было явно не так…
21 января 1924 г. случилось «страшное»: в Горках под Москвой умирает главный друг трудящихся всей Земли – Владимир Ульянов (Ленин). После его смерти у идеи мировой революции больше нет такого же фанатичного покровителя, как он. А вместе с тем и АИК "Кузбас" теряет своего идейного заступника. Вчерашние товарищи по партии оказались очень прагматичными ребятами. Фактически Ильич выпал из руководящей обоймы после резкого ухудшения здоровья в марте 1922 года, но всё-таки, пока был жив, создавал центр сдержек и противовесов между ними. Да и всё проекты, к которым была приложена его рука, обладали весомым иммунитетом. На них шипели, но тронуть боялись. Теперь его больше нет, и все увлечены одним общим делом – как поделить власть между собой и при этом не прогадать.
До 1925 года работа АИК при всех трудностях складывалась вполне успешно. К тому времени она сработала с прибылью в 1 млн рублей. Так эффективно не работал ни один советский трест. Провал произошёл, когда колонистам принудительно передали промышленные мощности южных районов Кузбасса – Ленинск-Кузнецкого, Прокопьевска и Гурьевска. Зачем это было сделано? Существует две версии. По первой, для общественной нагрузки на этих бонвиванов. "Слишком широко живут!" По второй, это алчность Рутгерса, который прибирал к рукам любые появлявшиеся на горизонте активы. Вникнув в дела, колонисты пришли в ужас. Зарплата не выплачивалась по несколько месяцев, оборудования практически не было. Все свои заработанные деньги руководство колонии тратило на выплату долгов по зарплате и на технику. Потом оно брало кредиты у государства, чтобы развиваться дальше. При этом содержание заграничного персонала обходилось по-прежнему недёшево – ну не хотели американцы «кузбасить!». В своём большинстве колонисты не были голозадыми романтиками и приехали работать не за кусок мыла, а за хорошую зарплату. Бытовые условия жизни, близкие к стандартам «американской мечты», которые старалось воплотить руководство – тёплые дома с большими окнами, водопровод, хорошее питание стоили немалых денег. И эти деньги закончились.
Так «сошлись все звёзды» и АИК «Кузбас» превратилась в воплощённую на короткий срок утопию. Сгорела в огне русской революции, но оставила в ней яркий след.
Некоторые из колонистов после ликвидации АИК остались в СССР и были объявлены шпионами. Их отправили в ГУЛАГ, где они и сгинули. Ирония судьбы в том, что они побоялись возвращаться в США, потому что были коммунистами и опасались преследований.
И всё-таки, кто же такой был Себальд Рутгерс – финансовый аферист или идейный партнёр Советов?
Предполагаю, что 50 на 50.
Найти истину сейчас уже вряд ли возможно. Хозяйственные операции АИК часто были непрозрачны. Их специально вели таким образом, чтобы не оставлять никаких следов. Транзит золота и драгоценностей в Европу шёл практически контрабандой. Оценка стоимости камней производилась "вёдрами". Рутгерс выступал и как продавец, и как покупатель в одном лице. Ему дали доступ к фантастическим по тем временам финансовым потокам, обеспеченным золотом и бриллиантами. И всё это оседает в Европе именно у тех людей и банкиров, которые лично знают Рутгерса. Вполне возможно, что в начале пути теневое предназначение АИК и было стать «фирмой-насосом» для перекачивания советских денег в «тихие западные гавани» на случай фиаско советской власти в личных интересах высших партийных лидеров. В определённые критические моменты, вплоть до конца 1922, среди кремлёвского руководства возникал сильный страх, что оно не удержит власть в стране надолго. Знакомство с Рутгерсом, у которого была записная книжка с нужными людьми на Западе и счета в голландских банках, вполне могло рассматриваться «кремлёвскими мечтателями» как гарантия сытой жизни в какой-нибудь Швейцарии или Аргентине на случай падения Советов. Голландия в те времена, кстати, славилась как вторая Швейцария, где можно было хорошо обналичить алмазы, не оставляя нежелательных следов.