Забытый аромат

– Ты меня притомила, честное слово!

– Это потому, Константин Геннадьевич, что уже примерно пять минут я слышу аромат кулебяки, доносящийся из духовки. Она и так в холодильнике двое суток пролежала. Теперь засохнет, если передержать. Если я сейчас же…

– Иди уже, кулебяка! Я ей о высоком, а она мне про пироги!

– Так ведь голодное брюхо к учению глухо, вы же знаете…

Серафима вскочила и понеслась к своей кулебяке, а Верстовский стал смотреть в окно и размышлять.

Думала и Серафима. Например, о том, как к ней относится работодатель. Иногда ей казалось, что вроде неплохо, но гораздо чаще она замечала, что раздражает его. А если так, то зачем он ее сюда притащил?

Впрочем, сама виновата. Несет всякую ерунду. Взять хоть этот мускус. И чего он ей покоя не дает! Конечно, ее разглагольствования бесят Константина Геннадьевича.

Вчера даже кулаком по столу шандарахнул.

– Да иди ты на хрен с этими яичками, Серафима! До чего упертая! Сколько раз тебе, тупице, повторять? Нет! Их уже не убивают! И ондатр, бобров и циветт – тоже! Кругом одна синтетика. Но, поверь, искусственно синтезированные ароматы – это совсем не плохо. Для парфюмера с воображением синтетика – неограниченная свобода в создании запахов. Можно такое сотворить! А что касается мускуса, то он и искусственный недешев: почти тысяча евро за кило. Так что, если он есть в твоих духах, считай, что ты пользуешься дорогим парфюмом.

– Я никаким не пользуюсь.

– Ну и дура! А впрочем, лучше никакого, чем черт знает какой. И, знаешь, любой парфюмер всегда предпочтет запах чистого тела. Мы ведь тоже парфюмом не пользуемся.

Верстовский задумался, а Серафима исподтишка разглядывала его. Сейчас расскажет что-нибудь интересное. Вот уже и лицо разгладилось, помолодело даже. Глаза прямо огнем горят! Значит, потянуло на поговорить. А все потому, что любит он свое дело парфюмерное.

И, кажется, ей очень повезло, что такой человек появился в ее дурацкой жизни.

Когда они напились чаю и до последней крошечки съели кулебяку, Верстовский снова вернулся к любимой теме.

– Представь, Серафима, для производства одного литра розового масла требуется пять тонн цветов. Собирают их на рассвете, чтобы солнце не убило запах. Поэтому натуральное розовое масло очень дорогое. А аналогов до сих пор не придумано.

Он улыбнулся.

– А знаешь, какое цветочное масло мое любимое? Ириса. Из тонны сырья получается примерно килограмм. Оно сочетает цветочную и древесную ноты. Боже! Какой это запах! Самый совершенный аромат природы! Он всегда обострял мою интуицию.

– А почему вы ушли из парфюмеров?

– Да никуда я не ушел. Просто поменял… направление деятельности. Стал технологом.

– Но вы же были «носом»!

– Был да сплыл.

– Почему?

– Что ты прицепилась! По кочану!

– Фу, как невежливо!

– С тобой поведешься, еще и не тому научишься! Ты, Серафима, вообще ужасная грубиянка!

Он надеялся, что девчонка начнет спорить, но на этот раз она не дала себя сбить, как она любила говорить, «с панталыку».

– Вы у меня все время выпытываете, а про себя ничего не рассказываете.

– Я не выпытываю, а расспрашиваю, потому что мне небезразлична твоя судьба.

– Так и мне ваша не до фонаря!

Верстовский вздохнул. Именно сегодня не хочется ни о чем рассказывать. Особенно об ЭТОМ. Но ведь настырная девица теперь не отвяжется.

– Я работал в знаменитом Фрагонаре.

– Вы же говорили, что в Грассе.

– Бестолочь! Грасс – это городок. А в нем – знаменитый парфюмерный дом. Когда-нибудь ты побываешь в музее «Фрагонар» в Грассе или в самом Париже. Это просто гимн великой парфюмерии! Можно даже сказать – величественной! А ароматы! Чувственная «Красавица ночи», экзотичный «Остров любви», воздушная «Цветущая вишня», эксцентричный «Концерн»! Каждое творение бренда поистине уникально! Мечтательная «Нежность»! Контрастный «Капуцин»! Шедевры искусства!

– Вы же говорили – «производственный процесс».

– Да что ты понимаешь, колхозная нимфа! Там создаются композиции, проникающие в душу! И каждый аромат – успех!

– Вы имели к этому отношение?

– Отношение? Да я был лучшим «носом» почти восемь лет!

Серафима открыла рот, чтобы расспросить поподробнее, но Верстовский вдруг захлопнулся, как ракушка. Лицо стало непроницаемым.

Что это с ним? Почему вдруг так изменился? Наверное, что-то произошло в этом самом Фрагонаре, и, должно быть, не очень хорошее. Иначе он бы до сих пор там работал, а не торчал в поселке где-то сбоку Ленинградской области.

Что же такое могло случиться?

Целый вечер она строила версии, одна страшнее другой, но так ни к чему и не пришла.

«Видно, рано еще», – подумала она и решила ждать.

Промежуточная аттестация

За год, который Серафима провела в качестве ученицы чародея, она так поднаторела в многотрудном и славном парфюмерном деле, что дело дошло до экзаменов. Так сказать, промежуточной аттестации.

Верстовский требовал, чтобы она разложила состав аромата за очень короткое время. Духи специально подбирал сложные, чтобы помучить самоуверенную ученицу и утереть ей нос. Иногда так и случалось. Она легко слышала верхнюю и сердечную ноты, а вот до шлейфа дело доходило не всегда. Слишком много наслоений было в аромате.

Верстовский обзывал ее коротконосой тупицей и снова отправлял учиться. Серафима не сопротивлялась. Ей уже нравилось. Кроме того, как подозревал Константин Геннадьевич, сидя в лаборатории, она не сколько училась, сколько косила от работы в саду и теплице.

«Только бы эта нахалка не обленилась окончательно», – сокрушался Верстовский, боясь, что скоро ему самому придется полоть и поливать.

Однако делать было нечего. Он ведь и сам получал от своих педагогических опытов удовольствие. Все большее, надо признаться.

– Смотри, Серафима. В этой мензурке аромат, созданный Оливером Креспом для Дольче-Габбана. Он имеет четырнадцать наград. Кроме того, представлен в Музее искусств и дизайна в Нью-Йорке как один из самых значимых ароматов столетия.

– Название не скажете?

– Разумеется, нет! Никаких подсказок! Это будет твоей наградой, если сработаешь на пятерку.

– Уф!

– Что? Боишься?

– Еще чего!

– Ну так дерзай!

– Держу! То есть дерзаю!

Он думал, что девчонка будет маяться с полчаса, но она вернулась ровно через три минуты.

– Имей в виду: ошибешься – останешься без сладкого.

– Еще чего! – снова услышал он.

Нипочем не угадает!

– Верхние ноты – цитрусы: мандарин, бергамот, грейпфрут, еще – можжевельник. Ноты сердца – розмарин, перец, палисандр.

На базовых спалится!

– Шлейф – мускус, мох и… ладан.

Чертова кукла!

– Не грейпфрут, а кожура, и мох дубовый.

– Все равно мох!

– Нет, именно дубовый. И перец не обычный, а сычуань.

Серафима глянула исподлобья.

– Не сдала?

Вот было бы хорошо, если бы не сдала! Посмотрел бы он на ее надутую морду!

– Это «Light Blue». Мужской аромат.

– А есть и женский?

Она вдруг радостно вытаращилась.

– Так я сдала?

– Будем считать, что так, если распишешь парный женский.

– Ну это проще простого!

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь! Уверен, что срежешься!

– Еще чего!

Она поднесла пробник к своему ужасному носу и в ту же секунду сказала:

– Вверху – яблоки.

– Какие именно?

– Зеленые. Еще бамбук и колокольчик.

– Точно не василек?

Серафима скорчила «козью морду».

– Сердечные?

– Жасмин, белая роза.

– Ну а шлейф?

Она закрыла глаза и замерла на несколько мгновений.

– Кедр, мускус и… подождите… янтарь, кажется.

– Точно не яшма?

– Тьфу на вас! Говорю – янтарь!

Ай да девка! С виду колхоз колхозом и нос кошмарный, а чутье, как у… кого? Собаки? Нет, уже не как у собаки. Как у молодого Константина. Ну… почти.

Верстовский и сам не знал: радоваться этому или огорчаться.

– Одна дама однажды сказала, что ей в духах не нужны ни роза, ни ландыш. Хотела сложный аромат, и она его получила. Создала сама. Вернее, разработал Эрнест Бо. Он, кстати, родом из России был. Его формула, а вот название придумала она.

– Дайте угадаю! Коко Шанель?

– Имя угадать нетрудно.

– Да и духи тоже. «Шанель номер пять»? Так?

– Экая ты быстрая! Ты не название угадай, а расскажи состав.

– Понюхать можно?

– Сейчас кто-то отправится сорняки полоть.

– Да щучу я! Что сразу сорняки!

Она сунулась к тестеру и с ходу заявила:

– Группы – цветочная и альдегидная.

Верстовский хмыкнул:

– Это и дурак скажет!

– Дурак скажет, что воняют противно, потому что аромат резкий и тяжелый!

– Серафима!

– Да ладно! Верхние ноты я слышу сразу. Альдегиды для начала. Нероли, иланг-иланг, бергамот, лимон. Сердечные – ирис ваш любимый, фиалка, жасмин, ландыш. Она же говорила, что не любит их? Роза еще.

– Не цветы фиалки, а корень. Дальше.

– Дайте подумать.

– Не знал, что ты это умеешь.

– Не собьете! Не старайтесь даже! – фыркнула Серафима и повела носом над флаконом.