Одна

Пусть я кого-нибудь люблю:

Любовь не красит жизнь мою.

М.Ю.Лермонтов “***”

I

Яркий желтый ирис находился в нежном сладком упоении. Он склонил свой полусонный цветок книзу, почувствовав одномоментно всю быстротечность жизни. Устал. Но, даже утомленный, он не испытывал стыдливость после близости. Скорее, наоборот. И потому, с ликующим дыханием распахнул все свои лепестки, как перед солнышком. Бесстыдно раскрытые, они стали источать приторный запах сладострастия.

 Я закрыл глаза, вспоминая, как еще минут десять назад с трепетом проникал в самую глубину покоев лиловых сумерек, и как они податливо дрожали от моих прикосновений. Думая о совершенстве линий и изгибов лепестков, я слегка улыбался, по-особенному окрыленный. И уснул.

Снова снилась мне блаженная лепота, наполненная теплым молочным светом, и небесная голубая высота, искрящаяся чистыми кристаллами; расцветающий солнцем полдень, который раззадорился на славу в сказочную небыль; и яркие переливы желтой пыли в крахмальной чистоте, хрустящие первобытной наготой. И это, как всегда, захватывающее зрелище – чувствовать каждой клеткой своего тела густой наполненный воздух.

Рассвет рассыпает сонные лучи тепла повсюду. Можно буквально тонуть в золотом безмолвии, ощущая запах корицы, а также силу назойливого ветра, который ожесточенно пытает горячим дыханием. Звонкой песней разливается заря, прикасаясь своими лучами покоя. Гармония льется через край. В наслаждении замирает природа, расстилая ковер из тумана.

Но подобное безмолвие душило, сжимало горло. Это было похоже на тягостное ощущение, парализующее мысли о жизни перед закатом своего существования. Как последние вздохи, наполненные особым шармом с ворохом груза. Тяжкое удушье, присущее предсмертной агонии и могильному звону.

Я увидел мальчика. Он сидел под сонным дубом с цветком в руках и совсем не обращал на меня внимания. Лицо его было задумчивое, явно погруженное в свои яркие грезы. Он сидел, прислонившись к толстому стволу старого дерева, и произносил что-то странное, скорее, даже невнятное, будто говорил на незнакомом наречии. От каждого слова его пульс становился все сильнее, но его это не тревожило. Он просто шептал под раскидистыми ветками понятное только ему заклинание, всматриваясь в самую глубину розы. Мальчик будто выворачивал свою душу. От чего даже полевые цветы рядом с ним поникли и склонили свои лепестки до земли, пустив искренние одиночные слезинки.

Роза в его руках разгоняла абсолютно все сомнения. Сотканная из тумана, послушная любви, она разрушала грусть своего одиночества, отдаваясь навеки мальчику без остатка. Она пугливо, медленно открывала свои лепестки, чуть вздрагивая, но ничего не страшась. Она благоухала и трепетала, расплескивая пышный девственный бутон прямо в его душу, как последний и самый яркий аккорд искренней песни. Как зарождение одной единственной мечты, ставшей сладостной дремотой душного полусна…

– Ты что, уснул?! Ну ты даешь! Не зря говорят, что мужчины после секса выжатые, как кислые лимоны. Вас всегда рубит в сон. Ну и как? Поспал?

– Не знаю. Долго я был в отключке?

– Не засекала. Просто наблюдала за тобой. Ты даже вспотел. А я смотрела в окно. Все-таки осень – красивая пора!

После секса цветок был и печален, и по-своему задумчив, но горд. Умытый росой, он стал еще ярче, чем был: сменил желтое одеяние на огненное. Полный весенней свежести, он отдавал пьяный аромат праздника, задиристо показывая свой язычок из таинственной лепесточной арки, открытой для осторожного поцелуя. И, даже полусонный, он все равно испытывал необыкновенное сладкое блаженство, взволнованно тая в душе некую загадку. Он пьянел все больше от своего же великолепия, погружаясь в глубокий сон. Его грезы наполнялись радостной тревогой о волшебстве, которое только что кончилось. И это наваждение еще долго его преследовало – пока прозрачно-желтые шелковистые лепестки были покрыты брызгами росы.

Кира мечтательно посмотрела в окно, перебросив одну ногу на другую. Она поставила локоть правой руки на колено и вложила с особой грацией в свою ладонь подбородок. А после впилась в меня взглядом, играя улыбкой на губах.

– Кажется, ты поправился. Растерял форму. Что с тобой?

Вопрос вернул меня к реальности. Томные чары душистого цветка были не вечны.

– Даже не знаю, что ответить на подобное замечание. Возможно, ты права.

– Девушки и так бросаются на шею? – засмеялась Кира.

– Бросаются – не то слово. Скорее, проявляют интерес.

– Ой, как мило! С каких пор ты не знаешь, что отвечать?! Прям растерялся! Ты, и правда, расслабился! Неужели завел серьезные отношения? Бедная девочка…

– Кира, вместо того чтобы нести какую-то чушь, поговори со мной лучше о маме.

– З-зачем?

– Хочу знать.

– Что знать?! Смерть пришла за ней. Точка. Быстро. Точка. Она просто сгорела за непродолжительное время. И, кажется, что мы это обсуждали.

– Она была хорошим человеком. Говорят, что только хорошие люди умирают быстро.

– Да. Так и доктор сказал. Что так уходят только хорошие люди. А плохие мучаются.

Изящная рука потянулась к прикроватной тумбочке, где лежали пачка сигарет и спички. Она взяла в руку и то и другое, хотя от вида коробка слегка смутилась. Свет от зажженной спички вскоре озарил ее лицо, и тонкая струйка ароматного дыма вырвалась изо рта вслед потухшему огню.

Ласкаясь в утренних часах, Кира закурила. Окруженная мутной пеленой, замерла. Утопая в клубах табачного тумана, она переключалась с разговора о маме и ее болезни на свою личную жизнь, где сплошные неопределенности с мужчинами, которые, как ей казалось, только используют ее. Она думала об этом, задерживая дым в легких, а потом с силой выталкивала, как боль.

Он был бальзамом для ее души. В нем было легко прятать свои искренние эмоции, превращая простое курение в пошлый театр. И хоть дым горчил, и драло ее горло, она все равно курила эту сигарету яростно, делая пятно на фильтре все более темно-ржавым.

– Непривычно видеть у тебя такие сигареты, – резко произнесла Кира.

– Друг оставил.

– Друг?! Не встречала мужчин, кто курит тонкие сигареты, еще и шоколадного цвета!

– А с каких пор ты куришь?

– Бывает. Правда, не такие дорогие. Все намного проще, – меланхолично подытожила Кира.

Она закатила глаза, томно прикоснувшись чувственными пальцами с сигаретой к своим припухшим губам. Глубоко всосала в себя содержимое никотиновой палочки. С шумом выдохнула. И тогда вонючий едкий дым стал изящно обволакивать ее идеальное тело. И эта дорогая сигарета, закуренная в потемках, была горькой правдой для девушки, которая маме обещала быть счастливой, рассказывая с трепетом обо мне. Но та правда жизни, где осколки радужной мечты рушатся в одночасье, наступала именно сейчас, когда мой взгляд в ее глаза был красноречивее слов. Она прочла в нем, что это наше последнее свидание. И это признание было как оголенный провод с током мощностью в сотни тысяч киловатт.

 Откинувшись в кресле, она напустила загадочный вид. Распахнула что есть силы сонно-неумытые глаза, словно занавешенные туманом. Прикоснулась свободной рукой к своей груди, обрисовав очертания розовых сосков очень пошло. Губы ее распахнулись, и показался умелый язык. Она волнующе провела им по губам. Облизнув палец, развела ноги, чтобы продемонстрировать пробуждающемуся зверю пылающее тело. Она освободила из зажатых ног пряный запах своего цветка, и с ее губ сорвался тихий стон. Вновь закурила. Опустив голову вниз, выдохнула. В предрассветный час дым буквально змеей скользнул меж ее ног, прикрыв еще недавно исследованные мною двери рая. А волосы каскадом сползли вниз, закрыв лицо, пряча от меня взгляд отверженной женщины.

Сама она в сильных чувствах ко мне никогда не признавалась, будучи уверенной, что мне это наверняка понравится. Она точно знала, что в хитрой игре женщины, с пленительным кокетством и харизмой кошки, я сам разгляжу ее искренние потуги, о которых говорить не нужно. Но запертые чувства в чарующем и даже пошлом теле догорали как угли в камине. Заигравшись в совершенство, она не стала уникальной, оставаясь для меня девушкой с сомнительной начинкой и переменчивой, как погода.

– Она была добрая. Веселая. Судя по твоим рассказам.

– Вся в меня! – сквозь слезы воскликнула Кира. – Она была мне как подружка. Мы с ней вместе боролись с отцом. Теперь стало сложнее. Теперь с отцом борюсь я одна. Ну почему-у мужчины такие?! – трагичный взгляд из-под кокетливых глаз пронзил меня. – Ну почему-у?!

– Какие?

– Пока есть мало-мальские чувства, пока все хорошо – от них одна забота. Но стоит другой женщине появиться на горизонте – они готовы все забыть разом! Неужели мой отец не помнил радости любви с мамой?! Почему он ее предал?! – сигаретный выдох с кашлем ненадолго остановил ее пыл. – Да пошел он! Я ненавижу его! Он боролся до последнего за несчастные квадратные метры! Он ведь зна-а-ал, что она умирает, и бил еще больнее! Козни строил! Я его ненавижу!!! Не-на-ви-жу!!! А брат… Помнишь его? Он принял сторону отца. Теперь я и его ненавижу. Он – предатель! Мужики всегда на стороне мужиков! Чертова мужская солидарность. Ведь так? Да и ты! Ты такой же мужик, как и все, даже если и кажешься безмерно правильным! Извини, но факт. Не думаю, что в твоей жизни что-то может кардинально измениться или изменить твою суть. Ты тоже до конца своих дней будешь лелеять свои желания и бороться только за них! И вообще! Пусть они оба подавятся! Я теперь не нуждаюсь в этих квадратах! Пусть живут в своем клоповнике со своими телками!

– А что изменилось?

Я сказал вслух то, что, в принципе, не следовало, ведь тыкать Киру в очевидную смену одного клоповника на другой мне не доставляло удовольствия.

– А зна-аешь… – ее голос стал тише. – Я желаю своему отцу умирать до-олго. Он плохой человек. Я хочу, чтобы он мучился! Чтобы он понял… Хотя… Мне все равно поймет ли он! Вряд ли! Он не поймет. Но я все равно желаю ему сдохнуть! За мою маму, которую он свел в могилу! Неужели людей так портит квартирный вопрос?!

– Похоже. Извечная тема.

– Тебе-то откуда это знать? – она закурила вновь. – Откуда знать эти проблемы?! У тебя все есть! Посмотри ско-олько! Сколько таких квартирок, в которой жила наша так называемая семья, можно разместить только на этом этаже! Ты – счастливый!

Сказав это, Кира вновь начала хитрую игру, где притворство, присущее ее натуре, и кокетство глаз вновь вышли на передний план. Похоже, что она проклинала себя за слабость, что вновь позволила мне по щелчку пальцев получить сегодня ее тело в дар. И хоть она не была похожа на декабристку, ее обижало, что именно я ставлю точку в этих встречах, даже не говоря об этом.

Глаза-хамелеоны засверкали. Харизма врожденной кошки должна была спасти ее в этой ситуации, а потому она, нежно прикоснувшись к своим губам, продолжила диалог ожесточенно, накаляя его до предела.

– Я ведь замуж выхожу! Через неделю. Поэтому-у это наша с тобой последняя встреча. Пора начинать жить! Возраст! У моей мамы в мои годы я уже в садик пошла! А у меня даже постоянного парня долго не было. Вот появился – я сразу его в оборот. Помнишь, ты меня учил?

– Ну это же было в шутку!

– Да ладно. Все су-упер! Мне нравится! У него бизнес, если не врет! У него дом за городом. Мы были там один раз. Надеюсь, что свой. И машина, надеюсь, что не в аренду. Такая, знаешь, с большой жопой. Она хоть и не очень дорогая, я смотрела в интернете, но около двух лямов стоит. Все же лучше, чем ничего.

– А цена важна?

– А как же! Рустем, это важно! Лишь бы это не было только пылью в глаза. Я даже проверяла! Пошарилась у него по карманам. Изучила содержимое кошелька, карточки там, визитки. Он производит впечатление. Сразу видно его статус.

– Радует.

– Теперь ты-ы стал еще богаче? Бедные девчонки! Ты ведь еще не скоро успокоишься. Будут ждать. А ты с ними будешь только время проводить! Трахать! А потом забывать. Забыва-ать… Как и меня-я, – она манерно захлопала ресницами. – Я все ждала. Ждала. А ты где-то пропадал. Пропада-ал. Потом снова появлялся. Ненадолго. И я снова ждала. Ждала! Как дура-а. Я больше не хочу.

– Хы, – я привычно заулыбался.

– А ты все ухмыляешься. Тебя заводит это?!

– Нет. Слушаю твои рассуждения. Они мне симпатичны.

– Ты – кобель! – она ткнула в меня указательным пальцем. – Таких, как ты, надо использовать по назначению! Но девчонки не понимают этого! Хотят тебя затащить под венец! Дур-рехи! Такие же, как и я когда-то. Но знаешь… Ведь и ты не молодеешь! – она нахмурила лоб. – Мне тебя так жаль!

– Почему же?

– Ты заложник своего образа! Классика жанра: чертовски красив, ужасно богат и даже, пожалуй, умен! И это очень бесит! Вся эта красота вокруг тебя. Все то, что любят девочки. Но они, не получив это, ненавидят тебя! Понимаешь? От обиды.

– И ты?

– И я. Разве я исключение? Такая же девушка! Красивая, стройная. Думаю, что у тебя все такие…

– Под стать тому образу, о котором ты сказала.

– А, ну да.

– Но красота девушки не только внешне…

– Ой, уволь меня от таких рассказов! – резко оборвала Кира. – Рустем, я знаю сотню толстух, которые всегда так говорят! Это все оправдания, что они не могут быть стройными, эффектными. У них нет подтянутой попки, плоского животика. А ведь мужчины именно это любят! Думаешь, эти жиртрестки от мыслей умных набирают вес? Как бы не так! Проедь мимо любого ресторана быстрого питания и обрати внимание – все эти жирные диабетные тетки сидят и трескают бургеры, картошку фри с майонезными соусами. Одеты они в балахоны или в другую бесформенную одежду. И они явно не знают ни одного стиха твоего любимого Лермонтова. О какой внутренней красоте ты говоришь?

– Я не очень хочу развивать данную тему. Но, насколько знаю, вес не всегда связан лишь с едой! Да и-и-и! Чаще всего красивой женщиной проще быть, чем полной. Разве нет?

– Что-о??? – Кира перебила меня с сильным возмущением. – Ты что, с ума сошел?! Ты ли это говоришь?! Красивым женщинам сложнее!!! Нужно следить за собой! Ты что, решил, что такой плоский животик даром достается?! Или такая подтянутая попка?! Обалдеть!!! Почему же ты тогда мне позвонил, а не какой-то толстушке, которая красива не внешне?! – с раздражением выпалила она, яростно прокручивая вокруг своего запястья мой прошлогодний подарок. – Я тебя не узнаю! Ты ведь и сам был помешан на идеальном теле, а теперь… Видно, что ты подзабросил спорт.

– Я немного не то имел в виду.

– Мда-а-а. Ты стареешь, – разочарованно подытожила она, прервав ожесточенный диалог. – Даже ты изменился.

Кира рассуждала о внешней красоте, показывая это наглядно на себе. Она проводила изящными руками по идеальному женскому телу и волнительно улыбалась, рассыпая влажным взглядом искры полудрагоценных камней. От него можно было снова пуститься с ней в бешенный секс, забыв обо всем на свете. Ее совершенные изгибы тела манили, пробуждая особые нежные чувства к ее солнечному цветку. Мое дыхание учащалось, желание наполняло низ живота животной страстью. Она будила заново вожделение, игриво демонстрируя свою безукоризненную стать.

Я не отводил взгляда от признанной эталонной красоты. Это было очевидным – я ее хотел. От безудержного секса с Кирой меня отделяло только пару метров пространства и плотные шорты, наспех надетые задом наперед, что еще больше подталкивало меня к мысли об их снятии.

Тело этой девушки было прекрасной одеждой для ее души. В него можно было влюбляться бесконечное количество раз, погружая все свое мужское естество в красивейший весенний цветок желтого ириса. Но разве ее тело соответствовало ее душе? В ласковом сладостном сумраке зашторенной спальни в смеси с экстазом моей похоти было очевидно, что волнение от этой женщины будит только роскошное тело. И сколько бы она не проводила по длинным волосам рукой, все было тщетно. Кроме как истому в районе паха я не ощущал к ней ничего.

Я бы мог сейчас вновь погрузиться в глубину своих сексуальных фантазий и воплотить их в жизнь вместе с Кирой, где было бы сплетение рук и страстные всхлипы в полуобморочном состоянии перед оргазмом, и предынфарктный стук сердца, когда губы были бы искусаны до крови, а в дыхании начался тотальный сбой, изнеможение мышц и перенапряжение пружин в матрасе, а также финальные стоны в унисон. Тем более в последний раз. Но я вновь и вновь ловил себя на мысли, что этим планам не сбыться.

Она была идеально сложена физически: ни намека на лишних вес, пышные формы и полноту. Но внутри она не соответствовала тому, что мне хотелось всегда получать от женщины. Ее начинка совершенно не вязалась с тем, какой была обертка.

– Ты видишь? Видишь мое тело?! Оно хочет хорошего мужа. И оно достойно этого! А что такое хороший муж? Это муж, у которого есть деньги.

– Только в этом дело?

– Ну, а что еще-то?! Ну что? Кому нужна душа?! Ну кому? Сидеть в бедности и разговаривать по душам?! Да не смеши! Никому это не надо! Если только той самой жирной тетке, которой только это и остается. Ведь такие мужчины, как ты, хотят таких совершенных девушек, как я! Слышишь? Совершенных!!!

Ее фраза вызвала во мне улыбку. Ту самую, в которой видно искреннее сомнение.

– Ну не стебись! Пойми, что та девушка, которая тебе скажет однажды: “О да, Рустем! Ты духовно богат! Я с тобой буду и в горести, и в бедности, и в шалашике жить!”, врет.  Беги от нее!

– Но зачем?

– Но ведь красиво! И как будто правдоподобно! Понимаешь?

– Не очень…

– Да все ты понимаешь! Ты просто живешь в другой реальности. Потому что ни в чем не нуждаешься. Но и использован не хочешь быть, – она засмеялась. – Рустем! Ты посмотри! Какая вокруг тебя роскошь! Здесь не пахнет красивой душой!

– А как пахнет красивая душа?

– Ты смешной! Ты стал таким серьезным! Расслабься! Я не со зла. Все от той же обиды. А чем пахнет красивая душа, я и не знаю. Я не встречала такие.

– А ты много говорила по душам?

– Бывало, ка-жет-ся…

– А со мной?

– Издеваешься?! Разве у мужчин вообще она бывает? Не смеши!!! У вас один секс на уме. Больше ничего. Вот и ты. Позвонил мне не для разговора явно.

– Логично.

– Вот именно! Логично! Все легко объяснить. Где есть деньги – меньше души. И только попробуй не согласиться! Хотя, удивляет твоя любовь к классической литературе. Или это для антуража твоей спальни?

Я развел руками. Только это и оставалось.

– У тебя в доме пахнет эксклюзивом! Ну или… Даже если и старьем, то антикварным! Понимаешь? И вообще, не грузи меня! Перед свадьбой не хочется думать о плохом. А тебе легко рассуждать. Все есть. И даже душу, если захочешь, купить сможешь! Ведь душа, по сути, как белье.

Кира удивляла меня все больше. За пару лет знакомства она не проронила столько мыслей, сколько сегодня за всю ночь и утро. Она словно изливала последние капли нектара, боясь остаться в памяти непонятой и даже, скорее, незапоминающейся. Такой, как многие, пусть и красивой. Хотя все ее умозаключения, рассуждения о жизни, чувствах были явно позерством. Меня не отпускали мысли, что перед каждой фразой она взрывала хлопушку с мишурой. И в этом была вся нелепость. Двуличие выученных фраз из Интернета. Ноль собственного мнения. Грим души и достаточно плохой. Чушь, которой было проще прикрыться. Понты, которые ей совсем не шли.

Меркантильный интерес прослеживался в каждой высокопарной фразе, от чего периодически в ее прекрасном теле возникала дрожь. Она выплескивала гнев, сыпала упреки, сознательно добивая какие-никакие чувства к моей персоне. Но выстроенные ею миражи были мне неинтересны, потому я смотрел на данный концерт равнодушно, лишь слегка участвуя в постановке, как зритель первого ряда.

– Запачкался. Постирался. Выбросил. И вроде как ничего не было. Не думал об этом? Часто люди не могут сменить одежду из-за бедности. А тут можно каждый день новое. Даже не стирать. Ммм? А под красивой одеждой, пожалуй, душу не видно, – она сосредоточила взгляд на картине с желтым ирисом, стоящей на полу у одной из стен. – Вот ты звонишь, когда хочешь ты. Когда у тебя есть время. А я-я… Одна из тех, которые тебя ждут. Ведь так? Потому мне проще…

– Выйти замуж?

– О! Ты понял мою мысль! Классно! Только есть одно но. Мужика научить ласкам реально? Мой будущий муж совсем никакой. Может, это и к лучшему. Пока не пойму! – она сжала со злобой губы. – А эта-а… Как ее там? Та, что на меня похожа… Все ждет?

– Ты о чем?

– Скорее, о ком, Рустем. Ты рассказывал как-то о девушке, на которую я похожа, или которая похожа на меня. Не помню ее имя.

– Лида.

– Точно! Лида. И как она поживает? – Кира сжала губы. – Так же, как и со мной, периодически проводишь с ней время? А она все ждет. Ну да! Авось фартанет! Но ты не думай. Она не сидит в уголке и не плачет. У нее, конечно же, есть любовник и не один. А вдруг еще раз фартанет, и она встретит такого же, как ты: ну пусть чуть менее красивого и менее богатого.

– Я так и не думал. Да и расстались мы уже окончательно.

– Так же, как и со мной? В который раз и в который раз окончательно? Как только надоест? Да? – она мотнула головой в сторону картины. – Или как только она свой изящный курносый носик засунет в твои похождения и задаст неудобные вопросы. Так? Вряд ли ты был другим с ней. Небось делал такое же равнодушное лицо, и ни разу ни о каких нежностях не шло речи. Все доставалось только той, о ком ты поскуливал по ночам. Ее-то имя я никогда не забуду. Надин! Верно?

– Верно. Если тебе будет легче от следующей информации, то скажу, что я в курсе, что Лида не сидит и не ждет меня. Давно живет с моим другом.

– Даже так? Оу! Какая молодец девка! Отомстила тебе!

– Я жалею, Кира, что рассказывал когда-то о том, с кем я встречаюсь и почему.

– Да брось ты, Рустем. Тогда это было мило. Если помнишь, ты именно с этого и начал знакомство. Мол, я похожа на один прекрасный ярко-рыжий цветок лилии. Только в итоге я почему-то стала желтым ирисом.

– Вы разные.

– Даже не знаю, радоваться ли. Ха-ха! Но мне приятно, что она смогла постоять за себя. Я-то тебе отомстить так и не решилась!

– За что мне мстить?!

– Рустем, Рустем! За твою нелюбовь! За редкие встречи! За вечное ожидание! За то, что влюбил в себя и заставил поверить в чудо. Да много вариантов за что! Все перечислять?

– И что? За это надо мстить?

– А как же! Нужно любить себя, а не тебя. Она смогла. Хотя, я уверена, она потом жалела о своем поступке. Плакала, ревела много ночей. А после пришлось уговорить себя, что так и должно было быть. Что твой друг, которому отдалась, – намного лучше тебя. И что совершенно не было предательства и с его стороны – это она тоже много и много раз прокручивала и себе, и ему. Думаю, что ты и с ним тоже сразу порвал отношения.

– Это очевидно.

– Все вы мужчины такие. Злые! С вечным ущемленным самолюбием, которое что-то представляет из себя. Я никому давно не верю. И всегда держу удар. Всегда первая рву отношения!

– Жестко.

– Это не жестко! Жестко было тогда, когда ты готов был меня бросить только за то, что я пила коктейли с мужчинами в баре, пусть и за деньги. Ты даже не пытался узнать, почему я это делала. Не-е-ет. Тебе было все равно. У тебя своя реальность! Ты думаешь, я от хорошей жизни разводила мужчин?! Мне просто повезло со внешностью, и я могла выбирать. И образование у меня есть, но деньги там другие платят! – она перевела взгляд. – Я не могла и подумать, что мне может так повезти – встретить тебя. Я ждала. Ждала… Ждала. Ждала! Но больше не буду! Ты снова позвонил. Снова я пришла. Снова мы классно провели время. А что дальше? Снова я уйду в свою реальность. А ты дальше будешь развлекаться, пока не вспомнишь обо мне в период своего очередного кризиса?

– Ты выходишь замуж.

– Да! Я выхожу замуж! Пусть так. И мой солнечный цветок, – она описала руками свое тело, – будет отдаваться только мужу, – она надула губы. – Только почему ирис-то?

– Я так вижу. Я так вижу тебя… В своей реальности.

– Ну да. Наверное, весело в твоей реальности?

– Наверное. Что еще тебя интересует?!

– А-а ту рыжую ты тоже рыжулей называл? Ну, типа, чтобы не путаться. Для удобства.

– Это важный вопрос для тебя?

– Простое любопытство. Не более, Рустем. За это я тебя бить и ненавидеть не буду. Просто расставляю акценты.

– Ты сама сказала, что так удобно.

– Что ж. Понимаю тебя! Столько девушек! Сложно не запутаться! Как тут всех упомнить? Лишь ей одной доставалось прекрасное слово “любимая”. Да, Рустем? Одной Надин. Все остальные – рыжули и киски. Хотя, ответ мне и не нужен. Только странно, что-о-о ты звонишь подобным мне девушкам, а не ей одной. Почему вы не вместе, если такие чувства?

– Кажется, Кира… Наш диалог не подразумевал душевных откровений.