Что не убивает

– В чем же есть? – спросила Кира.

– В приближении будущего. Вы не приближаете будущее. Вы газуете на месте, а вам кажется, что вы едете. Что приближает будущее? Наука. Только наука. Колесо, паровая машина, теория относительности, кремниевый транзистор, квантовый компьютер. Поэтому я в Иннополисе, а не в художественной школе.

– Не согласен, но ладно, – сказал Саша. – Зачем приближать будущее? Где конечная цель?

– Цифра. Сначала мы сольемся с цифрой, потом станем ею. Финальный этап трансгуманизма. Других вариантов нет. Иначе – смерть. Органическое человечество не выживет, все к этому идет.

– Что значит – стать цифрой?

– То и значит, – Эл ухмыльнулся. – Человек – не вершина творения, а лишь этап на пути к ней. Органика уступит неорганике на следующей ступени эволюции. Все возвращается на круги своя. Процесс идет. Нас заменят алгоритмы. Мы заменим себя. Не сразу, но постепенно.

– А как же любовь, секс, другие чувства? – спросила Кира. – На свалку истории?

– В них не будет надобности. Это будет другой мир, совсем другой, вам трудно представить, каким он будет, а мне – нет. Я уже вношу вклад в его приближение. Помните фильм «Приключения Электроника»? Вам же нравился Электроник? Он был роботом, но почти не отличался от человека. А теперь представьте себе искусственный интеллект будущего – еще более совершенный. Да, он не будет любить и трахаться, но что с того? Человеку – человеческое, эйаю – эйаево5. Если эйай захочет, он и любить будет. Лишь одно может этому помешать – преждевременная смерть человечества. Ядерная война. Экологическая катастрофа. Вирус. – Эл помолчал. – У вас классный автопробег, но у него нет цели. Как насчет экологии? Экология – классная тема. Что скажете?

Эл из Иннополиса, адепт цифры, общался с ними как с динозаврами, которые скоро вымрут, но не знают об этом.

– Эл, – сказал Саша. – Мы тоже приближаем будущее. Возможно, не твое, но какое-то. Мы показываем, как воплощать мечты в жизнь, даже самые смелые. Если кто-то сделает это, вдохновившись нашим примером, то люди станут сильней и будущее приблизится. Мы, люди, заряжаем друг друга. Мы учимся на чужом опыте и обожаем истории. Нас вдохновляет искусство. Художники, музыканты, писатели, покорители Эвереста, герои – все они приближают будущее, не только ученые. А кто кормит ученых? Кто вывозит их мусор? Кто защищает их? Кто лечит? Каждый вносит свой вклад.

– Позавчера мы ехали с женщиной, больной ВИЧ, – прибавила Кира. – Она учредила фонд для борьбы с ВИЧ и СПИДом. Она хочет помочь другим. А вчера мы ехали с бизнесменом и сказали ему о фонде. Возможно, он сделает пожертвование. Это вклад в будущее? Или как? Чем больше здоровых людей, тем больше возможностей. Твое будущее без людей не придет без людей, ты же сам сказал.

Эл на минуту задумался. В его органическом мозге решался вопрос бытия.

– Точно! – Он тряхнул головой. – Мне нравится хеви-метал, я пишу код под музыку. Выходит, музыка приближает будущее, да?

– Да.

– Круть! Беру свои слова назад. Но как люди узна́ют о вас? Как вдохновятся? Что вы делаете для этого?

– Пока ничего, – признался Саша. – Когда вернемся, буду писать книгу.

– Когда это будет? Куй железо, пока горячо. На что вам соцсети? Ты же пиарщик. Много подписчиков?

– Триста плюс-минус, по всем сусекам.

– Триста? Шутишь? А у тебя? – спросил Эл у Киры.

– Три тысячи в Инсте6 и тысяча в Фейсбуке7.

– С этим можно работать, раскручивать дальше. Я помогу вам. Мы вам поможем. Подключим ребят из универа, подгоним фолловеров для начала, а дальше само пойдет, с божьей и вашей помощью. Крутить будем Инсту. Кира, пости пару раз в день фотки и истории с тегами, отвечай на комменты, и все будет чики-пуки, дело техники. При одном условии.

– Каком?

– Ты должна мотивировать, показывать пример, а не постить утиные губки.

– Ладно, – улыбнулась Кира. – Я не утка.

Саша вспомнил слова Константина. «Красота – твой капитал. Пользуйся им, чтобы делать людей счастливыми, а не несчастными. Вкладывай его во что-то хорошее».

– Саш, а ты помогай с текстом – как пиарщик, – продолжил Эл. – Если все сделаете правильно, то к концу трипа станете звездами. Есть знакомые блогеры?

Саша кивнул:

– Да.

Кира тоже кивнула.

– Подключайте всех, кого можете, не стесняйтесь, нужна любая поддержка. Из искры разгорится пламя, как говаривал Ленин. Сегодня столько информационного шума, что трудно выделиться на его фоне. Каждый сам себе писатель, продюсер и режиссер. Все хотят быть звездами. – Эл усмехнулся. – Есть норм фотка для старта? Что-нибудь со смыслом?

– Да, – ответила Кира. – Фото с Юлей, учредительницей фонда. Так совпало, что она тоже советовала нам заняться соцсетями.

– Здравая мысль. Соцмедиа – сила. Сделай пост, отметь ее на фотке, про фонд напиши.

– Спрошу у нее.

Кира отправила сообщение Юле. Тут же раздался звонок.

– Приветик, Кира!

– Привет!

– Без проблем, я не против, только за. Все-таки решились?

– Да.

– Правильно. Буду лайкать, репостить и всем вас советовать.

– Знаешь, что только что было? – Юля сменила тему. – Нам в фонд привезли деньги. Миллион. Наличными. Прикинь! Отдали и ушли. От какого-то Константина, не знаю, кто это.

– Вчера мы ехали с ним до Казани, в бронированной машине с охраной. Сказали ему о фонде.

– Ничего себе! Кто он такой?

– Кто его знает? Бизнесмен.

– Есть телефон?

– Нет.

– Жаль. Как вы там?

– Едем в Набережные Челны в хорошей компании. Все по плану.

– Рада за вас! Жду фотки.

Положив трубку, Кира поделилась новостью.

– Убедили, убедили, – сказал Эл. – Хорошая помощь будущему. Человечество должно дожить до бессмертия. Глупо умирать на пороге вечной цифровой жизни.

– А это будет человечество? – спросила Кира.

– Цифровое человечество. Сначала люди напишут алгоритмы, вложив в них себя, потом алгоритмы – другие алгоритмы, но в их основе будет праотец – человек. Не исключено, что они будут чувствовать себя людьми, трахаться и любить – по-своему конечно. Круто, да?

– Да, – без энтузиазма ответила Кира. – Но мне неплохо и так, смертной и настоящей.

– Если б тебе предложили в старости стать цифровой и жить вечно, отказалась бы? Не верю. Подумай об этом.

Через несколько минут Кира запостила фото: она и Саша в обнимку с Юлей, их хмельная веселая троица в Нижнем Новгороде. Хештеги #вич, #спид, #краснаяленточка, #благотворительность, #путешествие, #нижнийновгород, #автостоп, #мотивация. Подпись к фото: «На маршруте Москва – Владивосток. В Нижнем Новгороде. С Юлей Селиной, учредителем фонда по борьбе с ВИЧ и СПИДом „Красная ленточка“. Прекрасный человек, прекрасное дело».

Никогда еще Кира так не волновалась, публикуя пост в социальной сети.

Юля первой лайкнула его и насыпала разных смайликов, с гаммой эмоций.

«Здорово!!! Супер!!! Спасибо!!!»

За полчаса пост собрал более сотни лайков, что стало рекордом Киры.

– Для начала неплохо, – сказал Эл. – Надо расти каждый день, быстро расти.

За двадцать пять километров до Большого Машляка Subaru Эла заглох. Реанимационные мероприятия на обочине не увенчались успехом.

Стрекотали кузнечики в пыльной траве у трассы, а Эл, Саша и Кира стояли у машины, под жарким июльским солнцем, и лица у них были грустные, в особенности у Эла.

– Бензонасос, – сказал он. – Возможно, – прибавил он неуверенно. – Долбаное корыто. Будущее – за электромобилями. Если б не нефтянка, давно б ездили на электрике.

Под капот он не полез, а полез в карту.

– Есть СТО8 у Машляка, в пяти кэмэ оттуда, – сказал он. – Поеду на буксире, а вы уж езжайте сами. Сорри.

Открыв портмоне, он чертыхнулся:

– Пять сотен. Блин! Кто за пятьсот потащит? И на карточке ноль.

– Поможем, – сказал Саша. – Ставь аварийный знак, будем ловить машину. Поедем вместе.

Эл поставил знак. Затем он вытянул руку, а Саша и Кира, как группа поддержки, встали рядом, обливаясь потом в майках и шортах, с риском солнечного удара. Сегодня особенно жарко, тридцать в тени, а на солнце – все сорок. «Надо было ехать в августе, – думал Саша, чувствуя, как мокнут подмышки и пот течет по спине. – Поджаримся тут».

Он надел бейсболку, чтобы меньше пекло голову.

Никто не желал тащить их на буксире, даже за деньги. Останавливались, спрашивали, что случилось, ехали дальше.

Через пятнадцать минут Кира сменила нервничавшего, близкого к отчаянию Эла.

Кира и Саша привыкли к отказам, к долгому стоянию у трассы, и, если бы не жара, не было бы драмы в этих пятнадцати минутах. Жара все меняла. Растягивая время как липкую густую смолу, она испытывала их на прочность. Этого хотели, да? Не жалуйтесь.

У Киры было больше шансов, чем у Эла. Кому помогут скорей – красавице, попавшей в беду, или парню в той же беде?

И правда, как только Кира вытянула руку, тотчас остановилась машина. Дизельный Prado – то что надо.

Люди в Prado сразу не понравились Саше. Два парня с наглыми лицами и спрятанными в губах ухмылками.

– Проблемы? – спросил пассажир. – Что сломалось у девочки?

Ухмылки у обоих выползли наружу, гадкие, сальные, опасные.

– Проблемы у тебя, – ответила Кира.

– У меня – нет, у тебя – да. Тачка заглохла? Перегрелась?

– Твоя тачка? – спросил он у Саши. – Не бабская.

– Моя, – сказал Эл.

– А девочка чья? Тоже твоя? – спросил водитель.

– Моя, – ответил Саша. – Завидно?

– Слишком красивая для тебя. Поехали с нами, красивая? Ну их.

– Больно страшные оба, – сказала Кира. – Если хотите, кину вам ссылку на свои фотки, вечером подро́чите.

Саша глянул на Киру. Зачем она провоцирует?

– Казанская? – почти уважительно спросил парень.

«Девушка-то не промах, с зубками», – слышалось в его голосе.

– Или из Набережных? – прибавил он.

– Из Москвы. Еду автостопом во Владик. Что еще рассказать?

– Зачем автостопом?

– Это вызов. У вас есть вызов? Зачем вы живете?

Ей не ответили, не нашли, что ответить.

– Если нужен антифриз, у меня есть литр, – неожиданно предложил водитель.

– С антифризом норм, – сказал Эл. – Движ заглох. Насос, похоже.

– А! Ладно.

Prado уехал.

– Придурки, – сказал Эл. – Балласт человечества. Двигаясь вперед, тащим их с собой. Кир, ты молодец.

– Богатый жизненный опыт, – грустно улыбнулась она. – Я имела дело с публикой и похуже. Выжила.

Она вытянула руку.

Никто не останавливался.

Неужели попавшая в беду красавица не стоит того, чтобы нажать на тормоз, подъехать и спросить, в чем дело? Она так хороша сейчас – в простой одежде, без косметики, с длинными загорелыми ногами и полоской кожи между шортами и топом. Джентльмены, где вы? Перевелись как класс?

– Саш, мы с тобой всех распугиваем, – решил Эл. – Давай спрячемся.

Они сели за машиной, в ее короткой жаркой тени, и выпили теплой воды с привкусом пластика.

Саша закрыл глаза.

Нет злости, придающей силы. Для злости слишком жарко. Нет сил на злость. Останутся ли они на самый трудный отрезок пути – Дальний Восток? А перед ним Сибирь. А до Сибири тоже неблизко. Впереди тысячи и тысячи километров, а что за спиной? Десять процентов пути. Десять. Ничтожно маленькая кривая на карте, стоившая им двух дней преодоления.

От перегрева болит голова.

В ста метрах от трассы – жидкие деревца, маленький тенистый оазис в знойной пустыне. Если никто не поможет им в самое ближайшее время, они укроются там. Иначе жара убьет их. Машина – как печка, железо обжигает кожу. Асфальт и резина плавятся.

– Сделаем селфи? – предложил Саша. – Для блога Киры?

– Почему бы и нет, – откликнулся Эл. – Давай.

Сделали селфи: красные, замученные, на фоне синей двери Subaru, с тоской в глазах. Кого они вдохновят?

Громадный пикап Hilux стал следующим кандидатом на роль спасителя. Идеальный буксир.

– Здравствуйте, – сказала Кира водителю. – У нас проблема, машина заглохла. Дотащите до СТО у Машляка? Мы заплатим.

– Машляк – это где? – услышал Саша мужской голос. – Мы не местные.

– Двадцать пять километров. Пожалуйста!

Кира включила все свое обаяние, поджариваясь на трассе.

– Ладно. Денег не надо.

Саша и Эл выползли из убежища.

Саша увидел водителя, мужчину лет пятидесяти, а на пассажирском сиденье – девушку лет двадцати. Мужчина был одет в расстегнутую на груди светлую хлопковую рубашку с коротким рукавом и прятал глаза за стеклами черных очков. Это был крепкий, уверенный в себе стареющий мачо. На левой руке большие часы, на правой – массивный браслет из золота. Девушка – блондинка, одетая в легкое полупрозрачное платье, – выглядела как кукла Барби, как отфотошопленная красавица, с гладкой белой кожей и неглупыми, как ни странно, глазами. Отец и дочь? Папик и любовница?

– Здравствуйте, – поздоровался Саша.

– Здрасте, – поздоровался Эл.

Их появление никого не обрадовало, но никто не подал виду, разве что самую малость. Что-то мелькнуло в глазах у девушки, ожили морщины на лбу у мужчины.

– Здрасте, – как бы нехотя сказал мужчина.

– Привет, – ответила девушка.

Через десять минут тронулись в путь на гибкой сцепке.

Саша и Кира сели в Hilux, в прохладный удобный рай, а Эл забрался в адское нутро Subaru, сняв перед тем майку. Он держался героем – айтишник из Иннополиса, тщедушный, длинноволосый, адепт цифрового будущего.

Водителя звали Владимир Николаевич, так он представился, а девушку – Настя. Они ехали из Москвы в Уфу. Это обстоятельство обрадовало Сашу и Киру, но они, сдержав радость, не стали форсировать события. Прежде чем просить больше, нужно взять что дают. Многое начинается с малого.

Разговорились с Настей. Лед растаял. Она слушала их историю с какой-то детской непосредственностью, с удивлением в распахнутых серых глазах – и это было приятно. Когда же она узнала, что Кира – модель, ее восхищению не было предела. Она тоже мечтала об этом. Полуразвернувшись в кресле, она ловила каждое слово Киры, а та делилась с ней опытом.

– Настя, этот бизнес – эксплуатация красоты за копейки. Девятьсот девяносто моделей из тысячи не зарабатывают ничего, близко к нулю, девять – хоть что-то – как я, к примеру, – а одна топ-модель – больше, чем все они вместе взятые. Она редкое исключение из правил, крайне редкое. У обычных моделей жизнь состоит из кастингов, ожидания предложений, соблазна податься в эскорт и мечт о лучшей жизни. Деньги не льются с неба, часто даже не капают. Тебе это надо?

– А ты как пробилась?

– Честно?

– Да.

– Через постель. Самый надежный способ, если нет сдерживающих факторов, а у меня в тот момент не было. Саша все знает, можешь на него не оглядываться, это еще не самое плохое, что я делала в жизни. Но тебе не советую.

– Я тоже хочу пробиться.

Владимир Николаевич хмыкнул.

– Если хочешь, – сказал он Насте, – могу устроить хоть завтра. Найдешь со временем местного олигарха, а если повезет, то и настоящего, с яхтой – как Настя-рыбка.

– Устроишь, правда? – едко спросила Настя. – Давай. Тебе-то новую надо, да?

Нет, не отец и дочь. Папик и любовница, с тридцатилетней разницей в возрасте и треснувшими отношениями.

Уши и шея Владимира Николаевича налились кровью.

– Не стыдно при людях, а?

– Не-а, не стыдно. У меня тоже нет сдерживающих факторов, иначе б не поехала с тобой в Москву. И? Устроишь?

Папик молчал.

Подъехали к СТО.

Из Subaru выполз потный, красный, чуть живой Эл и пошел внутрь как был, без майки.

Вернулся он с промасленным слесарем.

– Расцепляем, – сказал он. – Светит одно из двух – эвакуатор в Казань или поездка в Казань за запчастями. Долбаное бензиновое корыто.

Все вышли из Hilux.

Угрожающе молчаливый, Владимир Николаевич помог расцепить автомобили, и, не проронив ни слова, вернулся в машину.

– Держи. – Саша протянул Элу три тысячи.

Эл не стал отказываться:

– Спасибо. Скину тебе на карту.

– Тебе спасибо.

Вынули рюкзаки из Subaru как горячие пирожки из духовки.

– Поедете с нами? – спросила Настя. – Я еще не все у Киры спросила.

Саша и Кира переглянулись.

– Боюсь, Владимир Николаевич не обрадуется, – сказал Саша.

Ему не очень-то хотелось ехать со странной парочкой, но и жариться в пустыне между Казанью и Набережными Челнами тоже не хотелось. Второго не хотелось больше. Парочку он потерпит. В конце концов, они такие забавные, Владимир Николаевич и Настя, два человеческих экземпляра. Разве не интересно наблюдать за ними и участвовать в спектакле? В театре жизни надо жить с удовольствием. Благодаря квантовым флуктуациям рождаются вселенные, благодаря им же ты на сцене. Не скучай – веселись.

– Я его попрошу, он не откажет, – сказала Настя. – А то как иметь студентку, доцент – первый, а как людям помочь – нет.

С этими словами она решительно пошла к машине, в своем полупрозрачном коротком платьице, а трое мужчин и женщина смотрели ей вслед, на тело, просвечивающее сквозь ткань. Бюстгальтера на ней не было, трусиков, считай, – тоже, ниточка на попе не считалась.

«Стало еще забавнее, – подумал Саша. – Доцент и студентка, значит. День проходит не зря».

– Поехали! – крикнула Настя, высунувшись в окно машины. – Садитесь!

Выходит, Владимир Николаевич и правда «не против».

– Удачи, – сказал Эл. – Расскажите потом, чем дело кончилось, я заинтригован.

– Будет нескучно, – сказал Саша. – Надеюсь.

Он улыбался.

Они взяли рюкзаки с собой в салон, отчего сзади стало тесно, и, сопровождаемые гробовым молчанием хозяина Hilux, тронулись в путь.

Через минуту Владимир Николаевич нарушил молчание.

– Доедем до Челнов, дальше – сами, – желчно сказал он.

– Вова, не злись, пожалуйста, – сказала Настя как бы ласково, но с издевкой. – Они хорошие. Может, я тоже с ними поеду? Как ты на это смотришь?

– Езжай, – буркнул Владимир Николаевич. – Мне-то что?

– А как же любовь? Как же страсть? Кто лучше всех делает минет? У кого лучшая задница? Откажешься от этого?

Владимир Николаевич молчал.

– Ну так как? – не останавливалась Настя. – Откажешься?

– С удовольствием.

– Ребят, я к вам, кидайте сюда рюкзаки, – сказала Настя. – Поменяемся.

Она поставила рюкзак Саши себе в ноги, сверху – рюкзак Киры, перебралась назад и села между ними, благоухая ароматом жизнерадостности.

– Я с вами. Возьмете в компанию? Кир, ты не ревнуешь?

– Я за искренность.

– Молодец. Вы оба молодцы. Здорово, что мы встретились! Давайте знакомиться ближе.

Следующие несколько минут Настя щебетала как птичка, без умолку, то и дело прижимаясь к бедру Саши своим обнаженным бедром – то ли нарочно, то ли нет.

Девушка без комплексов. Она рассказала им все о себе, в том числе то, о чем лучше бы не рассказывать.

Она из интеллигентной семьи. Мама – кандидат философских наук, доцент, папа – профессор математики, алкаш. Первая сигарета – в двенадцать. Первый мужчина – в четырнадцать. Все наперекор, против течения. В шестнадцать – побег из дома. В восемнадцать – тайный брак с одноклассником. Через месяц – развод. Второй курс меда. Сплошные тройки. Отсутствие желания учиться и быть врачом.

«В.Н. – препод анатомии, самого сложного предмета, – напечатала она экране смартфона. – Берет деньгами и натурой. Решает с другими преподами. У нас с ним взаимовыгодное романт. путешествие;)».

– Чего ты хочешь в жизни? – спросила Кира. – Знаешь?

– Удовольствия. Развлечений. Денег. Секса. Чтоб не париться. Жизнь не для этого.

Это уж точно. Парится не она, парится Владимир Николаевич, вступивший в связь со студенткой и рискующий карьерой. Она знает об этом. Он у нее на крючке. Она способна на шантаж – кто-то сомневается? Видео, аудио, пятна на платье – все сгодится, если потребуется. В.Н. – наглядное пособие для урока о том, до чего доводит похоть. Не хотелось бы оказаться на его месте. Кто-то скажет, сам виноват – но тут оба хороши. Он – алчущий плоти препод, она – юная вертихвостка-манипулятор, взявшая его за член и сжавшая как следует. Она привыкла высасывать и выбрасывать. Она пользуется людьми и не парится, жизнь ведь не для этого. Как-то даже жаль Владимира Николаевича, не заслужил он того, чтоб им помыкали, хоть и дурак.

В Набережных Челнах остановились в центре. В.Н. не спрашивал у них, где им было б удобнее. Остановился, и все. Полчетвертого третьего дня, шестая точка на маршруте, по-прежнему жарко и душно.

– Приехали, – мрачно бросил В.Н. – Конечная.

«Быстро валите отсюда», – услышали они в его голосе.

– Спасибо, – сказала Кира.

– Спасибо, – сказал Саша.

– Спасибо, – сказала Настя.

Саша до последнего думал, что она останется с «преподом». Так всем было бы лучше – кроме «препода». Иначе их ждут проблемы. Ехать с ней – плохая идея, пусть в некотором смысле и заманчивая (спросите Владимира Николаевича).

Не тут-то было.

– Адьюс, Вова! – Настя выпорхнула из машины с сумочкой Louis Vuitton на плече. – Покупки потом заберу, храни как зеницу ока!

Владимир Николаевич уехал, больше не сказав ни слова.

Саша и Кира надели рюкзаки. Настя поправила сумочку на плече.

Как выяснилось, она знала город не лучше них. Она бывала здесь пару раз и не ориентировалась на местности.

– Набережные Челны – странный город, – сказала она. – У него нет центра. Какой-то лабиринт из панелек, где дома длиной в квартал, а улицы шириной в километр. Я здесь чувствую себя маленькой.

Настя попала в точку. Новаторские решения семидесятых были своеобразны и неоднозначны. Панельные дома-муравейники, тянущиеся китайскими стенами на сотни метров вдоль дорог и изламывающиеся на перекрестках. Гигантской ширины проспекты, с дублерами и выгоревшими на солнце полями-газонами. Советский архитектор-колосс так мощно раздвинул улицы вширь, что с одной их стороны едва видно другую. Московские проспекты и рядом не стояли. В деревьях недостатка нет, но они теряются в пространстве, отчего кажется, что зелени мало. Избыток свободного места непривычен для городского жителя, выросшего в плотной застройке. Спроектировано с размахом КАМАЗа. Плоть от его плоти. Город неотделим от завода, а завод – от города.

Пообедав в кофейне возле площади Азатлык, отправились на прогулку, благо жара спала.

Все-таки есть у Челнов какой-никакой центр, и он здесь. Площадь немаленькая, под стать улицам, – двести на пятьсот метров. В торце – коренастое здание мэрии, собранное из крепких бетонных прямоугольников разных размеров, квадратное при взгляде сверху, твердо стоящее на земле. Типичный образчик утилитарной партийной архитектуры. От него веет архаичной бюрократической силой. Ты никто против нее, не сдвинешь, даже не думай. Сам МакМерфи не сдвинул бы.

Площадь преобразилась после реконструкции. Саша видел в Интернете ее прежний облик: квадратные километры старых каменных плит с пробившейся между ними травой, клочковатые газоны, своего рода гармония со зданием мэрии – а теперь здесь ландшафтный дизайн, новая плитка, светлые скамейки разнообразных форм и размеров: прямоугольные, круглые, волнообразные, – и на этом фоне мэрия выглядит динозавром из прошлого, живым ископаемым, советским анахронизмом.

Прогулявшись по площади, поняли, что дальше идти не хочется. Нет ничего там, впереди, чего бы не было сзади. Пора уезжать. Их ждет Уфа, родной город Насти.

– Когда нет мужчины, я живу с родичами, – сказала Настя. – В последнее время редко. Не нахожу с ними общий язык. Они считают, что я слишком легко живу, неправильно, а мне тошно от них. Работают с девяти до шести, потом смотрят телек, потом спят в разных комнатах и храпят. Я не хочу так. Я вообще не знаю, зачем так долго быть вместе. Они не любят друг друга, просто привыкли, ссорятся из-за хрени всякой, зато женаты двадцать три года. Ужас. Я не понимаю их и не хочу брать с них пример.

Пообещав Саше и Кире вечернюю экскурсию по Уфе, Настя взяла на себя поиск желающих подбросить их до места – задачу, осложненную тем, что теперь их стало трое.

Желающих не было.

Останавливались – спрашивали – слушали – уезжали. Останавливались – спрашивали – слушали – уезжали.

Наученный прежним опытом, Саша дал Насте лист с надписью «ВЛАДИВОСТОК».

– Вот, – сказал он. – Иногда помогает.

Не помогло.

– Задницу, что ль, оголить? – воскликнула в сердцах Настя. – Блин! Ребят, сорян, вдвоем вам было бы проще.

Выплеснув эмоции, она вновь взялась за дело.

Скрипнула, останавливаясь, ржавая «Газель». Мужчина за рулем, седеющий, небритый, неинтересный, сорок пять плюс, смотрел на Настю строго и плотоядно.

Он не был альтруистом.

Но он не уехал. Настя не дала ему уехать. Она обошла «Газель» спереди, сложила руки на водительскую дверь как на школьную парту, мило улыбнулась и, наклонившись к нему, тихо что-то сказала – так, что Саша и Кира не услышали. Не для них было сказано.