Мистика. Рассказы

Литературный вечер

Осип Бричкин совершенно не поспевал за своим дядей Аристархом Мефодьевичем.  Тот так быстро шагал, что молодой человек иногда переходил на бег трусцой, чтобы не отставать от пожилого мужчины.

– А издательство это неплохое. Там мой знакомый Пантелеев Иван Игнатьевич афиши регулярно печатает: то «Синематограф Люмьера» с последними парижскими новостями, то для театра какого-нибудь. Вот в последний раз был водевиль с пением, драмой и комедией и ещё с чёрти чем – из самой столицы артисты императорского театра для участия пожаловали. Мне очень понравилось, в особенности, Маргарита Прохоровна. Я с её прелестного личика всю спектаклю глаз не сводил! Как вспомню её ангельское «хи-хи», так по спине мурашки. Бр-р-р!

– Маргарита Прохоровна – это которая Мартынова?

Аристарх Мефодьевич внезапно остановился, а Осип чуть со всей дури не врезался в дерево, глядя не на дорогу перед собой, а на дядю с лицом юного лицеиста, у которого украли и предали огласке любовное письмо.

– А ты откуда её знаешь? Это же столичная артистка, не чета нашим «иностранкам». Напридумывали себе биографии, что, мол, они из предместья Парижу, а сами из Пензы родом. Тоже мне, мадамы выискались! По-французски ни «бэ», ни «мэ», а разговоров, разговоров… Хорошо, хоть физиономии привлекательные: вечер-другой с ними скрасить можно.

Аристарх Мефодьевич убрал руки за спину и медленно, прищурив один глаз, подошёл к племяннику. Тот немного стушевался, но всё-таки нашёл в себе смелость ответить.

– Эта, как её…

– Маргарита Прохорова… – Аристарх почти шёпотом произнёс её имя.

– Да, Маргарита Прохоровна. С моей невестой в Институте благородных девиц училась. Вот с тех пор регулярно и общаются как подруги.

– А-а, вот оно что! А я уж, грешным делом, подумал, что ты… Ну, неважно. В общем…

Аристарх Мефодьевич снова перешёл на быстрый шаг и снова, не пройдя и пару метров, встал как вкопанный.

– Я вот что подумал: а не мог ли бы ты, Осип, мне немного посодействовать?

– Всегда рад, дядя. Любая ваша просьба для меня за радость!

Осип приподнял шляпу и благодарно слегка склонил голову.

– Ты бы мог организовать вечер встречи литераторов в салуне госпожи Зябликовой: парочку поэтов, художников, ещё каких бумагомарателей на своё усмотрение? Ну, и Маргарите Прохоровне приглашение прислать обязательно…

– Отчего же нет? Всё исполню в лучшем виде. У моей невесты в мире искусства много друзей. А насчёт Маргариты Прохоровны не извольте беспокоиться. Лично прослежу,  чтобы были…

Аристарх Мефодьевич расплылся в мечтательной улыбке, но потом снова сделал серьёзное выражение лица и достал бумажник.

– На-ка тебе на расходы. Всем приглашённым накажи, чтобы непременно были в чистом, и не пьяные. Особенно, этому поэту Куваеву. У нас культурный вечер намечается. И да… Узнай через свою мадаму, кем Маргарита Прохоровна восторгается: каких писателей, художников предпочитает? Вино какое пьёт? Ну, ты понимаешь? Мне пренепременно нужно всё знать!

– Всё сделаю, можете не волноваться. К завтрашнему дню, дядя, будете в курсе: кто, кому, что и как! Слово даю!

– Вот только ты, племяш, меня и понимаешь, – Аристарх обнял Осипа. – Знамо дело – родная кровь! Ладно, пошли в типографию: сначала дело сделаем, а потом праздник праздновать будем.

Дальше мужчины шли молча. Осип прикидывал в уме, сколько потратит денег на литературную встречу и сколько должно ему приблизительно перепасть, а Аристарх Мефодьевич – как целует ручку Маргарите Прохоровне, а она точь-в-точь, как на спектакле, стреляет глазками по сторонам и лично ему произносит своё бесподобное: «Хи-хи!»

Случай в дороге

Аристарх Мефодьевич, чтобы ему было веселей в дороге, попросил племянника Осипа Бричкина стать его провожатым на время путешествия. Осип – хороший парень, но, правда, пока непонятно ещё, к чему у него душа лежит. Пытался заниматься торговлей – не пошло. Пробовал журнал мод издавать на манер французского. Даже пробный тираж выпустил – не раскупили. Пришлось раздать знакомым и друзьям в качестве презента.

– Эх, Осип, Осип… – Аристарх Мефодьевич глубоко вздохнул и посмотрел на спящего племянника. – Ну, ничего! Авось, и с тобой сладим! А сейчас и мне хорошо, и тебе развлечение. Дорога неблизкая, да и, как говорится, если ехать вдвоём, то любая экспедиция вдвое короче станет.

Мужчина ещё раз посмотрел на спящего племянника. Взгляд упал на оттопыренный внутренний карман молодого мужчины, в котором покоился его недешёвый подарок.

Аристарх улыбнулся, вспомнив, как намедни во внутреннем дворе ресторана Осип демонстрировал своё мастерство в стрельбе из револьвера.

Капитан Мартынов, который благодаря своей сестрице Маргарите Прохоровне с недавних пор стал вхож в узкий круг доверенных лиц Аристарха Мефодьевича и, к слову, невероятно быстро рассчитавшийся с кредиторами, хотя, по его словам, за душой не имел ни копейки, предложил одну идею.  Мартынов, чтобы хоть как-то отблагодарить Аристарха Мефодьевича, уговорил того отдать Осипа ему на обучение приёмам  английского кулачного боя и стрельбе из пистолета.

– Сейчас к каждому уважаемому человеку в столице приставлен тот, кто в случае непредвиденных обстоятельств, может, где с помощью слова или, не дай бог,  револьвера, «вежливо» уговорить нападающего передумать совершать злодеяние, –  красноречиво приводил свои доводы  капитан.

На что Аристарх Мефодьевич сразу же дал  согласие и поручил Осипу беспрекословно выполнять все указания офицера. Пожилому  мужчине польстило такое внимание к его скромной персоне. Тем более что у самого помазанника божьего имелись «личники» – телохранители, отвечающие за безопасность как самого императора, так и членов его семьи.

«Дело хорошее. И Осип при деле, и капитан, как оказалось, пригодился: не зря у меня нюх на толковых людей», – подумал Аристарх Мефодьевич, глядя на племянника, который всё так же мирно посапывал в коляске под нудную песню ямщика Степана.

Но когда до имения Стоцких оставалось всего ничего, коляска с путниками резко подскочила вверх. Налетев на камень, её заднее колесо с хрустом слетело с оси, проделало в воздухе зигзагообразный пируэт и шумно упало на траву.

Ямщик, не успев допеть последний куплет, как заправский моряк, нырнул меж двух лошадей. Осип с закрытыми глазами кубарем скатился на обочину, и только Аристарх Мефодьевич остался на своём месте, крепко ухватившись руками за передок.

– Кажись, приехали, разрази меня гром! – Степан громко ругался, лёжа под копытами гнедых, и, судя по его позе «уставшего путника», совершенно не спешил оттуда выбираться.

– Эвона, что, – Степан махнул рукой вперёд, где в шахматном порядке лежали ещё несколько камней, а за последним  – здоровенный кусок бревна, уложенный аккурат поперёк дороги. – Ишь, чаво удумали!

Ямщик схватил первый попавшийся под руку камень и со злостью швырнул в сторону.

– Шутки шутить со мной удумали! Коляску сломать! Вот я вам, ироды!

Но не успел камень откатиться на обочину, как из кустов вышла дюжина мужиков с кольями и вилами и молча окружила путешественников.

– Ты, юродивый! Положь «кочан» на место! – самый рослый толкнул в грудь ямщика, и тот, от страха уронив камень себе на ногу, запрыгал на ней. – Так, господа! Проезд по нашей земле нынче за денежку: ежели желаете дальше ехать, платите копеечку, ежели нет, сами возьмём. Но потом не серчайте.

К Степану подошёл Аристарх Мефодьевич и положил руку на дрожащее плечо ямщика.

– Что тут у нас, Степаша? Никак разбойники?

Степан открыл рот и что-то  нечленораздельно промычал.

– Ну, что, господа злодеи? Неужто нас убивать собираетесь? Все здесь крещёные? Или батюшка не учил: «Не убий»?

– Ты нам, мил человек, зубы не заговаривай. Или плати денежку, или отдавай багаж!  Не ты первый здеся, кто нас разжалобить пытается! – предводитель шайки Гаврила медленно покрутил головой, глядя на остальных, и те одобрительно загалдели.

– С уважением к господам подходить нужно! – Осип потрогал рукой шишку на голове, и, отряхивая пыль с костюма, загородил собой Степана и Аристарха Мефодьевича. – Я в точных науках не силён, но сроку вам, ребятушки, пока курю папиросу: дорогу очистить от камней и колесо на место приладить, лады?

– А ты кто ещё такой? – раздался голос из толпы.

Вместо ответа Осип показал деревянную штуковину, напоминающую музыкальный инструмент, только без струн. Он одним движением ловко её открыл и вынул из недр огромный чёрный пистолет.

– Это, ребятки, маузер. Только поступил в продажу. Десять патронов 7,63 мм. Можно на медведя идти смело. Подарок…

Мужики как увидели пистолет, так сразу и замолчали. Только Гаврила недовольно хмыкнул и достал из-за пазухи револьвер.

– Мы тоже не лыком шиты. Был тут у нас один герой: убегал так, что пятки сверкали. Вот обронил чавой-то… – мужчина прижал револьвер к левой руке и провёл  вверх: барабан пистолета негромко защёлкал.

– Раз такое дело, тогда давай так поступим. Степан бросит картуз: ежели попадёшь –  выиграл, ежели нет – уходите подобру-поздорову, – Осип прикурил папиросу и ловко выпустил в толпу кольцо из дыма.

Гаврила задумчиво почесал затылок, явно не ожидая такого подвоха, но отказаться не посмел, так как на него с горящими глазами смотрела вся «банда».

Степан судорожно сглотнул и по команде Осипа изо всей силы подкинул в воздух свой головной убор, а здоровяк быстро разрядил в него всю обойму, в надежде, что одна из пуль, хотя бы по чистой случайности, попадёт в цель. Картуз упал на дорогу между мужчинами и Осипом. Осип поднял шапку и улыбнулся.

– Я так и знал: ни одного попадания! Ну что ж, уговор дороже денег!

Мужики недовольно зароптали, а Гаврила, опустив голову, отошёл в сторону.

– А сам-то ты попадешь? Языком все молотить горазды! – раздался голос из толпы.

– Ну-ка, бросай свой гречишник, если не жалко! – Осип покрутил во рту папиросой, оголив белоснежные зубы.

– Э-э-эх! Была не была! – крикнул смелый «грабитель», и шапка полетела вверх.  Раздались три выстрела.

Мужик поднял головной убор и сунул в него руку. Три пальца, указательный, средний и безымянный, предательски показались на свет божий.

– Вот те раз! – заорала толпа. – Такая меткость! Это что ж, ты нас мог всех, как куропаток, перестрелять?

– Мог, – ответил Осип, подошёл к главарю и забрал револьвер. – Но душегубством не занимаюсь. Дай сюда, а то, не ровен час, пристрелишь кого.

Затем посмотрел на остальных: «Так, чего стоим? Коляска сама себя не починит!»

Месяц спустя Аристрх Мефодьевич, завтракая в своём ресторане, с удовольствием рассматривал на первой странице газеты объявление, напечатанное огромными буквами: «Частное охранное агентство господина О. И. Бричкина «Ангелъ-хранитель» предлагаетъ услуги по сопровожденію господъ въ путешествіяхъ, охранѣ собственности и разрѣшенію любыхъ конфликтныхъ ситуацій».

– Как я и говорил, у каждого есть талант, – мужчина сделал небольшой глоток кофе. – Важно только вовремя его распознать!

Поэзия – это вам не шутка

Осип Бричкин, поглядывая на пистолет фирмы «Братья Маузер и Компания», лежащий на столе по его правую руку, пытался выдавить из себя несколько рифмованных строк, чтобы удивить ими свою невесту – Софью Андреевну, очень любящую поэзию, в частности, лирику.

Пленён я вами! Очарован:

Вы свет луча, вы божий дар…

Стихи не шли: кроме рифм «пронумерован» и «скипидар» на ум больше ничего не приходило. И как бы не пытался Осип напрячь все свои извилины (кстати, не самого глупого мозга в губернии!) выходило только одно разочарование.

– И как эти чёртовы поэты слова подбирают? До чего же это изнуряющее занятие: ковырять ум в поисках одного-единственного слова. Лаконичность, признаться, не моя стихия! Мне бы поговорить. Обсудить реализм, так сказать, в хорошей компании, да под хорошую закуску. А здесь сплошное бумагомарание, но только почему-то оно очень нравится барышням. Романтизм, будь он неладен, у них в крови. Как говорил дядя: если молодой человек не может даме сделать комплимент в стихах, считай, что он прожил жизнь зря. Ну почему? Почему зря, дядя? У меня сейчас годовой оборот такой, что вам и не снилось! Я для Софьи Андреевны ничего не жалею! А ей вот приспичило стихи моего собственного сочинения послушать. Зря, конечно, я на вечере литераторов, не подумав, ляпнул, что тоже пишу. Но, с другой стороны, не мог же я ударить лицом в грязь перед невестой и почтенной публикой? Хорошо, хоть там был местный поэт. Как его, кстати, величать, совсем забыл имя.

В дверь квартиры Осипа Бричкина робко постучали, и молодой человек, оставив в покое перо и чернильницу, поспешил открыть дверь.

Перед Осипом стоял тот самый поэт, о котором он только что вспоминал. Хотя слово «стоял» к состоянию поэта Куваева было, мягко сказать, неприменительно. Шатаясь и держась за стену одной рукой, чтобы не упасть, мужчина пытался, заикаясь, что-то произнести вслух.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – с удивлением пробормотал Осип. – На ловца и зверь бежит!

– Не будете ли вы любезны… – наконец промямлил поэт и протянул вперёд грязную руку.

– Ты стихи о любви сможешь сочинить? – Осип приподнял бровь и, не дожидаясь ответа, взял борзописца за шиворот и затащил в гостиную.

– Писать стихи про телячьи нежности? Фи, не в моих правилах! Я пишу о бытие и страданиях души. А ещё…

– Ну будя, будя. Настрадаешься ишо. Давай так: я тебя опохмелю, а ты мне за енто пару куплетов про лямур накропаешь. Договорились? И тебе хорошо – будет, чем здоровье поправить, и мне, чем зазнобу удивить.

Для пущей убедительности Осип перед самым носом Куваева открыл дверцу серванта и показал страждущему непочатую бутылку водки Smirnoff с тарелкой, полной малосольных огурцов, так игриво завлекавшими своим блеском уставившегося на них поэта.

Куваев громко сглотнул и достал из кармана кусок карандаша.

Пленён я вами, очарован:

Вы солнца луч, вы божий дар!

Любуются и млад, и стар,

И я, что вами так взволнован.

Улыбкой вашей потрясен

До глубины души, признаюсь.

Давно в неё влюблен я, каюсь:

Вы для меня, как дивный сон…

Едва Осип Бричкин закончил декларировать выученные им назубок стихи, как Софья Андреевна с непередаваемым восхищением начала рукоплескать ему вместе с остальными гостями. Осип сделал небольшой реверанс в их сторону и, наслаждаясь громкими овациями, для себя решил, что к завтрашнему дню надобно вновь отыскать господина Куваева по одному, так сказать, очень деликатному вопросу…

Старый друг лучше новых двух

– Фима, ты посмотри, какая мимо нас прошла красотка! – Абрам Моисеевич несколько раз поцокал языком и покачал головой вслед молодой женщине в короткой юбке.

– Абрам, я тебя умоляю, что там ви увидели красивого? – Фима мельком взглянул на женщину и продолжил разгадывать кроссворд.

– Ну как же, дорогой ви мой, разве не видите? Это же кровь с молоком, можно сказать, эталон женской красоты: бедра, грудь, шикарные волосы, лицо…

– А что лицо? – Фима снова посмотрел на почти скрывшуюся из вида женщину и сморщил в недоумении лоб.

– Она же вылитая Сара Голдблюм! Ви, мой друг, совсем потеряли зрение или только у офтальмолога прикидываетесь слепым? – Абрам Моисеевич опустил на кончик носа очки, чтобы своими глазами заглянуть в бесстыжие глаза старого друга.

– Ви находите? – Фима внезапно изменился в лице, вспомнив их первую общую любовь – Сару Голдблюм, из-за которой они даже один раз подрались. – Так что же ви сидите и ничего не делаете? Может, это её реинкарнация? Последний раз я видел Сарочку перед её отъездом в жаркие страны. Бедная девочка! Решила, что только в чужой стране она сможет обрести настоящую любовь!

– Как я с вами решительно согласен, дорогой ви мой! Я настоящий, ви тоже, не считая искусственных зубов, почти настоящий! Кому, если не нам, дарить любовь и ласку?

– Даже не знаю, что вам и ответить, – Фима достал платок и вытер внезапно скатившуюся слезу со щеки. – Почему женщины не любят тех, кто рядом? Почему им нужно ехать к чёрту на кулички, чтобы оценить то, что потеряли?

– Думаю – это инстинкт. Зачем женщине спокойная жизнь? Ей нужны приключения, пока она молода. Вот мы с тобой… Что можем дать в плане приключений? Вкусный обед по выходным в ресторане? Или билет в театр? С точки зрения эволюции, мы обречены. Нет искры в глазах, нет жажды странствий!

– Зато есть свой дом, своя небольшая газетёнка и небольшой счёт в банке на чёрный день!

Друзья согласно переглянулись и кивнули, продолжив дальше заниматься своим любимым делом: Абрам – искать идеальные пропорции женского тела на проходящих мимо него женщинах, а Фима – разгадывать очередной кроссворд, который, к слову, он сам и составил, работая один день в неделю в газете у своего друга помощником редактора (на полторы ставки!)

Тень

Проходя мимо витрины магазина старинной утвари, Иван Ильич заметил одну красивую вещицу, которая захватила все его внимание. Вроде, безделушка, однако было в ней что-то такое, из-за чего нельзя оторвать глаз. И, понятно, что надпись – это шутка, но всё же… Там лежал кисет, на котором золотыми нитками было вышито слово «Тень». Пытаясь понять, что это такое и для чего оно нужно, Иван Ильич зашел в магазин и попросил продавца показать ему эту штуковину. На что продавец сказал: «Эта старинная вещица попала к нам в качестве конфиската. Ценности в ней никакой, но вот бывший владелец уверял, что ею владел не кто иной, как знаменитый заклинатель духов Павел Яковлевич Преображенский. Да-да… Тот самый Преображенский, который жил и выступал со своими спиритическими сеансами в середине 19 века в Петербурге».

– Сколько вы хотите за нее?

– Немного. Можно сказать, даром отдам. Этот кисет лежит у нас почти год, мы трижды меняли его стоимость, но он так никого и не заинтересовал.

– Хорошо, по рукам, я покупаю! – воскликнул Иван Ильич и, вынув из своего кожаного портмоне несколько купюр по пять тысяч рублей, отдал их продавцу. Для чего он приобрел эту вещицу? Ответить внятно сам себе на этот вопрос Иван Ильич так и не мог, но ощущение того, что именно он стал ее обладателем, почему-то согревало душу. Придя домой и отложив в сторону свой кейс с документами, Иван Ильич был решительно настроен посмотреть, что же находится внутри этого кисета. Похоже, под материалом прощупывалось нечто, похожее на монету. Хотя в самом магазине ему казалось, что кисет был пуст. За столом Иван Ильич развязал шнурок, которым был завязан кисет, и, подставив под него одну руку, слегка потряс им. На ладонь упал, как он и предполагал, маленький металлический предмет круглой формы, похожий на пятак. С одной стороны он имел надпись «Тень», с другой – «Свет». Покрутив эту штуковину в руках, мужчина взял настольную лампу, чтобы лучше разглядеть написанное. Затем положил предмет на левую ладонь – надписью «Тень» вниз так, чтобы сверху было слово «Свет». И вдруг заметил, что рука да и он сам перестала отбрасывать на стол, стену и пол свою тень. Это было настолько странным, что Иван Ильич даже подпрыгнул на месте от неожиданности.

– Ничего себе фокус! – воскликнул он. – Так и до инфаркта можно доиграться!

После минутного замешательства он нашел в себе силы перевернуть этот странный предмет словом «Свет» вниз, продолжая держать его в левой руке. И – о чудо! Каким-то странным способом тень и все ее очертания вновь заполнили комнату позади сидящего за столом человека.

– Да, видел я странности, но такого еще не видывал! Знал ведь, чувствовал, что в этом кисете кроется что-то необычное! Интуиция меня ни разу ещё не подводила. И, положив этот металлический предмет обратно в мешочек, Иван Ильич, шаркая тапочками по старому паркету, пошел на кухню ставить чайник. Глубоко задумавшись при этом о своей покупке и о том, что все это может значить.

После возвращения из Вест-Индии Павел Яковлевич Преображенский раз в неделю проводил сеансы для знатных господ в доме своего старого приятеля Григория Павловича. Они сдружились и были не разлей вода, еще будучи молодыми – в кадетском корпусе. И оба были увлечены, как им тогда казалось, очень важным делом: новым модным занятием – вызыванием духов умерших при помощи спиритических сеансов. Несмотря на то, что многие из принимавших участие в сеансах не верили в очевидность ответов, якобы данных умершими лично Павлу, однако большая часть этих ответов, как ни странно, все же совпадала с действительностью. Однако, кроме, как вот именно совпадением, это действо ничем другим не называли и за спиной посмеивались над незадачливыми друзьями.

Спустя несколько лет, встретившись случайно на каком-то вечере у литераторов, друзья вновь решились на проведение таких сеансов. Тем более, что Павел (а теперь уже – Павел Яковлевич) после долгих странствий по морям и странам получил, как он сам говорил, нужные знания от лучших учителей спиритических наук в самой Индии, где он прожил и проработал с дипломатической миссией три года. На этот раз в гостях у его приятеля должен был присутствовать только один человек. Это был господин Отто фон Винтер, который настоял, чтобы во время сеанса более никого не находилось в помещении, ибо у него был очень важный и специфичный запрос. В случае разглашения оного у господина Отто фон Винтера могли возникнуть неприятности по службе, которых тот опасался больше всего в своей жизни.

Павел Яковлевич, разложив свои приспособления на столе, в назначенное время поджидал приезда гостя. И тот, с четкой немецкой пунктуальностью, появился без четверти двенадцать ночи, как и условились на днях.

– Прошу вас, проходите, присаживайтесь. Павел Яковлевич Преображенский, к вашим услугам. С недавних пор – медиум и заклинатель змей. Или как называли меня в Индии – Беде. Позвольте узнать: цель вашего визита в столь поздний час, и чем я вам могу помочь?