Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

– Намекаете на встречу с кем-то? – спросил Андропов.

– Полагаю, что именно так, – подтвердил догадку шефа его помощник. – Видимо, к ним присоединился кто-то пятый.

– А я думаю, что вряд ли, – не согласился с помощником Андропов. – Зачем показывать его такому количеству людей, если можно сделать это наедине где-нибудь в подсобном помещении. Там ведь их много?

В качестве ответа Лаптев согласно кивнул головой.

– Сколько лет существует это заведение? – продолжал свой допрос Андропов.

– С пятьдесят первого года.

– Получается, что за эти тридцать два года наши «технари» не удосужились напичкать ресторан своей аппаратурой?

– Она есть во всех его залах, но только не в подсобных помещениях, – развел руками Лаптев. – Ведь никто не мог подумать, что в подсобках ресторана может происходить что-то для нас интересное.

– Как видим, именно в подсобке это самое интересное сегодня и случилось, – не скрывая своего недовольства, заметил Андропов. – Рашидов встретился с неким неизвестным, причем это явно не шеф-повар этого заведения, которому наш высокий гость высказывал свои претензии по поводу качества приготовленного им плова. Этот неизвестный – птица очень высокого полета. Причем заметьте, что эта встреча произошла в самом центре города, да еще у нас на глазах. О чем это говорит? Только о том, что Рашидов и этот неизвестный пошли на серьезный риск. Значит, отложить эту встречу они не могли – она им была необходима в виду каких-то чрезвычайных обстоятельств. Догадываетесь каких, Павел Павлович?

– К гадалке не ходи, – коротко ответил Лаптев.

– А что сообщает наша доблестная «наружка»? – после короткой паузы возобновил разговор Андропов.

– В течение нескольких часов она записала на видеопленку всех выходящих из ресторана людей, но эту информацию надо еще обработать.

– Вы полагаете, что этот неизвестный настолько глуп, чтобы покинуть ресторан через главный выход? – усмехнулся Андропов. – Он наверняка сделал это с «заднего кирилица», как говорит наш великий сатирик Аркадий Райкин. Но там, как я понял, представителей нашей доблестной «наружки» не было?

Молчание помощника лишь подтвердило догадку Андропова.

– Теперь понятно, зачем прикрепленный Рашидова заходил вчера в Дом книги – у них там канал связи, – сделал вывод Андропов, вспомнив еще одну видеозапись, которую ему показали. – Видимо, вчера «крот» назначил Рашидову встречу, а сегодня они благополучно пересеклись в ресторане прямо у нас под носом. Поэтому, Павел Павлович, слушайте мой приказ: бросьте на поиски этого инкогнито наших лучших оперативников. Кровь из носу, но он должен быть найден как можно быстрее. В противном случае мы рискуем провалить дело, которое столь тщательно готовилось. Сами понимаете, история нам этого не простит.

17 июня 1983 года, пятница.

Пакистан, Исламабад, озеро Раваль

Отогнав моторную лодку на середину озера, Хью Лессарт заглушил мотор и повернулся к своему собеседнику, сидевшему напротив него – итальянцу Франческо Розарио. Тот откинулся на спинку сиденья, держа в одной руке бокал с виски, а в другой сигарету.

Лессарт знал этого человека уже четыре года. В конце 70-х американец работал в резидентуре ЦРУ в Риме и отвечал за контакты с неаполитанской мафией – каморрой. И его сегодняшний собеседник был ее представителем, принадлежавший к клану Казалези. С недавних пор этот клан обратил свои взоры на Афганистан, откуда на юг Италии шли поставки наркотиков. На тот момент существовало два основных маршрута транспортировки опийных наркотиков (опия-сырца, морфия и героина): западный (Джелалабад – Кандагар – провинция Гильменд – Захедан – Тегеран – Тебриз – Стамбул – Европа) и южный (Пешавар – Карачи – морем или самолетом в Европу – на Ближний Восток – в Азиатско-Тихоокеанский регион). Самым популярным был южный маршрут, поскольку, в Пакистане проживала большая пуштунская диаспора (порядка 3 миллионов человек), тесно связанная со своими родственниками в Афганистане. Ведь в первую очередь, выращиванием опийного мака и ректификацией опиума занимались в районах, населенных таджикским и пуштунским населением – в Гильмендской долине, а также в районе городов Файзабад, Кундуз, Кандагар, Джелалабад и Фарах. Эти районы были удобны тем, что находились под контролем моджахедов и пакистанской армии. Дальнейшая переработка афганского опиума в морфий и героин осуществлялась в соседних странах, обладающих соответствующей химической промышленностью – Пакистане, Турции, Иране (до середины 1980-х), а также европейских странах – Франции и Италии.

Выбрав в качестве места встречи это живописное озеро, где в эти часы было малолюдно и достаточно прохладно, Лессарт взял напрокат моторную лодку и в течение часа обсуждал с итальянцем ситуацию с поставкой наркотиков в Неаполь. И когда эта тема была досконально обговорена со всех сторон, американец перешел к другой, которую он специально приберег на конец их встречи. Причем для ее обсуждения он загнал лодку на самую середину озера, что не укрылось от глаз итальянца.

– Мы забрались так далеко от берега, чтобы обсудить нечто еще более секретное, чем поставка наркотиков? – спросил Розарио, стряхивая за борт пепел от сигареты.

– Ты как всегда проницателен, Фрэнки, – называя собеседника на американский манер, ответил Лессарт. – Хочу попросить тебя об одной услуге, памятуя, что за тобой тянется должок еще со времен моего пребывания в Риме.

Речь шла о событиях лета 1980 года, когда Лессарт предупредил Розарио о том, что люди из соперничающего клана готовили покушение на него и членов его семьи. В результате итальянец и его домашние остались живы, чего нельзя было сказать о заказчиках покушения – их живьем бросили в бочки, залили сверху бетоном и утопили в море. С тех пор Лессарт ждал удобного случая, чтобы обратиться к Розарио с ответной просьбой об услуге. И вот сегодня этот момент настал.

– Ты ведь у нас большой специалист по части футбола, в отличие от меня, – продолжил свою речь американец.

Это была сущая правда – Розарио был страстным болельщиком самого любимого для всех неаполитанцев футбольного клуба «Наполи». Более того, именно Розарио, как член своего клана, занимался вопросами субсидирования этой команды из «черной кассы» каморры. В свое время именно Розарио ввел в курс своего американского приятеля относительно участия мафии в футбольных делах. Он объяснил ему, что самый простой способ заработать на футболе деньги – это договорные матчи. С их помощью букмекерские конторы и подпольные тотализаторы приносят мафии огромный доход. На втором месте по прибыльности – отмывка денег с помощью футбольных трансферов. На третьем – продажа билетов, когда мафия забирает себе разницу между заявленной и фактической суммой выручки за билеты.

В сегодняшнем разговоре Лессарта интересовали трансферы – покупка игроков. Он знал, что его итальянский собеседник, выезжая за пределы Италии, частенько ходит на футбольные матчи в разных странах и приглядывается к талантливым молодым игрокам, которые могли бы подойти его любимому клубу «Наполи», либо в другие итальянские клубы, причем не обязательно именитые. Это была еще одна статья дохода для Розарио. И именно на эту тему американец и перевел теперь разговор, спросив у итальянца напрямую:

– Ты ведь хорошо знаешь местный футбол – есть здесь стоящие игроки?

– С каких это пор ты стал интересоваться футболом? – искренне удивился Розарио.

Удивление итальянца было настолько сильным, что его рука с бокалом, из которого он собирался сделать очередной глоток, замерла в воздухе.

– Считай, что с сегодняшнего, – ответил Лессарт. – Но ты не ответил на мой вопрос.

– Стоящих игроков европейского уровня в Пакистане нет, – сделав, наконец, глоток из бокала, ответил итальянец. – Хотя в футбол здесь на профессиональном уровне играют с 1948 года – через год после обретении Пакистаном независимости от Великобритании. Ведущих клубов несколько, но чемпионами в последние годы становились «летчики» в позапрошлом году и «банкиры» в прошлом. Оба клуба из Карачи. Я видел эти команды в деле, но взять кого-то на заметку так и не смог – мелковаты ребята.

– Но пакистанский футбол сильнее афганского? – продолжал задавать вопросы Лессарт.

– Конечно, посильнее, учитывая то, что происходит в Афганистане вот уже пять лет – сплошные перевороты и войны. Но зачем тебе это?

Однако американец оставил этот вопрос без ответа и вместо этого задал свой:

– Значит, если взять хорошего пакистанского футболиста и переместить его в афганские условия, там он не будет мелковат?

– Там он может стать королем, – коротко ответил итальянец.

– В таком случае, сделай мне одолжение – найди мне такого игрока. Ты ведь еще неделю собираешься здесь задержаться?

– Собираюсь, но о каком игроке конкретно идет речь – из тех команд, которые я тебе перечислил?

– Ни в коем случае! Мне нужен игрок-любитель, который еще нигде не успел засветиться. Этакий самородок, который сможет произвести фурор в Афганистане. Такого здесь можно найти?

– Найти-то можно, но не за неделю же, – развел руками Розарио.

– Понимаю твои сложности, но мне нужен такой человек как можно быстрее. Сделай мне одолжение, как когда-то сделал тебе я. Прошерсти лагеря для беженцев на границе с Афганистаном – там много молодежи.

– Почему именно там?

– Я забыл тебе сказать, что этот парень должен быть пуштуном, у которого есть родственники в Афганистане. Так легче будет его адаптировать в той среде.

– Ты хочешь заполучить разведчика в виде футболиста?

– Что-то вроде этого, – уклончиво ответил Лессарт, не желая раскрывать всех карт перед итальянцем. – Если ты управишься за неделю, я уступлю тебе пять процентов с нашей сегодняшней сделки по наркотикам.

– А если я попрошу десять?

– А это уже наглость, Фрэнки, – покачал головой американец. – Ты и твоя семья все-таки мне жизнью обязаны.

Однако заметив, как поник его собеседник, который был неравнодушен к двум вещам в жизни – деньгам и женщинам – Лессарт продолжил:

– Но поскольку мы с тобой друзья, я готов остановиться на семи процентах. По рукам?

И он первым протянул итальянцу свою раскрытую ладонь, которая была принята без каких-либо раздумий.

17 июня 1983 года, пятница.

Москва, Старая площадь, здание ЦК КПСС, 3-й этаж, кабинет заведующего Отделом организационно-партийной работы Егора Лигачева

За долгие годы своей партийной работы Шараф Рашидов многократно бывал в этом кабинете, но никогда он не чувствовал себя здесь столь неуютно. Во-первых, по причине того, что он знал истинную подоплеку его сегодняшнего вызова сюда. А во-вторых, его смущала личность его собеседника, который был не только ниже его по своему партийному статусу, но и моложе на три года. То ли дело Иван Капитонов – предыдущий руководитель Отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. Он был на два года старше Рашидова, однако в партию они вступили почти одновременно – в конце 30-х, да и сроки начала партийной работы у них тоже совпадали: Капитонов в 1943 году занял пост секретаря Краснопресненского райкома в Москве, а Рашидов годом позже был выдвинут на должность секретаря Самаркандского обкома по кадрам. Да и отношения у них с Капитоновым, после того как он в 1965 году возглавил Отдел оргпартработы, всегда были ровные, товарищеские. С Егором Лигачевым, учитывая то, кто именно поставил его на этот пост, таких отношений у Рашидова не могло быть в принципе. Даже не смотря на то, что вновь испеченный руководитель проявил сегодня учтивость – вышел в приемную, чтобы лично проводить гостя в свой кабинет. Но Рашидов понимал, что все это делается неискренне, что все это аппаратные игры, не более. И подтверждение этому он нашел практически сразу, едва вошел в кабинет.

Его цепкий взгляд сразу заметил на столе у Лигачева стопку писем, о содержание которых он сразу догадался – скорее всего, это были жалобы людей на существующие в его республике недостатки. Причем, отталкиваясь от своего многолетнего опыта партийной и государственной работы, Рашидов прекрасно знал, каким образом появляются на свет такого рода послания. Часть из них действительно имела подлинное происхождение – то есть, была написана реально существующими людьми, которых возмущали разного рода недостатки, в основном в социально-бытовой сфере. А вот другая часть писем была состряпана в недрах партаппарата подставными лицами с целью дискредитации тех руководителей, вотчины которых упоминались в этих посланиях. Короче, это были все те же аппаратные игры. Единственное, что не мог взять в толк Рашидов, опускаясь на стул перед Лигачевым, зачем их пускают в дело против него – человека, который «съел» не одну собаку в этом деле? Может, у его недоброжелателей притупился нюх? Или же они готовы опуститься даже на такой уровень, лишь бы побыстрее вынудить его уйти в отставку?

Между тем разговор начался с банальных расспросов о положении дел в республике. Рашидов отвечал коротко, не торопясь, догадываясь о том, что их разговор наверняка записывается «слухачами» с Лубянки и уже сегодня эта запись будет лежать перед Андроповым. Точно так же, как вчера подобная же запись наверняка была ему преподнесена по факту посещения Рашидовым ресторана «Узбекистан».

Исчерпав весь запас банальностей, Лигачев, наконец, перешел к тому, ради чего, собственно, весь этот разговор и затевался.

– Шараф Рашидович, в ЦК поступает много писем о безобразиях в республике, – положив ладонь на стопку писем, лежавших на краю стола, произнес хозяин кабинета. – Люди жалуются, притом основательно, все больше и больше. Мы пересылаем письма вам для проверки, но вы и ваши товарищи отвечаете, что факты не подтверждаются. Трудно в это поверить. Вот посмотрите, сколько писем. А ведь здесь только малая толика. ЦК буквально завален письмами из Узбекистана.

– Только оттуда? – задал неожиданный вопрос Рашидов.

– В каком смысле? – насторожился Лигачев.

– В том смысле, что в других республиках у нас тишь да гладь, да божья благодать?

– А при чем здесь другие республики?

– При том, что у меня создается такое впечатление, что кое-кто именно из Узбекистана хочет сделать козла отпущения. Это опасная практика, поскольку у нас многомиллионная республика и большая партийная организация. У нас одних только русских людей проживает около полутора миллионов человек.

Все эти слова Рашидов произносил громко, адресуя их не столько Лигачеву, сколько тому человеку, который будет слушать этот разговор в записи.

– Успокойтесь, Шараф Рашидович, никто в ЦК не ставит целью нападать на Узбекистан, – произнес Лигачев, убирая руку со стопки писем. – В других республиках тоже имеются недостатки, но говорить о них я буду с их руководителями. А пока я уполномочен провести эту беседу именно с вами.

«Вот именно, что уполномочен, – подумал Рашидов, глядя в лицо собеседнику. – Человек ты, видать, честный, но тюфяк. Твоей честностью хотят воспользоваться весьма циничные люди, которые привыкли загребать жар чужими руками. Ты будешь носом рыть землю, не догадываясь, что тобой просто пользуются. Впрочем, может быть, я ошибаюсь относительно твоей неосведомленности?».

Заметив, что его собеседник ушел в себя и разговор теряет остроту, Лигачев решил открыться:

– Шараф Рашидович, дело серьезное. О письмах доложено Юрию Владимировичу Андропову. Я беседую с вами по поручению Генерального секретаря.

«Вот с этого и надо было сразу начинать», – подумал Рашидов, а вслух спросил:

– И какие меры вы собираетесь принимать, отталкиваясь от этих писем?

– Отдел будет вносить предложение направить в Узбекистан авторитетную комиссию из ЦК.

– Для чего?

– Как для чего? – брови Лигачева взметнулись вверх. – Для того, чтобы изучить те жалобы, которые к нам пришли, на месте.

– Это я понял, – согласно кивнул головой Рашидов. – Я спрашиваю, какую конечную цель вы преследуете?

Лигачев с удивлением уставился на собеседника, не зная, что ответить. Тогда Рашидов продолжил:

– Егор Кузьмич, мы с вами уже немолодые люди и не один год состоим в партии. Зачем нам ходить вокруг да около – давайте говорить начистоту. Вы добиваетесь моей отставки?

– Ну, зачем вы так, Шараф Рашидович, – развел руками Лигачев. – Мы с уважением относимся к вам, как преданному делу партии человеку. Просто вам надо пересмотреть ваши взгляды на некоторые явления.

– Какие именно?

– Ну, например, на то, что ваша партийная организация засорена недостойными людьми. От них надо решительно избавляться.

– В начале июля мы готовимся провести республиканский Пленум ЦК, на котором выведем из состава нашего Центрального комитета двух человек за допущенные ошибки в работе – Хикматова и Эльбаева.

– Хорошо, но этого мало, – сказал, как отрубил Лигачев.

– Сколько же вам нужно наказанных – сотни или, может быть, тысячи? Тогда пришлите разнарядку. Но вы не почему-то не желаете доверить это дело нам самим и собираетесь прислать комиссию.

– Потому что на те жалобы, которые накопились, вы не реагируете.

– А если я дам вам слово, что мы учтем все ваши пожелания и в кратчайшие сроки разберемся со всеми жалобами, которые к вам пришли – в том числе и с теми, которые сейчас лежат у вас на столе. Республика у нас большая, население – более семнадцати миллионов человек, и это естественно, что от многих из них приходят жалобы. Для этого в нашем ЦК и других ведомствах работают специальные отделы по работе с такими заявлениями. И на протяжении стольких лет, пока я руковожу республикой, нам всегда удавалось справляться с такими жалобщиками. Только в прошлом году по жалобам в жилищной сфере мы выделили квартиры восьми тысячам человек. А еще пяти тысячам человек мы помогли сделать бесплатный ремонт.

– Здесь жалобы не только по поводу недостатков в жилищной сфере, – сообщил Лигачев. – Много нареканий о работе органов власти и правоохранительной системы.

– Мы готовы и здесь самым беспощадным образом спросить с руководителей: кого надо уволим, а кто заслуживает самого сурового взыскания – с того взыщем. Если я и мои товарищи по работе пообещаем руководству партии, что в течение месяца разберем все жалобы и устраним недостатки, которые в них упоминаются, мы можем рассчитывать на то, что вы отзовете комиссию?

Говоря это, Рашидов смотрел прямо в глаза своему собеседнику, и от него не укрылось, каким растерянным стало выражение его лица. Правда, длилось это всего лишь несколько секунд. После чего Лигачев взял себя в руки и произнес:

– Комиссия уже назначена и я не уполномочен ее отменять.

«Что и следовало доказать, – подумал Рашидов, откидываясь на спинку стула. – Ты всего лишь рядовой исполнитель, несмотря на весь пафос, который пытаешься здесь источать».

Вслух же он произнес следующее:

– Вы собираетесь прислать к нам комиссию накануне сбора хлопка, даже не подумав о том, что это может плохо отразиться на наших показателях. Вы даже не задумываетесь о том, что в этих письмах может быть очень много наветов. Или вы потому и не хотите передать эти письма нам, что боитесь вскрытия этих наветов?

– Что вы себе позволяете? – от возмущения лицо Лигачева даже покраснело.

Но Рашидов не обратил никакого внимания на этот выплеск и продолжил свою речь, как ни в чем не бывало:

– Мы обязаны защищать наших руководителей и дать им возможность спокойно работать. Мы все-таки передовая республика, а не отстающая. Сегодня на сессии Верховного Совета выступал наш товарищ – ветеран войны Саматова, которая сообщила, что за прошедшие два года выпуск промышленной продукции в нашей республике увеличился на десять процентов, а сверх плана ее реализовано более чем на полмиллиона рублей. Помимо этого, мы берем на себя повышенные обязательства по сдаче стране хлопка. Узбекистан должен давать стране именно его, а не, понимаешь… письма.

– Здесь в ЦК очень высоко ценят Узбекистан, – сменив гнев на милость, начал оправдываться Лигачев. – И здесь понимают, что узбекский народ при огромной помощи всей страны совершил поистине подвиг, освоив в прошлом засушливые, пустынные земли, выращивая на них хлопок. И это вовсе не общие, как говорят, дежурные слова, я действительно считаю освоение пустыни народным подвигом. Однако тем более недопустимо, чтобы на самопожертвовании народа паразитировали коррумпированные слои.

– Я и говорю, что конечной целью вашей комиссии должна стать моя отставка, – усмехнулся Рашидов. – Иначе слово «коррупция» вряд ли бы слетело с ваших уст. Однако я хочу сказать следующее.

Рашидов снова подался вперед, после чего продолжил:

– Я с уважением отношусь к моим коллегам по партии – членам вашей комиссии. Но к каким бы выводам они не пришли, я все равно останусь на своем посту, чтобы достойно провести уборочную страду и юбилей города Ташкента.

Когда спустя полтора часа Юрий Андропов слушал этот разговор в записи, он поймал себя на мысли, что Рашидов ни разу за всю беседу не потерял самообладания. Было видно, что он прекрасно осведомлен о тайной подоплеке этого разговора и людях, которые за ним стоят. И своим демонстративным нежеланием уйти в отставку, лидер Узбекистана как бы бросал вызов этим людям. Так мог себя вести только сильный человек, у которого за спиной есть влиятельные союзники. И одним из них был тот таинственный незнакомец, который встречался вчера с Рашидовым в ресторане «Узбекистан».

«Меня одолевает дикое любопытство узнать, кто же скрывается под личиной этого инкогнито, – размышлял Андропов, стоя у окна своего кабинета на Старой площади. – Из каких недр выплыл этот человек: из КГБ, МВД, МИДа или, может быть, отсюда – из ЦК КПСС? В любом случае, пока он существует, Рашидов имеет возможность узнавать наши планы и опережать нас на шаг. Значит, надо еще раз поторопить Лаптева – пусть ускорит процесс поимки этого опасного «крота»».

17 июня 1983 года, пятница.

Москва, Орехово-Борисово, Домодедовская улица, 160-е отделение милиции

– Список не самый внушительный – за сутки можно обежать, – констатировал майор Илья Белоус, изучив фамилии владельцев «мерседесов» голубого цвета, прописанных в Москве.

В этом списке, который начальнику отдела угро только что предоставил Алексей Игнатов, фигурировало всего лишь четыре человека: работник МИДа Максим Ларионов, популярный актер Арчил Гомиашвили, директор универмага Алла Костанди и работник союзного спорткомитета Вячеслав Бровин.

– Учитывая, что актер вот уже третью неделю находится с гастролями в городе Горьком, куда он укатил на своем личном автотранспорте, фигурантов остается всего лишь трое, – внес важное уточнение в размышления начальника Игнатов.

– Тогда почему ты до сих пор здесь, а не бегаешь по Москве в поисках этих фигурантов? – удивился майор.

– Я скинул это дело Васе Зайцеву – он парень молодой и хваткий, – сообщил Игнатов. – А мне бы в это время надо в Харьков слетать на встречу с бывшим директором музея.

– Ты же знаешь, как тяжело теперь стало командировочные выбивать, когда «конторские» в нашей «конюшне» начали порядок наводить, – напомнил Игнатову о сложившейся в МВД ситуации Белоус. – Это, во-первых. А во-вторых – на тебе еще убийство ветерана войны Лиознова висит. Ордена-то его до сих пор нигде так и не всплыли.

– Всплывут, куда они денутся, – отмахнулся Игнатов. – Это же не ордена Ленина или Героя Соцтруда, в которых чистое золото 99-й пробы весом в 29 грамм. Вот с ними сложнее – с них, как известно, снимают эмаль и переплавляют в слитки. А все остальные ордена обычно стараются продать. Да и моя поездка в Харьков не обещает быть долгой – за сутки должен обернуться.

– Скажи уж честно, что хочется обстановку сменить, – отправляя в рот сигарету, заметил Белоус. – Ведь далеко не факт, что твой директор музея владеет какой-то ценной информацией. Как-никак, но с начала войны больше сорока лет прошло.

– Не спорю, но и рубить эту ниточку тоже было бы расточительно. Лучше пусть Вася Зайцев в Москве ее кончик попытается ухватить, а я зайду со стороны Харькова.

– А если я захочу, чтобы Василий вместо тебя туда сгонял? Он, как ты сам говоришь, парень молодой и хваткий.

– Не получится, – покачал головой Игнатов.

– Это почему же?

– Ты же сам говоришь, что с командировочными туго стало. А у Васи молодая семья – жена и грудной ребенок – ему каждая копейка для семейного бюджета дорога. А я мужик холостой и вполне могу пожертвовать своим червонцем на билет до Харькова.

– Неужели кровные отдашь?

– А чего не сделаешь ради дела.

– Было бы дело стоящее, а тут какая-то нэцкэ.

– Во-первых, это окимоно. А во-вторых, она одна несколько сотен тысяч стоит. Заметь, не наших, а долларов. Теперь смекаешь, почему этот боксер с ножичком так энергично бился за эти фотографии? Он явно не хотел, чтобы они к нам попали. Да и потом – не люблю я, когда моих агентов ножом по горлу чикают.