– Извиняюсь, Сергей Львович…
Оля сложила вместе три разворота, протянула:
– Сергей Львович.
– Axa. – Бронштейн поднёс лист к глазам. – Ух ты, это что ж так глухо встало?
– А что вы хотели?
– Ну, я думал, воздух над заголовком будет.
– Никакого воздуха, всё в норме.
– Хорошо.
Бронштейн вышел.
Шамкович заглянул, постучал согнутым пальцем о косяк:
– Здесь, говорят, вёрстку дают?
– Дают. У тебя что?
– Водорезова там, полтора разворотика.
– Где же это?.. – листала Оля.
– С семнадцатой, кажется…
– Вот. Держи. И побыстрей, Сань, если можно.
– Бу здэ…
Шамкович скрылся.
Оля разложила на столе оставшиеся листы:
– Это Коткову, шахматы… так. А это что? Барановские, что ль? А где Баранов? Ба-ра-нов! Где ты?
– Он обедает, – поднял голову Тумаков.
– Отложим. Так… И что, всё? А где же обложки? Не дали? Когда же они дадут?
Тумаков пил чай, читал вёрстку.
Оля встала, потянулась:
– Оооо, господи… целый день согнувшись.
– А ты разогнись.
Она снова села, выдвинула ящик в тумбе стола:
– Норму вот никак не осилю.
– А ты осиль.
Оля вынула пакетик, на котором лежали остатки нормы, стала отщипывать и есть:
– Целый день клюю её, всё не доклюю…
– А ты доклюй.
Тумаков допил чай, отодвинул стакан.
Ярцев опоздал на десять минут – круглые часы на серебристом столбе показывали седьмой час.
Славка и Сашка ждали его на углу возле будки сапожника.
– Здорово. – Ярцев протянул руку. – Зашился я немного…
– А мы уж думали, опять продинамишь. – Славка вяло пожал её.
– Витька-динамист… – ощерился Сашка, сдавил Витькины пальцы. – Наше вам, ударник-передовик… Что эт ты деловой такой? Торчишь?
– Торчу, бля. Со страшной силой. – Витька достал сигареты, протянул.
Закурили. Витька выпустил дым, сплюнул:
– Ну чего молчите? Мне, што ль, опять бежать?
Славка с Сашкой рассмеялись:
– Деятель, бля!
– Деловой, дымится аж…
– А чего, купили, что ль?
Славка укоризненно покачал головой:
– Да, Виктор Кузьмич. Плохо вы о нас думаете. Недооцениваете.
Он распахнул пальто. Во внутреннем кармане торчала бутылка водки.
– Японский бог… – Витька хихикнул. – Ну, молчу!
– Вот-вот. Помалкивайте, Виктор Кузьмич. И гоните хруст с полтиной.
