Город разведённых женщин

– Почему такая красавица грустит поздно ночью в электричке? Может бокальчик шампанского её развеселит?

– У вас есть бокальчик шампанского? С собой? Прям бокальчик? – оп-па, кажется она заинтересовалась.

– Ну, с бокальчиком переборщил, конечно, а вот бутылочка есть, так как?

– Пить из бутылки пошло.

– Согласен, вот если бы у вас было кольцо с алмазом или нитка с одеколоном, то из бутылки можно было бы сделать стакан, – и я рассказал пару историй из своей «полевой» жизни, когда с посудой было туговато и находили, как выкрутиться подручными средствами.

– А вы интересный, – взгляд стал заинтересованный, – давайте ваше шампанское.

Достаю из пакета бутылку, аккуратно открываю, и протягиваю ей. Она протирает рукой горлышко, и отхлёбывает из бутылки, зажмуривается: – Газов много.

Я рассказываю анекдот про хохлушку, которую в Москве пригласили в ресторан и предложили попробовать шампанского, анекдот «бородатый», совковый, но фраза – «А от пива я пердю», её сильно рассмешила. Смеёмся вдвоём, она прихлёбывает шампанское из бутылки, я пытаюсь вспомнить ещё анекдоты.

– Кстати, меня зовут Денис, а вас, прекрасная незнакомка?

– Ира, – щёки её порозовели от выпитого, – вы интересный.

– Давай на «ты»?

– Давай, – она ещё прихлёбывает из бутылки, – ты женат?

– Нет.

– Врёшь, вон след от кольца на пальце, наверное, снял, чтобы не палиться.

– Да нет, разведён, год как, кольцо оставило на пальце след, а семейная жизнь на сердце рану.

– О, да ты поэт.

– Пишу понемногу.

– Почему развелись?

– Так сложилось, много работал, что называется «в полях», постоянные командировки, купили квартиру, родила ребёнка, а когда ребёнок подрос, оказалось что не мой. Пока я деньги зарабатывал, она с другим мужиком их тратила, хорошо совести хватило уйти к нему.

– А ты замужем?

– Нет, разведена, двое детей, бывший муж в тюрьме. Второй раз тоже неудачно – пил, развелась.

– Да, как писал Шолохов – судьба человека.

Через сорок минут мы стояли в тамбуре и целовались. Ещё через двадцать минут мы целовались возле ночного магазина, недалеко от станции, куда зашли, чтобы купить пару бутылок шампанского и коробку конфет. А вот ещё через двадцать минут сидели возле её подъезда на лавочке, пили шампанское, ели конфеты, а я рассказывал анекдоты, она пьяно смеялась, пока грубый голос с балкона не послал нас подальше.

– Пойдём ко мне, – сказала она.

– А как же дети, муж, – сострил я.

– Нет мужа, а дети у мамы, она отдельно живёт, через два дома отсюда.

– Удобно.

– Да, они с папой купили нам квартиру, когда мы поженились с первым мужем, потом папа умер, а маме нравится с внуками возиться, она до пенсии в школе работала.

– То есть ты из интеллигентной семьи?

– Да не особо, папа пил при жизни, часто вылетал с работы, уходил из дома, на маме всё держалось, – она погрустнела, – ладно, пойдём домой.

Мы поднялись на четвёртый этаж. Металлическая дверь, обитая дермантином. Судя по прихожей, в квартире, примерно год назад, был сделан ремонт. Обои не успели выцвести.

– Ремонт недавно закончили? – поинтересовался я.

– Да, полтора года назад, Вася сделал, я его наняла, так и познакомились. Он с Украины, ему гражданство нужно было, поженились, получил гражданство, родила ему дочь, а потом он запил. Когда пил, становился буйным, бил сына, меня…выгнала я его. Он шабашит, иногда деньги на дочь приносит, иногда – нет. Возвращаться не хочет домой, бичует по блатхатам, где нальют, там и приземлится. Развод я оформила, алименты, хотя какие с него алименты, так – дым.

Вижу, что тема для неё не радостная, рассказываю анекдот про чукчей, потом рассказываю про их обычаи и устои, почти год работал в Анадыре. Она заинтересовалась, взгляд потеплел. Допиваем вторую бутылку, опять целуемся.

– Я сейчас, – она убегает в ванную комнату, дверь оставляет приоткрытой.

Слышу, как задернулась шторка, и включился душ, захожу.

– Спинку потереть не надо? – вижу соблазнительный силуэт за шторкой

– Потри.

Раздеваюсь, отодвигаю шторку и становлюсь сзади неё. Она стоит голая, вся в пене, которую смывают тёплые струи воды.

– На, – она протянула мне лохматую мочалку, уже намыленную, – три.

Я начал потихоньку тереть спину, сверху вниз, потом попку, потом ноги. Член стал в боевую стойку. Боже, как она была красива: чуть выпуклая попа, стройные ножки, худые плечи. Я отодвинул её от струи и начал потихоньку, круговыми движениями тереть живот, грудь, шею. Она тяжело задышала. Бросил мочалку, стал гладить её руками, живот, грудь, бедро… в какой-то момент рука скользнула между ног – там всё было горячее и влажное, палец провалился внутрь и она закричала, вернее зарычала:

– А-А-А, давай, давай, – взвизгнула она, поддавая тазом назад, нанизывая себя на мой член, – а-а-а.

Член провалился в горячее и скользкое, я начал поступательные движения, придерживая её за грудь, но она сама стала дергать вперёд-назад тазом так, что практически соскальзывала с члена, а потом нанизывалась снова, пару раз промахивалась и, мне было больно, пришлось направлять член рукой, она застонала, увеличивая амплитуду. Вдруг член дернулся вверх и вошёл в узенькую дырочку между ягодиц, она закричала, упала на колени, развернулась и ударила меня сильно по ноге.

– Бля, зачем в жопу, больно, – выскочила из ванны, схватила полотенце и убежала в комнату.

Я офигевший остался стоять в ванной, член опал.

– Что случилось? – я вышел из ванной комнаты, завернувшись в полотенце, которое висело на сушилке.

Она сидела на разложенном и застеленном диване.

– Ничего, в жопу больно, я же говорила, – слёзы текли у неё из глаз.

– Ничего ты не говорила, всё вышло как-то спонтанно, – подумал я, но говорить об этом не стал, что толку объяснять, что от меня ничего не зависело, всё равно уже не прав, – извини, может мне уйти?

– Останься, завтра уйдёшь, у меня давно не было такого секса.

Я присел на краешек дивана и стал гладить её плечи и шею. Она успокаивалась, я нащупал второй рукой её грудь и пальцем стал нежно водить вокруг соска, который быстро набух и стал твёрдым, грудь тоже поднялась, она тяжело задышала. Я наклонился, поцеловал её шею, потом языком провёл по плечу, она развернулась, я стал целовать её сосок, оставляя мокрые дорожки на коже. Рукой стал гладить внутреннюю часть бедра, перебирая жёсткие волосики возле раскрытой, как бутон розы, красной дырочки. Пальцы нащупали в верхней части этого бутона твёрдую точку, как маленькая пуговка и начали её потихоньку тереть.

– Агр, – она схватила мою голову и воткнулась своим ртом в мой, её язык залез мне в рот, она хрипела, – агр-р-р.

Я, в свою очередь, языком провёл по её верхней губе, вдруг она наклонилась, сорвала полотенце на мне и, мой член провалился ей в рот. Она начала резко трясти головой, при этом больно сжимая яички. Я схватил её за волосы и остановил движения:

– Тихо, тихо. Потихоньку, облизывай, медленней, – руками стал потихоньку задавать темп её голове, она стала его облизывать, причмокивая, а я пальцем потирал её клитор, то проваливаясь пальцами внутрь, то делая круговые движения. Она, причмокивая, застонала. Я, попытался, передвинуть её подальше на диван, она подвинулась, не вынимая член изо рта. Я наклонился и стал водить языком по бёдрам, вокруг вспухшего рубинового бутона, потихоньку трогая лепестки, в какой-то момент, когда язык коснулся клитора, она вдруг громко заорала, вся затряслась, её начала бить крупная дрожь, я успел убрать голову и вставить палец. Прежде чем её бедра сильно сжались, я пошевелил пальцем и они сжались ещё сильнее, как капкан, мне даже в какой-то момент подумалось, что череп мог не выдержать, если бы голова оказалась там.

– А-й-й-я-я-я-я, – она закричала как индеец, не переставая биться в конвульсиях, крупная дрожь то накатывала на неё, то отпускала.

– Н-н-не м-м-могу б-б-больше.

Я откинулся на спину, член так и остался стоять, как шест для палатки. Она ещё минут пятнадцать лежала на боку, периодически, подрагивая. Накатила какая-то усталость, я заснул.

Проснулся я от того, что почувствовал, как кто-то целует меня в губы, потом по очереди соски, затем живот. Я не открываю глаза, пытаясь вспомнить, где я нахожусь, потихоньку мозг проясняется, вспоминаю электричку, девушку, как её? Ира, кажется, неужели я у неё, потом из глубины памяти выползают события прошедшей ночи. Точно, Ира. Приоткрываю один глаз, голый, на кровати, член висит набок, как дохлый, маленький удав, вернее детёныш маленького удава. Потом этот детёныш удава заглатывает рот красивой девушки, член начинает твердеть. Аккуратно, от яичек до головки, она проводит языком. Я понимаю, что сейчас кончу, но молчу. Вдруг извергаю вязкую жидкость, которую она с чмоканьем глотает, продолжая облизывать головку, я понимаю, что сейчас потеряю сознание от экстаза, теперь моя очередь отползать от неё, я пытаюсь перевернуться на спину, но она лижет головку, в голове что-то щёлкает, я кричу.

– Понравилось?

– Очень, минет великолепен.

– Я в ванную, потом приготовлю завтрак, лежи пока.

Мы завтракали.

– Я на работу через два часа, ты иди домой, сам понимаешь, мы с тобой не настолько знакомы, чтобы ключ тебе оставлять, – сказала она.

– Понимаю, а где ты работаешь?

– Официанткой в пиццерии возле вокзала, без образования и с маленькими детьми – хоть так устроиться.

– Во сколько заканчиваешь?

– В полдвенадцатого, пока смену сдам.

– Проводить тебя?

– Проводи, если не занят.

– Так суббота же, выходной. Ты мне очень понравилась, хочу продолжения.

Умылся, оделся, она чмокнула меня на пороге и я пошёл домой досыпать.

Ждал вечера с нетерпением. Достал и погладил парадную рубашку, чувство эйфории переполняло меня, хотелось петь, летать. Так уже было, когда ухаживал за бывшей женой, потом это всё превратилось в нудные будни с постоянными упрёками, что мало зарабатываю, всё не устроено в жизни…, а сейчас всё это ушло куда-то.

Вышел в половину одиннадцатого, заглянул в палатку «Цветы 24». Сначала хотел купить готовый букет, но мелькнула мысль, а вдруг не придёт, поэтому ограничился пятью нежно розовыми розами с крупными бутонами. В одиннадцать двадцать стоял у служебного входа в пиццерию с простым и звучным названием «Кафе Пицца». Она вышла с пожилой женщиной, они перекинулись парой слов, и разошлись в разные стороны. Я догнал её на перекрёстке у светофора:

– Привет.

– А это ты, привет.

– Вот, это тебе, – протянул ей букет.

– Спасибо, я люблю тёмные, но эти тоже красивые.

Меня это как-то немного задело. Я взял пакет из её рук.

– Тяжёлый.

– Вечером остаётся не проданная пицца и салаты, нам разрешают забирать домой. Бармен Кеша кинул сегодня, обычно мы ему чаевые отдаём, а он потом делит их на всех. Чаевых много сегодня было, а он нам копейки дал, сказал, что мало. Допрыгается, сучонок.

Я понял, что настроение у неё не очень.

– Может, в магазин заскочим, шампанского возьмём, вечер тёплый сегодня.

– Возьми водки, устала я, хочу спать.

Мы зашли в магазин. Я купил бутылку водки. Пришли домой, выпили, закусили холодной, невкусной, резиновой пиццей. Она пошла в душ, я подошёл к окну. Внизу под фонарём стоял явно нетрезвый мужик в кепке и смотрел вверх. Увидев меня в окне, как-то обречённо вздохнул, повернулся и побрёл в темноту.

Когда я вышел из душа, она уже спала. Лунный свет падал на её лицо из окна. Лицо расслабилось, стало каким-то хищным, рот полуоткрыт, обнажились мелкие острые зубы, брови нахмурены, меня передёрнуло – что же ей снится? Я лег, приобнял её, она щёлкнула зубами и отвернулась. Я попробовал погладить её по голове, она что-то пробормотала злое и отодвинулась подальше.

Утром проснулся от тихих голосов на кухне. И, хотя кухня через комнату от спальни, слух у меня хороший.

– Ты чего припёрся? – услышал я Ирин голос.

– Так, денег принёс, на Алинку, как обещал, – мужской хриплый голос.

– Это не деньги, а слёзы. Её в садик надо вести скоро, у дочери одежды нет, а ты, сволочь, всё пропиваешь, – очень злой голос.

– Так ведь, где я возьму, работы нет совсем.

– Тебя с работы через месяц выгоняют за пьянку или воровство.

– Я всё продал на родине, деньги тебе отдал, где они?

– Сам же и пропил, а теперь с меня спрашиваешь. Ладно, доедай, оставь рубашку, я постираю и уходи, а то Денис проснётся.

– Новый хахаль твой, хоть при бабках?

– Посмотрим, второй день знакомы.

– Ладно, Ир, я, если что, зайду потом, с Алинкой погулять, может этого… накапаешь мне, здоровье поправить?

– Иди, а то накапаю, на тебя в органы. А насчёт Алинки – помню я, как ты в прошлый раз с ней погулял. Вы с Сёмой пьяные валялись, а ребёнок вокруг вас ходил и плакал, хорошо соседка привела, мудаки.

– Да ладно, больше не буду.

– Иди уж, скотина.

Тихо стукнула дверь в коридоре. Она тихонько вошла в спальню, я прикинулся спящим. Почувствовал, как она достала из трусов моё достоинство и стала облизывать. Непроизвольно член встал, кончил я ей в рот, она всё проглотила, потом сказала:

– Вставай, пойдём, я завтрак приготовила.

Когда я вышел на кухню, то заметил в раковине грязную тарелку и вилку:

– Ты уже позавтракала?

– Нет, тебя жду, – ответила она.

– А это? – указал я на тарелку.

– А, это со вчерашнего вечера, – соврала она, хотя я всё вечером помыл.

Так прошёл месяц. Я приезжал после работы, шёл к ней, если у неё был выходной, либо встречал её после работы. Однажды познакомился с её детьми. Пришёл после работы, во второй комнате, которая оказалась детской (просто она всегда была закрыта, когда мы встречались), сидел за детским столиком на маленьком стульчике мальчик и что-то рисовал, в углу с куклой играла маленькая светловолосая девочка с косичками.

– Привет, – сказал я.

Мальчик оторвал от рисунка глаза, посмотрел на меня серьёзными серыми глазами, и сказал:

– Привет, меня зовут Славик, это Алинка, она маленькая и плохо разговаривает, а ты наш новый папа?

– Не знаю ещё, а сколько их у вас было?

– Мой папка сидит в тюрьме за убийство, папа Толя и папа Витя. Алинкин папа Вася меня бил, ты тоже будешь?

– А за что, ты плохо себя ведёшь?

– Нет, просто бил, потому что мой папа бандит. Поэтому я, когда вырасту, то папу Васю убью и Алинку убью, потому что она вредная, а пока я её бью, когда мама и бабушка не видят.

– Разве можно девочек обижать?

– Можно, папка мамку бил постоянно, заставлял на коленях стоять.

– Вот как, но всё равно, нехорошо девочек бить, их защищать надо. Пойдёмте вечером в МакДональдс, покушаем чего-нибудь вкусного, мороженного, например?

– Дорого по МакДональдсам ходить, лучше пиццу поедим, которую мамка вчера принесла, когда холодная, то говно, а если погреть, то есть можно, – глубокомысленно изрёк ребёнок.

Прошло два месяца. Я, то жил у себя неделями, то у Иры. Иногда гулял с детьми. Славика устроил в кружок рисования, заплатил за четыре месяца вперед, группы были набраны, его водила туда бабушка.

– Славик сказал, что его отец бил тебя.

– Сергей – жёсткий мужик, он тут всё держал. Деньги были, машины менял, квартира на его деньги куплена, вернее покупали, типа, родители, просто, чтобы не светиться перед налоговой. Бил, когда нажрётся, заставлял друзьям его отсасывать…. Терпела, потому что любила.

– А когда вернётся?

– Долго ещё, их за убийство посадили, ему двадцать пять лет дали, выйдет, тогда и будем разбираться. Ты, кстати, не хочешь к нам переехать, а квартиру сдать свою? У меня риэлтор знакомый, поможет.

– Не знаю, можно подумать.

– А чего тут думать, наливай да пей, – пошутила она.

Квартиру я сдавать не хотел, но она постоянно давила, я постоянно обещал подумать и однажды согласился встретиться с риэлтором. Мы пришли ко мне в квартиру, риэлтора звали Ангелина – крупная, разбитная деваха в короткой юбке, с крашенными волосами и бегающими глазами.

– Так, что у нас тут…, тридцать пять метров, кухня – девять, комната – шестнадцать, санузел раздельный. Не против, если я сфотографирую, для будущих клиентов? Рядом с вокзалом, чудно, но цены упали, много предложений. Думаю тысяч пятнадцать, не больше.

Я, честно говоря, удивился, знал, что такие квартиры сдают за двадцать пять, тридцать – не меньше.

– Неужели такой спрос маленький?

– Да, сейчас много квартир сдаётся, поэтому цены упали. Можно, конечно, договориться, чтобы коммуналку жильцы оплачивали. Договор сейчас будем подписывать с агентством?

– Да думаю я ещё пока, не решил.

– Сейчас-сейчас, – встряла Ира, – сбегай пока в магазин, купи бутылочку шампанского, обмыть надо.

Я вышел в подъезд, стал спускаться по лестнице, но вспомнил, что забыл уточнить, какое шампанское пьёт Ангелина, вернулся и услышал разговор:

– Ну что, подруга, как живёшь? – голос Ангелины.

– Да всё так же, Васька достал, всё ходит к Алине, отказать не могу, дочь всё – таки.

– Так ты же его «обула» по полной, он всё продал, деньги тебе отдал, а ты по суду у него ещё и алименты отжала.

– Да, понимаешь, не его это ребёнок, а Толин. Помнишь, перед ним был «коммерс», который «погорел», я от него залетела. Вася появился, когда я уже беременна была.

– Дела… а Сергей, пишет хоть с зоны?

– Пишет… и мне, и Славику. Люблю его до сих пор и жду, когда вернётся. Денег много в адвокатов тогда «влили», может по УДО скостят ему лет пять, постоянно на зону ему «грев» отправляю, посылки.

– А с этим что, как его, с Денисом, кажется?

– А что с ним? Вот квартира есть, влей ему в уши про спрос и предложение, а с жильцами договорись, чтобы ему «пятнашку» и мне «пятнашку», деньги всё равно я буду забирать. А годика через три совместной жизни, с ведением совместного хозяйства, «отожму» у него квартиру эту, суд будет на стороне многодетной матери, соседи подтвердят, что мы с ним жили. Сейчас даже замуж не надо выходить, гражданский брак и всё такое.

– А если соскочит раньше или ребёнка от него родишь?

– Не соскочит, мужикам ведь только секс нужен, а сосать я умею, сама знаешь. Помнишь, Серёга «вечерину» закатил в сауне, мы с тобой и Маринкой тогда четырнадцать мужиков обслужили. А ребёнка от него не хочу, хватит, нарожалась, – она, как-то хрипло и зло засмеялась, – буду, каждое утро, минет ему делать, губы не отвалятся.

– Да, были времена, я тогда за один вечер могла получить больше, чем сейчас за месяц зарабатываю, – сказала Ангелина, – ладно, сейчас «лошок» твой прибежит с шампанским, давай мило улыбаться и говорить о семье.

Я аккуратно прикрыл дверь и пошёл в магазин, который располагался на углу дома, купил бутылку шампанского и вафельный тортик к чаю. Когда вернулся на столе стояли три фужера и три чашки с чаем.

– Я шампанское не буду, – предупредил я, открывая бутылку, – пейте, я чай попью.

– Ну как знаешь, – сказала Ира, подвигая мне чашку с чаем, – а вот мы выпьем.

– Так, ну что, вот договор, давайте подписывать, – сказала Ангелина, когда они допили бутылку.

– Знаете, давайте я договор почитаю, а завтра сам к вам зайду после работы, оставьте мне визитку.

– Ну как знаете, договор стандартный.

– Ну, может, захочу поправочки внести.

– Хорошо, вот моя визитка, звоните, завтра жду.

Она ушла, я взял договор, свернул в трубочку.

– Ну что, пойдём? – сказал я Ире.

– Пойдём.

Когда шли домой, она держала меня за руку, мило улыбалась, постоянно пыталась прижаться, но у меня было к ней какое-то брезгливое чувство, как к бомжу, грязному бомжу, валяющемуся в луже нечистот. Она мило щебетала, что-то там про шубу, машину, а мне хотелось помыть руки с мылом, мне казалось, что даже духи её источают зловоние.

Когда пришли домой, она достала из холодильника холодный салат и куски пиццы, которые бросила на сковородку разогреваться. Я вдруг понял, что никогда не ел в этом доме борща или супа, приготовленного ею – она не умела готовить, совершенно. Как-то попросил приготовить блинчики с мясом, она пошла, купила их в магазине и просто разогрела.

– Слушай, может, картошки пожаришь?

– Сходи тогда в магазин, купи фри.

–А просто, картошки, с луком, жаренной?

–Тебе надо, ты и готовь, и вообще, почему ты не подписал договор?

–Потому что это копейки! Пятнадцать тысяч – это ни о чём, пойду в другую контору, спрошу у них про цены.

–Я уверена, что там они скажут то же самое, – она стала повышать голос, – и вообще, если ты собираешься здесь жить, то должен слушаться меня, отдавать мне всю зарплату, я сама буду решать на что и куда тратить деньги, – она уже истерично орала.

– Хорошо, я не хочу с тобой здесь жить, не люблю, когда на меня повышают голос.

Я встал, оделся и вышел на улицу, где начинался дождь.

Оля

– Привет, как дочь, как мама?

– Не обижайся на неё, она хочет, чтобы всем было хорошо.

– Я понимаю, я тоже хочу, чтобы всем было хорошо.

– Ты всё-таки обиделся.

– Нет, ни капли, лучше поздно, чем никогда.

– Пригласишь к себе?

– Нет, не могу.

– Почему?

– Я обещал твоей маме, что не буду калечить твою судьбу, … именно так она сказала: «Калечить судьбу». Владимир хороший, достойный и обеспеченный человек, а я кто? Голь перекатная.

– Она не это имела в виду.

– Именно это и имела в виду. Я не бизнесмен, у меня нет машины, если ты решишься родить мне ребёнка, то мы будем жить в «однушке» впятером. По мнению твоей мамы, я не способен на поступки, какие только, непонятно. А Владимир скучает по семье, ребёнку, хочет вернуть всё назад, мы это с тобой видели на прошлой неделе.

–Маме звонила Ангелина Степановна, свекровь…, бывшая…, она сказала, что Володенька очень переживает после развода, – она уже почти плачет.

– А я всё порчу своим появлением, понимаю. Тогда у меня предложение: ты берёшь Верочку и переезжаешь ко мне, а мама остаётся в твоей квартире и к нам не приходит.

– Я так не могу…, я не могу бросить свою маму.

– И Володю, который не нагулялся, извини, других вариантов нет.

– Сволочь, сволочь, я заявление на тебя напишу, что ты меня изнасиловал, какая же ты сволочь, Денис!

– Да, наверное, я такой, – не хотелось оправдываться, аргументировать, это могло затянуться в разборку на полночи, а я устал на работе и, просто хотел спать, плюс «червячок» грыз меня изнутри всю неделю.

Я пошёл по направлению к своему дому, а она, рыдая, побежала по улице к своему….

Началось всё неделю назад.

В выходные я обычно отдыхаю дома. Делаю уборку, смотрю телевизор, хожу по магазинам, закупаюсь на неделю продуктами. Иногда, если не лень, иду на какой-нибудь фильм в кинотеатр. Холостякую, одним словом.

В субботу я убрался в квартире, помыл санузел, и решил сходить в магазин, купить пивка и чипсов, чтобы просто тупо посидеть вечерком у телевизора. Ближайший супермаркет находился на соседней улице, надо идти дворами. Осень была в этом году теплая, дождей пока не было. Я накинул ветровку, взял пакеты и пошёл за продуктами. Я взял четыре банки пива, на всякий случай, чтобы потом не бегать, чипсов, хлеба и баварские колбаски, которые очень любил. Работало всего две кассы и стояли длинные очереди к каждой.

Передо мной стояла девушка с тележкой, набитой детским питанием и всякой ерундой, типа распродажных йогуртов и консервов. Невысокая, пухленькая, но не толстая. Здоровенные, голубые глазища, пухлые губки, прямой, небольшой носик, лет двадцать пять – двадцать семь. Она мне очень понравилась, улыбка такая детская, беззащитная. Когда подошла её очередь выкладывать всё на ленту, она уронила рыбные консервы, я поднял, отдал ей,

она мило улыбнулась: – Спасибо…

Я понял, что пропал.

Она долго раскладывала всё по пакетам, потом покатила тележку к выходу. У выхода, когда она стала доставать пакеты из тележки, один порвался, наверное, майонезный пакетик острым углом прорвал, на пол высыпались банки с консервами и хлеб. Я купил два пакета и подошёл ней. Она, чуть не плача пыталась всё собрать в рваный.

– Извините, давайте помогу, – я положил пакет в пакет и мы стали собирать туда продукты, которые высыпались у неё

– Спасибо, – сказала она, когда мы всё собрали.

– Можно, я вам помогу?

– Ой, да что вы, – но я взял у неё два тяжёлых пакета и мы вышли на улицу, – я вот там живу, видите двенадцатиэтажку.

– Пойдёмте. Меня, кстати, Денис зовут.

– Ой, извините, меня Оля, – приятный голосок, звонкий, – мы сюда недавно переехали, с мужем развелись, он купил нам здесь квартиру. Мы с мамой и дочкой живём, Верочке два годика, – затараторила она.

– А почему развелись? Извините за бестактность, если хотите, не отвечайте.