– Ее нашли? – спросила Имали.
Мовиндьюле продолжал смотреть на пустую площадь, засыпанную щепками и битым камнем.
– Нет. Ничего о ней не знаю.
– А ты сам искал?
– Нет.
– Она тебе нравилась.
– Она всем нравилась. А потом повредилась рассудком и решила убить моего отца. Такое не забудешь.
– Но ты по-прежнему хочешь увидеть ее.
– Она, наверное, мертва. – Произнести это вслух оказалось труднее, чем он думал.
– Тело так и не нашли.
Мовиндьюле наконец поднял взгляд на Имали.
– Миралииты не всегда оставляют тела.
Он ожидал увидеть благоговейный трепет, даже страх, но Имали его ответ как будто позабавил.
– Надо же, ты, оказывается, знаток магических поединков.
– Я был в Рхулине с Гриндалом, когда он сразился с Арион.
Улыбка исчезла с лица Имали, однако пожилая фрэя не выказала ни тени страха.
– Страшно было? – по-матерински обеспокоенно спросила она.
Мовиндьюле едва не рассмеялся.
– Было здорово. Гриндал – настоящий мастер. Мне его не хватает.
Имали ничего на это не сказала.
– И как тебе новый наставник? – поинтересовалась она.
– Что?
– Твой отец говорил, ты должен возобновить занятия. Я думала, ты уже начал.
Мовиндьюле ее слова потрясли – он ничего не знал о новом наставнике.
– Мне пора. – Он поднялся.
– Мовиндьюле… – Имали протянула руку.
Он помог ей встать.
– Спасибо.
Принц развернулся, чтобы уйти, но Имали его удержала.
– Я хотела поблагодарить тебя за все, – тихо сказала фрэя и поцеловала Мовиндьюле в щеку.
Месяц назад он бы отшатнулся. Месяц назад он бы отскреб щеку до крови жесткой щеткой. Да только месяц назад он не служил в Аквиле и не удержал здание Айрентенона, пока вокруг бушевал мятеж. Месяц назад он не снискал уважения одного из самых высокопоставленных должностных лиц в городе. Теперь же, спускаясь по лестнице, Мовиндьюле улыбался.
Он ворвался в восточную галерею дворца, где его отец, а также Вэсек, Видар и Тараней устроили незапланированное совещание. Командир Львиного корпуса стоял навытяжку, держа шлем под мышкой, и внимательно слушал Вэсека.
– Я только что узнал, что у меня будет новый… – Единственное, что успел сказать Мовиндьюле, прежде чем получил сокрушительный удар в спину.
– Синна, это же мой сын! – резко произнес фэйн, однако без гнева или осуждения, что неприятно кольнуло Мовиндьюле. – Вряд ли он явился, чтобы убить меня.
Принц застонал. Полы в Тэлваре были выложены мраморными плитами, и при падении он больно ударился локтем и бедром.
– Ладно тебе, вставай. Это всего лишь ветер, а не молния.
Мовиндьюле кое-как поднялся на ноги и метнул злобный взгляд на Синну, впрочем, тот не достиг цели: стражница потеряла к принцу всякий интерес. Если он вернет удар, девчонка вылетит с галереи прямо в воды Шинары – в лучшем случае. Мовиндьюле как следует обдумал стратегию, даже выбрал звуки и движения, которые вызовут хороший мощный шквал, однако отец повысил голос, и принцу пришлось сосредоточиться на разговоре. Он был неприятно удивлен и даже разозлен, что его сбила с ног какая-то ничтожная гоблинша, о которой он ничего не знал вплоть до восстания Серых Плащей. И вообще, она атаковала нечестно. Без предупреждения. Не дав ему времени, чтобы подготовить защиту. Когда она заморозила Вэсека, вспомнил Мовиндьюле, он тоже ничего не услышал, а ведь все это время Синна стояла у него за спиной.
Да, она действительно быстрая. Быстрая и тихая.
– Созови общий сбор Шахди, – приказал Лотиан Вэсеку. – И скажи Касимеру, что я хочу его видеть.
– Шахди? – переспросил Мовиндьюле, встав подальше от Синны. – Зачем собирать целую армию? У нас же есть инстарья.
– Алон-Рист взят, – ответил фэйн. – Нужно воссоздать Паучий корпус. Давненько миралииты не участвовали в военных действиях.
– Алон-Рист… – Либо Мовиндьюле ослышался, либо отец оговорился. Такое бывает. У стариков часто ум за разум заходит. Они забывают, куда кладут свои вещи, путают имена и, хотя помнят события тысячелетней давности, не в состоянии запомнить, что ели на завтрак. Однажды отец назвал его Трейей, спутав со служанкой.
– Прочисти уши, парень, – прорычал Лотиан. – Рхуны окружили крепость и захватили ее.
– Невозможно. Это всего лишь жалкие рхуны, – возразил Мовиндьюле.
– Подозреваю, ими руководят Нифрон и Арион. – Фэйн взглянул на Вэсека.
Тот кивнул.
– Я получаю все новые сведения. Пока нам известно, что гула-рхуны и рхулин-рхуны нахлынули с юга и окружили Грэндфордский мост. Через несколько часов гарнизон инстарья сдался.
– Инстарья не сдаются, – вставил Мовиндьюле. – Они превыше всего почитают битву.
– Ты только раз к ним съездил и теперь мнишь себя знатоком? – пренебрежительно фыркнул Лотиан.
– Нифрон – сын их вождя, – пояснил Тараней. – Возможно, после долгих лет службы на границе инстарья уже не так верны, как раньше, и теперь скорее склонны поддерживать своего соплеменника, чем вашего отца.
Дверь в конце коридора с грохотом распахнулась и тут же закрылась. Послышались крики боли и неразборчивые проклятия.
– Мой фэйн! – раздался голос Хадераса.
– Впусти их, Синна, – приказал фэйн.
Через мгновение дверь отворилась.
Вошли Хадерас и Ригар. Один дылда, другой коротышка, они держались вместе и проводили время главным образом за выпивкой. Оба не миралииты, а потому Мовиндьюле ничего о них, кроме лиц и имен, не было известно.
– Вы посылали за нами, мой фэйн? – спросил Хадерас, потирая ушибленную щеку.
– Мы столкнулись с препятствием, – сказал фэйн. – Я отдал приказ, чтобы инстарья вторглись в Рхулин и уничтожили рхунов. Однако Нифрон переманил их к себе на службу и точно так же, как с Серыми Плащами, заставил поднять мятеж против меня. Он взял Алон-Рист.
Оба фрэя побледнели и выглядели так, будто понимали через слово. Мовиндьюле ни капельки не удивился – что с них взять, они ведь не миралииты. Видимо, отцу придется рисовать картинки; может, тогда до них лучше дойдет.
– Что от нас требуется, мой фэйн? – спросил Хадерас.
– Сын моего соперника украл мою армию и захватил мою крепость. Подозреваю, он задумал отомстить. Как вы думаете, что от вас требуется? Воевать, дуралеи! Мне нужна моя собственная армия! Хадерас, приводи в боевую готовность Медвежий легион, а ты, Ригар, – Волчий легион.
Оба командира застыли от ужаса.
– Наши воины не сравнятся с инстарья в битве, – пробормотал Хадерас.
– Мы не знаем, решатся ли инстарья нарушить закон Феррола, – вставил Вэсек.
– У Серых Плащей не возникало сомнений на сей счет, – отрезал фэйн, удивив резким тоном даже Мастера Тайн.
Советник кивнул, соглашаясь, однако прибавил:
– Я только хотел сказать, что, как воины, они мечтают после смерти попасть в Элисин. Возможно, это удержит их от богохульного греха.
– Не имеет значения, – отмахнулся фэйн. – Кроме того, я приказываю возродить Паучий корпус. Его возглавит Касимер Дель. – Лотиан подождал ответа от Хадераса и Ригара и, не дождавшись, добавил: – Ваши войска будут использоваться в основном для прикрытия, снабжения и наведения порядка. Всю работу возьмет на себя Паучий корпус.
Военачальники кивнули, хотя вид у них сделался еще более растерянный.
– Эту угрозу необходимо остановить, и чем скорее, тем лучше, – продолжил фэйн. – Я хочу, чтобы все было кончено как можно быстрее. Никаких полумер. Никаких поблажек. К весне мне нужно две тысячи воинов, готовых к походу.
– Две тысячи? – изумленно переспросил Хадерас.
– К весне? – уточнил Тараней.
– А что, есть какие-то сложности? – поинтересовался фэйн.
Тараней с отчаянием взглянул на Вэсека.
– Мы предоставили защиту Эриана сословию инстарья. По эту сторону Нидвальдена у нас есть только Львиный корпус и Шахди. Даже если объединить их силы, будет недостаточно, а обучение новобранцев требует времени.
– До весны полно времени.
– Зачем нам вообще нужна армия? – спросил Мовиндьюле. – Мы же миралииты.
– И что ты предлагаешь, мальчик? Стереть врагов в порошок силой мысли? Ты настолько могуществен? – Лотиан не просто сердился, он пребывал в ярости. – Щелкнешь пальцами и заставишь всех рхунов в сотнях миль отсюда исчезнуть с лица земли? Может, твой кумир Гриндал научил тебя этому чудесному умению во время вашей увеселительной поездки в Рхулин? Не тогда ли ему отрубили голову? Что-то твой совет мне не нравится!
Мовиндьюле не ожидал отповеди. Растерявшись, он попятился и наткнулся на Сайла. Отец никогда раньше не разговаривал с ним в таком тоне. Он вообще редко повышал голос. Мовиндьюле испугался, что Лотиан может потерять самообладание и совершить что-нибудь ужасное.
Фэйн прислонился к перилам и несколько минут смотрел вдаль. Никто не пошевелился и не издал ни звука. Даже птицы, казалось, умолкли, чтобы не навлечь на себя неудовольствие правителя фрэев.
Наконец Лотиан повернулся.
– Тараней.
– Да, мой фэйн, – с готовностью откликнулся военачальник.
– Ты наберешь мне новую армию. Воины из Львиного легиона обучат новобранцев для Медвежьего и Волчьего легионов. Сообщи министру Мэтис, сколько доспехов и оружия тебе понадобится. Скажи ей, что с сегодняшнего дня ее сословие обязано в первоочередном порядке заниматься вооружением войска. К весне у меня должно быть две тысячи обученных и оснащенных воинов, готовых к походу на запад. Понятно?
– Да, мой фэйн, – в один голос ответили все.
– Если повезет, они не понадобятся, однако в последнее время удача не на моей стороне.
Вэсек и командиры поспешно удалились, чтобы поскорее приступить к выполнению приказа – или как можно быстрее убраться с глаз фэйна. Мовиндьюле остался с отцом наедине, если не считать Сайла и Синны. Он предпочел бы, чтобы и они ушли, но, конечно же, его желание никак не могло осуществиться. После нападения Серых Плащей фэйн никуда не ходил без телохранителей.
– Ты все еще здесь? Что тебе нужно?
Мовиндьюле вспомнил о новом наставнике, однако новость уже не казалась ему заслуживающей внимания.
– Я хочу поехать, – выпалил он.
– Куда поехать?
– С тобой. Когда войско будет готово, ты ведь встанешь в его главе, не так ли?
Фэйн прищурился и с удивлением посмотрел на сына, точно тот позеленел или заговорил по-рхунски.
– Да. Откуда ты знаешь?
– Догадался. Ты послал туда Арион, и она не справилась. Послал нас с Гриндалом, и мы не справились. Послал великанов – и они тоже не справились. Теперь ты сам проследишь, чтобы все прошло успешно.
Лотиан кивнул.
– Я желаю поехать с тобой.
– Зачем?
Мовиндьюле собрался было объяснить, что хочет отомстить за смерть своего кумира, но потом передумал. Лотиан, скорее всего, убежден, что он сам – кумир своего сына. Посему принц изменил тактику.
– Фрэи нечасто воюют. Если однажды я стану фэйном, я должен побывать на войне, чтобы понять, что это такое. Когда ты был молод, твоя мать взяла тебя на битву при Мэдоре. Поэтому ты знаешь, как нужно воевать. Если я не поеду, если пропущу возможность поучаствовать в битве, откуда я узнаю, как подавлять мятежи?
Лотиан взглянул на сына, будто его слова удивили или расстроили его, перевел взгляд на окно, потом вновь посмотрел на Мовиндьюле.
– Похвально. Ты, конечно, понимаешь, что если меня убьют на поле боя, ты станешь фэйном, самым молодым за всю нашу историю, – разумеется, если одержишь победу в поединке с тем, кто осмелится протрубить в рог. Ехать со мной рискованно. Ты можешь погибнуть.
– Я не боюсь.
– Вижу, что не боишься. Ты слишком молод, чтобы бояться смерти. Ты вообще не представляешь, что можешь погибнуть, а если и думаешь о собственной гибели, она видится тебе героическим подвигом, который позволит занять место в истории. – Лотиан потер ладони. – Жизненный путь, Мовиндьюле, похож на подъем в гору. Чем выше поднимаешься, тем дальше видишь. Иногда приходится оглядываться, и с высоты тебе открывается пройденный путь: дороги, которые ты выбрал и которые по глупости отверг; тупики, которые тебе удалось миновать, скорее по счастливому стечению обстоятельств, чем благодаря мудрости и прозорливости. А еще ты видишь тех, кто следует за тобой и принимает те же самые необдуманные решения. С высоты своего положения ты замечаешь их ошибки, которые им не ведомы, потому что они находятся ниже, чем ты. Ты мог бы предупредить их, но они не станут слушать. Они знают, что твой путь привел тебя на вершину, и уверены, что если пойдут тем же путем, то попадут туда же.
Лотиан смотрел Мовиндьюле прямо в глаза, словно ожидая ответа, но принц не мог взять в толк, о чем говорит отец. Пустая старческая болтовня. Старики часто рассуждают о том о сем без всякого смысла. Должно быть, им нравится слушать звук собственного голоса.
– Хорошо, можешь поехать со мной, – разочарованно произнес фэйн. – Хочешь увидеть войну, будь по-твоему.
Мовиндьюле улыбнулся.
– Хотя без должного образования от тебя не будет никакого проку.
Улыбка принца тут же увяла.
– Я записал тебя в Академию Искусства.
Новый наставник – само по себе плохо, но это… это не укладывается ни в какие рамки.
– В Академию? – ошарашенно переспросил Мовиндьюле. – Но она же для… я ведь принц. Я не могу ходить в общественную школу.
– Можешь и должен. – Фэйн шагнул к сыну. – Тебе нужно как следует овладеть Искусством, а прежние наставники не справились с этой задачей.
– Но почему Академия? – Мовиндьюле с ужасом представил, что ему придется практиковаться, выполнять дурацкие задания, да еще и перед всем классом. – Как могу я, твой сын, ходить в школу Искусства? Это… неправильно.
– Неправильно? Ты ведь знаешь, что такое Академия?
Мовиндьюле закатил глаза.
– Я знаю, что это неподходящее место для сына фэйна.
Лотиан засмеялся.
– Тебе известно, как она была создана?
Принц задумался. Конечно, ему следовало бы такое знать, но он почему-то не знал. Судя по тону отца, Мовиндьюле пропустил что-то очень важное.
– Нет, – признался он.
Лотиан испустил легкий вздох, который Мовиндьюле не смог истолковать. Отец не выглядел расстроенным или рассерженным, скорее, неприятно удивленным.
– Школу основал Пиридиан.
Фэйн выжидательно посмотрел на Мовиндьюле, и тот занервничал.
– Ради Феррола, ты что, не знаешь, кто он?
Принц медленно покачал головой. Ему не нравилось, что Сайл и Синна слушают их разговор. На Сайла ему наплевать: болван и солнца от луны не отличит. А вот Синна – другое дело. Мовиндьюле не хотелось выглядеть перед ней дураком, а именно так он сейчас и выглядел.
– Мовиндьюле, – произнес фэйн. – Искусство принадлежит нам.
Похоже, отец просто издевается надо мной.
– Я знаю, что оно принадлежит нам, как и другим фрэям.
– Да нет же! – Лотиан вскинул руку, заставляя сына замолчать. – Оно принадлежит не фрэям, а нам с тобой. – Он указал на себя и на Мовиндьюле. – Наша семья изобрела Искусство. Первой его применила твоя бабушка. Она учила ему других один на один или в маленьких группах. Такое обучение было медленным, несистемным, неэффективным. До Пиридиана никто даже не задумывался о том, чтобы упорядочить процесс. Он построил Академию с помощью Искусства, точно так же, как Фенелия создала Авемпарту. Пиридиан обучил целое поколение фрэев, научил их, как преподавать Искусство, и назначил наставниками в Академии. Гриндал и Арион учились у него.
Мовиндьюле было наплевать на Изменницу, но…
– Он учил Гриндала?
– О да.
– А… я что-то не припомню… я когда-нибудь видел Пиридиана?
Фэйн покачал головой.
– Он умер до твоего рождения. На самом деле, ты появился на свет исключительно из-за его смерти, потому-то я и удивлен, что ты ничего о нем не знаешь.
Мовиндьюле бросил косой взгляд на Синну в уверенности, что отец специально унижает его.
Заметив это, Лотиан снова покачал головой.
– Поверь мне, ты здесь ни при чем. Виноват я сам. Нужно было рассказать тебе раньше.
– Почему? Кто такой этот Пиридиан? – воскликнул Мовиндьюле.
– Твой брат.
Глава 6
На втором месте
Этой зимой были посеяны семена новой жизни. Воины учились воевать, кузнецы учились ковать, люди учились жить в домах, а не в землянках, а я училась писать. Человеческая цивилизация зародилась под снежным покровом за каменными стенами.
«Книга Брин»Маленькое оконце в двери приоткрылось. Как в прошлый, и в позапрошлый, и в позапозапрошлый разы часовой заученно произнес: «Назови свое дело», а потом, непонятно зачем, повторил то же самое по-фрэйски.
– Я пришел, чтобы поговорить с Персефоной, – сказал Рэйт.
– Назови свое имя и изложи свое дело к госпоже кинигу.
– Мое имя тебе и так известно.
– Отказ отвечать приравнивается…
– Меня зовут Рэйт, и я разговариваю с тобой только потому, что хочу поговорить с ней.
– О чем?
– Тебя не касается.
Окошко вновь затворилось, но Рэйт не уходил. Он ждал.
Проведя в Алон-Ристе восемь месяцев, Рэйт чувствовал себя очень одиноким, хоть и жил в перенаселенном городе. Он и не предполагал прежде, что в одном месте может собраться столько людей. Сначала он винил во всем снег. По узким улочкам было не пройти, жители заперлись в своих домах, общие сходы прекратились. К весне Рэйт понял – снег тут ни при чем.
Что еще хуже, он все время мерз. Для человека, выросшего в убогой хижине, отапливаемой кизяком, высокие мраморные чертоги Риста оказались на удивление холодными. От навоза есть польза, он дает жизнь. А от камня один только холод. Зима, проведенная в Ристе, заставила Рэйта едва ли не с умилением вспоминать юность в Дьюрии. Впервые за долгое время на улице потеплело. Снег почти сошел; его можно было заметить только под мостами или в темных переулках. Вновь запели птицы, на ветвях набухли почки, из-под земли показались первые цветы. Рэйту не нравилось то, как идут дела в Алон-Ристе. Впрочем, его мнение все равно ничего не решало, ведь он оставался вождем лишь для одного человека. Точнее, для двух, если считать Малькольма, но Рэйт намеренно его не учитывал: теперь, когда бывший раб вернулся домой, в Рист, Рэйт сомневался в его преданности. Малькольм ничего особенного не говорил и не делал, однако дьюриец нутром чувствовал, что их отношения изменились.
Он прислонился к бронзовой двери, ведущей во внутренние помещения Кайпа, и тут же отшатнулся – металл слишком нагрелся от солнца. Рэйт прошел на другой конец арочного моста и, перегнувшись через перила, посмотрел вниз. Высоко отсюда падать. Далеко внизу виднелись красные черепичные крыши, похожие на россыпь спелой клюквы. Взглянув на восток, Рэйт увидел каменистое нагорье и Долину Высокое Копье, где полегли его братья. На юге – Развилка, там похоронен его отец. До родной деревни рукой подать, но огромный купол закрыл Рэйту обзор, и он не смог разглядеть место, где погибли его мать и сестра. Почти со всех сторон его окружала смерть.
Вернувшись к двери, Рэйт снова постучал.
Оконце отворилось.
– Чего надо?
– Я жду.
– Тебе назначено?
– Просто скажи Персефоне, что я здесь, ясно?
– Какое ей дело до тебя?
– Я ее друг.
– И что?
– Что значит «и что»? – переспросил Рэйт.
– Ровно то и значит. Госпожа киниг очень занята. Если я не узнаю, какова цель твоего визита, я вообще не буду ей докладывать.
– Что еще за визит? Я просто хочу с ней поговорить.
– Как раз визит и есть. Хочешь узнать о безопасности Алон-Риста и поэтому отказываешься изложить мне суть дела? Если так, то я могу тебя заверить: руководство цитадели наделило меня всеми полномочиями, так что можешь смело раскрыть мне эту информацию.
Большую часть слов Рэйт не понял, хотя стражник говорил по-рхунски.
– Слушай, я просто… просто хочу поздороваться.
– Если у тебя все, то я ей передам. Для этого нет необходимости беспокоить кинига.
– А еще я хочу спросить, как у нее дела.
– А, значит визит вежливости?
– Ну… видимо, да.
– Прошу подождать.
Окошко захлопнулось.
Рэйт отошел от раскаленной двери. Интересно, внутри так же жарко? Если да, то все ясно: у стражника просто мозги спеклись.
Рэйт снова вышел на мост, но на сей раз посмотрел вверх. Кайп представлял собой массивное каменное здание такой же высоты, как и Верентенон. Внутрь вела всего одна дверь, а окон не имелось вовсе, за исключением узких бойниц на самом верху. Кайп считался наиболее защищенным местом в крепости. Тем, кто возжелает захватить его, придется пересечь мост Грэндфорд, пробить огромные ворота, миновать нижний внутренний двор, подняться на холм, а потом вступить в ближний бой на узких городских улочках. И только после всего этого атакующие смогут подобраться к самой крепости, которую защищает еще одна стена и еще одни бронзовые ворота. За ними – верхний внутренний двор с казармами, тренировочными площадками, кожевенными мастерскими, кухнями, кузницами и конюшнями. Оттуда начинается узкая крутая лестница, ведущая к Верентенону. Захватчикам придется преодолеть смертельно опасный подъем, покружить по террасам и галереям Верентенона, чтобы добраться до длинного моста, на котором стоял Рэйт. А еще дальше, позади Кайпа, за очередным мостом находится легендарный Спайрок – невероятно высокая сторожевая башня из камня и стекла, самое неприступное здание во всем Алон-Ристе. После восьми месяцев неудачных попыток Рэйту ни разу не удалось зайти дальше того места, где он стоял сейчас. Он не мог проникнуть в Кайп, не мог пройти через бронзовые ворота.
Окошко снова отворилось.
– Госпожа киниг не может тебя принять.
Прежде чем Рэйт успел вымолвить хоть слово, окошко захлопнулось. Послышался лязг металлической задвижки.
На лугу, покрытом пятнами засохшей грязи, полсотни мужчин колотили друг друга палками. Нескольким счастливчикам, проявившим способности к обучению, позволили тренироваться настоящим оружием, но большая часть воинов была вооружена деревянными мечами. Новобранцы постепенно приобретали нужные навыки: еще пару недель назад здесь слышались в основном шлепки от ударов палкой по телу, перемежаемые вскриками и проклятиями. Этим утром над тренировочным полем раздавался сухой треск дерева о дерево, изредка прерываемый торжествующими возгласами.
– Видел ее? – спросил Малькольм, приметив Рэйта, спускающегося по ступеням.
– Похоже, она принимает ванну.
Малькольм и Сури нежились на солнышке, полулежа у лестницы, точно пара ящериц, греющихся на камне. Запрокинув голову, Малькольм покосился на Рэйта.
– Тебе что, опять дали от ворот поворот? Ты сказал, что ты вождь?
– Можно подумать, никто не знает. – Рэйт уселся на нагретое солнцем пятно напротив Сури.
Как приятно купаться в теплых лучах. Некоторые вещи начинаешь ценить по-настоящему, только когда их лишишься.
– Ты уверен?
Рэйт кивнул, не сводя глаз с тренировочного поля. Ближе всех к нему были земледелец Вэдон и молодой гула-рхун. Гордость не позволяла взрослым северянам учиться воинскому искусству у фрэев; тем не менее они отправили на обучение мальчиков и юношей, а те показывали старшим приемы, заученные на тренировках. На взмокших от пота новобранцах были одни лишь набедренные повязки. Лучших бойцов выделяло количество травы, прилипшей к спинам их соперников.
– Он нарочно это делает, – мрачно произнес дьюриец.
– Кто?
– Нифрон, – ответила за Рэйта Сури.
Она лежала как мертвая, закрыв глаза и скрестив руки на груди.
Малькольм взглянул на девочку, потом на Рэйта.
– Нифрон был там?
– Нет… вряд ли. Я видел только глаза и нос. Но я точно знаю, стражник не пускает меня по его приказу. Он хочет убрать меня с дороги. Боится соперничества.
– Думаешь, он?.. Думаешь, Нифрон неравнодушен к Персефоне?
Рэйт скривился.
– Разве не ты говорил мне, что фрэи не так уж сильно отличаются от людей?
– Я не говорил, что такое невозможно. Мне просто непонятно, с чего ты взял, что он интересуется Персефоной.
– Потому что у Нифрона шерсть встает дыбом при виде Рэйта, – опять вмешалась Сури.
– Шерсть встает дыбом? – хмыкнул Малькольм.
– Как у барсука на охоте. Он принимает защитную стойку и пытается напугать каждого, кто к нему сунется. – Малькольм снова хмыкнул, и Сури добавила: – Я бы не стала смеяться над барсуком. Они вообще шуток не понимают, уж поверьте.
– Каждый раз, когда я вижу Персефону, этот фрэй ошивается поблизости. Я не могу и минуту побыть с ней наедине. Они сидят вместе на каждом пиру и на каждом собрании совета.
– В последнее время он стал заканчивать за нее предложения, ты заметил? – спросила Сури, открыв глаза и заслоняя их ладонью от солнца.