Раз уж человек получил душевный покой, то наверняка он его достойно заслужил, настало время, и однажды был награжден этой бесценной наградой свыше, наградой, что называется, брат, душевный покой…
Спокойствие, мой дорогой читатель, то есть высшая награда человеку грешному, который уверен, что придя однажды к Господу своему, не станет стыдиться или корчиться в муках о том, что сотворил да и скрыл, нет, он, раскаявшись, выкупил грех перед своей личной совестью, это во-первых, а посему, во-вторых, сможет встать и, чистой душой положившись на справедливость весов правосудия Божиего, смело выслушать свой приговор, каковым бы он ни был.
Все это домыслы об идеале, мой дорогой друг, а как оно будет на самом-то деле, не знает никто, а посему давайте вернемся к нашему герою Гарри, которому до душевного спокойствия еще долгий и не только тернистый путь предстоит.
Пусть все уйдя уйдут, я сам с собой останусь
Да разберусь, куда чего и как расположить,
Покаяться в неистовой молитве, преклоняясь
Пред собою, свою душу загрязненную отмыть.
Глава 2
Всю последнюю неделю в Манчестере он прожил у менеджерки на правах любовника, и надо сказать, ему это почти что понравилось, такое вроде безоблачное существование… но вот именно что существование.
О да, она, безусловно, была женщина-вамп, несомненно, секси, но жить в таких условиях вроде мальчика-игрушки его душа ну просто не соглашалась.
Кроме что нескольких дней и исключительно ради уважения к чувствам женщины, как бы расплачиваясь за все ее предложения: и бракосочетание, и на работу устроить, так ведь, к сожалению, это невозможно, да уж если и было бы все это реально да имей он нужные документы, так и тем более не жил бы в клетке, не скитался бы где попало и не искал бы случайной работы, а устроился бы сам, Гарри любил свободу, да и кто же ее не любит…
Зная о том, что в конце недели уезжает в Шеффилд и будет тут появляться уже только по выходным или вообще не приедет, попав на новую волну приключений, которыми веяло не на шутку, его душа снова трепетала в предвкушении радикальных перемен.
Благодаря этой оптимистической ноте ветра скорых перемен он выкинул из головы все дурные мысли и делал Шейлу счастливой снова и снова…
Ну не может ведь себя уважающий джентльмен обидеть настоящую леди отказом… тем более когда она столь хороша и жаждет прям-таки брутального секса, а он, словно застоявшийся жеребец, готов был к старту безумной скачки со всякого места и в любое время суток…
Этот котел феерической страсти кипел, бурлил целую неделю, выкачивая все возможные соки из обоих партнеров, ибо на каком-то интуитивном уровне, что ли, они оба все-таки знали, что их роман обречен на печальный конец и уже не продолжится, им стоит лишь только расстаться.
Они не ошибались.
Ден вел машину за гранью риска, на опасной скорости по дороге из Манчестера в Шеффилд, название которой, буквально переведенное на русский язык, звучало бы как «Змеиная тропа», что красноречиво говорило само о себе.
На самом деле по траверсу горного ландшафта еще в древние времена построенная автодорога и вправду напоминает путь змеи, там поворот на повороте аж до трехсот градусов, заворачивая, петляет черной лентой неширокого, но идеального асфальтного покрытия, собой соединяя два совершенно разных по своей структуре города.
Если Манчестер является индустриальным урбан-мегаполисом, то Шеффилд в наши дни прослыл спокойным живописным студенческим городком, еще в восьмом веке от рождения Христова расположившимся на семи холмах Йоркширского графства.
Будучи когда-то высоко развитым центром металлургической индустрии, город славился своими сталеварами, первыми на планете, как гласит местная легенда, благодаря его величеству случаю изготовившими сплав, позже названный нержавейкой, а то есть Stainles steel Sheffield.
Говорят, что чисто случайно, по ошибочке некоего подмастерья, в кипящее железо было добавлено небольшое количество хрома, ну и осознав свой промах, горе-юноша втихаря вывез уже отлитую консоль на свалку брака, ну и время само собой пошло своим ходом, а выкинутая на улицу чурка пролежала под открытым небом несколько лет, но когда решили переплавить бракованные слитки, то по ходу дела и нашли ту самую «бракованную деталь», а та среди других полностью ржавых железяк лежала, играя бликами солнца на своей не тронутой окислением поверхности.
Так вот, судя по преданию, именно так, мол, и родилась на белый свет нержавеющая сталь, чем гордился город Шеффилд на протяжении вот уже столетия.
О нержавейке, может быть, и правда, но во второй половине двадцатого века работы по добыче железной руды в тех краях были свернуты, шахты закрыты, и похоже, что навсегда, а с тем же сами по себе позакрывались и металлургические предприятия.
Шеффилду привычная тяжелая индустрия была обречена, и из-за этого, конечно, пострадало немало народу, поколениями занятого исключительно кузнечным ремеслом, но зато вскоре там развернулся крупный университет, так что теперь вместо вечно угрюмых и чумазых сталеваров по ухоженным улицам города гуляют веселые студенты да серьезные профессора, потирая линзы очков по утрам, смирно стоят на остановках местного трамвая, который практически беззвучно доставляет их в расположение учебного заведения, чтобы те могли бы сеять семя науки на бескрайние поля свежего мозгового потенциала подрастающего поколения разношерстных иммигрантов, коими буквально кишит все Соединенное Королевство.
Об этом всем Гарри пока что, конечно же, не знал, да и какое отношение он мог бы иметь к высшим учебным заведениям, располагая фальшивым паспортом в кармане, да еще и на чужое имя, какое, к черту, учение, когда надо то и дело думать о выживании в столь экстремальных условиях.
Ягуар вырвался из змеиного пути и, на финишной прямой показывая свои полные достоинства, положил-таки стрелку спидометра аж на последнюю отметку, что довольно серьезно превышало разрешенный лимит, дающий о себе знать с мимо мелькающих табло дорожных знаков, на скорости две с половиной сотни километров в час.
Сразу заметив, что Ден водит машину не понаслышке, а сугубо по опыту, он спокойно сидел на пассажирском сидении, невольно признаваясь себе, что все-таки не для слабонервных вот такая вот езда по ночной извилистой дороге, да еще сидя, по россиянину привычным нормам вроде и на сидении водителя, но безо всяких возможностей управления транспортным средством.
– Слышь, ты так ездишь каждую ночь с работы домой или только ради меня, так сказать, понты колотишь, исключительно этот раз устроив, блин буду, «Формулу-1», пусть я и сам водитель, но черт возьми, это был конкретный полет, – Гарри, полный адреналина, не смог воздержаться от оценки поездки.
– Ну как тебе сказать, если ехать по знакам, то это займет один час, а я проезжаю то же расстояние за сорок пять, бывает, сорок минут, как вот этот раз, например. Учитывая одну немаловажную деталь, что езжу я по этой дорожке уже восемь с лишним лет, ежедневно туда и еженощно обратно, наверно, можно меня понять, но пробовать побить мои рекорды, не имея опыта, не советую, – он добродушно засмеялся, – пошли в дом, чаю попьем.
– Семья, две дочки на выданье – невесты уже, ну вот так и живу, понемногу старея, жизнь – она супербыстрая штука, не знаю, заметил ли ты уже этот нюанс или, может, пока еще и нет, об этом начинаешь задумываться, когда начинают появляться морщины и портиться зубы, черт, завтра снова к зубнику подаваться.
– Да уж, у меня было, дело прошлое, но повезло, еще недавно дантистка в качестве любовницы была, какая женщина, мечта бродяги, честно говорю, а как работала-то – это не передать. Доктор от Бога, да я и не почувствовал, как целых девять зубов отремонтировались словно по мановению палочки доброй феи.
– Да, но разницы, наверно, уж мало, кто бы тебе зубы ни сверлил, все равно неприятно иметь с этим дело.
– Ну не скажи, я на том кресле сидел бы остаток своей жизни, лишь бы она ковырялась в зубах.
– Гарри, ты неисправимый романтик, вот, располагай свои вещи, сам ложись и подумай о том, что потерял, я тебе, брат, уж точно не завидую, не дай бог попасть в такую ситуацию.
– Еще бы завидовал, да я сам не понимаю, как так карта легла, что оказался за бортом корабля под названием «Жизнь», вроде и начиналось все как у людей, хотя по большему счету так и не помню, чтобы у меня все было бы как у всех, я же нет-нет, а хоть что-нибудь да напортачу, и далеко не по мелочам.
– Да, но не думай только, что ты один страдалец на свете, тебе можно еще и позавидовать: молодой, сильный, красавец, ты не пропадешь, выше нос, ковбой. Пора на боковую, вот твоя софа, одеяло, там туалет, располагайся, давай до утра, завтра много дел – понедельник.
– Спокойной ночи, старина Ден.
Он уважал большого, с его самого ростом, чернокожего добряка.
«Надо же, несколькократный обладатель чемпионских титулов по карате, а стоит на дверях клуба, вот и пойми их, ну да, а меня кто-то мог бы понять…
Да вообще-то чего бы и не стоять, за четыре часа сто фунтов платят, при галстуке, и народ туда собирается солидный, чудо, не работа, но не судьба ведь, ну что ты будешь делать.
Очередной чужой дом, софа и где-то тикают часы, идет наше время», – задумался, погружаясь в сон, Гарри.
«Как много чужих домов еще надо будет пройти, бродя вот так по белу свету… практически без цели, не имея определенного плана наперед, а то есть просто существуя день ото дня как придется, так и будет – бродяга… чего тут добавить, и вправду мне не позавидуешь, так, может, это и хорошо, завистников не будет… благо в отличие от некоторых, пусть и в чужой стране, доме и не в своей постели, но все же могу еще посмеяться сам над собой».
Проснулся он спозаранку с затекшей шеей от неудобного ложе и, одевшись в спортивный костюм, вышел на улицу с целью пробежки по свежему воздуху.
Не зная, не ведая вообще, в какую сторону лучше податься в этом совершенно чужом ему городе, выбрал направление на восток, где уже появлялась заря, размеренным бегом он углубился в парк, что начинался в конце улицы еще спящего квартала.
Пробежав минут десять по тропинке, вьющейся между вековыми деревьями, он оказался за парком и за городом, у подножья похожего на заповедник холма, из-за которого как раз и собиралось показаться солнце.
Продолжая бежать по той же тропинке, что привела его к подножию горы, а потом, виляя между кустарником, потянулась к вершине, он задумался о том, что место вполне интересное и неплохо бы остаться да пожить где-то неподалеку, чтобы вот так бегать по утрам на свежем воздухе через старинный парк навстречу рассвету.
Подъем до плато общей сложностью занял не более четверти часа, последних метров двадцать из пологого переходя в достаточно крутой взлет, тропинка виляла сквозь густые заросли можжевельника, а когда его взору открылось поле, на плоской, словно гигантским ножом специально срезанной вершине холма, он опешил.
Высокогорный луг, покрытый густой травкой, скошенной вроде той, что на футбольной площадке, но размером не менее четырех стадионов, перед его глазами паслись тысячи кроликов, спокойно завтракая сочными побегами, видимо, ими любимой зелени, он замер от сюрприза, дарованного ему природой.
Там были все поколения ушастых, от мала до велика, наверно, тысячи особей.
Тихо стоя на крутой тропинке так, что глаза его были как раз на уровне поля, ему удалось не спугнуть диких кролей.
Простояв пару минут любуясь видом дивной природы, он тихонько уселся в позу лотоса так, чтобы, наблюдая, не потревожить длинноухих хозяев этого луга, и, повернувшись лицом к востоку, ушел в медитацию, встречая восходящее солнце, что медленно выползало из-за горизонта с той стороны, где остались все его любимые: от детей до женщин, родного дома, матери и вообще им недавно покинутой Родины.
